V. ГОСУДАРСТВО, СЕМЬЯ, ВОСПИТАНИЕ

В двух последних главах мы почти исчерпали экономическое содержание «новой социа-литарной организации» г-на Дюринга. Самое большее, к этому следовало бы еще добавить, что «универсальная широта исторического кругозора» отнюдь не мешает г-ну Дюрингу со­блюдать свои специальные интересы, даже помимо известного уже нам умеренного доба­вочного потребления. Так как в социалитете продолжает существовать старое разделение труда, то хозяйственной коммуне предстоит считаться, кроме архитекторов и тачечников, также и с профессиональными литераторами, причем возникает вопрос, как в таком случае поступить с авторским правом. Вопрос этот занимает г-на Дюринга больше, чем какой-либо другой. Всюду читателю мозолит глаза авторское право, — например, при упоминании о Луи Блане и Прудоне; затем на протяжении целых девяти страниц «Курса» о нем идут под­робнейшие рассуждения. Наконец, в таинственной форме «вознаграждения за труд», — при­чем ни слова не говорится, будет ли здесь иметь место умеренное добавочное потребление или не будет, — оно благополучно прибывает в тихую пристань социалитета. Глава о поло­жении блох в естественной системе общества была бы в такой же мере уместна и, во всяком случае, менее скучна.

Относительно государственного строя будущего обстоятельные предписания дает дюрин-говский «Курс философии». В этом вопросе Руссо, хотя он и «единственный значительный предшественник» г-на Дюринга, все же «заложил основание недостаточно глубоко»; его бо­лее глубокий преемник основательно исправляет этот недостаток, усердно разбавляя Руссо водой и подбавляя сюда столь же жиденькую нищенскую похлебку236 из отбросов гегелев­ской философии права. Основу дюринговского государства будущего образует «суверенитет индивида»; этот суверенитет индивида не должен подавляться

_________________________ ГЛ. V: ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ____________________ 327

господством большинства, а должен здесь впервые достигнуть своего апогея. Как это про­изойдет? Очень просто.

«Если предположить наличие соглашения каждого с каждым во всех направлениях и если эти соглашения имеют своей целью взаимопомощь против несправедливых обид, — то в этом случае укрепляется только та сила, которая необходима для поддержания права, и никакое право не выводится из простого перевеса массы над отдельной личностью или большинства над меньшинством».

Вот с какой легкостью фокусничество философии действительности перескакивает через самые непроходимые препятствия, а если читатель скажет, что он ничего отсюда не извлек, то г-н Дюринг ответит ему, что нельзя так легко относиться к делу, ибо

«малейшая ошибка в понимании роли коллективной воли повела бы к уничтожению суверенитета индиви­да, а этот суверенитет и есть именно то, что служит единственной основой для выведения действительных прав».

Г-н Дюринг, издеваясь над своей публикой, обращается с ней именно так, как она того за­служивает. Он мог бы даже быть еще бесцеремоннее: студиозы, слушающие курс философии действительности, наверное не заметили бы этого.

Суверенитет индивида заключается, по г-ну Дюрингу, преимущественно в том, что

«отдельная личность абсолютным образом подчинена государственному принуждению», но это принужде­ние находит себе оправдание лишь постольку, поскольку оно «действительно служит естественной справедли­вости». Для этой цели будут существовать «законодательство и судебная власть», которые, однако, «должны оставаться в руках всего коллектива», а затем — оборонительный союз, проявляющийся в «совместной службе в рядах войска или в составе какого-либо исполнительного органа, предназначенного для обеспечения внут­ренней безопасности», —

следовательно, будут существовать и армия, и полиция, и жандармы. Г-н Дюринг уже не раз показал себя бравым пруссаком; здесь же он доказывает, что имеет полное право быть по­ставленным рядом с тем образцовым пруссаком, который, по словам блаженной памяти ми­нистра фон Рохова, «носит своего жандарма в груди». Но эта жандармерия будущего не так опасна, как нынешние держиморды. Что бы она ни учиняла над суверенным индивидом, у последнего всегда будет одно утешение:

«Справедливость или несправедливость, которую он, смотря по обстоятельствам, встретит со стороны сво­бодного общества, никогда не может быть хуже того, что принесло бы с собой также и естественное состоя­ние»!

__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 328

И затем, заставив нас еще раз споткнуться о свое неизбежное авторское право, г-н Дюринг заверяет нас, что в его новом мире

будет существовать, «само собой разумеется, вполне свободная и всем доступная адвокатура».

«Изобретенное ныне свободное общество» становится все более разношерстным. Архи­текторы, тачечники, литераторы, жандармы, а тут еще и адвокаты! Это «солидное и критиче­ское царство мысли» ужасно похоже на различные небесные царства различных религий, где верующий всегда встречает вновь в преображенном виде все то, что услаждало его земную жизнь. А г-н Дюринг принадлежит ведь к такому государству, в котором «всякий может спа­саться на свой манер»237. Чего же нам больше желать?

Что желательно нам, — это, впрочем, в данном случае безразлично. Речь идет о том, что желательно г-ну Дюрингу. А между ним и Фридрихом II существует то различие, что в дю-ринговском государстве будущего отнюдь не всякий может спасаться на свой манер. В кон­ституции этого государства будущего значится:

«В свободном обществе не должно быть никакого культа, ибо каждый из его членов стоит выше первобыт­ного детского представления о том, что позади природы или над ней обитают такие существа, на которые мож­но воздействовать жертвами или молитвами». «Правильно понятая социалитарная система должна поэтому... упразднить все аксессуары духовного колдовства и, следовательно, все существенные элементы культа».

Религия воспрещается.

Но ведь всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отра­жением, в котором земные силы принимают форму неземных. В начале истории объектами этого отражения являются прежде всего силы природы, которые при дальнейшей эволюции проходят у различных народов через самые разнообразные и пестрые олицетворения. Этот первоначальный процесс прослежен при помощи сравнительной мифологии — по крайней мере у индоевропейских народов — до его первого проявления в индийских ведах, а в даль­нейшем своем развитии он детально исследован у индусов, персов, греков, римлян, герман­цев и, насколько хватает материала, также у кельтов, литовцев и славян. Но вскоре, наряду с силами природы, вступают в действие также и общественные силы, — силы, которые проти-во-

_________________________ ГЛ. V: ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ____________________ 329

стоят человеку в качестве столь же чуждых и первоначально столь же необъяснимых для не­го, как и силы природы, и подобно последним господствуют над ним с той же кажущейся естественной необходимостью. Фантастические образы, в которых первоначально отража­лись только таинственные силы природы, приобретают теперь также и общественные атри-

Г * ТТ

буты и становятся представителями исторических сил*. На дальнейшей ступени развития вся совокупность природных и общественных атрибутов множества богов переносится на одного всемогущего бога, который, в свою очередь, является лишь отражением абстрактного чело­века. Так возник монотеизм, который исторически был последним продуктом греческой вульгарной философии более поздней эпохи и нашел свое уже готовое воплощение в иудей­ском, исключительно национальном боге Ягве. В этой удобной для использования и ко все­му приспособляющейся форме религия может продолжать свое существование как непо­средственная, т. е. эмоциональная форма отношения людей к господствующим над ними чу­ждым силам, природным и общественным, до тех пор, пока люди фактически находятся под властью этих сил. Но мы уже неоднократно видели, что в современном буржуазном общест­ве над людьми господствуют, как какая-то чуждая сила, ими же самими созданные экономи­ческие отношения, ими же самими произведенные средства производства. Фактическая ос­нова религиозного отражения действительности продолжает, следовательно, существовать, а вместе с этой основой продолжает существовать и ее отражение в религии. И хотя буржуаз­ная политическая экономия и дает некоторое понимание причинной связи этого господства чуждых сил, но дело от этого ничуть не меняется. Буржуазная политическая экономия не в состоянии ни предотвратить кризисы вообще, ни уберечь отдельного капиталиста от убыт­ков, от безнадежных долгов и банкротства, ни избавить отдельного рабочего от безработицы и нищеты. До сих пор еще в ходу поговорка: человек предполагает, а бог (т. е. господство чуждых человеку сил капиталистического способа производства) располагает. Одного толь­ко познания, даже если оно идет дальше и глубже познания буржуазной политической эко­номии,

Этот двойственный характер, который впоследствии приобрели образы богов, был причиной возникшей впоследствии путаницы в мифологиях, — причиной, которую проглядела сравнительная мифология, продол­жающая односторонне видеть в богах только отражение сил природы. Так, у некоторых германских племен бог войны обозначается по-древнескандинавски Тир, по-древневерхненемецки Цио, что соответствует, следова­тельно, греческому Зевсу, латинскому Юпитеру («Юпитер» вместо — «Диу-питер»); у других он называется Эр, Эор, соответствуя, таким образом, греческому Аресу, латинскому Марсу.

__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 330

недостаточно для того, чтобы подчинить общественные силы господству общества. Для это­го необходимо прежде всего общественное действие. И когда это действие будет совершено, когда общество, взяв во владение всю совокупность средств производства и планомерно управляя ими, освободит этим путем себя и всех своих членов от того рабства, в котором ныне их держат ими же самими произведенные, но противостоящие им, в качестве непре­одолимой чуждой силы, средства производства, когда, следовательно, человек будет не только предполагать, но и располагать, — лишь тогда исчезнет последняя чуждая сила, ко­торая до сих пор еще отражается в религии, а вместе с тем исчезнет и само религиозное от­ражение, по той простой причине, что тогда уже нечего будет отражать.

Но г-н Дюринг не расположен ждать, пока религия умрет своей естественной смертью. Он поступает основательнее. Он перебисмаркивает самого Бисмарка: он декретирует еще более

238 «г

строгие майские законы238 не только против католицизма, но и против всякой религии вооб­ще; он натравливает своих жандармов будущего на религию и помогает ей, таким образом, увенчать себя ореолом мученичества и тем самым продлить свое существование. Куда мы ни посмотрим — везде специфически прусский социализм.

После того как г-н Дюринг таким образом благополучно уничтожил религию,

«человек, опирающийся только на самого себя и природу и созревший до понимания своих коллективных сил, может смело двинуться вперед по всем тем путям, которые открывает перед ним ход вещей и его собст­венное существо».

Рассмотрим же для разнообразия тот «ход вещей», следуя которому опирающийся на са­мого себя человек может, под руководством г-на Дюринга, смело двинуться вперед.

Первый момент в ходе вещей, благодаря которому человек становится опорой самому се­бе, это — его рождение. Потом,

на время своего естественного несовершеннолетия, он остается на попечении «естественной воспитательни­цы детей», т. е. матери. «Этот период может простираться, как в древнем римском праве, до возмужалости, т. е. приблизительно до 14 лет». Только в тех случаях, когда невоспитанные мальчики старшего возраста будут не­достаточно почитать авторитет матери, — отцовское вмешательство, в особенности же общественные воспита­тельные меры должны обезвредить этот недостаток. Возмужав, ребенок поступает под «естественную опеку отца», если только таковой имеется налицо и притом «отцовство не оспаривается»; в противном случае община назначает опекуна.

Подобно тому как г-н Дюринг считает возможным, как мы это видели выше, заменить ка­питалистический способ произ-

_________________________ ГЛ. V: ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ____________________ 331

водства общественным, не преобразуя самого производства, — точно так же он воображает, что можно оторвать современную буржуазную семью от всей ее экономической основы, не изменяя тем самым всей формы семьи. Эта форма представляется ему до такой степени не­изменной, что он даже делает «древнее римское право», хотя и в несколько «облагорожен­ном» виде, руководящим началом для семейных отношений на вечные времена, представляя себе семью только как «оставляющую наследство», т. е. как владеющую собственностью единицу. В этом вопросе утописты стоят неизмеримо выше г-на Дюринга. Для них, вместе с установлением свободного объединения людей в общество и превращением частной домаш­ней работы в общественную промышленность, непосредственно дано также и обобществле­ние воспитания юношества, а вместе с тем действительно свободные взаимоотношения чле­нов семьи. Далее, уже Маркс установил («Капитал», стр. 515 и сл.), что «крупная промыш­ленность, отводя решающую роль в общественно организованном процессе производства вне сферы домашнего очага женщинам, подросткам и детям обоего пола, создает новую эко-

„ 1 239

номическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами»239.

«Каждый социал-реформаторский фантазер», — говорит г-н Дюринг, — «естественно имеет наготове соот­ветствующую его новой социальной жизни педагогику».

С этой точки зрения сам г-н Дюринг представляется «настоящим монстром» среди соци­ал-реформаторских фантазеров. Школе будущего он уделяет по меньшей мере столько же внимания, сколько и авторскому праву, а это кое-что да значит. У него имеется окончательно разработанный план школ и университетов не только для всего «обозримого будущего», но и для переходного периода. Ограничимся, однако, лишь обзором того, что предполагается да­вать юношеству обоего пола в окончательном социалитете последней инстанции.

Всеобщая народная школа дает своим ученикам «все, что само по себе и принципиально может обладать привлекательностью для человека», следовательно, в особенности — «основы и главные достижения всех наук, касающихся понимания мира и жизни». Там прежде всего будут обучать математике, притом так, что будет «полностью пройден» круг всех принципиальных понятий и приемов, начиная с простого счета и сложения и кончая интегральным исчислением.

Это не значит, однако, что в этой школе действительно будут дифференцировать и интег­рировать. Совсем напротив: там будут преподаваться совершенно новые элементы матема­тики, взятой в целом, — элементы, содержащие в зародыше как обыкновенную

__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 332

элементарную, так и высшую математику. Хотя г-н Дюринг и уверяет, что

«содержание учебников» этой школы будущего «схематически уже вырисовывается в своих главных чертах перед его глазами»,

однако ему до сих пор не удалось, к сожалению, открыть эти «элементы математики, взятой

в целом»,

а то, чего он не в состоянии сделать,

«следует, в самом деле, ожидать только от свободных и возросших сил нового общественного строя».

Но если плоды математики будущего пока что еще очень зелены, то астрономия, механи­ка и физика будущего не представят трудностей,

они «составят ядро всего школьного обучения», тогда как «ботаника и зоология, которые, несмотря на все свои теории, всё еще носят преимущественно описательный характер», будут служить «больше для легкой, за­нимательной беседы».

Так говорится в «Курсе философии», стр. 417. Г-н Дюринг и до сего дня знает только пре­имущественно описательную ботанику и зоологию. Вся органическая морфология, охваты­вающая собой сравнительную анатомию, эмбриологию и палеонтологию органического ми­ра, незнакома ему даже по названию. В то время как за его спиной в области биологии почти десятками возникают совершенно новые науки, его детское сердце все еще черпает «высоко­современные образовательные элементы естественнонаучного способа мышления» из «Есте­ственной истории для детей» Раффа и дарует эту конституцию органического мира также всему «обозримому будущему». О существовании химии он, по своему обыкновению, и здесь совершенно забывает.

Что касается эстетической стороны воспитания, то в этой области г-н Дюринг намерен все создать заново. Вся прежняя поэзия для этого не годится. Там, где запрещена всякая религия, — там, само собой разумеется, не может быть терпима в школе обычная у прежних поэтов «мифологическая и прочая религиозная стряпня». Равным образом заслуживает осуждения и «поэтический мистицизм, к которому, например, был сильно склонен Гёте». Таким образом, г-ну Дюрингу придется самому дать нам те поэтические шедевры, которые «соответствуют более высоким запросам примиренной с рассудком фантазии», и нарисовать тот подлинный идеал, который «означает завершение мира». Пусть он только не медлит. Хозяйственная коммуна

_________________________ ГЛ. V: ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ____________________ 333

сможет завоевать мир лишь в том случае, если она двинется в поход примиренным с рассуд­ком беглым шагом александрийского стиха.

Филологией подрастающего гражданина будущего не будут особенно донимать.

«Мертвые языки совершенно отпадают... а изучение живых иностранных языков останется... как нечто вто­ростепенное». Только там, где сношения между народами выражаются в передвижениях самих народных масс, иностранные языки должны быть сделаны, в меру надобности, легко доступными каждому. Для достижения «действительно образовательного результата при изучении языков» должна служить своего рода всеобщая грамматика, в особенности же — «материя и форма родного языка».

Национальная ограниченность современных людей все еще слишком космополитична для г-на Дюринга. Он хочет уничтожить и те два рычага, которые в современном мире дают хотя бы некоторую возможность стать выше ограниченной национальной точки зрения. Он хочет упразднить знание древних языков, открывающее, по крайней мере для получивших класси­ческое образование людей различных национальностей, общий им, более широкий горизонт. Одновременно с этим он хочет упразднить также и знание новых языков, при помощи кото­рого люди различных наций только и могут объясняться друг с другом и знакомиться с тем, что происходит за их собственным рубежом. Зато грамматика родного языка должна стать предметом основательной зубрежки. Но ведь «материя и форма родного языка» становятся понятными лишь тогда, когда прослеживается его возникновение и постепенное развитие, а это невозможно, если не уделять внимания, во-первых, его собственным отмершим формам и, во-вторых, родственным живым и мертвым языкам. Таким образом, мы здесь снова попа­даем в запретную область. Но раз г-н Дюринг вычеркивает из своего учебного плана всю со­временную историческую грамматику, то для обучения языку у него остается только старо­модная, препарированная в стиле старой классической филологии, техническая грамматика со всей ее казуистикой и произвольностью, обусловленными отсутствием исторического фундамента. Ненависть к старой филологии приводит его к тому, что самый скверный про­дукт ее он возводит в ранг «центрального пункта действительно образовательного изучения языков». Ясно, что мы имеем дело с филологом, никогда ничего не слыхавшим об историче­ском языкознании, которое за последние 60 лет получило такое мощное и плодотворное раз­витие, — и поэтому-то г-н Дюринг ищет «в высокой степени современные

__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 334

образовательные элементы» изучения языков не у Боппа, Гримма и Дица, а у блаженной па­мяти Хейзе и Беккера.

Но и после всей этой выучки молодой гражданин будущего далеко еще не может «опе­реться на самого себя». Для этого нужно заложить более глубокое основание при помощи

«усвоения последних философских основ». «Но такое углубление... не представляет собой гигантской зада­чи» — с тех пор как г-н Дюринг проложил в этой области широкий путь. В самом деле, «если немногие поло­жения строгого знания, которыми может похвалиться всеобщая схематика бытия, очистить от ложных схола­стических завитушек и если решиться везде признавать значение только за действительностью, удостоверен­ной» г-ном Дюрингом, то элементарная философия станет вполне доступной и для юношества будущего. «На­помним о тех крайне простых приемах, посредством которых мы доставили понятиям бесконечности и их кри­тике доселе неведомую значимость», — и тогда «нет решительно никакого основания, почему бы элементы универсального понимания пространства и времени, столь просто построенные благодаря современному углуб­лению и заострению, — почему бы эти элементы не могли, наконец, перейти в разряд подготовительных зна­ний... Наиболее коренные идеи» г-на Дюринга «не должны играть второстепенной роли в универсальной обра­зовательной систематике нового общества». Равное самому себе состояние материи и сосчитанная бесчислен­ность призваны, напротив, «не только поставить человека на ноги, но и заставить его уразуметь собственными силами, что так называемый абсолют находится у него под ногами».

Народная школа будущего, как видит читатель, представляет собой не что иное, как не­много «облагороженную» прусскую гимназию. В этой школе греческий язык и латынь заме­нены несколько большим количеством чистой и прикладной математики, в особенности же элементами философии действительности, а преподавание немецкого языка низведено опять до блаженной памяти Беккера, другими словами — приблизительно до уровня начальной школы. Действительно, «нет решительно никакого основания», почему бы «знания» г-на Дюринга, оказавшиеся после нашего рассмотрения крайне школьническими во всех за­тронутых им областях, или, лучше сказать, почему бы то, что вообще остается от них после предварительной основательной «чистки», не могло, наконец, перейти целиком и полностью в «разряд подготовительных знаний», поскольку знания г-на Дюринга никогда и не возвы­шались над этим уровнем. Конечно, г-н Дюринг слышал краем уха, что в социалистическом обществе труд и воспитание будут соединены и таким путем подрастающим поколениям бу­дет обеспечено разностороннее техническое образование, как и практическая основа для на­учного воспитания; поэтому также и этот пункт он использует на свой обычный лад для со-циалитета. Но так как в сфере производства, по г-ну Дюрингу, прежнее разделение

_________________________ ГЛ. V: ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ____________________ 335

труда в существенных чертах, как мы видели, преспокойно продолжает существовать, то у этого технического школьного образования отнимается всякое позднейшее практическое применение, отнимается всякое значение для самого производства, — техническое образова­ние преследует исключительно школьную цель: оно должно заменить собой гимнастику, о которой наш радикальный новатор и слышать не хочет. Вот почему г-н Дюринг и может дать нам по этой части лишь две-три банальные фразы, вроде следующей:

«Юноши, как и старики, должны работать в серьезном смысле этого слова».

Поистине жалкое впечатление производит это беспомощное и бессодержательное перели­вание из пустого в порожнее, когда сравниваешь его с тем местом «Капитала» (стр. 508— 515), где Маркс развивает положение, что «из фабричной системы, как можно проследить в деталях у Роберта Оуэна, вырос зародыш воспитания эпохи будущего, когда для всех детей свыше известного возраста производительный труд будет соединяться с обучением и гимна­стикой не только как одно из средств для увеличения общественного производства, но и как единственное средство для производства всесторонне развитых людей»²⁴⁰.

Оставим в стороне университет будущего, где философия действительности будет слу­жить ядром всего знания и где рядом с медицинским факультетом будет процветать также и юридический; оставим в стороне также «специальные учебные заведения», о которых мы уз­наём лишь то, что они предназначаются только «для двух-трех дисциплин». Предположим, что юный гражданин будущего по окончании всех школьных курсов настолько может «опе­реться на самого себя», что в состоянии заняться приисканием себе жены. Какой ход вещей открывает ему здесь г-н Дюринг?

«Ввиду важности размножения для укрепления, искоренения и смешения качеств, и даже для их творческо­го развития, надо искать последние корни человеческого или бесчеловечного в значительной мере в половом общении и подборе и сверх того еще в заботе об обеспечении или предупреждении определенного результата рождений. Суд над дикостью и тупостью, господствующими в этой области, приходится практически предос­тавить позднейшей эпохе. Однако даже при существующем гнете предрассудков можно растолковать людям, что удавшееся или неудавшееся природе или человеческой предусмотрительности качество новорожденных гораздо важнее их многочисленности. Уроды истреблялись, правда, во все времена и при всяком правовом строе, но лестница, ведущая от нормального до уродства, связанного с потерей человеческого образа, имеет много ступеней... Если принимаются меры против появления на свет человека, который оказался бы только плохим созданием, то это, очевидно, приносит только пользу».

__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 336

Точно так же в другом месте говорится:

«Философское размышление без труда поймет право не родившегося еще мира на возможно лучшую ком­позицию... Зачатие и, пожалуй, еще и рождение дают повод для применения в этом отношении предупреди­тельных мер, а в исключительных случаях — также и мер для устранения негодного».

И далее:

«Греческое искусство, в идеализированной форме изображающее человека в мраморе, не в силах будет со­хранить прежнее историческое значение, когда люди возьмутся за менее художественную, и поэтому гораздо более важную для жизненной судьбы миллионов, задачу — усовершенствовать созидание человека из плоти и крови. Этот род искусства не является просто работой над камнем, и его эстетика состоит не в созерцании мертвых форм» и т. д.

Наш молодой гражданин будущего падает с облаков. Что при вступлении в брак дело идет не о простом искусстве работы над камнем и не о созерцании мертвых форм, это он знал, ко­нечно, и без г-на Дюринга; но ведь последний обещал ему, что он может свободно шество­вать по всем путям, открываемым перед ним ходом вещей и его собственным существом, чтобы найти сочувствующее женское сердце вместе с принадлежащим ему телом. «Ни в ко­ем случае», — гремит теперь ему в ответ «более глубокая и более строгая мораль». Речь идет прежде всего о том, чтобы сбросить с себя дикость и тупость, господствующие в области по­лового общения и подбора, и принять во внимание право вновь рождающегося мира на воз­можно лучшую композицию. В этот торжественный момент перед нашим молодым гражда­нином стоит задача — усовершенствовать созидание человека из плоти и крови, стать, так сказать, Фидием по этой части. Как приступить к делу? — Приведенные таинственные заяв­ления г-на Дюринга не дают ему на этот счет ни малейшего наставления, хотя г-н Дюринг сам говорит, что это — «искусство». Быть может, г-н Дюринг уже имеет «схематически пе­ред глазами» руководство к этому искусству, вроде, например, тех, образцы которых — в запечатанных конвертах — циркулируют теперь в изрядном количестве в немецкой книжной торговле. — В самом деле, мы здесь находимся уже не в царстве социалитета, а скорее в цар­стве «Волшебной флейты»²⁴¹, с той лишь разницей, что веселый франкмасонский поп Зарас-тро едва ли может назваться даже «жрецом второго класса» в сравнении с нашим, более глу­боким и более строгим моралистом. Испытания, которым Зарастро подверг влюбленную па­рочку своих адептов, являются поистине детской забавой в сравнении с тем грозным осмот­ром, который г-н Дюринг

_________________________ ГЛ. V: ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ____________________ 337

навязывает обоим своим суверенным индивидам, прежде чем позволить им вступить в со­стояние «нравственного и свободного брака». Ведь всегда может случиться, что хотя наш «опирающийся на. самого себя» Тамино будущего и стоит обеими ногами на так называемом абсолюте, но одна из его ног отступает на одну-две ступеньки от нормы, так что злые языки называют его колченогим. Не исключена также возможность того, что его дражайшая Пами-на будущего не совсем ровно стоит на упомянутом абсолюте вследствие небольшого откло­нения в сторону правого плеча, каковое отклонение людская зависть называет даже легким горбиком. Что делать тогда? Воспретит ли им наш более глубокий и более строгий Зарастро практиковать искусство созидания совершенного человека из плоти и крови, применит ли он к ним свои «предупредительные меры» при «зачатии» или свое «устранение негодного» при «рождении»? Можно ставить десять против одного, что дело примет другой оборот: влюб­ленная парочка, покинув Зарастро-Дюринга, отправится к чиновнику, заведующему регист­рацией браков.

Постойте! — восклицает г-н Дюринг. — Вы меня не поняли. Дайте мне высказаться.

При наличии «более высоких, истинно-человеческих побудительных мотивов для благотворных половых связей... человечески облагороженная форма полового возбуждения, высшая ступень которого проявляется в виде страстной любви, представляет в своей двухсторонности наилучшую гарантию благополучного, также и по своим плодам, супружества... Из гармонических самих по себе отношений получается и плод с гармониче­скими чертами — ведь это только результат второго порядка. Отсюда опять-таки следует, что всякое принуж­дение должно действовать вредным образом» и т. д.

Тем самым все кончается наилучшим образом в наилучшем из социалитетов. Колченогий и горбатенькая страстно любят друг друга, а потому в своей двухсторонности представляют наилучшую гарантию для гармонического «результата второго порядка»; все идет, как в ро­мане: они любят друг друга и вступают в брак. Вся «более глубокая и более строгая мораль» оказывается, по обыкновению, гармонической болтовней.

Каких вообще благородных взглядов держится г-н Дюринг относительно женского пола, — это видно из следующего его обвинения против современного общества:

«В обществе, основанном на угнетении и продаже человека человеку, проституция признается само собой разумеющимся дополнением к принудительному браку, созданным в пользу мужчин, и то обстоятельство, что ничего подобного не может существовать для женщин, представляет собой весьма понятный, но в то же вре­мя чрезвычайно многозначительный факт».

__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 338

Ни за что на свете я не согласился бы получить такую благодарность, какая выпадет на долю г-на Дюринга со стороны женщин за этот комплимент. Кроме того, разве г-ну Дюрингу совершенно неизвестен не столь уж редкий теперь вид дохода— стипендии от женщин их любовникам [Schurzenstipendien]. Ведь г-н Дюринг сам был когда-то референдарием²⁴² и жи­вет он в Берлине, где уже в мои времена, т. е. 36 лет тому назад, Referendarius, — чтобы не

говорить о лейтенантах, — довольно часто рифмовался с Schurzenstipendiarius!

* * *

Да будет нам позволено в примирительно-веселом духе распроститься с нашей темой, ко­торая сплошь и рядом должна была казаться довольно сухой и скучной. Пока нам приходи­лось разбирать отдельные вопросы, наш приговор был связан объективными, неоспоримыми фактами; в соответствии с этими фактами приговор довольно часто по необходимости был резкий и даже жестокий. Теперь, когда философия, политическая экономия и социалитет ле­жат уже позади и перед нами раскрылся общий облик писателя, о котором нам раньше при­ходилось судить по отдельным его взглядам, — теперь на первое место могут выступить со­ображения, касающиеся его как человека; теперь мы можем позволить себе объяснить мно­гие, непонятные иначе, научные заблуждения и самомнение автора его личными качествами и резюмировать свое общее суждение о г-не Дюринге словами: невменяемость как резуль­тат мании величия.

Ф. ЭНГЕЛЬС

ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ

Написано Ф. Энгельсом в основном в 1873 — 1883 гг., отдельные добавления -в 1885—1886 гг.

Впервые полностью опубликовано

на немецком и русском языках

в «Архиве Маркса и Энгельса»,

кн. II, 1925

Печатается по тексту рукописи Перевод с немецкого

Набросок общего плана «Диалектики природы»

[НАБРОСКИ ПЛАНА]

[НАБРОСОК ОБЩЕГО ПЛАНА] ²⁴⁴

1. Историческое введение: в естествознании, благодаря его собственному развитию, мета­
физическая концепция стала невозможной.

2. Ход теоретического развития в Германии со времени Гегеля (старое предисловие)²⁴⁵.
Возврат к диалектике совершается бессознательно, поэтому противоречиво и медленно.

3. Диалектика как наука о всеобщей связи. Главные законы:

превращение количества и качества — взаимное проникновение полярных противопо­ложностей и превращение их друг в друга, когда они доведены до крайности, — развитие путем противоречия, или отрицание отрицания, — спиральная форма развития.

4. Связь наук. Математика, механика, физика, химия, биология. Сен-Симон (Конт) и Ге­
гель.

5. Apercus* об отдельных науках и их диалектическом содержании:

1) математика: диалектические вспомогательные средства и обороты. — Математи­
ческое бесконечное имеет место в действительности;

2) механика неба — теперь вся она рассматривается как некоторый процесс. — Ме­
ханика: точкой отправления для нее была инерция, являющаяся лишь отрицательным
выражением неуничтожимости движения;

3) физика — переходы молекулярных движений друг в друга. Клаузиус и Лошмидт;

4) химия: теории, энергия;

5) биология. Дарвинизм. Необходимость и случайность.

6. Границы познания. Дюбуа-Реймон и Негели²⁴⁶. — Гельмгольц, Кант, Юм.

7. Механическая теория. Геккель²⁴⁷.

8. Душа пластиду л ы — Геккель и Негели248.

9. Наука и преподавание — Вирхов²⁴⁹.

10. Клеточное государство — Вирхов²⁵⁰.

11. Дарвинистская политика и дарвинистское учение об обществе — Геккель и Шмидт
Дифференциация человека благодаря труду [Arbeit]. — Применение политической экономии
к естествознанию. Понятие «работы» [«Arbeit»] у Гельмгольца («Популярные доклады»,
вып. II)²⁵².

— Соображения, заметки. Ред.

«ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ». НАБРОСКИ ПЛАНА____________________ 344

[НАБРОСОК ЧАСТИЧНОГО ПЛАНА] ²⁵³

1. Движение вообще.

2. Притяжение и отталкивание. Перенесение движения.

3. Применение здесь [закона] сохранения энергии. Отталкивание + притяжение. —Приток
отталкивания = энергии.

4. Тяжесть — небесные тела — земная механика.

5. Физика. Теплота. Электричество.

6. Химия.

7. Резюме.

a) Перед 4: Математика. Бесконечная линия. + и — равны.

b) При рассмотрении астрономии: работа, производимая приливной волной.
Двоякого рода выкладки у Гельмгольца, вып. II, стр. 120*. «Силы» у Гельмгольца, вып. II,

стр. 190**.

Ср. настоящий том, стр. 404—407. Ред. ** Ср. настоящий том, стр. 402—404. Ред.

[СТАТЬИ И ГЛАВЫ]

ВВЕДЕНИЕ ²⁵⁴

Современное исследование природы — единственное, которое привело к научному, сис­тематическому, всестороннему развитию, в противоположность гениальным натурфилософ­ским догадкам древних и весьма важным, но лишь спорадическим и по большей части безре­зультатно исчезнувшим открытиям арабов, — современное исследование природы, как и вся новая история, ведет свое летосчисление с той великой эпохи, которую мы, немцы, называ­ем, по приключившемуся с нами тогда национальному несчастью, Реформацией, французы — Ренессансом, а итальянцы — Чинквеченто* и содержание которой не исчерпывается ни одним из этих наименований. Это — эпоха, начинающаяся со второй половины XV века. Ко­ролевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и создала крупные, в сущности основанные на национальности, монархии, в которых начали разви­ваться современные европейские нации и современное буржуазное общество; и в то время как горожане и дворянство еще продолжали между собой драку, немецкая Крестьянская война пророчески указала на грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену выступили не только восставшие крестьяне, — в этом уже не было ничего нового, — но за ними показа­лись предшественники современного пролетариата с красным знаменем в руках и с требова­нием общности имущества на устах. В спасенных при падении Византии рукописях, в выры­тых из развалин Рима античных статуях перед изумленным Западом предстал новый

— буквально: пятисотые годы, т. е. шестнадцатое столетие. Ред.

_________________________ «ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ». СТАТЬИ И ГЛАВЫ_____________________ 346

мир — греческая древность; перед ее светлыми образами исчезли призраки средневековья; в Италии наступил невиданный расцвет искусства, который явился как бы отблеском класси­ческой древности и которого никогда уже больше не удавалось достигнуть. В Италии, Фран­ции, Германии возникла новая, первая современная литература. Англия и Испания пережили вскоре вслед за этим классическую эпоху своей литературы. Рамки старого orbis terrarum были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, которая, в свою оче­редь, послужила исходным пунктом для современной крупной промышленности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жиз­нерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века.

Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени чело­вечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное гос­подство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не со­вершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества. Леонардо да Винчи был не только великим живописцем, но и великим математиком, механиком и инженером, которому обязаны важными открытия­ми самые разнообразные отрасли физики. Альбрехт Дюрер был живописцем, гравером, скульптором, архитектором и, кроме того, изобрел систему фортификации, содержавшую в себе некоторые идеи, которые много позднее были вновь подхвачены Монталамбером и но­вейшим немецким учением о фортификации. Макиавелли был государственным деятелем, историком, поэтом и, кроме того, первым достойным упоминания военным писателем ново­го времени. Лютер вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка, соз­дал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того проникнутого уверенно­стью в победе

— буквально: круг земель; так назывался у древних римлян мир, земля. Ред.

ВВЕДЕНИЕ___________________________________ 347

хорала, который стал «Марсельезой» XVI века²⁵⁵. Герои того времени не стали еще рабами разделения труда, ограничивающее, создающее однобокость, влияние которого мы так часто наблюдаем у их преемников. Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практиче­ской борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми. Кабинетные ученые являлись тогда исключением; это или люди второго и третьего ранга, или благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцы.

И исследование природы совершалось тогда в обстановке всеобщей революции, будучи само насквозь революционно: ведь оно должно было еще завоевать себе право на существо­вание. Вместе с великими итальянцами, от которых ведет свое летосчисление новая филосо­фия, оно дало своих мучеников для костров и темниц инквизиции. И характерно, что протес­танты перещеголяли католиков в преследовании свободного изучения природы. Кальвин сжег Сервета, когда тот вплотную подошел к открытию кровообращения, и при этом заста­вил жарить его живым два часа; инквизиция по крайней мере удовольствовалась тем, что просто сожгла Джордано Бруно.

Революционным актом, которым исследование природы заявило о своей независимости и как бы повторило лютеровское сожжение папской буллы, было издание бессмертного творе­ния, в котором Коперник бросил — хотя и робко и, так сказать, лишь на смертном одре — вызов церковному авторитету в вопросах природы256. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии, хотя выяснение между ними отдельных взаимных претензий затянулось до наших дней и в иных головах далеко еще не завершилось даже и теперь. Но с этого времени пошло гигантскими шагами также и развитие наук, которое уси­ливалось, если можно так выразиться, пропорционально квадрату расстояния (во времени) от своего исходного пункта. Словно нужно было доказать миру, что отныне для высшего про­дукта органической материи, для человеческого духа, имеет силу закон движения, обратный закону движения неорганической материи.

Главная работа в начавшемся теперь первом периоде развития естествознания заключа­лась в том, чтобы справиться с имевшимся налицо материалом. В большинстве областей приходилось начинать с самых азов. От древности в наследство остались Эвклид и солнеч­ная система Птолемея, от арабов —

_________________________ «ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ». СТАТЬИ И ГЛАВЫ_____________________ 348

десятичная система счисления, начала алгебры, современное начертание цифр и алхимия, — христианское средневековье не оставило ничего. При таком положении вещей было неиз­бежным, что первое место заняло элементарнейшее естествознание — механика земных и небесных тел, а наряду с ней, на службе у нее, открытие и усовершенствование математиче­ских методов. Здесь были совершены великие дела. В конце этого периода, отмеченном име­нами Ньютона и Линнея, мы видим, что эти отрасли науки получили известное завершение. В основных чертах установлены были важнейшие математические методы: аналитическая геометрия — главным образом Декартом, логарифмы — Непером, дифференциальное и ин­тегральное исчисление — Лейбницем и, быть может, Ньютоном. То же самое можно сказать о механике твердых тел, главные законы которой были выяснены раз навсегда. Наконец, в астрономии солнечной системы Кеплер открыл законы движения планет, а Ньютон сформу­лировал их под углом зрения общих законов движения материи. Остальные отрасли естест­вознания были далеки даже от такого предварительного завершения. Механика жидких и га­зообразных тел была в более значительной степени разработана лишь к концу указанного периода*. Физика в собственном смысле слова, если не считать оптики, достигшей исключи­тельных успехов благодаря практическим потребностям астрономии, еще не вышла за пре­делы самых первых, начальных ступеней развития. Химия только что освободилась от алхи­мии посредством флогистонной теории257. Геология еще не вышла из зародышевой стадии минералогии, и поэтому палеонтология совсем не могла еще существовать. Наконец, в об­ласти биологии занимались главным образом еще накоплением и первоначальной системати­зацией огромного материала, как ботанического и зоологического, так и анатомического и собственно физиологического. О сравнении между собой форм жизни, об изучении их гео­графического распространения, их климатологических и тому подобных условий существо­вания почти еще не могло быть и речи. Здесь только ботаника и зоология достигли прибли­зительного завершения благодаря Линнею.

Но что особенно характеризует рассматриваемый период, так это — выработка своеоб­разного общего мировоззрения; центром которого является представление об абсолютной неизменяемости природы. Согласно этому взгляду, природа, каким бы

Пометка на полях: «Торричелли в связи с регулированием альпийских горных потоков». Ред.

ВВЕДЕНИЕ___________________________________ 349

путем она сама ни возникла, раз она уже имеется налицо, оставалась всегда неизменной, по­ка она существует. Планеты и спутники их, однажды приведенные в движение таинственным «первым толчком», продолжали кружиться по предначертанным им эллипсам во веки веков или, во всяком случае, до скончания всех вещей. Звезды покоились навеки неподвижно на своих местах, удерживая друг друга в этом положении посредством «всеобщего тяготения». Земля оставалась от века или со дня своего сотворения (в зависимости от точки зрения) не­изменно одинаковой. Теперешние «пять частей света» существовали всегда, имели всегда те же самые горы, долины и реки, тот же климат, ту же флору и фауну, если не говорить о том, что изменено или перемещено рукой человека. Виды растений и животных были установле­ны раз навсегда при своем возникновении, одинаковое всегда порождало одинаковое, и Лин­ней делал уже большую уступку, когда допускал, что местами благодаря скрещиванию, по­жалуй, могли возникать новые виды. В противоположность истории человечества, разви­вающейся во времени, истории природы приписывалось только развертывание в пространст­ве. В природе отрицали всякое изменение, всякое развитие. Естествознание, столь револю­ционное вначале, вдруг очутилось перед насквозь консервативной природой, в которой все и теперь еще остается таким же, каким оно было изначально, и в которой все должно было ос­таваться до скончания мира или во веки веков таким, каким оно было с самого начала.

Насколько высоко естествознание первой половины XVIII века поднималось над грече­ской древностью по объему своих познаний и даже по систематизации материала, настолько же оно уступало ей в смысле идейного овладения этим материалом, в смысле общего воззре­ния на природу. Для греческих философов мир был по существу чем-то возникшим из хаоса, чем-то развившимся, чем-то ставшим. Для естествоиспытателей рассматриваемого нами пе­риода он был чем-то окостенелым, неизменным, а для большинства чем-то созданным сразу. Наука все еще глубоко увязает в теологии. Она повсюду ищет и находит в качестве послед­ней причины толчок извне, необъяснимый из самой природы. Если притяжение, напыщенно названное Ньютоном всеобщим тяготением, и рассматривается как существенное свойство материи, то где источник непонятной тангенциальной силы, которая впервые только и осу­ществляет движение планет по орбитам? Как возникли бесчисленные виды растений и жи­вотных? И как, в особенности, возник человек, относительно которого было все же твердо установлено,

_________________________ «ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ». СТАТЬИ И ГЛАВЫ_____________________ 350

что он существует не испокон веков? На все подобные вопросы естествознание слишком часто отвечало только тем, что объявляло ответственным за все это творца всех вещей. Ко­перник в начале рассматриваемого нами периода дает отставку теологии; Ньютон завершает этот период постулатом божественного первого толчка. Высшая обобщающая мысль, до ко­торой поднялось естествознание рассматриваемого периода, это — мысль о целесообразно­сти установленных в природе порядков, плоская вольфовская телеология, согласно которой кошки были созданы для того, чтобы пожирать мышей, мыши, чтобы быть пожираемыми кошками, а вся природа, чтобы доказывать мудрость творца. Нужно признать величайшей заслугой тогдашней философии, что, несмотря на ограниченность современных ей естест­веннонаучных знаний, она не сбилась с толку, что она, начиная от Спинозы и кончая вели­кими французскими материалистами, настойчиво пыталась объяснить мир из него самого, предоставив детальное оправдание этого естествознанию будущего.

Я отношу к этому периоду еще и материалистов XVIII века, потому что в их распоряже­нии не было иного естественнонаучного материала, кроме описанного выше. Составившее эпоху произведение Канта осталось для них тайной, а Лаплас явился много времени спустя после них²⁵⁸. Не забудем, что, хотя прогресс науки совершенно расшатал это устарелое воз­зрение на природу, вся первая половина XIX века все еще находилась под его господством* и

** по существу его преподают еще и теперь во всех школах.

Первая брешь в этом окаменелом воззрении на природу была пробита не естествоиспыта­телем, а философом. В 1755 г.

Пометка на полях: «Застывший характер старого воззрения на природу создал почву для обобщающего и подытоживающего рассмотрения всего естествознания как единого целого; французские энциклопедисты, еще чисто механически — одно возле другого; — затем в одно и то же время Сен-Симон и немецкая натурфилосо­фия, завершенная Гегелем». Ред.

Как непоколебимо мог еще в 1861 г. держаться этих взглядов человек, научные работы которого достави­ли весьма много ценного материала для преодоления их, показывают следующие классические слова:

«Весь механизм нашей солнечной системы направлен, насколько мы в состоянии в него проникнуть, к со­хранению существующего, к его продолжительному неизменному существованию. Подобно тому, как ни одно животное, ни одно растение на Земле с самых древнейших времен не стало совершеннее или вообще не стало другим, подобно тому, как мы во всех организмах встречаем последовательность ступеней только одну подле другой, а не одну вслед за другой, подобно тому, как наш собственный род со стороны телесной постоянно ос­тавался одним и тем же, — точно так же даже величайшее многообразие существующих в одно и то же время небесных тел не дает нам права предполагать, что эти формы суть только различные ступени развития; напро­тив, все созданное одинаково совершенно само по себе» (Медлер, «Популярная астрономия», Берлин, 1861, изд. 5-е, стр. 316).

ВВЕДЕНИЕ___________________________________ 351

появилась «Всеобщая естественная история и теория неба» Канта. Вопрос о первом толчке был устранен; Земля и вся солнечная система предстали как нечто ставшее во времени. Если бы подавляющее большинство естествоиспытателей не ощущало того отвращения к мышле­нию, которое Ньютон выразил предостережением: физика, берегись метафизики!259 — то они должны были бы уже из одного этого гениального открытия Канта извлечь такие выводы, которые избавили бы их от бесконечных блужданий по окольным путям и сберегли бы ко­лоссальное количество потраченного в ложном направлении времени и труда. Ведь в откры­тии Канта заключалась отправная точка всего дальнейшего движения вперед. Если Земля была чем-то ставшим, то чем-то ставшим должны были быть также ее теперешнее геологи­ческое, географическое, климатическое состояние, ее растения и животные, и она должна была иметь историю не только в пространстве — в форме расположения одного подле дру­гого, но и во времени — в форме последовательности одного после другого. Если бы стали немедленно и решительно продолжать исследование в этом направлении, то естествознание продвинулось бы к настоящему моменту значительно дальше нынешнего его состояния. Но что хорошего могла дать философия? Сочинение Канта оставалось без непосредственного результата до тех пор, пока, долгие годы спустя, Лаплас и Гершель не развили его содержа­ние и не обосновали его детальнее, подготовив таким образом постепенно признание «небу­лярной гипотезы». Дальнейшие открытия доставили ей, наконец, победу; важнейшими из них были: установление собственного движения неподвижных звезд, доказательство сущест­вования в мировом пространстве среды, оказывающей сопротивление, установление спек­тральным анализом химического тождества мировой материи и существования таких раска­ленных туманных масс, какие предполагал Кант*.

Но позволительно усомниться, скоро ли большинство естествоиспытателей осознало бы противоречие между представлением об изменяемости Земли и учением о неизменности жи­вущих на ней организмов, если бы зарождавшемуся пониманию того, что природа не просто существует, а находится в процессе становления и исчезновения, не явилась помощь с дру­гой стороны. Возникла геология и обнаружила не только наличность образовавшихся друг после друга и расположенных друг над другом геологических слоев, но и сохранившиеся в этих слоях

Пометка на полях: «Открытое тоже Кантом тормозящее действие приливов на вращение Земли понято только теперь». Ред.

_________________________ «ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ». СТАТЬИ И ГЛАВЫ_____________________ 352

раковины и скелеты вымерших животных, стволы, листья и плоды не существующих уже больше растений. Надо было решиться признать, что историю во времени имеет не только Земля, взятая в общем и целом, но и ее теперешняя поверхность и живущие на ней растения и животные. Признавали это сначала довольно-таки неохотно. Теория Кювье о претерпевае­мых Землей революциях была революционна на словах и реакционна на деле. На место од­ного акта божественного творения она ставила целый ряд повторных актов творения и дела­ла из чуда существенный рычаг природы. Лишь Лайель внес здравый смысл в геологию, за­менив внезапные, вызванные капризом творца, революции постепенным действием медлен­ного преобразования Земли*.

Теория Лайеля была еще более несовместима с допущением постоянства органических видов, чем все предшествовавшие ей теории. Мысль о постепенном преобразовании земной поверхности и всех условий жизни на ней приводила непосредственно к учению о постепен­ном преобразовании организмов и их приспособлении к изменяющейся среде, приводила к учению об изменчивости видов. Однако традиция является могучей силой не только в като­лической церкви, но и в естествознании. Сам Лайель в течение долгих лет не замечал этого противоречия, а его ученики и того менее. Это можно объяснить только ставшим в то время господствующим в естествознании разделением труда, благодаря которому каждый исследо­ватель более или менее ограничивался своей специальной отраслью знания и лишь немногие сохраняли способность к обозрению целого.

Тем временем физика сделала огромный шаг вперед, результаты которого были почти од­новременно резюмированы тремя различными людьми в 1842 году, составившем эпоху в этой отрасли естествознания. Майер в Хейльбронне и Джоуль в Манчестере доказали пре­вращение теплоты в механическую силу и механической силы в теплоту. Установление ме­ханического эквивалента теплоты покончило со всеми сомнениями по этому поводу. В то же

„ 260 1 «

время Гров260 — не профессиональный естествоиспытатель, а английский адвокат — доказал посредством простой обработки уже достигнутых в физике отдельных результатов, что все так называемые физические силы — механическая сила, теплота, свет, электричество, магне­тизм

Недостаток лайелевского взгляда — по крайней мере в его первоначальной форме — заключался в том, что он считал действующие на Земле силы постоянными, — постоянными как по качеству, так и по количеству. Для него не существует охлаждения Земли, Земля не развивается в определенном направлении, она просто из­меняется случайным, бессвязным образом.

ВВЕДЕНИЕ___________________________________ 353

и даже так называемая химическая сила — переходят при известных условиях друг в друга без какой бы то ни было потери силы, и таким образом доказал еще раз, путем физического исследования, положение Декарта о том, что количество имеющегося в мире движения не­изменно. Благодаря этому различные физические силы — эти, так сказать, неизменные «ви­ды» физики — превратились в различным образом дифференцированные и переходящие по определенным законам друг в друга формы движения материи. Из науки была устранена случайность наличия такого-то и такого-то количества физических сил, ибо были доказаны их взаимная связь и переходы друг в друга. Физика, как уже ранее астрономия, пришла к та­кому результату, который с необходимостью указывал на вечный круговорот движущейся материи как на последний вывод науки.

Поразительно быстрое развитие химии со времени Лавуазье и особенно со времени Даль­тона разрушало старые представления о природе еще и с другой стороны. Благодаря получе­нию неорганическим путем таких химических соединений, которые до того времени порож­дались только в живом организме, было доказано, что законы химии имеют ту же силу для органических тел, как и для неорганических, и была заполнена значительная часть той якобы навеки непреодолимой пропасти между неорганической и органической природой, которую признавал еще Кант.

Наконец, и в области биологического исследования систематически организуемые с сере­дины прошлого века научные путешествия и экспедиции, более точное изучение европей­ских колоний во всех частях света живущими там специалистами, далее успехи палеонтоло­гии, анатомии и физиологии вообще и особенно со времени систематического применения микроскопа и открытия клетки — все это накопило столько материала, что стало возможным — и в то же время необходимым — применение сравнительного метода*. С одной стороны, благодаря сравнительной физической географии были установлены условия жизни различ­ных флор и фаун, а с другой — было произведено сравнение друг с другом различных орга­низмов в отношении их гомологичных органов, и притом не только в зрелом состоянии, но и на всех ступенях их развития. Чем глубже и точнее велось это исследование, тем больше пе­ред взором исследователя расплывалась охарактеризованная выше застывшая система неиз­менно установившейся органической

Пометка на полях: «Эмбриология». Ред.

_________________________ «ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ». СТАТЬИ И ГЛАВЫ_____________________ 354

природы. Не только все более и более расплывчатыми становились границы между отдель­ными видами растений и животных, но обнаружились животные, как ланцетник и чешуйчат-

261 ««1 «*

ник261, которые точно издевались над всей существовавшей до того классификацией; и, на­конец, были найдены организмы, относительно которых нельзя было даже сказать, принад­лежат ли они к животному миру или к растительному. Пробелы палеонтологической летопи­си все более и более заполнялись, заставляя даже наиболее упорствующих признать порази­тельный параллелизм, существующий между историей развития органического мира в целом и историей развития отдельного организма, давая, таким образом, ариаднину нить, которая должна была вывести из того лабиринта, в котором, казалось, все более и более запутыва­лись ботаника и зоология. Характерно, что почти одновременно с нападением Канта на уче­ние о вечности солнечной системы К. Ф. Вольф произвел в 1759 г. первое нападение на тео­рию постоянства видов, провозгласив учение об эволюции263. Но то, что у него было только гениальным предвосхищением, приняло определенную форму у Окена, Ламарка, Бэра и бы­ло победоносно проведено в науке ровно сто лет спустя, в 1859 г., Дарвином²⁶⁴. Почти одно­временно было установлено, что протоплазма и клетка, признанные уже раньше последними составными частями в структуре всех организмов, встречаются и как живущие самостоя­тельно в качестве низших органических форм. Благодаря этому была доведена до минимума пропасть между органической и неорганической природой и вместе с тем было устранено одно из серьезнейших затруднений, стоявших перед учением о происхождении организмов путем развития. Новое воззрение на природу было готово в его основных чертах: все за­стывшее стало текучим, все неподвижное стало подвижным, все то особое, которое счита­лось вечным, оказалось преходящим, было доказано, что вся природа движется в вечном по­токе и круговороте.

И вот мы снова вернулись к взгляду великих основателей греческой философии о том, что вся природа, начиная от мельчайших частиц ее до величайших тел, начиная от песчинок и кончая солнцами, начиная от протистов265 и кончая человеком, находится в вечном возник­новении и исчезновении, в непрерывном течении, в неустанном движении и изменении. С той только существенной разницей, что то, что у греков было

Пометка на полях: «Рогозуб. То же самое археоптерикс и т. д.»²⁶². Ред.

ВВЕДЕНИЕ___________________________________ 355

гениальной догадкой, является у нас результатом строго научного исследования, основанно­го на опыте, и поэтому имеет гораздо более определенную и ясную форму. Правда, эмпири­ческое доказательство этого круговорота еще не совсем свободно от пробелов, но последние незначительны по сравнению с тем, что уже твердо установлено; притом они с каждым го­дом все более и более заполняются. И разве это доказательство могло быть без пробелов в тех или иных деталях, если иметь в виду, что важнейшие отрасли знания — звездная астро­номия, химия, геология — насчитывают едва одно столетие, а сравнительный метод в фи­зиологии — едва 50 лет существования как науки и что основная форма почти всякого раз­вития жизни — клетка открыта менее сорока лет тому назад!

Из вихреобразно вращающихся раскаленных газообразных туманностей, — законы дви­жения которых, быть может, будут открыты нами лишь после того, как наблюдения в тече­ние нескольких столетий дадут нам ясное представление о собственном движении звезд, — развились благодаря сжатию и охлаждению бесчисленные солнца и солнечные системы на­шего мирового острова, ограниченного самыми крайними звездными кольцами Млечного пути. Развитие это шло, очевидно, не повсюду с одинаковой скоростью. Астрономия оказы­вается все более и более вынужденной признать существование в нашей звездной системе темных, не только планетных, тел, следовательно потухших солнц (Медлер); с другой сторо­ны (согласно Секки) часть газообразных туманных пятен принадлежит, в качестве еще него­товых солнц, к нашей звездной системе, что не исключает того, что другие туманности, как утверждает Медлер, являются далекими самостоятельными мировыми островами, относи­тельную степень развития которых должен установить спектроскоп²⁶⁶.

Лаплас показал подробным и еще не превзойденным до сих пор образом, как из отдельной туманной массы развивается солнечная система; позднейшая наука все более и более под­тверждала ход его мыслей.

Поиск по сайту: