Тема: «Проблемы жанра и метода в новеллистике Проспера Мериме»

Изучение на практических занятиях творческого наследия Проспера Мериме имеет большое значение, ибо позволяет выявить пути формирования системы реалистических жанров во французской литературе XIX века. Мериме был неутомимым экспериментатором в области жанра. При этом эксперимент всякий раз был связан со стремлением найти адекватную форму для выражения определенного жизненного содержания. Выбирая для анализа ту или иную новеллу Мериме (это может быть «Этрусская ваза», «Арсена Гийо» или знаменитая «Кармен»), необходимо учитывать, что исследование проблемы жанра должно опираться на сопоставление ряда произведений, выявление общих свойств и особенностей.

Новелла «Кармен» была написана в 1845 г. и относится ко второму периоду творчества Мериме. Этот период, ознаменованный окончательным оформлением реалистической эстетики Мериме, заметно отличается от предыдущего. Произведения, появившиеся в 1833–1846 гг. («Двойная ошибка», «Души чистилища», «Венера Илльская», «Коломба», «Арсена Гийо», «Кармен», «Аббат Обен»), относятся, по существу, к одному жанру, в то время как раннее творчество писателя поражало необычайным жанровым многообразием. Очевидно, Мериме ищет синтетический жанр, позволяющий передать многообразие действительности в предельно лаконичной форме. В подтверждение этой мысли можно предложить студентам проанализировать характер публикации произведений Мериме 1830–1840-х годов (напомнив им, что практически все ранние произведения писателя составляли определенные циклы — «Театр Клары Гасуль», «Гузла», «Мозаика» и т. д.). Для облегчения поисковой работы приведем некоторые данные.

«Двойная ошибка» вышла в 1833 г. отдельными изданиями в Париже и Брюсселе, в 1842 г. была напечатана вместе с «Хроникой царствования Карла IX» и «Гузлой» и в этом составе выдержала еще семь прижизненных изданий. Публикация «Душ чистилища» была осуществлена в журнальном варианте в 1834 г., затем, в 1837 г., вышло отдельное издание. «Коломба» после журнальной публикации 1840 г. вышла в том же году отдельными изданиями в Брюсселе (дважды), а затем в Париже была опубликована вместе с «Венерой Илльской» и «Душами чистилища». Позже «Коломба» выходила отдельно в 1844 г. в Милане, в 1854 г. в Брюсселе, в 1867 г. в Лондоне, в парижском же издательстве «Шарпантье» начиная с 1842 г. вышло 14 прижизненных изданий «Коломбы» в одном томе с «Мозаикой» и другими повестями и новеллами. Аналогична судьба произведений Мериме «Арсена Гийо», «Кармен», «Аббат Обен». После журнальных публикаций они печатались по отдельности, в издании 1846 г. помещены вместе, в книге «Новеллы» (1852) к ним добавлены переводы из Пушкина («Пиковая дама», «Цыганы», «Гусар») и очерк «Николай Гоголь».

Итак, можно сделать вывод о том, что произведения 1830–1840-х годов Мериме печатает как по отдельности, так и в произвольных сочетаниях друг с другом и с более ранними публикациями, следовательно, эти произведения не составляют циклов, не дополняют друг друга и должны (в отличие от «Театра Клары Гасуль», «Гузлы», «Мозаики») рассматриваться каждое самостоятельно. На смену «мозаичности» приходит синтетический жанр. Мериме не дает выработанному им жанру нового названия, в чем сказывается сложившийся в борьбе с классицистической эстетикой протест против жанровой определенности. В публикациях жанры отдельных произведений в отличие от ранних обычно никак не обозначены, иногда определены суммарно как «повести и новеллы» или просто «новеллы». Однако Мериме называет эти произведения и «романами» (например, в письме к К.-Л.-Ф. де ла Рошжаклен от 21 июня 1855 г.). Да и в дальнейшем ясности в этом вопросе не наступило. Так, Ги де Мопассан в своей известной работе «О романе» отнес «Коломбу» к романам, подобным же образом отнес к романам «Двойную ошибку» крупный исследователь творчества Мериме М. Партюрье.

Помогает разобраться в столь противоречивых определениях жанра историко-теоретический подход, согласно которому содержание теоретических понятий может изменяться в ходе развития литературного процесса и, следовательно, при определении особенностей жанра нужно учитывать специфику эпохи, которая определила характер творческой деятельности писателя.

Первая половина XIX века — время разработки новых жанровых систем, изменения взгляда на жанр в целом, поэтому появляется множество переходных форм, которые определяются в уже существующих терминах. Произведения Мериме 1830–1840-х годов — пример таких переходных форм от новеллы к повести, роману. Точнее, это своеобразная «удвоенная» новелла, или эллипс. Под эллипсом мы подразумеваем такую структуру художественного произведения, в которой все содержание организуется вокруг двух скрытых или явных центров, равноправных и взаимодействующих друг с другом. Принцип эллипсности использовался давно (например, в творчестве Шекспира), в XIX веке он становится жанрообразующим признаком той переходной формы, к которой обратился Мериме. В структуре новеллы должен быть один центр, в романе — множество. Эллипсная новелла разрывает рамки единичности, но сохраняет предельный лаконизм.

Контрастность и равноправие двух центров позволяет в самой структуре жанра заложить возможность для диалектического раскрытия жизни в объективном изображении ее противоречий. В эллипсе можно усмотреть связь с романтическим двуединством. В этом смысле Мериме и в зрелом творчестве не порывает с традициями романтического движения в отличие от Бальзака или Стендаля, в чьих произведениях идее двуединства противостоит идея множественности. Однако Мериме использует два центра не с целью создать два полюса в духе романтического контраста, а напротив, стремясь представить ту самую маленькую ячейку, по которой можно судить о необычайном богатстве и разнообразии проявлений жизни.

Обычно два центра возникают из соединения двух историй, одна из которых кажется фоном для другой. В «Двойной ошибке» (название этого произведения сразу указывает на двухцентровую композицию идей и образов) история короткой любви Жюли де Шаверни и Дарси развивается на фоне увлечения Жюли Шатофором. Двухцентровой является структура таких произведений Мериме, как «Души чистилища», «Венера Илльская», «Коломба», «Арсена Гийо». В «Кармен» судьба цыганки предстает на фоне рассказов путешественника об Испании и его ученых заметок филологического и этнографического характера. В сюжетном отношении обычно лишь один центр служит основой новеллы, тогда как другой образует очерк. Соединение очерка и новеллы характерно для европейской литературы 1830–1840-х годов (так, в частности, построена повесть О. Бальзака «Гобсек», тоже имеющая черты эллипса). Однако в большинстве случаев очерк служит экспозицией к новелле. У Мериме функция очерка как экспозиции или фона новеллы отходит на задний план.

Исследователи «Кармен» обычно рассматривают композицию этого произведения как рамочную. Отзвуки трактовки видного литературоведа рубежа XIX–XX веков Г. Лансона, видевшего в археологических и этнографических замечаниях автора один из приемов литературного «кокетства», встречаются и в более поздних работах. Так, академик Ю. Б. Виппер говорил о «пародийной усмешке» в обрамлении «Кармен», он писал: «В заключительном этнографическом очерке есть как будто бы все, что можно сказать об истории, быте и нравах цыган. И в то же самое время в нем, по сути дела, нет ничего, что могло бы по-настоящему объяснить ту поэтическую загадку, которую представляет собой характер Кармен, и пролить свет на смысл захватывающей человеческой драмы, о которой рассказывает сама новелла». Такая трактовка превращает «Кармен» в романтическое произведение.

Однако достаточно подойти к структуре новеллы как к эллипсу — и трактовка существенно изменится. Анализ этнографических заметок и наблюдений рассказчика, не только обрамляющих сюжетное ядро, но пронизывающих всю ткань произведения и составляющих второй, скрытый центр новеллы, позволит студентам сделать вывод о том, что автора новеллы интересует не только личность Кармен, но и цыганский народ, с жизнью которого она связана неразрывными узами. Образ Кармен призван подчеркнуть главные особенности цыган, разгадать загадку этого народа. Трагическое столкновение Кармен и Хосе — не только следствие индивидуальных свойств их характеров: столкнулись две народности и соответственно два взгляда на мир.

В бытовом употреблении имена Кармен и Хосе давно стали символом страстных испанцев. Между тем Хосе — баск, а Кармен — цыганка, т. е. они принадлежат к народам с культурой, резко отличающей их от испанцев и еще резче — друг от друга. На контрасте укладов, обычаев построена сцена первой встречи с Кармен, рассказанная Хосе: «Я был молод тогда; я все вспоминал родину и считал, что не может быть красивой девушки без синей юбки и спадающих на плечи кос» (автор делает сноску: «Обычный костюм крестьянок Наварры и баскских провинций»). Хосе слышит, как какие-то штатские говорят: «Вот цыганочка». Он поднимает глаза — перед ним Кармен: «На ней была очень короткая красная юбка, позволяющая видеть белые шелковые чулки, довольно дырявые, и хорошенькие туфельки красного сафьяна, привязанные лентами огненного цвета. <...> У меня на родине при виде женщины в таком наряде люди бы крестились»[2][13]. Как Хосе не может примириться с испанцами (ср. его реплику: «На карауле испанцы играют в карты или спят; я же, как истый наваррец, всегда старался быть чем-нибудь занят» (С. 351), так Кармен противостоит испанкам: Кармен бросается с ножом на работницу, упрекнувшую ее в том, что она «цыганка и крестница сатаны».

Первое сближение Кармен и Хосе связано с тем, что она выдает себя за наваррку, уведенную цыганами, говорит с ним по-баскски. Хосе вспоминает: «Она коверкала баскские слова, а я верил, что она наваррка; уже одни ее глаза, и рот, и цвет кожи говорили, что она цыганка. Я сошел с ума, я ничего не видел. Я думал о том, что если бы испанцы посмели дурно отозваться о моей родине, я бы им искромсал лицо совершенно так же, как только что она своей товарке» (С. 355).

Судьба Хосе особенно драматична потому, что унаследованный им от своего народа жгучий темперамент, в полной мере раскрывшийся в его любви к Кармен, вступает в конфликт с традиционным для этого же народа пониманием долга, чести, супружеской верности.

У цыган представления о долге — столь же необходимая часть уклада всей их жизни, но эти представления в корне отличны от воззрений басков. Особое место в психологии и сознании цыган занимает понятие свободы. Знаменитыми стали слова Кармен: «Кармен будет всегда свободна» (С. 382). Но важно подчеркнуть, что это не индивидуальное, а родовое ее качество, вот почему Мериме вкладывает в ее уста следующую за этими словами фразу: «Кальи [т. е. цыганкой] она родилась и кальи умрет» (С. 382). В финале Хосе произносит знаменательные слова: «Бедное дитя! Это калес [т. е. цыгане] виноваты в том, что воспитали ее так» (С. 383). Все дело не в характере Кармен, а в характере ее народа.

Вот корни объективной манеры повествования Мериме: если столкнулись не просто характеры, а два самосознания разных народов, два уклада, то какой из них выше? Ни писатель, ни (за ним) читатель не становится на чью-либо сторону, ибо встать на чью-то сторону значило бы для Мериме осудить целый народ. Между тем главная, любимая мысль Мериме (судя по всему его творчеству) заключается в том, что ни один народ нельзя поставить над другими, все народы в равной степени достойны уважения. Не случайно писатель начинает видеть мир под таким углом уже в 1820-е годы, когда возрождалась наполеоновская легенда: ведь это, по существу, антинаполеоновская мысль. Пожалуй, никто из французских писателей XIX века ни до, ни после Мериме не выдвигал идеи равенства народов с такой определенностью и постоянством. В этом можно увидеть своеобразие реализма Мериме и перекличку с великим Пушкиным, для которого эта идея была так же дорога.

Итак, уточнение жанровой характеристики произведения позволяет глубже понять его содержание.

Поиск по сайту: