III. ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ. АПРИОРИЗМ

Философия, — по г-ну Дюрингу, — есть развитие высшей формы осознания мира и жизни, а в более широ­ком смысле она обнимает принципы всякого знания и воли. Везде, где человеческое сознание имеет дело с ка­ким-либо рядом познаний или побуждений или же с какой-нибудь группой форм существования, — принципы всего этого должны быть предметом философии. Эти принципы представляют собой простые — или предпола­гаемые до сих пор простыми — элементы, из которых может быть составлено все многообразное содержание знания и воли. Подобно химическому составу тел, общее устройство вещей также может быть сведено к основ­ным формам и основным элементам. Эти последние элементы или принципы, будучи раз найдены, имеют зна­чение не только для всего того, что непосредственно известно и доступно, но также и для неизвестного и не­доступного нам мира. Таким образом, философские принципы составляют последнее дополнение, в котором нуждаются науки, чтобы стать единой системой объяснения природы и человеческой жизни. Кроме основных форм всего существующего, философия имеет только два настоящих объекта исследования, а именно — при­роду и человеческий мир. Таким образом, для упорядочения нашего материала совершенно непринужденно получаются три группы, а именно: всеобщая мировая схематика, учение о принципах природы и, наконец, уче­ние о человеке. В этой последовательности заключается вместе с тем известный внутренний логический поря­док, ибо формальные принципы, имеющие значение для всякого бытия, идут впереди, а те предметные области, к которым эти принципы должны применяться, следуют за ними в той градации, в какой одна область подчи­нена другой.

Вот что утверждает г-н Дюринг — и почти сплошь в дословной передаче.

Стало быть, речь идет у него о принципах, выведенных из мышления, а не из внешнего мира, о формальных принципах, которые должны применяться к природе и человечеству, с которыми должны, следовательно, сообразоваться природа и человек.

«АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ I: ФИЛОСОФИЯ

Но откуда берет мышление эти принципы? Из самого себя? Нет, ибо сам г-н Дюринг гово­рит: область чисто идеального ограничивается логическими схемами и математическими формами (последнее, как мы увидим, вдобавок неверно). Но ведь логические схемы могут относиться только к формам мышления, здесь же речь идет только о формах бытия, о фор­мах внешнего мира, а эти формы мышление никогда не может черпать и выводить из самого себя, а только из внешнего мира. Таким образом, все соотношение оказывается прямо проти­воположным: принципы — не исходный пункт исследования, а его заключительный резуль­тат; эти принципы не применяются к природе и к человеческой истории, а абстрагируются из них; не природа и человечество сообразуются с принципами, а, наоборот, принципы верны лишь постольку, поскольку они соответствуют природе и истории. Таково единственно ма­териалистическое воззрение на предмет, а противоположный взгляд г-на Дюринга есть идеа­листический взгляд, переворачивающий вверх ногами действительное соотношение, конст­руирующий действительный мир из мыслей, из предшествующих миру и существующих где-то от века схем, теней или категорий, точь-в-точь как это делает... некий Гегель.

Действительно, сопоставим «Энциклопедию» Гегеля³⁵ и все ее горячечные фантазии с дюринговскими окончательными истинами в последней инстанции. У г-на Дюринга мы име­ем, во-первых, всеобщую мировую схематику, которая у Гегеля называется логикой. Затем мы имеем у обоих применение этих схем — соответственно, логических категорий — к при­роде, что дает философию природы; наконец, применение их к человечеству — то, что Ге­гель называет философией духа. Таким образом, «внутренний логический порядок» дюрин-говской «последовательности» приводит нас «совершенно непринужденно» обратно к «Эн­циклопедии» Гегеля, из которой этот порядок заимствован с верностью, способной тронуть до слез вечного жида гегелевской школы — профессора Михелета в Берлине³⁶.

Так бывает всегда, когда «сознание», «мышление» берется вполне натуралистически, про­сто как нечто данное, заранее противопоставляемое бытию, природе. В таком случае должно показаться чрезвычайно удивительным то обстоятельство, что сознание и природа, мышле­ние и бытие, законы мышления и законы природы до такой степени согласуются между со­бой. Но если, далее, поставить вопрос, что же такое мышление и сознание, откуда они берут­ся, то мы увидим, что они — продукты человеческого мозга и что сам человек — продукт природы, развившийся в определенной среде и вместе с ней. Само

ГЛ. III: ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ. АПРИОРИЗМ

собой разумеется в силу этого, что продукты человеческого мозга, являющиеся в конечном счете тоже продуктами природы, не противоречат остальной связи природы, а соответствуют ей³⁷.

Но г-н Дюринг не может позволить себе такой простой трактовки вопроса. Ведь он мыс­лит не только от имени человечества, что уже само по себе было бы немаловажным делом, а от имени сознательных и мыслящих существ всех небесных тел.

В самом деле, «было бы принижением основных форм сознания и знания, если бы мы, прибавив к ним эпи­тет «человеческие», захотели отвергнуть или хотя бы только взять под сомнение их суверенное значение и без­условное право на истину».

Таким образом, дабы не появилось подозрение, что на каком-нибудь другом небесном те­ле дважды два составляет пять, г-н Дюринг лишает себя права называть мышление «челове­ческим» и вынужден поэтому оторвать его от единственной реальной основы, на которой мы его находим, т. е. от человека и природы. Вследствие этого г-н Дюринг безнадежно тонет в такой идеологии, которая превращает его в эпигона того самого Гегеля, которого он обозвал «эпигоном». Впрочем, нам еще не раз придется приветствовать г-на Дюринга на других не­бесных телах.

Само собой понятно, что на такой идеологической основе невозможно построить никако­го материалистического учения. Мы увидим впоследствии, что г-н Дюринг вынужден неод­нократно подсовывать природе сознательный образ действий, т. е. попросту говоря — бога.

Впрочем, у нашего философа действительности были еще и другие мотивы к тому, чтобы основу всей действительности перенести из мира действительного в мир идей. Ведь наука об этой всеобщей мировой схематике, об этих формальных принципах бытия, — ведь именно она-то и составляет основу философии г-на Дюринга. Если схематику мира выводить не из головы, а только при помощи головы из действительного мира, если принципы бытия выво­дить из того, что есть, — то для этого нам нужна не философия, а положительные знания о мире и о том, что в нем происходит; то, что получается в результате такой работы, также не есть философия, а положительная наука. Но в таком случае весь том г-на Дюринга оказался бы не более, как даром потраченным трудом.

Далее, если не нужно больше философии как таковой, то не нужно и никакой системы, даже и естественной системы философии. Уразумение того, что вся совокупность процессов природы находится в систематической связи, побуждает науку выявлять эту систематиче­скую связь повсюду, как в частностях,

«АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ I: ФИЛОСОФИЯ

так и в целом. Но вполне соответствующее своему предмету, исчерпывающее научное изо­бражение этой связи, построение точного мысленного отображения мировой системы, в ко­торой мы живем, остается как для нашего времени, так и на все времена делом невозмож­ным. Если бы в какой-нибудь момент развития человечества была построена подобная окон­чательно завершенная система всех мировых связей, как физических, так и духовных и исто­рических, то тем самым область человеческого познания была бы завершена, и дальнейшее историческое развитие прервалось бы с того момента, как общество было бы устроено в со­ответствии с этой системой, — а это было бы абсурдом, чистой бессмыслицей. Таким обра­зом, оказывается, что люди стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача — познать исчерпывающим образом систему мира в ее совокупной связи, а с другой сторо­ны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу. Но это противоречие не только лежит в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрессивном развитии человече­ства — совершенно так, как, например, известные математические задачи находят свое ре­шение в бесконечном ряде или непрерывной дроби. Фактически каждое мысленное отобра­жение мировой системы остается ограниченным, объективно — историческими условиями, субъективно — физическими и духовными особенностями его автора. Но г-н Дюринг зара­нее объявляет свой способ мышления таким, который исключает какое бы то ни было по­ползновение к субъективно ограниченному представлению о мире. Мы уже видели раньше, что г-н Дюринг вездесущ, присутствуя на всех возможных небесных телах. Теперь мы видим также, что он и всеведущ. Он разрешил последние задачи науки и таким образом наглухо за­колотил для всей науки дверь, ведущую в будущее.

Подобно основным формам бытия, г-н Дюринг считает также возможным вывести всю чистую математику непосредственно из головы, априорно, т. е. не прибегая к опыту, кото­рый мы получаем из внешнего мира.

В чистой математике, — утверждает г-н Дюринг, — разум имеет дело с «продуктами своего собственного свободного творчества и воображения»; понятия числа и фигуры представляют собой «достаточный для нее и создаваемый ею самой объект», и потому она имеет «значение, независимое от особого опыта и от реального содержания мира».

Что чистая математика имеет значение, независимое от особого опыта каждой отдельной личности, это, конечно, верно,

ГЛ. III: ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ. АПРИОРИЗМ

но то же самое можно сказать о всех твердо установленных фактах любой науки и даже о всех фактах вообще. Магнитная полярность, состав воды из водорода и кислорода, тот факт, что Гегель умер, а г-н Дюринг жив, — все это имеет значение независимо от моего опыта или опыта других отдельных личностей, даже независимо от опыта г-на Дюринга, когда по­следний спит сном праведника. Но совершенно неверно, будто в чистой математике разум имеет дело только с продуктами своего собственного творчества и воображения. Понятия числа и фигуры взяты не откуда-нибудь, а только из действительного мира. Десять пальцев, на которых люди учились считать, т. е. производить первую арифметическую операцию, представляют собой все, что угодно, только не продукт свободного творчества разума. Что­бы считать, надо иметь не только предметы, подлежащие счету, но обладать уже и способно­стью отвлекаться при рассматривании этих предметов от всех прочих их свойств кроме чис­ла, а эта способность есть результат долгого, опирающегося на опыт, исторического разви­тия. Как понятие числа, так и понятие фигуры заимствованы исключительно из внешнего мира, а не возникли в голове из чистого мышления. Должны были существовать вещи, имеющие определенную форму, и эти формы должны были подвергаться сравнению, прежде чем можно было прийти к понятию фигуры. Чистая математика имеет своим объектом про­странственные формы и количественные отношения действительного мира, стало быть — весьма реальный материал. Тот факт, что этот материал принимает чрезвычайно абстракт­ную форму, может лишь слабо затушевать его происхождение из внешнего мира. Но чтобы быть в состоянии исследовать эти формы и отношения в чистом виде, необходимо совер­шенно отделить их от их содержания, оставить это последнее в стороне как нечто безразлич­ное; таким путем мы получаем точки, лишенные измерений, линии, лишенные толщины и ширины, разные a и b, x и y, постоянные и переменные величины, и только в самом конце мы доходим до продуктов свободного творчества и воображения самого разума, а именно — до мнимых величин. Точно так же выведение математических величин друг из друга, кажущее­ся априорным, доказывает не их априорное происхождение, а только их рациональную вза­имную связь. Прежде чем прийти к мысли выводить форму цилиндра из вращения прямо­угольника вокруг одной из его сторон, нужно было исследовать некоторое количество ре­альных прямоугольников и цилиндров, хотя бы и в очень несовершенных формах. Как и все другие науки, математика возникла из практических потребностей людей: из

«АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ I: ФИЛОСОФИЯ

измерения площадей земельных участков и вместимости сосудов, из счисления времени и из механики. Но, как и во всех других областях мышления, законы, абстрагированные из реаль­ного мира, на известной ступени развития отрываются от реального мира, противопоставля­ются ему как нечто самостоятельное, как явившиеся извне законы, с которыми мир должен сообразоваться. Так было с обществом и государством, так, а не иначе, чистая математика применяется впоследствии к миру, хотя она заимствована из этого самого мира и только вы­ражает часть присущих ему форм связей, — и как раз только поэтому и может вообще при­меняться.

Подобно тому как г-н Дюринг воображает, что из математических аксиом, которые т с чисто логической точки зрения не допускают обоснования, да и не нуждаются в нем», можно без всякой примеси опыта вывести всю чистую математику, а затем применить ее к миру, — точно так же он воображает, что он в состоянии сначала создать из головы основные формы бытия, простые элементы всякого знания, аксиомы философии, из них вывести всю филосо­фию, или мировую схематику, и затем высочайше октроировать эту свою конституцию при­роде и человечеству. К сожалению, природа вовсе не состоит из мантёйфелевских пруссаков

то

1850 г., а человечество состоит из них лишь в самой ничтожной части.

Математические аксиомы представляют собой выражения крайне скудного умственного содержания, которое математике приходится заимствовать у логики. Их можно свести к сле­дующим двум:

1. Целое больше части. Это положение является чистой тавтологией, ибо взятое в количе­
ственном смысле представление «часть» уже заранее относится определенным образом к
представлению «целое», а именно так, что «часть» непосредственно означает, что количест­
венное «целое» состоит из нескольких количественных «частей». Оттого, что так называемая
аксиома вполне определенно это констатирует, мы ни на шаг не подвинулись вперед. Эту
тавтологию можно даже до известной степени доказать, рассуждая так: целое есть то, что
состоит из нескольких частей; часть есть то, что, будучи взято несколько раз, составляет це­
лое; следовательно, часть меньше целого, — причем пустота содержания еще резче подчер­
кивается пустотой повторения.

2. Если две величины порознь равны третьей, то они равны между собой. Как доказал уже
Гегель, это положение представляет собой заключение, за правильность которого ручается
логика³⁹, — которое, стало быть, доказано, хотя и вне области

ГЛ. III: ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ. АПРИОРИЗМ

чистой математики. Прочие аксиомы о равенстве и неравенстве представляют собой только логическое развитие этого заключения.

На этих тощих положениях ни в математике, ни где бы то ни было в другой области дале­ко не уедешь. Чтобы подвинуться дальше, мы должны привлечь реальные отношения, отно­шения и пространственные формы, отвлеченные от действительных тел. Представления о линиях, поверхностях, углах, многоугольниках, кубах, шарах и т. д. — все они отвлечены от действительности, и нужна изрядная доза идеологической наивности, чтобы поверить мате­матикам, будто первая линия получилась от движения точки в пространстве, первая поверх­ность — от движения линии, первое тело — от движения поверхности и т. д. Даже язык вос­стает против этого. Математическая фигура трех измерений называется телом, corpus solidum по-латыни, следовательно — даже осязаемым телом, и, таким образом, она носит название, взятое отнюдь не из свободного воображения ума, а из грубой действительности.

Но к чему все эти пространные рассуждения? После того как г-н Дюринг на страницах 42

/io 40

и 4340 вдохновенно воспел независимость чистой математики от эмпирического мира, ее ап­риорность, ее оперирование продуктами свободного творчества и воображения ума, он на странице 63 заявляет:

«Легко упускают из виду, что эти математические элементы (число, величина, время, пространство и гео­метрическое движение) идеальны только по своей форме... Абсолютные величины, какого бы рода они ни были, представляют собой поэтому нечто совершенно эмпирическое»... Однако «математические схемы допускают такую характеристику, которая обособлена от опыта и тем не менее является достаточной»,

что более или менее применимо ко всякой абстракции, но вовсе не доказывает, что послед­няя абстрагирована не из действительности. В мировой схематике чистая математика воз­никла из чистого мышления; в натурфилософии она — нечто совершенно эмпирическое, взя­тое из внешнего мира и затем обособленное. Чему же мы должны верить?

«АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ I: ФИЛОСОФИЯ_______________________ 40

Поиск по сайту: