Глава 13. Она вернулась в дом лорда Кембриджа, где царила суета, связанная с предстоящим отъездом

Она вернулась в дом лорда Кембриджа, где царила суета, связанная с предстоящим отъездом. Оба семейства решили покинуть Эдинбург рано утром. Лесли отправятся на северо‑восток, в Гленкирк, Болтоны – на юго‑запад, во Фрайарсгейт.

Адам видел, как измучилась за этот месяц Розамунда и как старательно она пытается скрыть это от окружающих, особенно от своей маленькой дочки. Когда все разошлись спать по своим комнатам, он задержался с Розамундой в гостиной.

– Если отец все вспомнит, я сразу же пошлю за вами, – пообещал Адам.

– Что‑то подсказывает мне, что этого не случится, – тихо проговорила Розамунда. – Когда мы с вашим отцом увидели друг друга впервые, нас обоих словно поразил удар молнии. С той самой минуты мы понимали: то, что было между нами когда‑то, в другом месте и в другое время, должно повториться вновь. Но кроме того, мы оба с самого начала знали – если угодно, назовите это предвидением, – что нам не суждено быть вместе. Однако по мере того как наша любовь крепла, мы постарались не думать об этом, гнали эти мысли прочь. И обманывали сами себя, считая, что препятствием к нашей свадьбе является не перст судьбы, а наши обязанности перед Фрайарсгейтом и Гленкирком. А потом мы нашли способ разрешить эту проблему и стали думать о свадьбе. Но от судьбы не уйдешь, Адам Лесли. Нам с Патриком не суждено было воссоединиться навсегда. И судьба снова напомнила о себе самым жестоким образом. – Розамунда тяжело вздохнула и добавила: – Вашему отцу суждено прожить остаток дней, не вспоминая ни о тех волшебных месяцах, что мы провели вместе, ни о нашей безумной любви. Тогда как я, напротив, никогда не забуду его. Это и будет моим наказанием за попытку обмануть судьбу, – горько заключила Розамунда.

– Но он еще может вспомнить, – попытался утешить ее Адам.

Розамунда грустно улыбнулась:

– Как вы похожи на своего отца!

Она медленно поднялась с кресла и вышла из гостиной, оставив Адама одного.

Наступило утро. В последний раз позавтракав все вместе, оба семейства стали прощаться. Наступил тяжелый момент для Розамунды. Она набралась мужества и, подойдя к Лесли, протянула Адаму руку. Он поцеловал ее.

Патрик наградил Розамунду вежливой улыбкой.

– Благодарю вас, мадам, за вашу самоотверженную заботу обо мне, – произнес он и тоже поцеловал ей руку.

Розамунда нежно провела рукой по его лицу.

– Прощай, любовь моя, – слетело с ее непослушных уст. Она пристально всматривалась в дорогое ей лицо, как будто надеялась найти в нем хотя бы слабый намек на то, что Патрик помнит ее, но – увы! Рука Розамунды безвольно упала.

Она повернулась, отошла к крыльцу, где ее ждала оседланная лошадь, и, не дожидаясь чьей‑либо помощи, вскочила в седло. Том и Филиппа попрощались с Адамом и Патриком Лесли и присоединились к ней. Их маленький отряд двинулся по оживленной Хай‑стрит, Адам Лесли еще долго смотрел им вслед. Наконец они скрылись из виду, свернув за угол.

– Неужели ты ничего не помнишь? – обратился с вопросом к отцу Адам. – Совсем ничего?

– Ничего, – отрицательно покачал головой граф. – Я хотел бы вспомнить, ведь она такая красивая, но не могу. Я бы оскорбил ее, если бы попытался притворяться, будто помню. – Патрик сошел с крыльца и вскочил на свою лошадь. – Поехали домой, Адам. У меня такое чувство, будто я целую вечность не был в Гленкирке.

Том нанял два десятка солдат, чтобы те охраняли их в дороге. Как только лошади свернули на знакомую дорогу, Розамунду охватило страстное желание как можно скорее оказаться дома. Они двигались весь день без остановок, и Розамунда согласилась остановиться на ночлег, только когда на землю опустились густые сумерки и ехать стало опасно. По ее настоянию они проехали мимо удобной гостиницы, в которой заранее заказал номера Том, и теперь ютились на сеновале у какого‑то фермера, без кроватей и ужина.

– Ты не можешь так издеваться над нами, – говорил Том, с трудом сдерживая раздражение.

– Я должна быть дома, – все время повторяла Розамунда. – Я умру, если не попаду домой!

– Филиппе не место на сеновале, Розамунда! – пытался вразумить ее Том. – И нам придется спать на пустое брюхо, черт побери!

– Сунь жене этого фермера пару монет, и она тебя накормит, – посоветовала Розамунда.

Том замысловато выругался себе под нос. Розамунда рассмеялась:

– Ай‑ай‑ай, кузен! Кто бы мог подумать, что ты знаешь такие выражения!

Она вдруг осеклась и сразу погрустнела.

Утром Том все‑таки уговорил жену фермера приготовить для всех завтрак. Она была не прочь заработать пару монет, хотя еда оказалась совсем простой. Розамунда почти не притронулась к своей порции овсянки, зато постоянно напоминала, что все должны поторопиться.

– Впереди нелегкий день, – заявила она и первой вскочила в седло, желая ехать во главе отряда.

Двое солдат из конвоя, не дожидаясь приказа, поспешили за ней, а их товарищи заканчивали завтракать.

– Какая муха укусила Розамунду? – спросил Том у Мейбл, когда они уже были в пути.

– Фрайарсгейт – это источник ее силы, – отвечала старая нянька. – Горе и отчаяние почти лишили ее сил. И теперь она будет погонять лошадь до тех пор, пока кто‑то из них не свалится замертво.

– Но ни Филиппа, ни Люси, ни ты не выдержите такой гонки! – возмутился Том.

– Я сделаю все, что могу. Филиппа с Люси еще молоды и полны сил. Мы многое переживем, если будем знать, что впереди нас ждет Фрайарсгейт, – заявила Мейбл.

Скачка продолжалась. В полдень Том все‑таки уговорил Розамунду сделать остановку в придорожной таверне, убедив ее в том, что лошадям нужен отдых. Воспользовавшись передышкой, лорд Кембридж приказал хозяину подать плотный обед на весь отряд, включая и солдат из охраны, потому что знал: как только Розамунда вернется на тракт, она будет скакать и скакать до тех пор, пока не станет совсем темно.

А еще он с тревогой думал о том, что они находятся совсем близко к границе.

– Мы могли бы переночевать в Клевенз‑Карне, – сказал он Розамунде.

Кузина оглядела его холодным взглядом и резко ответила:

– Нет, ноги моей не будет в Клевенз‑Карне!

– Тогда давай заночуем прямо здесь. Вчера ты замучила нас до полусмерти! – взмолился Том.

– Нет, – снова ответила Розамунда. – До ночи мы можем проехать гораздо дальше Клевенз‑Карна, и это позволит нам завтра уже к полудню добраться до Фрайарсгейта!

– Но ведь между Клевенз‑Карном и Фрайарсгейтом нет ни одного места для ночлега! – выкрикнул Том, теряя терпение.

– Мы можем заночевать в поле, – холодным тоном заявила Розамунда.

– И тебе хватит совести заставить Филиппу, Люси и Мейбл валяться в грязи? – Том даже побагровел от возмущения.

– Если бы ты не устроил этот бесполезный привал с питьем и кормежкой, мы уже сейчас были бы намного ближе к дому, – спокойно произнесла Розамунда, словно и не заметила гнева кузена.

– Да ты просто рехнулась! – в отчаянии выпалил Том.

– Том, я просто хочу домой! Какого черта ты поднял из‑за этого такой шум?

– Никакого! Я не позволю тебе загнать нас всех до смерти, Розамунда! Мы переночуем в Клевенз‑Карне – и точка!

– Ты можешь ночевать в Клевенз‑Карне, если тебе угодно. Я туда не собираюсь, – заявила Розамунда.

Погода резко изменилась. С утра было тепло и солнечно, а к вечеру начал моросить мелкий дождик. Две башни Клевенз‑Карна, нависшие над дорогой, показались путникам особенно угрюмыми на фоне мрачного неба.

– В этом замке мы остановимся на ночлег, – сказал Том, обращаясь к командиру охраны. – Пошлите одного из ваших людей вперед, пока там не закрыли ворота. Пусть попросит приготовить место для леди Фрайарсгейт и ее людей.

– Слушаюсь, милорд, – ответил командир и махнул рукой одному из своих наемников.

– Лорд Клевенз‑Карн не откажет нам в гостеприимстве, – вполголоса сказал Том Мейбл.

– Ни он, ни его жена, – согласилась старая нянька. – Но лучше тебе знать заранее, что твоя кузина наверняка будет против задержки. Я знаю Розамунду с пеленок, и уж если ей что втемяшится в голову, она костьми ляжет, а сделает по‑своему. Впрочем, такой одержимой я ее еще не видела. С нее станется скакать всю ночь напролет, лишь бы луна давала достаточно света.

– Лошади не выдержат такой гонки, – с тревогой заметил Том.

– А ты попробуй втолковать это ей, – язвительно посоветовала Мейбл.

Том пришпорил своего коня, чтобы догнать кузину, по‑прежнему ехавшую во главе колонны.

– Розамунда, я умоляю тебя внять голосу рассудка, – начал Том.

Она не обращала на него внимания, демонстративно глядя только вперед, на дорогу.

– Если в тебе не осталось жалости к твоим спутникам., то подумай хотя бы о лошадях. Они не могут сутками обходиться без отдыха.

– Мы сможем отдохнуть, когда минуем Клевенз‑Карн и пересечем границу, – упрямо продолжала твердить Розамунда. – Еще не совсем стемнело, Том. Мы могли бы преодолеть не одну милю пути, прежде чем опустится ночь и не станет видно дороги.

Том от злости скрипнул зубами и сделал еще одну попытку образумить свою своенравную кузину.

– Я бы не стал возражать, если бы погода нам благоприятствовала, но ты же видишь, что дождь становится сильнее с каждой минутой. Он наверняка будет лить всю ночь, а может, и дольше. Ты не можешь обречь Мейбл, Люси и свою дочь на бесконечную ночную гонку под проливным дождем. И я еще раз прошу тебя подумать о лошадях. Как ты собираешься искать дорогу, когда совсем стемнеет? Небо все затянуто тучами, нет ни луны, ни звезд. Если мы не остановимся в Клевенз‑Карне, нам придется ночевать в чистом поле, да еще в такую погоду. Не дай Бог, кто‑то из нас простудится – это же будет верная смерть!

– Мы прикажем солдатам охраны ехать впереди и факелами освещать дорогу, – заявила Розамунда как ни в чем не бывало.

– Я понимаю, что тобою движут горе и отчаяние, – начал было Том, но Розамунда в раздражении отмахнулась от него.

– Том, если тебе это так необходимо, ты можешь переночевать в Клевенз‑Карне или в любом другом месте. А я должна ехать дальше, – решительно заявила она.

– Можно подумать, что если мы остановимся в Клевенз‑Карне, то случится конец света! – не выдержал Том. Его голос звенел от гнева. – Все равно раньше, чем завтра, нам до Фрайарсгейта не доехать!

– Но я доеду до него на несколько часов раньше, если сегодня буду ехать до темноты.

– Ты окончательно свихнулась! – выпалил Том и, развернув коня, остановился, поджидая Мейбл. – Розамунда милостиво разрешила мне остановиться на ночлег, а сама собирается ехать дальше, – сообщил он няньке результаты переговоров с кузиной. От ярости его добродушная физиономия налилась нездоровым румянцем.

Мейбл ничего не оставалось, как рассмеяться:

– Не переживайте так из‑за нее, милорд! Пусть себе думает, что ей и правда удастся скакать всю ночь напролет. Мы попросим хозяина замка догнать ее и уговорить вернуться под крышу. Вот увидите, он нам не откажет. Он все еще любит ее, несмотря на то что имеет верную и преданную жену.

– Да ведь Розамунда на дух не выносит Логана Хепберна! – с досадой воскликнул Том. – Если он попросит ее вернуться, она нарочно сделает ему все наперекор. Скажи он повернуть налево – она повернет направо!

– Что правда, то правда, – согласилась Мейбл. – Но сдается мне, что, раз Логан Хепберн любит Розамунду, он все равно не позволит ей болтаться под дождем по тракту, как бы она ни противилась. Можете не сомневаться, что он сумеет притащить ее домой. Мейбл многозначительно улыбнулась.

– Да ты у нас просто кладезь премудрости! – невольно вырвалось у Тома. – И как я до сих пор этого не замечал?

– Просто я знаю свое дитя, – скромно отвечала Мейбл. Отряд достиг развилки. В этом месте от основного тракта отделялась дорога, уводившая в горы, к границам Клевенз‑Карна. Розамунда придержала коня, и все остановились. Вниз по дороге к ним спускался солдат, заранее отправленный в замок.

– Лорд и его жена с радостью приглашают вас на ночлег, – сообщил он.

Розамунда обратилась к командиру охраны:

– Все, кроме двух человек, могут поехать на ночлег с моим кузеном, дочерью и женщинами. А для меня пусть приготовят факелы, чтобы освещать дорогу. Я должна ехать всю ночь.

Капитан неодобрительно покачал головой:

– Леди, нас нанимали, чтобы охранять вас по дороге домой, и мы готовы выполнить свою часть сделки. Но я не собираюсь обрекать своих животных на верную гибель. Вы загоните их до смерти, если заставите скакать всю ночь без передышки, без корма и питья.

– Я дам вам новых лошадей, – пообещала Розамунда.

– Вы рискуете жизнью моих людей, – снова возразил капитан. – И мой ответ – нет! Да вы посмотрите кругом, что творится! В горах уже туман, и он вот‑вот спустится на дорогу! Вы не успеете отъехать и на милю, когда из‑за тумана вокруг ничего не станет видно! Тут никакие факелы не помогут! Остановитесь на ночлег в Клевенз‑Карне!

– Нет, теперь меня ничто не остановит, – упрямо повторила Розамунда. – Дайте мне факел, и я поеду вперед одна.

Тому показалось, что он сейчас лопнет от ярости, но тут он вспомнил мудрый совет Мейбл и сказал командиру охраны:

– Дайте же ей этот чертов факел!

– Милорд! – начал было возражать старый вояка, но осекся под тяжелым взглядом лорда Кембриджа. – Слушаюсь, милорд, – буркнул он и подал Розамунде факел, который держал в руке. – Леди, – взмолился солдат, – будьте добры, переночуйте в замке!

Не обращая на него внимания, Розамунда медленно двинулась вперед, миновала своих спутников и скрылась в тумане. Через несколько минут только слабое мерцание факела отмечало ее путь.

Том повел отряд вверх по склону горы, к замку. Логан, несмотря на дождь, вышел во двор, чтобы приветствовать гостей. Он быстрым взглядом окинул кучку промокших насквозь всадников и не смог скрыть своего разочарования от того, что не обнаружил среди них Розамунды. Лорд Кембридж моментально заметил это и, неловко спешившись, сказал:

– Логан Хепберн, нам надо перекинуться парой слов, быстро и без свидетелей.

Лорд не стал спорить и повел гостей в замок. В зале их с нетерпением дожидалась его жена. Она помогла женщинам избавиться от мокрых накидок, а Логан тем временем отвел Тома в маленькую комнату, которую именовал своим кабинетом. Мужчины не стали садиться, чтобы не терять времени.

– Я постараюсь изложить все в двух словах, – начал Том. – Когда мы приехали в Эдинбург, оказалось, что графа Гленкирка хватил удар и он лежит без памяти, на грани смерти. Король прислал своего личного врача – искусного в этих делах мавра, – и благодаря его лечению и заботам Розамунды граф выжил. Но, увы, его память была частично утрачена. Он так и не смог что‑либо вспомнить из последних двух лет своей жизни. Логан Хепберн, вы понимаете, что это значит?

– Он не вспомнил Розамунду, – тут же откликнулся Хепберн. Его голос вздрогнул от странной смеси сочувствия и радости.

– Она преданно ухаживала за графом в течение месяца, пока он не набрался сил для того, чтобы вернуться домой. Но ни о какой свадьбе в данных обстоятельствах не могло быть и речи, – заключил Том. – Мою кузину терзают горе и бессильная ярость. И сегодня, когда мы решили искать приюта под вашей крышей, она в одиночку поехала дальше, во Фрайарсгейт.

– Черт подери! – ругнулся в сердцах Логан.

Том постарался скрыть довольную улыбку. Похоже, Мейбл оказалась совершенно права.

– Уж не хотите ли вы сказать, что леди Розамунда сейчас одна на дороге, в такую непогоду? Да вы что, с ума сошли? Как можно было отпускать ее одну? – Возмущению лорда Клевенз‑Карна не было границ.

– Ее ничто не могло остановить, – пытался объяснить Том. – Кузина – женщина решительная, а Фрайарсгейт – источник ее сил. Ей нужно как можно быстрее попасть домой.

– А лихорадка ей нужна? Она же застудится насмерть! – в отчаянии воскликнул Логан.

– Может, вам удастся вразумить леди Розамунду? – осторожно спросил Том.

– Скорее я буду вразумлять диких волков в горах, – гаркнул Логан, – но не допущу, чтобы она рисковала жизнью, пусть даже с горя! Я привезу ее сюда. А вы ступайте в зал и перескажите моей жене все, что рассказали мне. Пусть она будет готова принять вашу кузину. Боюсь, это окажется не так‑то просто.

– Спасибо, Логан Хепберн, – тихо проговорил Том. Логан коротко хохотнул.

– А ведь вы знали с самого начала, что я поеду за ней!

– Не я. Мейбл, – пояснил лорд Кембридж. Мужчины вернулись в зал, где спутники Тома уже устроились возле очага. Логан подошел к жене, шепнул что‑то ей на ухо и вышел, предоставив Тому объясняться в его отсутствие. Хепберн приказал слугам подать ему непромокаемую накидку и оседлать коня. Вскоре он вскочил в седло и выехал за ворота резвой рысью, освещая себе дорогу факелом. Дождь лил как из ведра. У подножия горы Логан повернул на юг и помчался по тракту, ведущему к границе и дальше – к Фрайарсгейту. Туман становился все гуще, и вскоре Логану пришлось перейти с рыси на шаг. На землю опустилась ночная тьма, но Логан упрямо ехал вперед. По его прикидкам, Розамунда опережала его примерно на четверть часа. Он был полон решимости догнать ее и вернуть в Клевенз‑Карн.

Его конь сам выбирал дорогу, ориентируясь гораздо лучше всадника, и там, где туман становился хотя бы чуть‑чуть реже, прибавлял шагу, как будто чувствовал снедавшее Логана нетерпение. Наконец Логану удалось различить впереди слабое мерцание факела. Какое‑то время он и Розамунда двигались примерно с равной скоростью, но вскоре туман снова рассеялся, и шотландец послал коня рысью. Расстояние между ними заметно сократилось. Он уже различал смутный силуэт ее лошади. Ему снова пришлось перейти на шаг, пока очередная прореха в тумане не позволила прибавить скорости. Теперь Розамунда была совсем рядом. Логан ясно видел ссутулившуюся под проливным дождем фигуру. Из‑за непрерывно гремевшего грома она не слышала стука копыт его коня. Логан поравнялся с Розамундой, но она так сосредоточилась на дороге, что не обратила на него внимания.

– Итак, мадам, вы по‑прежнему упрямы как осел! – произнес Логан и, протянув руку, одним рывком перетащил Розамунду на спину своего коня. Ему пришлось что было сил обхватить ее за талию, чтобы не дать вырваться.

Розамунда лишь негромко охнула от неожиданности, ни капли не испугавшись ни мужского голоса, ни того, что теперь она оказалась во власти своего похитителя. Она моментально сообразила, с кем имеет дело.

– Проклятый разбойник, отпусти меня сию же минуту! – гневно вскричала она.

– Я не затем гонялся за вами под дождем, мадам, чтобы так просто взять и отпустить. Вы непременно вернетесь со мной в Клевенз‑Карн!

– Черта с два! – Розамунда сопротивлялась изо всех сил, стараясь вырваться из цепких объятий Логана.

Он шумно вздохнул:

– Я знаю, что случилось с тобой в Эдинбурге, сумасшедшая! И не могу тебе не посочувствовать! Но если бы ты вышла за меня, ничего подобного не случилось бы!

– Да не хотела я за тебя выходить! – выкрикнула прямо ему в лицо Розамунда, не в силах больше сдерживать свой гнев. – Неужели так трудно было понять, что я вообще не хотела замуж? А ты прожужжал мне все уши со своими чертовыми наследниками! В конце концов я уже сама себе стала казаться племенной кобылой!

– Да не нужна мне была племенная кобыла! Я думал, ты и так понимаешь, что я тебя люблю! И не разлюбил до сих пор! Я думал, раз ты родила Оуэну Мередиту наследниц для Фрайарсгейта, то будешь не против родить наследника и для меня! – проорал в ответ Логан. Он уже повернул коня и с облегчением отметил, что лошадь Розамунды без понуканий следует за ним.

– Ах, ты думал? Черта с два ты о чем‑то думал, нахал! Ты сам за меня все решил! Ты даже не потрудился спросить моего согласия! Ты не сказал мне, что любишь и что будешь рад, если я стану матерью твоих детей! Нет! Ты соизволил поставить меня перед фактом, что приедешь в День святого Стефана и возьмешь меня в жены, чтобы я наплодила тебе наследников! Ты ни разу не поинтересовался, чего я хочу от тебя, Логан Хепберн! А теперь изволь опустить меня на землю и оставь в покое!

– Ну уж нет, мадам. Ты вернешься со мной в Клевенз‑Карн, даже если на это придется угробить всю ночь. Ты съешь горячий ужин и ляжешь спать в сухую постель. А твоя несчастная лошадь наконец отдохнет, черт бы тебя побрал!

– Ах какая учтивость! Ты так ничему и не научился, верно? Ты только и знаешь, что отдавать мне приказы! – продолжала кричать Розамунда. – Но не надейся, что я их буду слушать! Ты мне не муж и не хозяин!

– Да заткнись ты, Розамунда! – рявкнул Логан. Не в силах больше сдерживаться и не зная, как еще заставить ее замолчать, он грубо поцеловал ее в губы. Знакомый запах белого вереска ударил ему в ноздри, и от восторга Хепберн едва не потерял голову.

Розамунде удалось изловчиться и даже ударить его по лицу свободной рукой. Но она наконец‑то замолчала. С тех пор как ее поцеловал когда‑то на прощание Патрик Лесли, ей ни разу не пришлось целоваться с мужчинами. Ну почему ее все время целуют те, к кому она равнодушна?

Они медленно ехали в Клевенз‑Карн под дождем. Казалось, этой дороге не будет конца. Но вот лошади почуяли жилье и свернули на дорогу к замку. Во дворе Логан поставил Розамунду на землю и соскочил с седла. Розамунда не спеша повернулась и врезала ему кулаком по физиономии. Это был сильный удар. От неожиданности Хепберн даже покачнулся и… расхохотался. Розамунда, пылая гневом, развернулась и отправилась в замок. Логан двинулся за ней следом, потирая челюсть.

В зале навстречу вошедшим устремилась Джинни. Сочувственно причитая, она принялась хлопотать вокруг промокшей гостьи.

– Ох, бедная вы моя! – восклицала хозяйка замка. – Идите скорее к огню, обсушитесь! Я могу понять, как вам хотелось попасть домой, но нельзя же так изматывать себя, Розамунда! Вам необходимо отдохнуть! Ох, не дай Бог, вы подхватите простуду или лихорадку! Эти весенние ливни такие коварные! – Джинни приняла у гостьи мокрую накидку и вежливо, но решительно заставила ее сесть в кресло. – Логан, сейчас же сними с леди Розамунды башмаки и разотри ей ноги так, как растирал мне, когда я мерзла! – приказала она мужу.

– Мадам, ради Бога, я не стою таких хлопот, – пыталась протестовать Розамунда. – Я не привыкла, чтобы со мной так носились. Поверьте, не случится ничего страшного. Что бы там ни воображал ваш супруг, я наверняка добралась бы к утру домой без его помощи.

– Ты едва успела отъехать отсюда на милю, от силы на полторы, – заметил Логан, стаскивая с Розамунды башмаки.

Джинни ловко подсунула ей под ноги низкую скамеечку.

– Разотри ей ноги, Логан, – напомнила она и ободряюще улыбнулась Розамунде: – Вы и глазом моргнуть не успеете, как он вернет ваши бедные ножки к жизни! Ох, да вы же наверняка умираете с голоду! Погодите, я подам вам ужин! – И Джинни поспешила на кухню.

Розамунда мрачно отметила про себя, что живот у нее стал еще больше, чем в марте. Но в следующую минуту ей стало не до размышлений о Джинни: большие сильные ладони Логана обхватили ее ступни.

– Что это ты себе позволяешь? – возмутилась Розамунда, безуспешно пытаясь высвободить ногу.

– Растираю ступни, как приказала моя жена, мадам, – невозмутимо ответил Логан.

Розамунда не сразу сообразила, что он нарочно провоцирует ее на сопротивление, которое наверняка окажется бесполезным. Не желая поддаваться на провокацию и выставлять себя на посмешище, она нехотя буркнула:

– Очень хорошо. Где мои родные?

– Насколько я могу судить, они поужинали и отправились спать, мадам. Между прочим, час уже поздний. – Большая рука Логана осторожно разминала застывшие пальцы на ноге Розамунды. Он не мог удержаться и залюбовался этой изящной ножкой – легкой, с высоким подъемом и удивительно нежной кожей. Логана так и подмывало осыпать ее поцелуями, однако он сдержался, понимая, что в данный момент это совершенно неуместно.

– По‑моему, ты преуспел в своем искусстве, – не без ехидства заметила Розамунда.

– Никто не умеет так быстро согреть даме ноги, как Логан! – с энтузиазмом откликнулась Джинни, вернувшись с кухни с полным подносом.

Розамунда приняла от нее поднос и попыталась есть, хотя у нее совершенно не было аппетита. У нее вообще пропал интерес к еде с того дня, как она приехала в Эдинбург и обнаружила, что Патрик едва живой. Несмотря на то что она провела в седле весь день, пища не шла ей впрок и желудок грозил вот‑вот взбунтоваться. Однако Розамунда не хотела обижать Джинни и молча склонилась над тарелкой.

Наконец даже Джинни стало ясно, что гостье кусок не лезет в горло, и она забрала у Розамунды поднос, тихо промолвив:

– Я понимаю. Но по крайней мере вы хоть немного подкрепились.

Розамунда пристально посмотрела в лицо молодой женщины. Оно светилось искренним сочувствием и бесконечной добротой. Как всегда в последние дни, от слез у Розамунды защипало глаза. Она молча кивнула хозяйке замка, не в силах вымолвить хотя бы слова.

– Ну как, теперь у нашей гостьи согрелись ноги? – спросила Джинни у мужа.

– Да, – ответил Логан и выпрямился.

– Тогда налей ей вина, – распорядилась Джинни и, когда Хепберн удалился, сказала, обращаясь к Розамунде: – Я вижу, у вас глаза на мокром месте, но вы не хотите плакать при мужчине. Розамунда, мне даже подумать страшно о том, как вам сейчас больно. Поверьте, я сочувствую вам всем сердцем!

Розамунда снова лишь кивнула, чувствуя, что стоит ей открыть рот – и она уже не совладает с истерикой. Она сделала вид, что смотрит на огонь.

Когда Логан вернулся в зал с кубком вина в руках, Джинни жестом остановила его на полпути и прошептала:

– Она задремала.

– Я отнесу ее в постель, – ответил Логан.

– Нет, – возразила Джинни. – Ты такой неуклюжий, Логан, что наверняка ее разбудишь, и тогда она больше не заснет до утра. Ее накидка уже совсем сухая. Прикрой Розамунду, пусть спит прямо в кресле. И нам пора ложиться, муженек.

Хепберн кивнул:

– Ступай наверх, милая, а я проверю, закрыты ли все двери и окна.

– Конечно, – ответила Джинни и вышла из зала. Логан не спеша обошел весь замок, как он всегда делал перед тем, как идти спать. С особой тщательностью проверил, хорошо ли заперты двери. Проследил за тем, чтобы слуги погасили все светильники, а в очагах не оставалось горящих углей. Наконец он вернулся в зал и присел возле Розамунды. Ее лицо стало для него таким родным, ведь она так часто являлась ему во сне. Он помнил и ту милую девочку, которую впервые увидел на ферме в Драмфи много‑много лет назад и в которую влюбился с первого взгляда. Так почему судьбе было угодно столько лет не позволять им соединиться? Логан грустно покачал головой и, вспомнив, что его ждет жена, покинул зал, не потревожив сон своей гостьи.

Когда Хепберн вошел наутро в зал, Розамунда уже проснулась и успела к этому времени поругаться с командиром конвоя.

– Нам еще остался почти полный день пути! – услышал Логан ее возмущенный голос.

– Вы не в своем уме, мадам, и я не желаю больше иметь с вами никаких дел! – бубнил в ответ командир. – Хватит и того, что за последние два дня вы чуть не до смерти загнали и моих людей, и моих лошадей! Заплатите нам за эти дни и разойдемся по‑хорошему.

– А как же мы поедем сегодня? – возмутилась Розамунда. – По‑вашему, три женщины могут спокойно разъезжать возле границы под охраной одного‑единственного джентльмена? Это самый опасный участок пути, ведь на нас могут напасть и шотландцы, и англичане! На границе всегда полно разбойников! И когда вас нанимали, вы обещали доставить нас до самого Фрайарсгейта!

– Не желаю больше иметь с вами дела, миледи, – повторил командир конвоя. – Деньги на бочку, и по домам!

– Заплатите ему, – посоветовал Логан Розамунде. – Все равно на него больше нет надежды, мадам. Если вы принудите его ехать силой, он подождет, пока вас не станет видно из Клевенз‑Карна, ограбит и бросит посреди дороги. Лучше я соберу своих людей и сам провожу вас до дома.

Впервые в жизни Розамунда не стала спорить с Логаном Хепберном. Она могла сколько угодно убиваться от горя, но не потеряла способности здраво мыслить. Розамунда извлекла из кармана, спрятанного в складках платья, кожаный кошель, туго набитый деньгами, развязала его и отсыпала третью часть денег обратно в карман. Затем туго завязала кошель и швырнула его командиру конвоя.

– Вас нанимали для того, чтобы вы сопровождали нас до Фрайарсгейта, а не до Клевенз‑Карна. И я заплатила за ту часть пути, которую вы проделали с нами. А теперь поднимайте своих людей и убирайтесь прочь с моих глаз!

Солдат коротко поклонился лорду Клевенз‑Карну и почел за благо покинуть замок.

– Не очень‑то мне нравится быть у тебя в долгу, Логан Хепберн, – с досадой призналась Розамунда.

– Ни о каком долге и речи быть не может, – заявил тот. – Хоть ты и англичанка, мы с тобой самые близкие соседи на всю округу. Это было бы не по‑соседски, если бы я отпустил тебя без охраны во Фрайарсгейт!

– Я не собираюсь сидеть здесь еще целый день и ждать, пока ты соберешь свой отряд! – сердито проговорила Розамунда.

– Как только ваши родные соберутся в путь, мы будем готовы выехать, леди, – сказал Логан.

– Как твой сын? – Розамунда все‑таки вспомнила о приличиях.

– Он ладный малыш, мой мальчуган! – ответил Логан, просияв улыбкой. – Все говорят, что он похож на меня. Может, оно и так, да только нрав у него материнский!

Розамунда не удержалась от улыбки при виде этой искренней отцовской гордости и любви.

– Значит, ты и правда счастливчик, Логан Хепберн! – сказала она.

Теперь наступила очередь Логана ухмыляться.

– Ты не шутишь? – поддразнил он Розамунду.

– По‑моему, лучше нам не углубляться в этот вопрос, милорд.

Логан согласно кивнул:

– Верно. Мы ведь никогда ни в чем не можем согласиться с тобой, не так ли, Розамунда?

– Я не берусь предсказывать будущее, Логан Хепберн, – проговорила Розамунда устало. – Однажды я взяла на себя эту смелость, но нынешняя весна доказала, что прорицательница из меня не получилась.

В зал вошел Том, а с ним Филиппа, Мейбл и Люси.

– Ах, ты уже встала! – добродушным тоном приветствовал Том кузину.

– Ни слова больше, гнусный предатель! – воскликнула она. И сообщила: – Наша доблестная вооруженная охрана получила расчет и вернулась в Эдинбург. Командир отказался иметь со мной дело. Лорд был так любезен, что вызвался сам проводить нас до дома.

– Вот так дела! Все уже встали и собрались! – воскликнула Джинни, входя в зал. – Боюсь, я совсем никудышная хозяйка! – И она засуетилась, подгоняя слуг, подававших завтрак.

– От леди Фрайарсгейт сбежала ее охрана, – объяснил жене Логан. – Так что сегодня мне придется собрать своих людей и проводить соседку до дома. Мы непременно вернемся к ночи, милая. – И он чмокнул Джинни в макушку.

– Конечно, тебе следует проводить Розамунду и ее родных! Это же самая опасная часть пути! Возьми как можно больше людей, чтобы у тех негодяев, что шастают по нашим горам, заранее отпала охота на вас нападать! – сказала Джинни и, обращаясь с улыбкой к Розамунде, добавила: – Я на своем опыте убедилась, что жители приграничья часто бывают грубы и непредсказуемы в своих поступках. И англичане, и шотландцы.

– Да, это верно, – согласилась Розамунда.

Наконец подали завтрак, и гости уселись за стол. Люси отправилась в людскую, где завтракали остальные слуги, а Мейбл считалась почетной гостьей благодаря своей дружбе с Розамундой и браку с одним из Болтонов. Горячую густую овсянку можно было заправить свежей сметаной или сладким прозрачным медом. Кроме того, на столе было вдоволь свежего хлеба, вареных яиц, свежего коровьего масла и сушеных ягод. Запивали завтрак либо разбавленным элем, либо вином.

– Филиппа! – строго окликнула Розамунда дочь, вовремя заметив, как девочка махнула рукой слуге, разливавшему по кубкам эль. – Пей либо разбавленное вино, либо чистую воду!

– Мама! Мне уже девять лет! – возмутилась Филиппа.

– Ты не будешь пить за завтраком эль, пока тебе не исполнится двенадцать! – отрезала Розамунда.

– Твоя мама никогда не вела себя так за столом! – присоединилась к Розамунде Мейбл.

Филиппа обиженно фыркнула, но дала знак слуге, который держал наготове кувшин с вином.

– Я хорошо помню себя в этом возрасте, – сказала, неловко улыбнувшись, Джинни. – Для девочки это очень трудный возраст.

Когда все позавтракали, Логан объявил, что идет собирать своих людей, чтобы без промедления отправиться в путь. Все как будто позабыли о том, как упрямилась накануне леди Фрайарсгейт, не желавшая ночевать в Клевенз‑Карне.

Две женщины обнялись на прощание, и Джинни сказала:

– Розамунда, я хотела попросить вас об одном одолжении. Вы не могли бы стать крестной моему ребенку?

– У вас наверняка найдется для этого более достойная женщина! – попыталась отказаться Розамунда.

– Нет, не найдется. Обе невестки Логана поссорились со мной с тех пор, как он по моему настоянию отселил их из замка в собственные дома. Они пытались оспорить мое право хозяйничать в моем собственном замке под предлогом того, что я моложе их. Я терпела их выходки сколько могла, но я вовсе не такая наивная, как могу показаться на первый взгляд. И когда Логан спросил, как отблагодарить меня за то, что я родила ему сына, я не стала торопиться с решением и сказала, что подумаю. А потом, когда невестки так грубо повели себя с вами весной, я сказала мужу, что хочу, чтобы он отселил своих братьев в отдельные дома. Он не стал возражать, но настоял на том, чтобы его братья с их женами стали крестными нашему первенцу. Его братья довольны таким решением, а жены – нет.

– Но ведь ваши родные наверняка… – начала было Розамунда, но Джинни остановила ее выразительным взмахом руки:

– Все мои родные остались далеко на севере. Они едва меня помнят. Пожалуйста, Розамунда, скажите, что вы будете крестной моему малышу! Вы моя единственная подруга!

Искренность молодой женщины тронула Розамунду, и она слабо улыбнулась:

– Если ваш муж, лорд Клевенз‑Карн, не будет возражать, я сочту за честь быть крестной вашему ребенку!

«Господи Иисусе! Неужели эти Хепберны никогда не оставят меня в покое?» – подумала Розамунда и, торопливо поцеловав Джинни в щеку, вышла из зала.

Во дворе ее родные, а также лорд Клевенз‑Карн со своими людьми уже сидели верхом и ждали ее. Розамунда вскочила в седло, подъехала к Логану и кивнула. Отряд выехал через ворота на дорогу, спускавшуюся до южного тракта. День обещал быть солнечным, хотя по небу еще плыли разноцветные обрывки вчерашних облаков, безжалостно растрепанные ветром. В начале мая горы уже мало‑помалу оделись в ярко‑зеленый наряд, и кое‑где бродили стада овец, пощипывая свежую травку. Дважды на отдаленных вершинах путники замечали каких‑то людей, но отряд лорда Клевенз‑Карна был слишком многочислен, так что на всем пути до Фрайарсгейта их никто не потревожил.

Заметив вторую группу подозрительных незнакомцев, Розамунда сказала Логану:

– Я должна поблагодарить тебя, Логан Хепберн, за то, что не поленился проводить меня.

Логан оглянулся на нее и ответил с улыбкой:

– Я нисколько не сомневаюсь, милая, что ты и сама сумела бы дать достойный отпор любому разбойнику. Но лучше лишний раз проявить осторожность, чем потом без конца сожалеть.

Том подъехал поближе к Розамунде и весело сказал:

– Ну, кузина, сегодня ты впервые стала походить на себя с того времени, как мы покинули Эдинбург. И я очень рад это видеть.

– Ты был прав насчет прошлой ночи, – заметила Розамунда.

– Знаю, – невозмутимо ответил Том.

Она похлопала его по плечу, выражая таким образом свою признательность.

– Я никогда в жизни не чувствовала себя такой несчастной, Том, – помолчав, произнесла Розамунда и снова помрачнела. – Наверное, эта рана никогда не заживет до конца. Я все еще не могу поверить, что все кончено и Патрик навсегда ушел из моей жизни.

– Но со временем к нему могут вернуться воспоминания о тебе, кузина, – начал было Том, но Розамунда лишь нетерпеливо отмахнулась.

– Нет, этого уже не случится. Не спрашивай, откуда я знаю, но это так. Это сродни тому чувству, которое охватило нас обоих в первую встречу. Когда мы поняли, что нам не суждено быть вместе до конца, – с грустью в голосе ответила Розамунда.

– И что ты собираешься делать, кузина? – осторожно поинтересовался Том.

– Во всяком случае, не выходить снова замуж, – решительно заявила Розамунда. – Фрайарсгейт – вот главная моя забота. Филиппа скоро вырастет, и мне уже пора присматривать ей подходящую партию. Мне будет чем заполнить дни. – «В отличие от ночей и сердца…» – добавила она про себя.

Розамунда со спутниками отправилась в путь, едва солнце показалось над вершинами гор, а ближе к полудню она начала узнавать окрестности – значит, до Фрайарсгейта совсем близко. Наконец они поднялись на последнюю гору, и перед ними открылся вид на озеро. На сочных пастбищах мирно паслись тучные стада овец с маленькими ягнятами. Арендаторы трудились на полях не покладая рук. Там и сям пашня уже зеленела первыми всходами. Фрайарсгейт был полон жизни, и каждый его обитатель занимался своим делом. По пути к дому Розамунда громко приветствовала тех, кто встречался ей. Какой‑то мальчишка опрометью понесся по дороге, оповещая всех о том, что хозяйка вернулась. Розамунда не могла сказать с уверенностью, знают ли здесь о постигшем ее несчастье, хотя до сих пор Эдмунд не считал необходимым скрывать от людей правду. Особенно если они задавали ему прямые вопросы. Леди Фрайарсгейт улыбнулась, заметив в саду веселую ватагу ребятни, приветственно махавшую ей руками. Год назад, когда она вернулась сюда с Патриком, был почти такой же день.

На крыльцо вышел дядя, рядом с ним стоял отец Мата. Он был искренне рад, увидев рядом с Розамундой лорда Клевенз‑Карна. Они с Логаном были родственниками и старинными друзьями. Розамунда соскочила с лошади сама, а Эдмунд помог спуститься Мейбл. Филиппа с Люси уже спешили в дом.

– Мне жаль, племянница, что так получилось, – проговорил Эдмунд после приветствия.

– Спасибо, – ответила Розамунда. – Ты присмотришь за тем, чтобы Логану и его родичам подали хороший обед? Они собираются сегодня же вернуться в Клевенз‑Карн. Я слишком устала и хотела бы ненадолго прилечь. – Обернувшись к Логану, она бросила коротко: – Спасибо, милорд, – и вошла в дом.

– Ну, – с добродушной усмешкой заметил Том, – по крайней мере на этот раз она не стала драться. А синяк у вас на челюсти почти сошел, мой дорогой.

Рассмеявшись, мужчины вошли в дом.

– Что все это значит? – недоумевал Эдмунд, пока они с Мейбл поднимались на крыльцо, следуя за Томом и Логаном.

– И не спрашивай! – проворчала Мейбл. – Я ушла спать задолго до того, как Розамунду наконец доставили в замок, спасая от грозы и собственной глупости. Это Том должен знать все подробности, вот и вызнавай у него. Ох, слава тебе Господи, я снова дома! Энни хорошо смотрела за хозяйством? – строго спросила старая нянька.

– Энни отлично со всем справилась, – заверил ее Эдмунд.

Они вошли в дом.

– И все же что‑то тебя тревожит, – заметила Мейбл.

Пока Розамунды не было, прискакал гонец от короля. Как раз в тот день, когда ты уехала в Эдинбург. Я решил, что раз дело такое важное, то нужно распечатать письмо, а там приказ: «Леди Фрайарсгейт срочно явиться ко двору его величества короля Генриха в Гринвич». Тогда я еще думал, что Розамунда должна выйти замуж, и не надеялся, что она скоро вернется. Мне пришлось самому написать ответ. Дескать, леди Фрайарсгейт в отъезде и получит письмо сразу по возвращении. Я отправил его с тем же гонцом, что доставил королевский приказ. И с тех пор из Англии ни слуху ни духу.

– Ты должен немедленно рассказать об этом Розамунде, – решительно скомандовала Мейбл.

– Это может подождать до завтра, – возразил Эдмунд. – Она и так измучена усталостью и горем. Пусть хотя бы одну ночь поспит спокойно, прежде чем на нее снова свалится груз проблем.

– Пожалуй, ты прав, старик, – согласилась Мейбл.

Логан Хепберн и его люди задержались во Фрайарсгейте, чтобы пообедать. Во второй половине дня отряд собрался в обратный путь. Том вышел их проводить.

Розамунда следила за их отправлением украдкой из окна своей спальни. Она видела, как обернулся Логан, выезжая со двора, но была уверена, что он не заметил ее, спрятавшуюся за занавесью. Почему он обернулся? Этот вопрос не давал Розамунде покоя. Недоуменно пожав плечами, она разделась и легла в постель. Проснулась Розамунда только на следующее утро, перед рассветом, и не сразу сообразила, где она и что с ней происходит. Но блаженное неведение растаяло как туман, и все невзгоды последних дней навалились на нее с прежней силой. Розамунда заставила себя встать и одеться, затем вышла из спальни и тихонько спустилась вниз по лестнице. Слуги только‑только встали и приступили к своим утренним делам. Розамунда отворила парадную дверь и вышла во двор, навстречу занимавшейся заре.

Свежий прозрачный воздух был напоен медовым ароматом полей и пастбищ. Она слышала, как в долине глухо мычат коровы и блеют овцы. Птицы звонко заливались, приветствуя чудесное весеннее утро. Небосвод поражал яркой синевой. Розамунда посмотрела на восток, где золотистое зарево восхода становилось с каждой минутой все ярче, и вот над горизонтом показался алый край солнца. Небо окрасилось в необыкновенные оттенки золотого, лавандового, алого и рыжего цветов. Это было так невыразимо прекрасно, что Розамунда не удержалась и заплакала от восторга. Она дома, во Фрайарсгейте! Она вернулась сюда, целая и невредимая. Но Патрик Лесли, граф Гленкирк, утрачен для нее навсегда. Вытирая слезы, Розамунда с тоской думала о том, что не знает, как будет жить дальше. Ведь Патрик должен был стоять сейчас рядом с ней, чтобы разделить восторг перед этим волшебным утром и ответить любовью на ее любовь!

Но им больше никогда не суждено быть вместе.

– Как я это переживу? – прошептала Розамунда. – Как я буду жить без тебя, Патрик?

Но она должна была жить. У нее не было выбора. И она протянет остаток своих дней без графа Гленкирка. Она помнит о своих обязанностях. Она отвечает за Фрайарсгейт, за Филиппу, Бесси и Бэнон. Она может предаваться скорби и отчаянию в уединении, в своей спальне, но должна жить дальше ради своих дочерей. Розамунда повернулась и торопливым шагом пошла в дом. В зале ее уже ждал Эдмунд.

– Утро обещает хороший день, – приветливо проговорила Розамунда. – Ты еще не завтракал?

– Нет, – ответил старик.

– Вот и хорошо. Позавтракаем вместе.

– Ты не хотела бы сперва помолиться?

– Только не сегодня. Садись, Эдмунд. Старик сел и сказал:

– Пока тебя не было, к нам прискакал гонец. Я ответил на это письмо вместо тебя. – И он протянул Розамунде пакет.

– Она открыла его и быстро пробежала глазами письмо.

– Мне сейчас некогда раскланиваться с королем, – сказала она.

– По‑моему, племянница, это мало похоже на приглашение. Скорее это приказ, причем довольно суровый.

– И я выполню его в ближайшие месяцы, – резко произнесла Розамунда. – Если король пришлет еще одного гонца, я всегда могу сослаться на то, что была больна.

– Я бы не стал игнорировать королевский приказ, – заметил Эдмунд.

– Я уеду не раньше, чем фермеры соберут урожай, и успею обернуться до зимы. Эдмунд, пойми, я сейчас не в силах снова покинуть Фрайарсгейт, – смягчившись, ответила Розамунда.

– Хотел бы я знать, что понадобилось королю Генриху от простой помещицы из дальней провинции? – рассуждал вслух Эдмунд.

– И я тоже, – добавила Розамунда, хотя прекрасно понимала, что на этот раз королем движет не похоть. При дворе и без нее достаточно женщин, готовых исполнить любое его желание. Почему же Генрих послал именно за ней? И тут Розамунду осенило. Скорее всего лорду Ховарду все‑таки удалось сложить два и два. Тем более что Том сам назвал ему имя кузины и сказал, что ей уже приходилось бывать при дворе. Ну что ж, Генриху Тюдору придется набраться терпения. Розамунда еще не скоро сочтет себя достаточно сильной, чтобы предпринять новое путешествие в Англию. А главное – она боялась, что не выдержит, если король начнет задавать ей слишком много вопросов.

Миновал месяц. В июне с юга до Фрайарсгейта дошли слухи о том, что король Генрих отправился воевать с Францией во главе огромной армии в шестнадцать тысяч человек. Вместе с людьми через пролив перевезли лошадей, орудия и прочее снаряжение, необходимое для ведения военных действий. Король рвался в бой как мальчишка. Он привел в полное смятение своих советников. У Генриха Тюдора до сих пор не было наследника. А что, если его убьют? Справятся ли они со смутой или Англии снова придется пережить ужасы братоубийственной войны?

Во Фрайарсгейте лето выдалось на удивление спокойным. Том почти все время проводил в Оттерли, где лично руководил возведением нового дома. Время от времени он наезжал во Фрайарсгейт и развлекал Розамунду своими забавными рассказами о том, что творится в Оттерли. К концу осени новый дом должен быть полностью готов. Слуги Тома уже покинули Лондон и вот‑вот прибудут в Оттерли, где первое время будут жить в недостроенном доме. Наконец прибыл большой обоз, тяжело груженный мебелью и прочей домашней утварью. Лорд Кембридж явился во Фрайарсгейт, переполненный новостями. По приказу короля лондонские мастера золотых дел и ткачи изготовили невиданно роскошную сбрую и попону для его боевого коня. Потраченных на это денег с лихвой хватило бы на то, чтобы купить два десятка больших медных полевых орудий. Еще тысячу фунтов потратили на приобретение больших золотых пуговиц, аксельбантов, эполет и прочих украшений. Теперь, если король снимет мантию и латы, его дублет будет ослеплять окружающих своим блеском не хуже восходящего солнца. Император Максимилиан прислал в подарок своему царственному брату и союзнику арбалет из литого серебра в серебряном золоченом колчане. Королевские латы и оружие выглядят так же великолепно.

– Ах, какая жалость, что я ничего этого не увидел! – сетовал Том.

– Хэл всегда питал слабость к внешнему блеску. Он наверняка выгреб все до последнего пенни из отцовской казны, – сухо заметила Розамунда.

– Но и это еще не все, моя милая! В Портсмуте понастроили пивоварен, чтобы бесперебойно снабжать пивом нашу армию и флот. И каждый божий день они варят сотни бочек пива. А сколько туда согнали пивоваров, мельников и бондарей, чтобы собирать и наполнять все эти бочки! Чтобы не нанимать грузчиков, плотники построили огромные деревянные желоба. По ним бочки сразу закатывают на борт кораблей. Но несмотря на эту королевскую щедрость, солдаты заявили, что портсмутское пиво слишком жидкое, и потребовали доставить им пиво из Лондона. Но и это пиво оказалось прокисшим. По‑моему, тут все дело в том, что на побережье слишком влажный воздух. Так или иначе, флот уже покинул наш берег. И трюмы кораблей до отказа набили солдатами, лошадьми и бочками с прокисшим пивом. И все они благополучно высадились во Франции.

– Значит, Хэл теперь не скучает и вряд ли обратит внимание на то, что я не откликнулась на его приказ, – задумчиво произнесла Розамунда.

– Рано или поздно тебе все равно придется туда поехать, – возразил Том. – И я поеду с тобой, моя милая. Я ведь не настолько глуп, чтобы доверить твою судьбу его величеству! – добавил он с кривой усмешкой.

Каждый день приносил в Фрайарсгейт очередные новости. Король без приключений достиг своих владений в Кале. Его тепло приветствовали горожане. Но внезапно обнаружилось, что Англия со своим войском осталась единственной порой «Священной лиги». Престарелый тесть Генриха Тюдора заявил, что из‑за плохого здоровья не рискует покидать пределы Испании. Дескать, он слишком стар и слишком безумен, чтобы махать мечом. Но те, кто достаточно хорошо знал Фердинанда, повторяли в один голос, что этот старый скряга не потратит и гроша на войну, если кто‑то готов воевать за него. Венеция не прислала ни одного солдата, и по городу ходили слухи, что сам папа охладел к своему детищу, поскольку никто не собирался отвоевывать для него вожделенные Прованс и Дофин. Император Священной Римской империи отправил несколько отрядов наемников, но и они теперь состоят на жалованье у Англии. Однако его дочь Маргарита Савойская ведет себя на редкость вызывающе и поливает французов грязью, заявляя на весь свет, что чувствует себя в безопасности под английскими стрелами.

В конце июля англичане покинули Кале и начали вторжение на территорию Франции. Первая стычка произошла при Сент‑Омере. Англичанам сопутствовала удача, и это значительно повысило боевой дух в войсках. Первого августа англичане взяли в кольцо Туркуэн. На десятый день осады в королевскую ставку явился герольд и привез ультиматум королю Генриху Тюдору от его зятя, старого союзника Франции, короля Якова Шотландского. Англичане должны немедленно снять осаду с Туркуэна и покинуть территорию Франции. И вообще лучше им убраться домой. Яков Стюарт предупреждал молодого и честолюбивого короля Англии, что пойдет на него войной, если тот не прекратит вторжение во Францию.

Генрих ответил коротко и недвусмысленно:

– Этот шотландец тронулся умом, если смеет говорить с королем Англии в таком тоне! Передайте ему, что еще не родился тот шотландец, который заставил бы меня изменить решение!

По мере того как росла его аудитория, Генрих продолжал раздувать в себе то, что считал праведным гневом на своего зятя, якобы предавшего союз, заключенный благодаря браку с его сестрой.

– Отправляйся к своему хозяину, – велел он герольду, – и скажи, что, если ему хватит духу начать вторжение, я сделаю так, что он будет жалеть об этом до конца своих дней! Англичане умеют давать отпор непрошеным гостям!

Генрих Тюдор не сомневался, что жена, назначенная регентом в его отсутствие, при поддержке его военачальников сумеет справиться с любой попыткой Шотландии ударить ему в тыл. А значит, сам король может свободно идти к своей цели на континенте.

Шестнадцатого августа на поле у деревни Гвингейт сошлись французская и английская армии, примерно равные по силам. Англичане захватили французов врасплох, моментально перестроившись в боевые порядки. Они разметали войско неприятеля, отдельные отряды пришли в замешательство, перестав понимать, где свои, а где чужие. Это породило панику. Французы позорно бежали с поля боя, бросая знамена, оружие и, как это ни странно, рыцарские шпоры. Англичане бросились преследовать их и одержали безусловную победу. Позднее это сражение получило название «Битва шпор». После одержанной победы англичанам не составило труда взять Туркуэн. Генрих победным маршем прошествовал в Лилль, ведя за собой свое войско. В Лилле он нанес светский визит Маргарите Савойской. Его приняли с подобающими почестями, а он очаровал всех присутствующих, играя на всех музыкальных инструментах, какие нашлись во дворце, демонстрируя удивительную меткость стрельбы из своего серебряного арбалета и танцуя до упаду всю ночь напролет, до самого рассвета.

Хорошо отдохнув в Лилле, король Англии двинулся дальше и взял в осаду большой укрепленный город Турн. Ни двойные стены, ни девяносто девять башен не помогли французам отразить натиск английских войск. Затем Генрих взял штурмом еще пять городов, и теперь их число равнялось девяти. К осени, когда Генрих VIII возвратился домой, никому из современников уже и в голову не пришло бы с пренебрежением относиться к молодому правителю Англии. Для всех он стал Большим Гарри, и вести о его победах разлетелись по всему миру. Генрих VIII превратился в важную фигуру, с которой нельзя было не считаться.

Во Фрайарсгейте, еще до того, как туда дошли все эти вести, Розамунда получила письмо от своей старинной подруги Маргариты Шотландской, которая предвидела войну. Она хорошо знала планы своего мужа и то, с каким упорством ее коварный честолюбивый брат загонял Шотландию в угол, откуда был лишь один выход: новая война. Генрих не оставил Якову ни малейшей возможности избежать этого бедствия.

«Поторопись собрать урожай, – писала королева Шотландии своей подруге, – и запри его хорошенько. Я не думаю, что какая‑то из наших армий все же заберется в вашу глушь, но граница всегда была опасным местом, особенно когда в горах появятся дезертиры. Да хранит тебя Бог, дорогая Розамунда, и да убережет он тебя и твоих близких от ужасов грядущей войны. Я снова беременна. Напишу тебе снова, как только смогу». Письмо было подписано просто: «Мег». Не «Маргарита, королева Шотландии», а именно «Мег».

Розамунда поделилась страшной новостью не только с родными, но и со всеми обитателями Фрайарсгейта.

– Мы должны постоянно следить за горами, чтобы успеть дать отпор мародерам или разбойникам, – наставляла она своих людей. – Ты позаботишься об этом, Эдмунд. Организуй стражу, – добавила она, обращаясь к дяде.

– Вы не желали бы отправить ответ ее величеству? – спросил королевский гонец.

Розамунда утвердительно кивнула:

– Переночуй у нас. А я тем временем напишу ответ. Утром на рассвете мы отправим тебя назад. И по дороге в Эдинбург не сочти за труд заглянуть в замок Клевенз‑Карн. Передай хозяину, Логану Хепберну, что между Англией и Шотландией вот‑вот начнется война.

– С каких это пор тебя стала волновать судьба Логана Хепберна? Уж не сменила ли ты свой гнев на милость? – ехидно поинтересовался Том.

– Я хочу предупредить не его, а его молодую жену. Ей скоро рожать, Том. И что бы там ни учинили между собой наши короли, Логан Хепберн был и останется моим соседом. Нам, жителям пограничных земель, всегда приходится держаться друг за друга, чтобы выжить.

Том согласно кивнул:

– Пожалуй, лучше я останусь с тобой, девочка моя. Если королева права и война все‑таки начнется, английское войско прежде всего атакует Шотландию с юго‑востока. Возможно, нам и удастся отсидеться в этой глуши; по крайней мере на тот случай, если сюда придут шотландцы, у тебя есть королевский перстень.

– Да, Том, мне будет намного спокойнее, если ты останешься здесь. Я молю Бога, чтобы Маргарита ошибалась. Вряд ли война с Англией пойдет на пользу Шотландии. И мы оба хорошо знаем, какой нрав у Хэла. Если его зятю все‑таки удастся одержать победу, Англия не успокоится, пока не отплатит обидчику. Вот тогда война будет тянуться бесконечно и рано или поздно придет к нам, во Фрайарсгейт. Проклятие! Ну почему Хэл не пошел характером в отца? Ох, Том, как ты считаешь, Патрик ответит на призыв короля Якова? Он пойдет воевать?

– Я считаю, что Адаму хватит здравого смысла позаботиться о том, чтобы его отец, едва оправившись от удара, не стал подвергать себя тяготам военной службы. Но это не значит, что он не вступит в войско сам, – ответил лорд Кембридж и озадаченно покачал головой. – Ради чего они собираются воевать, Розамунда?

– Не знаю, Том, – горестно вздохнув, отвечала леди Фрайарсгейт. – Я вообще считаю, что большинство войн начинается из‑за пустяка.

Поиск по сайту: