Глава 5. Главный город герцогства Сан‑Лоренцо лежал перед ними как на ладони

Главный город герцогства Сан‑Лоренцо лежал перед ними как на ладони. Путники смотрели на него с высоты, стоя на горной дороге.

– Я никогда не видела, чтобы дома были такие разноцветные! – воскликнула Розамунда. – У нас они из дикого камня или просто выбелены!

– Этот город называется Аркобалено. На итальянском это означает «радуга», – пояснил Патрик. – Поскольку герцогство Сан‑Лоренцо расположено между Италией и Францией, люди здесь свободно владеют обоими языками.

– Я немного говорю по‑французски, – сообщила Розамунда. – Хотя понимаю гораздо лучше, чем говорю. Пожалуй, для начала это даже лучше. Волей‑неволей придется учиться, чтобы изжить свое невежество, – добавила она с улыбкой.

– Вряд ли кто‑то упрекнет тебя в невежестве, моя милая! – смеясь заметил Патрик.

Все четверо двинулись вниз по склону, в Аркобалено. Горы уже покрылись молодой зеленью, разбуженной февральским солнцем. Укрытое в лощине поле зеленело новыми всходами пшеницы. На южных склонах гор раскинулись виноградники. Сам город живописными уступами спускался к берегу лазурного моря. Каждый дом вдоль узких мощеных улочек был выкрашен в свой цвет, и Розамунда поразилась: как много, оказывается, оттенков у семи цветов радуги!

– А это что такое? – спросила она у графа, показывая на целый комплекс построек, возвышавшихся над городом.

– Герцогский дворец, – ответил Патрик. – А видишь вон ту виллу из розового мрамора прямо над морем? Это резиденция шотландского посла. Первым делом мы заглянем туда. Скоро все в городе будут знать о моем появлении, потому что здесь шпионов не меньше, чем во всех других городах. Но пока это возможно, я бы хотел сохранять свой визит в тайне. Герцогу Сан‑Лоренцо не следует официально вмешиваться в мою миссию ради своей безопасности и безопасности Сан‑Лоренцо.

– Посол будет нас ждать? – спросила Розамунда.

– Нет, – усмехнулся граф. – Мы свалимся ему как снег на голову. Но у меня с собой есть письмо от короля, так что можешь не сомневаться в теплом приеме.

Они не спеша миновали герцогский дворец. Возле распахнутых ворот стояли рослые гвардейцы в небесно‑синих мундирах с золотым позументом. Розамунда не удержалась и украдкой заглянула в ворота. Каково же было ее удивление, когда она увидела там знакомого джентльмена. Она пристально разглядывала мужчину, только что соскочившего с лошади.

– Скажи, у Англии тоже есть здесь свой посол? – спросила Розамунда у Патрика встревоженным голосом.

– Да, он появился совсем недавно. А в чем дело?

– Пока мы ехали мимо дворца, я заметила джентльмена, которого встречала раньше при английском дворе, – пояснила она.

– Он может узнать тебя, милая? – встревожился в свою очередь граф.

– Не знаю, Патрик. Мы не были представлены друг другу и никогда не разговаривали, но я знаю, кто он такой. Это один из Ховардов. Не очень большая шишка, всего лишь кузен главы рода.

– Но он явно получил это назначение в угоду своей влиятельной родне, – заметил Гленкирк. – Нужно особенно позаботиться о том, чтобы он не совал нос в наши дела. Вряд ли Генрих Тюдор обрадуется, если узнает о наших попытках ослабить союз, создаваемый папой.

Четверка ехала вниз по улице, приближаясь к розовой вилле, служившей резиденцией шотландского посла. Патрик почувствовал, как теплее становится на душе при воспоминании о том времени, когда он сам был хозяином на этой вилле. Он уже и не думал, что когда‑то снова увидит это место – как, впрочем, и самого Сан‑Лоренцо. Они едва успели въехать через ворота во двор, как их окружили слуги, а навстречу гостям вышел дворецкий – довольно пожилой мужчина. Узнав Патрика, он радостно воскликнул:

– Милорд Лесли! Добро пожаловать! Добро пожаловать снова в Сан‑Лоренцо!

– Пьетро! Как я рад видеть, что ты по‑прежнему здесь служишь! – так же радостно отвечал граф Гленкирк, пожимая руку старику. – Твой хозяин на месте? Я привез ему письмо от короля!

– Входите, милорд! Входите! – засуетился Пьетро и поспешил увести гостей с залитого солнцем двора. – Я сейчас же доложу хозяину, что вы здесь! Мы не ждали никого с визитом!

Пьетро проводил гостей в большую гостиную, из которой открывался великолепный вид в сад.

– Соблаговолите подождать здесь, милорд. В графине вино, если пожелаете освежиться, – добавил старик и поспешил к хозяину со всем проворством, на которое был способен в свои годы.

– Он был дворецким в те времена, когда я еще служил королю, – пояснил Патрик.

– Он явно тебя любит, – заметила Розамунда.

– И его дочка тоже, – с интригующей улыбкой добавил граф. – У нее роскошные темные волосы, черные глаза и золотистая кожа.

– Смею предположить, что к данному времени она расплылась и стала солидной матроной. А может, даже и бабушкой, – пропела Розамунда сладеньким голоском.

– Неужели ты ревнуешь, милая? – удивленно спросил Патрик, но при этом чувствовалось, что ему нравится поддразнивать ее таким образом.

– И почему все мужчины такие распутники? – спросила Розамунда, изобразив на лице возмущение.

– Ох! – театрально воскликнул Патрик, хватаясь за грудь. – За те недели, что ты провела в пути, моя милая Розамунда, твои коготки стали острее бритвы! – Он добродушно ухмыльнулся.

– Миледи! Вы только гляньте, что творится у них в саду! На дворе февраль, а там везде цветы! – восторженно воскликнула Энни. – И солнышко так славно пригревает, а ведь зима еще не кончилась!

– Зима почти не заглядывает в Сан‑Лоренцо, Энни, – пояснил Патрик. – А если это и случается, то редко и ненадолго.

– Вы хотите сказать, что такая теплынь стоит здесь все время? – спросила Энни, не веря своим ушам. – Милорд! Вы и впрямь привезли нас в райский сад!

– Когда‑то я тоже так думал, – ответил Патрик.

В этот момент двери широко распахнулись, и в гостиную вошел высокий седеющий джентльмен.

– Милорд граф! – приветствовал он Патрика с низким поклоном.

– Лорд Макдафф! – с почтением отвечал Патрик. – Мы могли бы поговорить наедине? Если вас не затруднит проводить миледи и ее камеристку в более удобную комнату… мы побеседовали бы без помех. Дермид, ступай с Энни и леди Розамундой. – В голосе графа Гленкирка послышались непривычные для Розамунды повелительные нотки.

– Конечно, милорд, – ответил посол. – Пьетро!

– Милорд? – моментально подскочил на зов дворецкий.

– Покажи миледи наши комнаты для гостей да присмотри за тем, чтобы ни она, ни граф ни в чем не нуждались. Идемте со мной, милорд.

Лорд Макдафф и Патрик покинули гостиную.

– Я говорю по‑английски, но совсем немного, миледи, – обратился Пьетро к Розамунде, почтительно поклонившись.

– А я немного говорю по‑французски, – проговорила Розамунда с милой улыбкой.

Дворецкий просиял в ответ.

– Соблаговолите пройти за мной!

Из светлой, полной воздуха гостиной они попали в круглый с мраморным полом холл и по широкой лестнице поднялись наверх. На третьем этаже дворецкий распахнул перед гостями двустворчатые двери из резного ореха и провел их в роскошно обставленные апартаменты.

– Что прикажете подать, миледи? – спросил он у Розамунды.

– Пьетро, мы провели в дороге очень много дней. И я бы с большим удовольствием приняла ванну, – ответила она.

– Сию минуту, миледи. – Старик торопливо зашаркал к двери.

– И что же вы наденете после того, как скинете с себя эти вонючие лохмотья и сожжете их в печке? – ворчливым тоном поинтересовалась Энни.

– У меня осталась хотя бы одна чистая нижняя сорочка или ночная рубашка? – в свою очередь спросила Розамунда.

– Ну, вряд ли вас правильно поймут, если вы покажетесь на людях в одной нижней сорочке! – все тем же ворчливым тоном заметила Энни.

– Ну что ж, тогда остается одно: сразу после ванны пригласить сюда портниху, – ответила Розамунда. – Граф обещал, что приобретет для меня новый гардероб. И ты тоже получишь новое платье, Энни.

– Я была бы не прочь тоже залезть в ванну да переодеться в чистое, – призналась Энни со вздохом. – От меня так разит конским потом, что вряд ли я когда‑нибудь от него отмоюсь!

– Давай обойдем эти апартаменты и посмотрим, что у них тут есть, пока нам готовят ванну, – предложила Розамунда.

Они оглядели гостиную, куда и привел их Пьетро, две смежные большие спальни и две комнатки поменьше, в которых помещались лишь кровать, комод и маленький столик.

– У тебя будет своя комната, – сказала Энни Розамунда, – и у Дермида тоже. Выберите, какая кому больше нравится, и перенесите свои вещи. Дермид, я не спрашивала тебя раньше, но ты уже служил у графа, когда он был в Сан‑Лоренцо прошлый раз?

– Нет, с ним был мой дядя, – отвечал Дермид. – Я только на свет появился, когда милорд вернулся домой. Дядя выбрал меня в слуги милорду, когда его вызвал к себе король. У него же нет своих сыновей, только дочки. Дядя сказал, что уже слишком стар для путешествий, да и хозяин наш тоже. Но коли король приказал, он, как верный человек, подчиняется и без слуги ему никак не обойтись. Дядя все равно готовил меня на свое место. То‑то он удивится, когда узнает, куда меня занесло!

– Если у тебя будет случай ему рассказать, – задумчиво произнесла Розамунда.

– Это верно, миледи, – согласился Дермид. – Кто знает, что с нами будет?

– Ох, миледи, гляньте! – Энни распахнула застекленные двери в гостиной. Через них можно было попасть на балкон, который тянулся вдоль всего здания. Под балконом крутой обрыв спускался прямо в море. – Красота‑то какая! – восхищенно воскликнула служанка.

– Да, верно, – согласилась Розамунда. – Я и не думала, что на свете могут быть места такие же красивые, как окрестности нашего Фрайарсгейта.

– За столько недель вы первый раз заговорили о доме, – заметила Энни. – Я уж думала, не забыли ли вы его совсем?

– Нет. Фрайарсгейт – моя первая любовь, Энни, и я никогда не перестану его любить. Рано или поздно мы непременно вернемся домой, но это так поразительно. Я никогда не думала, что мне доведется увидеть такое место, как Сан‑Лоренцо, или хотя бы обойтись зимой без обмороженных пальцев. Когда‑то меня совсем не тянуло за пределы Фрайарсгейта, и однажды я снова почувствую эту тягу к родине. Но не сейчас. Не сегодня.

Дверь в гостиную открылась, и вошла вереница слуг под командованием Пьетро. Он махнул рукой Дермиду:

– А ну‑ка, приятель, помоги мне!

Старик вошел в спальню, нажал на скрытый в ореховой панели на стене рычаг, и панель отодвинулась. За нею оказалась большая ванна. Пьетро с Дермидом вытащили ее на середину спальни.

– Где прикажете ее поставить, миледи? – спросил дворецкий.

Розамунда в нерешительности огляделась и, заметив дверь, ведущую на террасу, сказала:

– Вынесите ее туда, Пьетро! Дворецкий широко улыбнулся:

– У мадам романтичный характер!

– По‑моему, для нее там самое место, – слегка смутившись, проговорила Розамунда.

Как только ванна была установлена, лакеи стали наполнять ее водой, поднимаясь по приставной лесенке с ведрами наверх. Ванна была сделана из дубовых досок, стянутых обручами из полированной меди. Наполнили ее водой довольно быстро.

– Мне понадобятся услуги портнихи, Пьетро, – сказала Розамунда. – И граф, и я добирались сюда верхом в страшной спешке от самых берегов Франции. У нас нет приличного платья, чтобы явиться ко двору герцога. Его следует сшить как можно быстрее.

– Я пошлю за портнихой сию же минуту, мадам, – ответил Пьетро и низко поклонился. – Моя дочь по праву считается самой искусной портнихой в Аркобалено.

– Уж не та ли это женщина, что когда‑то была любовницей графа? – подозрительно прищурившись, спросила Розамунда.

– Она самая, мадам! – ответил Пьетро и хитро подмигнул. – Вряд ли милорд ее узнает сейчас. Она заметно округлилась за те годы, что была замужем, рожала детей и вела хозяйство, живя в сытости и достатке.

Пьетро почтительно поклонился и направился к двери.

– Пусть приходит сегодня после полудня! – произнесла Розамунда ему вдогонку.

– После сиесты, конечно, мадам. И она прихватит с собой образцы тканей, – ответил дворецкий и вышел.

– Мейбл ни за что не понравилась бы такая неприличная откровенность, миледи! Лупите меня хоть целый день, но это истинная правда! – не удержалась от замечаний Энни.

– Энни, я здесь не на королевском приеме, и мне известно, что у лорда Лесли прежде была любовница в Сан‑Лоренцо. Я предпочту обойтись без ненужных сюрпризов, – смеясь ответила Розамунда, а затем, посерьезнев, добавила: – А теперь хватит болтать, лучше помоги мне поскорее раздеться и залезть в эту чудесную ванну!

– Вы появитесь нагишом на террасе, миледи? – ужаснулась Энни.

– Под нами только море. Кто меня увидит? – беспечно произнесла Розамунда и стала снимать с себя башмаки и чулки. – Фу, какая вонь! – воскликнула она. – Избавься от этого всего, Энни. Это уже не отстираешь!

Энни кивнула и стала помогать хозяйке раздеваться.

– Я придержала одну чистую нижнюю сорочку про запас, миледи, – сообщила она. – Можете надеть ее, когда вымоетесь. Дермид, ступай и принеси наши сумки, – велела она лакею графа.

Дермид по‑свойски подмигнул девушке и вышел.

– Бесстыжий шотландский дьявол, – буркнула себе под нос Энни.

– Он к тебе неравнодушен, – заметила Розамунда.

– Ну да, и я к нему неравнодушна, да только что с того проку? – недовольно спросила Энни.

– Почему ты так говоришь? – удивилась Розамунда.

– Да потому, что вы никогда не оставите свой Фрайарсгейт, а я никогда не оставлю вас! – заявила Энни.

– Ну что ты, Энни, если ты полюбишь его, а он тебя, никто не помешает вам пожениться и ехать туда, где вам больше нравится. Я не хочу, чтобы ты из‑за меня отказалась от собственного счастья, – отвечала Розамунда.

– Ну, коли у нас пока до любви дело не дошло, так нечего и голову ломать прежде времени, верно, миледи? – заключила Энни.

– Рано или поздно это непременно случится, и тогда я бы советовала тебе прислушаться к своему сердцу, Энни. Я поступила именно так, и думаю, что если этот соус подошел для одной гусыни, то он подойдет и для другой, – шутя заметила Розамунда.

– Ох, миледи, вечно вы шутите! – хихикнула Энни, затем сняла с кровати покрывало и укутала им госпожу. – Не дело вам ходить в чем мать родила, миледи, – ворчливо проговорила она.

Придерживая на себе покрывало, Розамунда вышла на террасу.

– Все равно мне придется его снять, – сказала она и, вскарабкавшись по лесенке, скинула с себя плотную ткань, а затем погрузилась в теплую воду. – Ах! – вырвался у нее из груди восхищенный вздох. – Это чудесно!

Распустив волосы, Розамунда стала намыливать их ароматным мылом.

Энни тоже влезла по лестнице с ведром и стала промывать ей волосы, зачерпывая воду прямо из ванны. Энни делала это таким усердием, что под конец Розамунда приказала ей остановиться.

– Подай мне полотенце, чтобы завернуть в него волосы, пока я буду мыться сама, – сказала она. Энни принесла полотенце, и Розамунда ловко соорудила из него подобие тюрбана. Закончив мыться, Розамунда вылезла из ванны и, обращаясь к Энни, произнесла: – Теперь давай ты, девочка! Вряд ли тебя появится другая возможность.

Энни, тут же позабыв о том, что ванна стоит на открытой террасе, скинула с себя грязную одежду и опустилась во все еще теплую воду. Розамунда села на мраморную скамью тут же, на террасе, завернувшись в большое банное полотенце, и не спеша стала расчесывать волосы. Щетка для волос с рукояткой из розового дерева была единственным предметом роскоши, привезенным ею из Шотландии. Жаркое солнце и теплый воздух моментально высушили густые тяжелые волосы. Когда Энни вымылась, Розамунда подала ей полотенце.

– Ах, миледи, спасибо, – поблагодарила камеристка и довольно улыбнулась. – После долгого пути ванна – самое милое дело!

– Но теперь, Энни, у нас другая проблема. В чем мы будем ходить? – рассмеялась Розамунда.

– Я и себе припасла нижнюю сорочку, миледи, но больше у меня ничего нет! Только и надежды на то, что этот Пьетро раздобудет для меня какую‑никакую юбку да кофту. Вот Дермид вернется, я и отправлю его, чтобы спросил. – Энни закуталась в полотенце и села рядом с хозяйкой на теплую скамью.

– Высуши волосы, – посоветовала Розамунда, протягивая ей свою щетку.

– Ох, да разве можно мне пользоваться вашей щеткой! – возразила Энни.

– Иначе твои волосы высохнут и превратятся в колтун, Энни, – заметила Розамунда.

– А пальцы на что? – не сдавалась Энни. – Как я, по‑вашему, до сих пор обходилась?

Пока Энни сушила волосы, Дермид успел принести со двора седельные сумки. Увидев женщин, завернутых лишь в банные полотенца, он покраснел от смущения.

– Я принес ваши сумки, миледи, – пробормотал юноша, старательно отводя глаза от Розамунды. – Пойду погляжу, не осталось ли чего во дворе! – Он бросил сумки на кровать и опрометью выскочил из комнаты.

Энни не удержалась от смеха:

– И куда только подевалась его храбрость?

– Ступай и надень свою сорочку, – приказала Розамунда. – Я тоже надену что есть, а потом прилягу вздремнуть. Да и тебе советую сделать то же самое, милая. Пока не явится портниха, нам все равно нечего делать.

Едва опустившись на кровать, Розамунда почувствовала себя настолько усталой, что не смогла даже надеть нижнюю сорочку.

– Я обязательно должна поспать, хотя бы немного, – проговорила она тихо и закрыла глаза.

– А я все‑таки пошлю Дермида за этим Пьетро. Не могу я разгуливать в одном исподнем! – сказала Энни и, надев сорочку, отправилась на поиски слуги.

Патрик пришел в отведенные им комнаты и застал Розамунду спящей. Вольно раскинувшаяся во сне, завернутая лишь в банное полотенце, она показалась ему невероятно соблазнительной. Но тут он заметил ванну, оставленную на террасе, кинув с себя дорожное платье, он залез в воду.

Энни вернулась на террасу и, заметив Патрика, испуганно пискнула и залилась ярким румянцем смущения.

– Ох, милорд!

– Подай мне свое полотенце, милая. Судя по всему, тебе оно уже не понадобится. И ступай пока к себе, – приказал Патрик.

– Слушаюсь, милорд, – ответила Энни. – Пьетро обещал прислать портниху после сиесты. А что такое эта сиеста?

– Время между обедом и ранним вечером, когда солнце припекает сильнее всего, – пояснил граф. – Обычно здесь в это время спят, если больше нечем себя развлечь.

– Спасибо вам, милорд! – поблагодарила служанка, слегка присев в реверансе. – Прикажете разбудить миледи?

– Нет, Энни, ни в коем случае. Я вижу, как она устала, пусть отдыхает. Я тоже прилягу, а ты беги к себе, не стесняйся, – добавил граф и взял из рук Энни полотенце.

– Да, милорд, – послушно ответила Энни и вышла. Патрик вылез из ванны, как следует вытерся, обернул полотенце вокруг бедер и сел на скамью. Как чудесно было ощущать на плечах теплые солнечные лучи. Он уже забыл, какое это наслаждение подставлять обнаженное тело ласковому солнцу. Только теперь Патрик почувствовал, как устал после долгого пути. Он поднялся со скамьи, вошел в комнату и прилег рядом с Розамундой. Она что‑то пробормотала во сне. Патрик закрыл глаза и моментально заснул.

Когда он проснулся через несколько часов, Розамунды в постели уже не было, но из гостиной доносился ее голос. Патрик полежал еще несколько минут, чтобы окончательно проснуться, затем с наслаждением потянулся и встал с кровати.

– Ах, а вот и ты! – воскликнула Розамунда, увидев входящего в гостиную графа Гленкирка. Она сидела за столом и с аппетитом ела жареного цыпленка. – Сядь и поешь, чтобы мы могли снова предаться сиесте! – весело проговорила она. – Кажется, я начинаю получать удовольствие от южного образа жизни, мой дорогой!

Патрик, довольно улыбаясь, сел напротив Розамунды и стал с аппетитом поглощать устриц, ловко раскрывая раковины.

– Я специально оставила их для тебя, – проворковала Розамунда сладким голоском. – Я подумала, что сегодня тебе понадобится немало сил, дорогой! – Она поднесла к губам кубок с вином. – Ты был прав. В Сан‑Лоренцо делают изумительное вино. Портниха явится позже, – сообщила Розамунда через минуту.

– Мне уже говорила об этом Энни. – Граф взял кубок и сделал несколько больших глотков.

– Она дочка Пьетро и, насколько я могу судить, твоя старая знакомая, – как бы между прочим сказала Розамунда.

Патрик едва не поперхнулся:

– Селестина? Господи Иисусе! Розамунда хитро блеснула глазами:

– Пьетро считает, что ты ее не узнаешь, потому что она раздобрела с годами, рожая детей и хлопоча по хозяйству. Мне не терпится ее увидеть!

– Надеюсь, вы будете вести себя прилично, мадам! – нарочито строгим тоном произнес Патрик.

– Ну же, граф, будьте снисходительны! Ведь это случается не так часто, чтобы новая любовница сподобилась встретиться с любовницей твоей юности! – продолжала издеваться Розамунда.

– У тебя дурные наклонности и извращенное чувство юмора! – заметил Патрик.

– Совершенно верно, – согласилась Розамунда, – но я обещаю вести себя прилично! Ты бы лучше съел вот этого цыпленка! – Она выбрала самые лакомые кусочки и положила в тарелку вместе с артишоками, отваренными в вине, свежим хлебом и ломтиком мягкого сыра. – У вашего посла отличный повар, – добавила Розамунда, продолжая с аппетитом поглощать угощения.

– Если ты не остановишься, то наверняка кончишь как Селестина, – не удержался Патрик от замечания.

– Я и так постилась целых две недели, а ты ни словом не обмолвился о том, что в пути мы будем есть так мало и такую холодную безвкусную дрянь, мой милый! И теперь я намерена наверстать упущенное, наедаясь каждый день до отвала и принимая ванны! – решительно заявила Розамунда.

– Уж не тебе ли пришла в голову мысль выставить ванну на террасу? – поинтересовался Патрик.

Розамунда утвердительно кивнула:

– Я подумала, что принимать ванну гораздо приятнее, любуясь при этом горами, морем и городом там, внизу!

– Ну что ж, пусть ванна остается там, пока мы будем гостить у посла! – заключил с улыбкой Патрик.

– Как прошла встреча с лордом Макдаффом? – спросила Розамунда.

– Конечно, посол был удивлен моему визиту, но как только прочел письмо от короля, сразу все понял. Ты была права. Английского посла зовут Ричард Ховард, и это ничтожный человечишка, готовый ползать перед герцогом на коленях. Но стоит ему заговорить от лица своего хозяина – как моментально становится наглым и спесивым типом.

– А что же герцог? Он уже знает о том, что ты здесь и зачем приехал? – спросила Розамунда.

– Я привез письмо и для герцога Себастьяна. Макдафф доставит его завтра же, – отвечал граф Гленкирк. – Не думаю, что представители Венеции и императора уже успели сюда добраться.

– А не умнее было бы вообще держать свое пребывание здесь в тайне от герцога, милорд? – проговорила, рассуждая вслух, Розамунда.

– Герцог Себастьян давно получил письмо с известием о том, что я собираюсь навестить Сан‑Лоренцо этой зимой и что мой предстоящий визит следует держать в тайне, – ответил граф. – Он достаточно догадлив и должен был понять, что за этим кроется что‑то важное. Думаю, герцог будет помогать нам до тех пор, пока не сочтет, что ему это невыгодно. Себастьян ди Сан‑Лоренцо – опытный политик и умный человек. Он никогда ничего не делает без причины и без выгоды для себя или своего герцогства. Нам предстоит решать свою задачу медленно и осторожно, обдумывая каждый шаг, в отличие от вашего короля, которому все немедленно вынь да положь.

– Генрих Тюдор – чрезвычайно честолюбивый человек, – заметила Розамунда. – Говорят, он внешне похож на своего деда, короля Эдуарда Четвертого. А кое‑кто добавляет, что он похож на него и характером, замыслив для Англии некое грандиозное будущее. Я всего лишь повторяю то, что слышала, поскольку не берусь сама судить о его характере. Он с завидным упорством добивался того, чтобы переспать со мной, хотя меня совсем не радовало его внимание. Генрих принадлежит к тем людям, которые заботятся лишь о собственном удовольствии и удовлетворяют лишь собственные желания. Может, для короля это даже хорошо. Не знаю.

– Это бывает хорошо для короля в том случае, если король придерживается правил, – добавил Патрик. – Ты долго была его любовницей?

– Всего пару месяцев, – ответила Розамунда. – И все это время меня терзал страх, что королева узнает о моем предательстве, ведь она была моей подругой, когда я девочкой состояла при дворе. Мы с Оуэном поддержали ее в те годы, когда король Генрих Седьмой все еще сомневался, достойна она быть его невесткой или нет. Он обходился с ней очень жестоко и держал впроголодь. И именно она снова пригласила меня ко двору после того, как не стало Оуэна. Я не хотела ехать, но королеве не принято отказывать.

– Или королю, – с горечью добавил Патрик.

– Ты ревнуешь? – удивилась Розамунда. – Тебе незачем ревновать меня, любовь моя!

– Я ревную ко всем мужчинам, что были в твоей жизни до меня, Розамунда! И к тем, что будут у тебя потом, когда я уйду из твоей жизни. Я никого не любил так, как люблю тебя, – с чувством произнес Патрик и, поднеся руку Розамунды к губам, запечатлел на ней нежный поцелуй.

– Не надо пока говорить о нашей разлуке, милый. У нас еще много времени. Я знаю это! – Розамунда нежно погладила графа по щеке. – Вы не хотели бы сбрить эту ужасную щетину, милорд? – состроив гримаску, спросила она. – В Аркобалено наверняка найдется хороший цирюльник, способный оказать эту услугу!

– Тебе не нравится моя борода? – переспросил Патрик.

– Нет! Я понимаю, что в дороге тебе было не до бритья, но сейчас…

– Нам не потребуется искать цирюльника. Дермид сделает все, что нужно. Дермид! – окликнул граф слугу, и юноша тут же явился. – Миледи угодно, чтобы я избавился от бороды, приятель. Давай‑ка займемся этим не откладывая, потому как я теперь чистый и сытый и вполне готов к сиесте!

– Сию минуту, милорд! Вот только раздобуду бритву и тазик! – ответил Дермид.

– Я буду ждать тебя с нетерпением, – сказала Розамунда, поднимаясь из‑за стола и вытирая губы и руки салфеткой. Одарив Патрика соблазнительной улыбкой, она медленно прошествовала к двери в спальню и закрылась там.

– Доводилось мне слышать про то, какие холодные эти англичанки, милорд, – заметил Дермид с ухмылкой. – Да только – не в обиду вам будет сказано – ничего подобного я не вижу.

– Ты уже положил глаз на Энни, – заметил граф. – Учти, Дермид, она девушка приличная, и ее хозяйка не даст тебе выйти сухим из воды, если ты ее чем‑то обидишь!

– Ох, да как можно, милорд? Ни одному мужчине и в голову не придет обижать Энни! Да и она спуску не даст, если кто‑то себе такое позволит! Я и правда думаю приударить за ней, ведь дома мне не приглянулась ни одна красотка.

– А она девушка что надо, эта Энни. И нарожает своему мужу здоровых деток. Ежели на то пошло, так я бы и в Англии остался ради нее.

– Если она полюбит тебя, Дермид, то не будет возражать и против того, чтобы перебраться в Гленкирк, – добавил граф. – Но впереди еще довольно времени, так что с решением можете не торопиться.

Дермид кивнул. Он ненадолго покинул гостиную, чтобы найти принадлежности для бритья, и тут же вернулся. За несколько дней пути Патрик оброс густой темной щетиной, кое‑где поблескивавшей серебром. Слуга ловко выбрил ему щеки и шею и, полюбовавшись на дело своих рук, заявил:

– Ну вот, так‑то оно лучше, милорд. По правде сказать, без бороды вы гораздо моложе!

Патрик сделал недовольную гримасу. Дермид вовсе не хотел обидеть хозяина своим замечанием, но невольно напомнил ему о той разнице в возрасте, которая была между ним и Розамундой. Патрик встал из‑за стола, поблагодарил слугу за усердие и пошел в спальню. Скинув с бедер полотенце, он посмотрел на свое отражение в большом зеркале, висевшем в гардеробе. Его тело было стройным и мускулистым, волосы густыми и темными, лишь кое‑где в них поблескивали серебристые нити. Его зрение оставалось поразительно острым, не говоря уже о том, что любовный аппетит, возбуждаемый в нем Розамундой, рос с каждым днем. Патрик повернулся и подошел к стене, где была устроена потайная дверь, соединявшая их спальни. Он нашел задвижку, отворил дверь и вошел в комнату Розамунды.

Она лежала на кровати. С того места, где стоял Патрик, был виден изящный изгиб ее спины. Похоже, путешествие далось ей очень нелегко, хотя ни разу он не услышал от нее ни слова жалобы. Она оставила полотенце на кресле и теперь лежала совершенно обнаженной. Патрик прилег на край кровати, и Розамунда, почувствовав это, сонно прошептала:

– Патрик?

– Нет, это повелитель твоего сердца! – ответил граф, и Розамунда повернулась к нему лицом, и он припал к ее губам медленным, нежным поцелуем.

– Как приятно, – прошептала она, слегка отстранив его. Мне так не хватало этой роскоши: лежать в постели с вами, милорд!

– А чего тебе еще не хватало? – лукаво спросил Патрик, чувствуя, как от возбуждения восстает его плоть. – Черт побери! – непроизвольно вырвалось у него.

Розамунда тихо рассмеялась в ответ:

– Я ничуть не лучше тебя, милорд! – Она протянула руку и погладила его отвердевшую плоть. – Я больше чем готова, Патрик. Я просто скончаюсь на месте, если ты сию же минуту не войдешь в меня!

Патрик провел рукой внизу ее живота. Там было горячо и влажно. Патрик медленно ввел свое копье в ее лоно и начал двигать бедрами, с каждым разом усиливая удар.

– Розамунда! Розамунда! – повторял он со сладостными стонами. Наконец сильная струя его семени оросила лоно Розамунды. – Я не стану извиняться, милая, – сказал Патрик, отдышавшись. – Теперь, когда удовлетворен самый сильный голод, мы можем начать снова. Мы будем делать все медленно, так медленно, что ты будешь плакать от счастья. – И он вышел из нее.

Из груди Розамунды вырвался долгий прерывистый вздох.

– Мне так не хватаю тебя, Патрик. Прости мое нетерпение! – Она оперлась на локоть и заглянула графу в лицо. – Я так люблю тебя и сожалею о том, что нам не дано иметь детей.

– И я тоже, – сказал граф и привлек Розамунду к себе. Ее золотисто‑каштановая головка послушно легла ему на грудь. – Твои дочери похожи на тебя, Розамунда?

– Говорят, что Филиппа и Бэнон пошли в меня, а Бесси нет. Она папина дочка. Оуэн Мередит был хорошим отцом. И ты, мне кажется, тоже был хорошим отцом своим детям.

– Во всяком случае, я старался, – добавил Патрик. – Если любить всем сердцем своих детей – значит быть им хорошим отцом, то да, потому что я горячо любил их обоих. Утрата Жанет разбила мое сердце. Но теперь, хотя я снова оказался здесь, благодаря тебе, милая, все воспринимается по‑другому. Я помню всю горечь и боль того времени, но они уже не ранят меня так жестоко. Ты ведь знаешь, что мы пытались ее спасти, но у нас ничего не вышло.

– Ты так и не рассказал мне, как это случилось, – сказала Розамунда.

– А что тут рассказывать? Жанет похитили работорговцы и продали на большом рынке в Кандии за баснословные деньги. Она была совсем девочкой, нежной и невинной, и к тому же красавицей. Мой сын Адам не прекратил поиски до сих пор, несмотря на то что прошло столько лет. Он не теряет надежды найти сестру, хотя она давно могла погибнуть. Я не знаю, что и подумать. Для меня Жанет потеряна навеки.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила Розамунда. – По‑моему, лучше знать, что кто‑то погиб, чем мучиться от неизвестности.

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, не так ли? – вдруг спросил Патрик.

– Так же, как ты знаешь о том, что я люблю тебя, – ответила Розамунда, понимая, что Патрика больно ранят воспоминания о дочери.

– Я собираюсь заказать тебе у Селестины гардероб, достойный принцессы, – сказал граф. – Ты не можешь быть представлена герцогу, пока не получишь приличное платье. Я горжусь тобой и твоей красотой и хочу, чтобы ты затмила остальных женщин.

– Я вовсе не красавица, – возразила Розамунда. – Может быть, достаточно привлекательна, но это еще не говорит о красоте.

– Если бы это сказала другая женщина, я бы непременно подумал, что она кокетничает, – заметил Патрик. – Я нахожу тебя красивой, и герцог будет считать так же. У него слишком завистливый взгляд, Розамунда, так что будь с ним начеку. Он постарается вскружить тебе голову, как делал это со всеми красивыми женщинами, попадавшимися ему на пути. Он овдовел много лет назад и более чем доволен таким положением.

– Точно так же, как и ты! – поддразнила Патрика Розамунда. – Но вам, вдовцам, меня не провести! Ваша любовь мимолетна, она порхает от одной леди к другой, как шмель с цветка на цветок!

– Ж‑ж‑ж! Ж‑ж‑ж! – прожужжал в ответ Патрик. – Я готов быть твоим шмелем, дорогая, и, как всякий уважающий себя шмель, собираюсь заняться любовью с прекрасной английской розой!

Розамунда тихо рассмеялась, когда Патрик кончиком языка провел по краю ее розового ушка.

– Уж не собираетесь ли вы пронзить меня своим жалом, господин шмель? – пропищала она в притворном ужасе.

– Именно это я сейчас и сделаю, мадам, ибо мое огромное жало давно готово к тому, чтобы вонзиться в твой медовый горшочек! – игриво прорычал Патрик и снова провел языком по плечу и нежной шее Розамунды. – Ты восхитительна на вкус, – тихо добавил он и не спеша продолжил ласкать языком ее тело. Розамунда прикрыла от удовольствия глаза, наслаждаясь щекочущими влажными прикосновениями. Патрик ласкал языком ее пышные груди и бутоны сосков, упругий плоский живот, гладкие бедра. Он скользил языком все ниже и ниже, пока наконец не достиг нежной розовой плоти. Он осторожно лизнул ее.

– Ох, Патрик, – тихо простонала Розамунда. – Да!

Он уперся твердым языком в самую чувствительную точку и стал дразнящими движениями возбуждать ее.

– Не останавливайся! – молила Розамунда. – О Боже! Это так чудесно, любовь моя!

Патрик вонзил свой язык в ее горячий влажный тоннель, двигая им так же, как двигал бы своей плотью. Розамунда вздрогнула от пронзившего ее острого чувства наслаждения и громко вскрикнула.

Она почти ничего не соображала – настолько велико было наслаждение. Розамунда хотела, чтобы Патрик наслаждался не меньше ее. Осторожно обхватив губами его восставший фаллос, она погладила его языком и услышала, как Патрик застонал от восторга. Она долго не отпускала его, то лаская языком, то собирая жемчужины влаги, появлявшейся на кончике.

– Довольно! – наконец простонал Патрик и быстрым движением вошел в ее лоно. Розамунда обхватила его ногами, помогая проникнуть как можно глубже. Он чуть не зарыдал от блаженства – так крепко стиснули его горячие тугие ножны.

– Да! – страстно шептала Розамунда. – Да! Боже милостивый, как мне хорошо с тобой, Патрик! – Она выгибалась навстречу его ударам бедрами.

Она была тугой. Она была горячей. Она была бесконечным наслаждением, которым он никогда не сможет насытиться. Он двигался как можно медленнее, но по мере того, как нарастала их страсть, его удары становились все чаще. Патрик словно издалека слышал хриплые рыдания Розамунды и собственные глухие стоны. Комната плыла у него перед глазами. Он почувствовал, как длинные ноготки рвут кожу у него на спине, и, схватив Розамунду за запястья, завел ей руки за голову.

– Стерва! – выдохнул он.

– Дьявол! – прошипела Розамунда в ответ и вдруг громко вскрикнула, содрогнувшись всем телом. – Ох, Патрик! – в восторге произнесла она.

– Розамунда! Розамунда! – воскликнул Патрик, издав при этом почти звериный рык.

Они долго лежали рядом, прислушиваясь к тому, как постепенно их дыхание снова становится глубоким и ровным. Патрик взял Розамунду за руку и не спеша расцеловал каждый пальчик. Она прикрыла глаза и довольно вздохнула. С той самой минуты, когда их глаза встретились впервые, она знала, что их любви не суждено длиться вечно, но сейчас все было чудесно и она не желала думать о будущем. Умри она во сне сегодня ночью – и ей будет довольно того, что уже было между ними. Розамунда поднесла к губам сильную руку Патрика и поцеловала в середину ладони. Ни он, ни она не проронили ни слова. Слова им были ни к чему.

Вскоре они заснули. Спустя какое‑то время раздался робкий стук в дверь.

– Да! – крикнула Розамунда, моментально проснувшись.

– Пьетро заглянул к нам и предупредил, что портниха явится через полчаса, миледи, – послышался голос Энни.

– Мы будем готовы, – ответила Розамунда и легонько толкнула графа в бок: – Надо вставать, милорд, и смыть с себя запах нашей страсти. Ванна наверняка остыла, но ее будет довольно.

Выйдя с Патриком на террасу, Розамунда удивилась, обнаружив, что вода в ванне не такая уж холодная, – щедрое солнце подогрело ее своими лучами. Они поспешили окунуться. Розамунда так торопилась, что даже позабыла собрать волосы на макушке, и снова намочила их концы. Она быстро вытерлась сама и вытерла Патрика.

– Ну ладно, я буду ходить в нижней сорочке, – проговорила Розамунда, – а вот что наденешь ты? Впрочем, синьору Селестину вряд ли удивишь видом твоих достоинств! – ехидно заметила она.

– Дермид уговорил Пьетро раздобыть штаны, а рубашка у меня есть своя! – с улыбкой ответил Патрик. – Так что я, когда снова предстану перед Селестиной, буду выглядеть гораздо более прилично, чем ты.

– Ну так ступай одеваться, чтобы создать хотя бы видимость приличий! – скомандовала Розамунда.

Патрик согласно кивнул и через потайную дверь вернулся в свою комнату.

Розамунда поискала глазами седельную сумку. Найдя ее на полу возле кровати, она достала из нее нижнюю сорочку с красивой кружевной отделкой. Надев ее, Розамунда присела на край кровати, чтобы расчесать волосы и привести их в порядок. Ей уже не терпелось снова надеть платье.

Из гостиной наконец донеслись чьи‑то громкие голоса, а уже через минуту в дверь постучали. Розамунда отворила ее и вышла в гостиную. В ту же секунду из дверей своей спальни появился граф Гленкирк: тучная особа с черными глазами и длинными темными волосами, похоже, не обратила на Розамунду внимания, зато при виде графа радостно взвизгнула:

– Патрицио! Будь благословенна Дева Мария! Я уж и не чаяла увидеть тебя когда‑нибудь снова!

Она надвинулась на Патрика, широко раскинув свои объятия.

Графу стоило огромного труда не расхохотаться во весь голос. Что сделали с Селестиной годы! Граф сохранил в своей памяти образ стройной, изящной девушки, ставшей когда‑то его любовницей, а сейчас перед ним стояла дородная матрона. Кое‑как высвободившись из ее богатырских объятий, Патрик взял Селестину за плечи и запечатлел на ее губах смачный поцелуй.

– Селестина! Святая Мария! Тебя теперь надо любить в три раза больше! – Он окинул взглядом внушительных размеров фигуру и заключил: – Ты почти не изменилась, дорогая!

– Еще как изменилась! – возразила Селестина с добродушным смехом. – Но учти, Патрицио: с каждым куском плоти, прираставшим к моему телу, я добавляла столько же тяжести к моему кошельку! Не говоря уже о том, что я родила шестерых детей!

– А сколько мужей ты похоронила, милая? – спросил, дразня ее, граф.

– Мужей? – Селестина снова зашлась от хохота. – Да когда у меня было время на эти глупости, Патрицио?

Только теперь она огляделась и заметила Розамунду.

– Эта милая девчушка теперь у тебя в любовницах? Придется нам ее откормить, а то она совсем у тебя отощала! Она говорит на каком‑то из языков, которые знаю я?

– На французском, дорогая, только говори не очень быстро. И не пытайся ее обманывать. Она хозяйка большого поместья, которым управляет сама, и весьма успешно.

– Шотландка? – поинтересовалась Селестина.

– Англичанка, – ответил граф. – И твой отец должен был объяснить тебе, что я приехал сюда как частное лицо, чтобы повидаться со своим старым другом, герцогом Себастьяном. Ты ведь не будешь болтать обо мне, дорогая?

– У нас теперь имеется английский посол, – сообщила Селестина, следя за реакцией графа на свои слова.

– Знаю, – ответил он, – но Розамунда не такая знатная персона, чтобы ему было необходимо знать о ее прибытии. Она не имеет отношения к королевскому двору.

Селестина кивнула и, направившись к Розамунде, сказала по‑французски:

– Мадам, я принесла с собой платье, которое вполне сгодится вам, во всяком случае, до тех пор, пока вы не обзаведетесь полным гардеробом!

– Спасибо, – ответила Розамунда. – Я могу на него взглянуть?

– Мария! Быстро! – окликнула портниха свою молоденькую помощницу.

Платье принесли и разложили на кресле. Оно было сшито из шелка цвета морской волны и украшено тонким кремовым кружевом.

– Цвет вполне подходящий, – заметила Селестина, – если учесть, что я не знала, как вы выглядите, мадам.

– Оно слишком простое, – заметил граф.

– Оно достаточно красивое, и Селестина не могла переводить зря материалы, украшая платье, на которое нет заказчика, Патрик, – возразила Розамунда и, с улыбкой взглянув на портниху, добавила: – Можно его примерить?

Селестина кивнула и просияла в ответ.

– Он сказал, что вы умная женщина, мадам. Вы угадали насчет платья.

– Вы не могли бы немного оживить вырез? – спросила Розамунда. – К примеру, пустить золотое шитье?

– Конечно, мадам. Платье только ждало, когда у него появится хозяйка. Я могу приготовить его уже завтра. Вы пока примерьте его, чтобы мы выяснили, где еще нужно подогнать. А кроме того, я принесла с собой образцы тканей, чтобы мадам могла сама выбрать все, что ей понравится, – продолжала щебетать Селестина.

– Я хотела бы выбрать ткани и для себя, и для графа, – заявила Розамунда и стала примерять лиф и юбку.

Селестина бойко тараторила по‑итальянски, давая наставления своей молодой помощнице, вероятно, дочери.

– В талии придется немного убрать, Мария. И грудь у нее полнее, чем можно прикинуть на первый взгляд, судя по тонкой фигуре. Длина будет в самый раз. А вот с рукавами придется повозиться. У леди очень тонкая кость.

– Но она очень сильная, – вполголоса заметил граф, и Селестина наградила его широкой улыбкой:

– Да‑да, Патрицио! Твое сердце полно любви, мой старый друг, и у меня на душе стало легче, когда я увидела, что ты снова счастлив. Когда ты покидал нас, твое бедное сердце было разбито. Но леди явно удалось его исцелить.

– Верно, – признался граф.

– О чем это вы говорите, Патрик? – не выдержала Розамунда. – Я не понимаю ни слова из вашей тарабарщины!

– Селестина гораздо свободнее изъясняется на итальянском, любовь моя. Она сказала, что ты исцелила мое разбитое сердце, и я с нею согласился, – ответил граф.

– Ты льстишь мне самым бессовестным образом, особенно если учесть все обстоятельства! – возмутилась Розамунда.

– Я скорее проведу с тобой всего один волшебный год, Розамунда, чем всю жизнь буду влачить жалкое существование возле любой другой женщины в этом мире. А теперь, милая, давай лучше займемся выбором тканей для наших будущих нарядов, – предложил Патрик.

Платье, сколотое в нужных местах, осторожно сняли с Розамунды.

Селестина щелкнула пальцами, и Мария послушно принесла в гостиную шелковое одеяние какого‑то невероятного синего цвета.

– Вот, накиньте поверх вашей сорочки, – предложила портниха.

– Что это? – поразилась Розамунда.

– На том берегу моря, в тех краях, где правят турки, эту одежду носят постоянно. И называют кафтаном. По‑моему, для того чтобы ходить по дому, он подойдет лучше, чем нижняя сорочка, мадам. А как вам нравится цвет? Цвет настоящей персидской бирюзы!

– Чудесно! – восхитилась Розамунда. – Спасибо, Селестина! Я с большим удовольствием буду носить этот… кафтан!

– Ну а теперь, – провозгласила портниха, – можно взглянуть и на ткани, которые я принесла для вас и Патрицио, мадам. Мария! Образцы тканей. Vite! Vite! Скорее!

Коллекция образцов оказалась на удивление богатой. Здесь были самые разные ткани каких угодно цветов и оттенков. Шелк, парча, легчайший бархат, тонкий батист и кружева.

– Как был бы рад Том увидеть все это богатство! – восторженно заметила Розамунда. – Он обладает таким тонким вкусом! Мне остается лишь надеяться на то, что я усвоила его уроки! – Она пощупала кусок парчи темно‑зеленого цвета и добавила: – Это подошло бы мне. Селестина кивнула:

– А еще этот голубой шелк и рыжий бархат подходят по цвету к вашим чудесным волосам. А как насчет кремовой парчи с золотой нитью?

– Она очень красивая, – согласилась Розамунда, и портниха отложила образец в сторону. – Ох, какой чудесный оттенок лаванды!

Патрик снисходительно следил за тем, как женщины перебирают образцы тканей. Но тут Розамунда обратилась к нему, чтобы посоветоваться, какой цвет предпочел бы он для своего костюма.

– Поскольку я джентльмен, то предпочел бы более приглушенные тона, – ответил он.

Женщины переглянулись и продолжали выбирать ткани для будущих нарядов Розамунды и Патрика. На это ушло довольно много времени. Но вот все образцы были пересмотрены, и Селестина приказала своей помощнице навести порядок.

– Теперь мне осталось только снять мерку с Патрицио! – заявила она с лукавой улыбкой. – Подойдите сюда, милорд, и позвольте мне взглянуть, насколько вы выросли за эти годы. На вид вы совсем не изменились, но кто знает?

Она стала снимать с графа мерки, что‑то бурча себе под нос и делая короткие пометки угольной палочкой на обрывке пергамента, предусмотрительно принесенном с собой. Обмерив графа, Селестина выпрямилась и сунула свои заметки в глубокий карман платья.

– Ты все еще стройный, на зависть любому мужчине, – удовлетворенно заметила она. – Завтра я принесу ваши наряды для первой примерки и ваше платье цвета морской волны, мадам. Мы украсим его вырез вышивкой, но только самой простой. – С этими словами Селестина развернулась и отправилась к себе в мастерскую.

– Для женщины ее комплекции Селестина на удивление проворна, – заметила Розамунда после того, как портниха ушла.

– Значит ли это, что ты больше не ревнуешь? – усмехаясь, спросил граф.

– Я не сказала ничего подобного, милорд, поскольку видела, как она успела тебя ощупать, особенно когда снимала мерку с ног. По‑моему, она скорее сняла бы мерку с другой части твоего тела, и ты бы против этого не возражал! – ехидно заметила Розамунда.

– Селестина всегда знала, как надо работать руками! – в тон ей ответил Патрик, а затем поспешно обнял и нежно поцеловал. – Но ее умение не сравнится с твоим, моя дорогая, и я обожаю тебя за это!

– У нас еще остались какие‑то дела на сегодня, милорд? – спросила она.

– Хочешь, чтобы Дермид и Энни подали холодный ужин? Мы съедим его, когда захотим, а слуги пусть удалятся и не мешают нам предаваться лености и разврату!

– Уж не предлагаете ли вы, милорд, снова вернуться в постель? – спросила невинным голоском Розамунда.

– Да, милая, именно это я и предлагаю, – ответил граф, и в его зеленых глазах вспыхнули искорки вожделения. – У нас впереди еще много недель свободной любви, Розамунда, и я готов начать прямо сегодня!

– Тогда этот кафтан не понадобится мне еще какое‑то время! – заметила томным голосом Розамунда. – Или я ошибаюсь, милорд?

– Нет, милая! Тебе он действительно понадобится не скоро, – согласился граф и, взяв Розамунду за руку, повел ее в спальню.

Поиск по сайту: