Глава 8. На вилле шотландского посла повсюду звенел веселый смех

На вилле шотландского посла повсюду звенел веселый смех. Владелец дрессированных собачек демонстрировал публике мастерство своих питомцев. Стоял тихий, теплый вечер. Просторную террасу, на которой установили большой прямоугольный стол, мягко освещали фонарики, развешанные на ветвях деревьев, и свечи в больших напольных канделябрах. Гости прекрасно пообедали и теперь развлекались представлением бродячих артистов. Они пели, играли на разных инструментах, танцевали и показывали всевозможные трюки. Никто не обратил внимания на то, как граф Гленкирк молча вышел из‑за стола, а вскоре за ним последовала баронесса фон Крюзенкам. Леди довольно уверенно нашла выход с террасы и оказалась в задней половине дома.

– Прошу вас сюда, мадам, – услышала она голос графа. Ориентируясь на него, баронесса пересекла гостиную и оказалась в темном коридоре, где ее ждал лорд Лесли. – Следуйте за мною, дорогая баронесса, – пригласил Патрик и за руку повел даму в личную библиотеку лорда Макдаффа.

– Вы очень осторожный человек, милорд, – заметила баронесса, когда они оказались вдвоем в библиотеке. Граф учтиво предложил ей сесть в кресло. – Наше отсутствие никто не заметил, кроме этого художника. Он все время не спускал с нас глаз.

– Он представляет здесь дожа, так же как вы представляете здесь императора, – ответил Патрик.

– Gott im Himmel! Этот попугай? Эрл расхохотался.

– На людях он предпочитает выглядеть именно так, но поверьте мне, мадам, у него очень острый ум.

– Значит, это не более чем маска? – спросила баронесса. Патрик кивнул, и она задумчиво улыбнулась. – Кто бы мог подумать, что старый дож еще не окончательно выжил из ума! Спасибо, что рассказали мне об этом, милорд. Теперь я буду начеку с нашим маэстро! А что вам нужно от императора?

– Баронесса, я приехал сюда по приказу короля Якова. Мой господин сомневается, что союз, который ваш император заключил с королем Англии, действительно послужит вам на пользу.

– Милорд, ваш хозяин много лет заигрывал с папой Юлием! – низким грудным голосом рассмеялась баронесса. – А теперь папа стал заигрывать с английским королем. Уж не ревнует ли король Яков? Правда, я мало его знаю, но до сих пор о нем отзывались как о порядочном и честном повелителе.

– Он безупречно честен, баронесса, и только честь удерживает его от вступления в «Священную лигу». Франция всегда была союзником Шотландии. У короля Якова нет причины предавать короля Людовика, и он не собирается этого делать. Генрих Тюдор знает об этом и решил воспользоваться своим знанием, чтобы натравить папу на Францию и посеять раздор между Шотландией и Святым престолом. Генрих Тюдор – честолюбивый и опасный человек. Полагаю, баронесса, что ваш император понятия не имеет о том, каким коварным союзником он обзавелся в лице английского короля.

– Но чего же вы хотите от императора, милорд? – недоуменно спросила баронесса. – Император Максимилиан тоже человек чести. Он уже присягнул на верность папскому союзу. Вы сами понимаете, что выбора у него не было, так как правит он лишь с благословения папы.

– Я понимаю, что ваш король не менее верен данному слову, чем мой, – ответил граф. – Но Шотландия считала своим долгом предупредить Максимилиана о том, что он имеет дело с ненадежным партнером в лице Генриха Тюдора. Мой господин просит вашего лишь осознать, что Англия не ударит и пальцем о палец, если не будет считать, что это ей выгодно. Скажите честно, вы хотя бы на миг поверили в то, что король Генрих отправит свои войска на континент для войны с Францией? Возможно, пошлет. А возможно, и нет. Все его действия направлены на то, чтобы развязать войну с Шотландией и при этом получить полную поддержку папы, Испании, Венеции и вашего императора. Но какую выгоду принесет императору война Англии с Шотландией? Тем более что сама Шотландия благоденствует и процветает. Мы довольны своей жизнью и не желаем ни с кем воевать.

– А разве ваша королева не родная сестра Генриха Тюдора? – удивилась баронесса.

– Да, это так. Но для короля Англии это не играет никакой роли. Возможно, вам доводилось слышать о том, что бабушка королевы Маргариты завещала разделить свои драгоценности на три равных части между двумя внучками и внуком. Однако король Генрих не пожелал отдать ту долю, что предназначалась королеве Маргарите. В конце концов наша королева не без горечи должна была сказать своему младшему брату, что он может оставить эти вещи себе, потому что король Яков подарил ей в два раза больше. Галантный жест, потому что королеву Маргариту не волновала их стоимость. Их ценность для нее заключалась в другом: это была память о любимой бабушке королевы. Маргариту недаром окрестили в ее честь. Вот вам подтверждение того, каков характер у Генриха Тюдора, короля Англии.

– Это чрезвычайно любопытная информация, милорд, и я очень признательна за то доверие, которое вы продемонстрировали, поделившись ею со мной. Тем не менее ваш король должен знать, что император Максимилиан не откажется от союза, заключенного с папой и его сторонниками. – Баронесса произнесла эти слова твердым голосом, но Патрик сумел различить в нем нотки сомнения. Граф поделился с баронессой весьма ценной информацией, ей очень не хотелось его разочаровывать. Она попыталась смягчить свой отказ сочувственной улыбкой. – Как жаль.

– Король Яков никогда не предложил бы благородному джентльмену нарушить данное им слово, баронесса, – продолжал граф со сдержанной улыбкой. – Он лишь надеется на то, что переданные им подробности помогут императору составить более полное представление о характере Генриха Тюдора и заставят относиться к нему с крайней осторожностью.

– Я непременно сделаю так, что императору станет известно обо всем, что вы мне сегодня рассказали, милорд, – пообещала баронесса, вставая с кресла. – Полагаю, теперь нам лучше вернуться на террасу и постараться сделать это как можно незаметнее. В противном случае наши отношения немедленно станут предметом для сплетен. Меньше всего я бы хотела доставлять неприятности вашей любовнице. Она очень красивая женщина. По‑моему, она не шотландка.

– Да. Она англичанка, – немного оторопев, отвечал Патрик. Баронесса действительно шла к цели напролом, с жадностью добывая любые крохи информации. – Розамунда – близкая подруга королевы.

– Ах, так вот где вы познакомились! При дворе короля Якова! Ну конечно, а как же иначе!

– Да, – подтвердил граф и взял Ирину фон Крюзенкам за руку, чтобы провести по темному коридору от библиотеки до террасы, где веселились остальные гости.

– Лорд Ховард знает ее? – продолжила свои расспросы баронесса.

– Розамунда говорит, что они не были знакомы, – ответил Патрик, задержавшись у входа на террасу.

– И вы ей верите? – Баронессу явно заинтересовали отношения между шотландским графом и английской леди, являвшейся подругой королевы и в то же время незнакомой с английским послом. Ведь если леди действительно подруга королевы, они непременно должны были встречаться с лордом Ховардом при дворе Генриха Тюдора.

– А почему я не должен ей верить? – удивился Патрик.

– Милорд, что я слышу? Неужели вы и правда так наивны? – воскликнула Ирина фон Крюзенкам.

– Патрик не удержался от смеха – он отлично понимал, что ее так удивляет.

– В детстве Розамунда некоторое время состояла при английском дворе. Тогда они и подружились с Маргаритой Тюдор, но почти всю жизнь Розамунда провела дома, в Камбрии, что на самой границе Шотландии и Англии. Вот почему при дворе короля Генриха Восьмого она не имеет никаких связей.

– А равным образом и мужа, – подхватила баронесса.

– Да, Розамунда – вдова, – сообщил Патрик и добавил, опережая очередной вопрос баронессы: – С тремя дочерьми и довольно большим поместьем. Вы это хотели знать, мадам?

Баронесса густо покраснела, от чего неглубокие оспины на ее лице стали гораздо заметнее.

– Простите мою назойливость, милорд. Но мой долг – собрать для императора как можно больше сведений. Однако сегодня я позволила себе переступить границы приличий и прошу меня извинить.

– Для меня просто немыслимо не простить вас. – Патрик улыбнулся, задержав взгляд на выдающемся бюсте баронессы, затем поднес ее руку к губам и запечатлел на ней вежливый поцелуй.

– У вас весьма учтивые манеры, милорд, – заметила низким грудным голосом баронесса и нехотя отняла руку, подумав про себя о том, что не прочь была бы соблазнить этого горца. Он далеко не молод, но его совсем еще юная любовница, по‑видимому, вполне удовлетворена. Баронесса посмотрела на графа с некоторым интересом.

– Я польщен, – учтиво поклонился граф, – но слишком влюблен в мою леди.

Баронесса снова залилась краской.

– Вы умеете читать мысли, милорд? – со злостью в голосе спросила она, злясь не столько на графа, сколько на себя за свою несдержанность.

Патрик слегка усмехнулся и сказал:

– Не надо злиться, милая Ирина! Я действительно польщен вашим вниманием.

Патрик раскланялся с собеседницей и вернулся на террасу. Незаметно проскользнув на свое место возле Розамунды, он наклонился и поцеловал ее в плечо.

– Она выглядит обиженной, – заметила Розамунда. – Что ты сделал?

– Я ее отверг, – прошептал в ответ граф.

– Полагаешь, это было разумно? – спросила Розамунда.

– Что я слышу? По‑твоему, я должен был ее соблазнить? – Патрик казался явно удивленным.

– Нет! Но ты мог бы дать ей повод надеяться и тем самым сохранить дружеские отношения, – объяснила Розамунда.

– Она задает слишком много вопросов, – пояснил граф.

– И в основном обо мне, насколько я могу судить. Конечно, она будет обо мне расспрашивать. Говорят, она очень дружна с лордом Ховардом. Во всяком случае, он так считает.

– Ну да, его нетрудно заставить во что‑то поверить. Но положись на мое слово, Розамунда, когда я тебе скажу, что милая Ирина не ступит и шагу, прежде чем не прикинет, как к этому отнесется император и как это повлияет на ее положение. Соблазняя английского посла, она не принесет пользы ни себе, ни императору Максимилиану, – сделал вывод Патрик и, усмехнувшись, добавил: – А вообще‑то она довольно лакомый кусочек! Хотя и немного тяжеловесный!

Патрик рассмеялся еще громче в ответ на убийственный взгляд Розамунды.

– Ну‑ну, это ведь не я, а ты предложила ее соблазнить! – весело защищался он.

– Ничего подобного я не предлагала! – возмущенно произнесла Розамунда.

– Макдафф сказал, что его флейтист будет играть для нас до самой ночи, моя милая, – попытался задобрить разозлившуюся было возлюбленную граф.

– Маэстро сказал, что мой портрет продвигается успешно, но он не позволит мне взглянуть на его работу, пока она не будет закончена, – смягчившись, решила сменить тему Розамунда.

– А в чем ты ему позируешь? – заинтересованно спросил Патрик.

– В накидке лавандового цвета, – жеманно закатив глазки, проворковала Розамунда. – Я решила, что раз он все равно успел разглядеть меня во всех подробностях и со мной неотступно будет Энни, я могу позировать ему в таком виде, в каком он пожелает. В образе богини любви.

Патрик не знал, как ему отреагировать: рассердиться или обрадоваться.

– А твоя грудь будет обнажена? – уточнил он.

– Только одна, левая, – с равнодушным видом отвечала Розамунда.

– Но не правая? – В его глазах сверкали искорки смеха.

– Нет‑нет. Только левая, – заверила Розамунда. – Я чрезвычайно скромная богиня, милорд!

– Какое облегчение это слышать! Но что прикажешь мне делать с портретом полуобнаженной богини, любимая? Вряд ли я смогу повесить его у себя в Гленкирке.

– Тогда зачем ты вообще заказал мой портрет, милорд? – спросила Розамунда, поднося к губам свой кубок и отпивая глоток вина.

– Я хотел преподнести его тебе, чтобы он напоминал о чудесных днях в Сан‑Лоренцо, – ласково проговорил Патрик, снова целуя возлюбленную в плечо.

– Маэстро пишет этот портрет для себя, – сообщила Розамунда. – И он ни за что тебе его не продаст. Однако мне удалось договориться, чтобы он написал и твой портрет тоже. Он останется у меня, когда мы больше не сможем быть вместе. Но я не хочу, чтобы мое изображение преследовало тебя, Патрик, тем более что ты вряд ли сможешь открыто повесить над камином в Гленкирке портрет женщины с голой грудью. Из того, что мне довелось узнать про твою невестку Анну, можно сделать вполне определенный вывод, что она этого не одобрит.

– Да, – согласился Патрик и грустно рассмеялся: – Бедная Анна будет просто в шоке!

– Итак, милорд, что мы будем делать дальше? Ты уже повстречался с баронессой, и она, как я полагаю, сказала, что император Максимилиан не станет сотрудничать с королем Яковом, – негромко проговорила Розамунда.

– Да, это все верно, но если мы не хотим отступать от образа влюбленной парочки, на время сбежавшей от любопытных глаз, нам придется провести в Сан‑Лоренцо еще не меньше месяца, – ответил граф. – К тому же маэстро потребуется не одна неделя, чтобы закончить портрет богини любви! – поддразнил он Розамунду. – Ты не очень расстроишься, проведя вдали от своего Фрайарсгейта еще какое‑то время? Я знаю, как ты привязана к своему дому.

– Патрик, отныне мой дом там, где ты, – проговорила Розамунда с дрожью в голосе и со слезами на глазах. – Мы вернемся, когда наступит время, и я должна буду вместе с тобою явиться ко двору, потому что обещала королеве. Я не могу ее разочаровывать. Она всегда относилась ко мне по‑дружески. Лето мы проведем во Фрайарсгейте, и мои дочери успеют с тобой подружиться. И ты познакомишься с моими родными, Патрик. Ты им понравишься.

– А осенью ты отправишься со мной в Гленкирк, – добавил Патрик.

– Нет, я так не думаю, дорогой, – покачала головой Розамунда, – потому что не уверена, обрадуется ли твой сын тому, что ты снова нашел свою любовь. В его глазах я могу показаться угрозой, а мне меньше всего хотелось бы становиться причиной разногласий между тобой и Адамом.

– Ты не можешь знать всего заранее, – возразил Патрик.

– Но это слишком очевидно, – ответила Розамунда. – На месте твоего сына я бы непременно встревожилась, если бы мой отец привел в дом красивую молодую любовницу. А может, во мне даже проснулась бы ревность и зависть. Нет, сейчас еще рано думать об этом, Патрик. Может быть, со временем, когда Адам узнает обо мне и поймет, что я не представляю угрозы его благополучию и не претендую на Гленкирк, я смогу приехать к тебе. Обещаю, что непременно приеду. А пока мы будем наслаждаться Сан‑Лоренцо, его жаркими днями и теплыми ночами. Мы будем плавать в море и дождемся, когда будут готовы наши портреты.

– И будем заниматься любовью все ночи напролет, моя дорогая, – волнующим голосом добавил Патрик.

– Да, я буду жить ради наших с тобой ночей, Патрик! – в тон ему отвечала Розамунда.

– Ты уже поговорила со своей Энни? – спросил, помолчав немного, граф.

– Я поступила гораздо более разумно, – покачала головой Розамунда. – Мне не хотелось вынуждать ее к разговору о таких деликатных вещах. Я подумала, что будет лучше, если они сами явятся к нам с просьбой разрешить создавшееся положение. Прежде чем спуститься сегодня к гостям, я нарочно оставила подаренный нам маэстро рисунок на столе в гостиной. Энни наверняка на него наткнется. Полагаю, что они с Дермидом уже обо всем договорились и даже назначили дату. Увы, милорд, о нас с тобой не скажешь, что мы подаем хороший пример нашим слугам.

– Но мы не слуги, – возразил Патрик, – и имеем право пользоваться своими привилегиями.

– Вот именно потому, что мы не слуги, а хозяева, для нас еще более важно служить им добрым примером, – назидательно заметила Розамунда.

– Тем не менее ты за меня не выйдешь, – грустно произнес граф.

– Да, я не выйду за тебя, потому что вообще не собираюсь снова замуж. Но я и не произведу на свет твоих незаконнорожденных детей, милорд. А Дермид не может гарантировать Энни того же, верно? Я не удивлюсь, если его семя уже успело пустить корни в потайном саду этой глупой девчонки. Но как только Энни увидит этот рисунок, она поймет, что нам известно об их шалостях. Они никуда не денутся: явятся к нам за разрешением на брак, и мы его дадим. Больше того, мы сами станем свидетелями на их свадьбе, Патрик!

– Ты просто дьявольски изобретательна, любовь моя! – с восхищением промолвил граф.

– Мне приходилось самой управляться со слугами чуть ли не с пеленок, – объяснила Розамунда. – И в ситуациях, подобных этой, лучше всего действовать исподволь, не прибегая к открытым обвинениям и упрекам. Это породит чувство вины и ненужную горечь. Хотя многие со мной не согласятся, но наши слуги тоже имеют право на чувства. И я бы хотела, чтобы Энни и Дермид продолжали служить нам без гнева и обиды, но с радостью.

Патрик согласно кивнул:

– Я считаю, что ты не только изобретательна, но и мудра, Розамунда.

На следующий день он не мог без смеха смотреть на то, с какой торжественной миной Дермид попросил у него позволения обратиться к леди Розамунде, чтобы сделать предложение ее Энни.

– Ты хочешь жениться? – спросил граф слугу. – Да, Дермид, семейная жизнь идет мужчине на пользу. Так говоришь, что ни одна из девушек в Гленкирке тебя не привлекает? И ты готов взять в жены эту английскую девчонку? Ты ведь отдаешь себе отчет в том, что запросто можешь застрять с ней в Англии? Вы уже обсуждали с ней, где будете жить?

– Энни говорит, что куда я, туда и она, милорд, – сконфуженно отвечал Дермид. – Дескать, ежели мы останемся во Фрайарсгейте, то ее леди примет меня на службу и позволит жить в отдельном доме. Мой младший братишка Кольм с радостью займет мое место и будет служить вам не хуже меня, милорд! Но если вам будет так угодно, мы могли бы жить и в Гленкирке. Я знаю, что у вас найдется местечко и для Энни!

– Я с удовольствием взял бы ее на службу, – согласился граф, – хотя жена моего сына наверняка покажется ей более строгой хозяйкой, Дермид. Однако с этим решением пока можно не спешить. Лучше скажи мне вот что, Дермид. А вдруг между Шотландией и Англией снова начнется война? Что ты тогда будешь делать?

– Оно, конечно, верно, милорд, что на войну забирают таких парней, как я. Но вот начинают ее такие парни, как вы! Не думаю, что наш добрый король Яков сам затеет эту войну. Но и мы с Энни не будем хлопать ушами, ежели война все‑таки начнется. Она говорит, что Фрайарсгейт стоит совсем на отшибе, как наш Гленкирк. Даст Бог – и то и другое место окажутся в стороне от этой заварухи. А больше нам не на что надеяться, милорд.

– Да, – снова согласился Патрик. – Ну что ж, Дермид, ступай и поговори с леди Розамундой. Я даю тебе свое согласие.

– Спасибо, милорд! – обрадовался Дермид и выскочил вон. Из этого разговора граф сделал вывод, что Дермид и Энни уже давно решили пожениться и Розамунда поступила правильно, не став прибегать к строгости. Суровый выговор мог только испортить все дело. Ну почему, почему он не встретил ее раньше? Почему судьбе было угодно ждать до последнего момента, чтобы осветить его жизнь такой любовью, о которой человек может лишь мечтать? Почему в их сердцах с самого начала живет горечь грядущей разлуки? Откуда такая уверенность в том, что их любовь будет жить вечно, хотя им самим предстоит расстаться? Патрик тяжело вздохнул. Его кельтские корни были слишком сильны, чтобы сетовать на судьбу. Он понимал, что ему подарено редкое счастье – быть любимым Розамундой Болтон. То, что совсем молодая женщина с такой охотой принадлежит ему не только телом, но и душой, и сердцем, было равносильно чуду. Он очень хотел бы знать, что еще уготовано ей судьбой на то время, когда они разлучатся. Нет, ему нужно выбросить эти вопросы из головы. Он должен принимать все как есть и быть благодарным за то, что им осталось. Патрик посмотрел в окно, выходившее в сад перед посольской виллой. Оттуда доносился громкий голос Дермида, оживленно беседовавшего с Розамундой. Нетрудно было угадать, о чем шла речь.

Дермид нашел хозяйку Энни возле пруда, где она кормила золотых рыбок, весело сновавших между нежными бутонами лилий и водяных гиацинтов. Он догадался, что леди заметила его приближение, и терпеливо ждал, пока на него обратят внимание. Наконец Розамунда, не поднимаясь с мраморной скамьи, посмотрела в его сторону.

– Да, Дермид, в чем дело?

Он поклонился как можно ниже.

– Миледи, я пришел к вам с позволения моего хозяина, чтобы просить у вас позволения жениться на Энни, – выпалил Дермид на одном дыхании и покраснел до самых корней волос. Он стоял перед Розамундой, низко опустив голову и старательно разглядывая носки своих башмаков.

– А Энни согласна? – серьезно спросила Розамунда.

– Она не даст своего согласия, пока вы ей не разрешите, миледи, но я уверен, что она скажет «да»! – поспешил заверить Розамунду слуга.

– Энни всегда была хорошей девушкой, Дермид, и послушной служанкой, – сухо заметила она, – хотя мне кажется, что в последнее время она все‑таки пренебрегла моими предупреждениями. Я рассчитываю, что в будущем ты проследишь, чтобы она вела себя более благоразумно. Если вы решите остаться во Фрайарсгейте, я найду для тебя место. Если ты захочешь увезти Энни к себе в Гленкирк, я дам вам свое благословение. Я не возражаю против того, чтобы ты сделал ей предложение. Если она согласится, свадьбу следует устроить как можно скорее. Граф и я станем свидетелями на вашем венчании. Я дам за Энни обычное приданое, которое получают все мои служанки. Она получит три смены одежды, теплую зимнюю накидку, пару кожаных башмаков, чугунный котел и чугунную сковородку, две деревянные плошки с парой оловянных ложек, две оловянные кружки, постельное белье и пять серебряных пенни. Если вы решите поселиться во Фрайарсгейте, я со временем дам вам отдельный дом, но сначала вам придется жить в комнате в моем доме.

По мере того как Розамунда перечисляла приданое – а оно оказалось совсем не маленьким, – у Дермида все шире открывался рот.

– Вот уж не думал не гадал, что Энни окажется такой богачкой! – простодушно признался он.

– Я не жалею денег для тех, кто служит мне верой и правдой, – ответила Розамунда. – А теперь иди разыщи Энни. Она наверняка места себе не находит. Поговорите, а потом возвращайтесь ко мне оба, и тогда мы вместе с его милостью назначим дату.

– Слушаюсь, миледи! – Дермид поклонился и бросился бегом из сада.

Розамунда с улыбкой посмотрела ему вслед. Если бы только все в жизни можно было решить так просто! Если бы только… Она грустно вздохнула. С некоторых пор «если» стало казаться ей самым трудным словом в английском языке. Тут она услышала хруст гравия под чьими‑то шагами и, подняв глаза, увидела Патрика. Розамунда приветливо улыбнулась ему.

– Они вот‑вот вернутся, и мы поможем им назначить день свадьбы, – сказала она, следя за тем, как граф устраивается возле нее на мраморной скамье. – Давай обвенчаем их поскорее, как только получим разрешение от церкви. Я бы хотела дать им возможность вдоволь насладиться Сан‑Лоренцо, не чувствуя при этом вины, как наслаждаемся мы с тобою, милорд.

– У тебя душа романтика, моя милая, – заметил Патрик и, поднеся руку Розамунды к губам, не спеша поцеловал сначала тыльную сторону, а затем каждый пальчик.

– А как бы иначе я смогла влюбиться в тебя с первого взгляда, Патрик? – промолвила Розамунда с нежной улыбкой.

– А я – в тебя! – эхом отозвался Патрик. – Ах, Розамунда, я так тебя люблю, что иной раз мое сердце начинает сладко щемить от одного твоего вида!

Глаза Розамунды моментально увлажнились от избытка чувств. Она несколько раз сморгнула, желая прогнать непрошеные слезы.

– Временами я боюсь, что эти чудесные грезы наяву закончатся тем, что я проснусь от стука в дверь и обнаружу, что это Логан Хепберн явился требовать от меня, чтобы я родила ему наследника! – призналась она с горькой усмешкой. – Впрочем, я искренне желаю ему счастья с малюткой Джинни. По‑моему, родные нашли для него хорошую жену.

– Ты все еще думаешь о нем? – Патрик с удивлением вдруг обнаружил, что ревнует Розамунду, хотя оснований для этого у него не было.

– Вряд ли это можно так назвать, – ответила она с неохотой. Ее тон заставил графа прекратить расспросы, ведь своим недоверием он мог оскорбить преданную любовь Розамунды.

Оба замолчали ненадолго, и тут перед ними вдруг возникли Энни и Дермид. Они стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу, не в силах скрыть глупых счастливых улыбок.

– Стало быть, все решено? – обратился с вопросом Патрик.

– Ага, милорд! – просиял в ответ Дермид. – Энни согласилась стать моей женой!

– Свадьба состоится сразу, как только вы получите разрешение от церкви, – сообщила Розамунда. – Я сегодня же поговорю с епископом.

– Ох, миледи, большое вам спасибо! – радостно воскликнула Энни. – И Дермид уже сказал, как щедро вы меня наградили! Спасибо вам еще раз! – Она схватила руку хозяйки и горячо поцеловала. – Мы ведь не заслужили такой доброты, ни он, ни я, после того, как вели себя так плохо! Но я клянусь, что это было всего лишь раз, когда мы не смогли удержаться!

– Да, судя по той страсти, что запечатлел маэстро, удержаться действительно было невозможно, – вполголоса заметила Розамунда.

– Вот уж кто плохой человек, так это он! – сердито заметила Энни. – Кстати, вы и накликали этого дьявола. Он ждет на террасе, миледи, и ужасно сердится, что вы еще не готовы и не надели свой костюм. Дескать, его время такое драгоценное, что нельзя терять ни минуты. Вы подумайте, каков наглец! – продолжала распаляться девица.

Розамунда не выдержала и рассмеялась, а за ней и граф.

– Я совсем забыла, что он должен прийти, – проговорила сквозь смех Розамунда. – Энни, вы с Дермидом свободны до вечера. Если хотите, можете отпраздновать вашу помолвку.

– Пусть его милость побудет сегодня со мной, пока художник пишет картину.

– Спасибо, миледи! – с признательностью произнесла Энни. – Я передам этому наглецу, что вы сию же минуту явитесь. – И они с Дермидом удалились, без умолку о чем‑то болтая.

– Я с большим удовольствием посмотрю, как венецианец пишет свои шедевры, – проговорил Патрик и с усмешкой добавил: – Хотя, думаю, он не очень обрадуется моему обществу.

– Да, это верно! – согласилась Розамунда. – Он не оставляет попыток избавиться от Энни, без конца придумывая разные предлоги. Похоже, маэстро не оставил надежды меня соблазнить. Мой отказ – слишком большой укол его самолюбию. – Розамунда поднялась со скамьи. – Идем же, Патрик. Я не хочу заставлять его ждать. Пока я переодеваюсь, ты можешь сообщить маэстро о своем решении наблюдать сегодня за его работой.

– Вряд ли этот болван способен оценить тебя по достоинству, Розамунда, так, как ценю тебя я. Все, чего он хочет, – заставить тебя раздвинуть перед ним своим прелестные ножки, – заметил граф с презрительной усмешкой.

– Знаю, – ответила Розамунда. – Должна признаться, что иногда я позволяю себе его дразнить, но сегодня, милорд, в вашем присутствии я стану живым олицетворением целомудрия.

Они вернулись в дом, и Розамунда поспешила в свои апартаменты, чтобы переодеться. Энни уже приготовила костюм. Взглянув на него, Розамунда вдруг задумалась о том, как воспримет одеяние Патрик. По сути, это был всего лишь кусок полупрозрачного голубого шелка, застегнутый на правом плече золотой брошью в форме сердечка. В хитоне, как называл его итальянец, левая грудь оставалась открытой. Шелк ниспадал по телу свободными изящными складками. На талии Розамунда перетягивала его крученым, золотистого цвета поясом. Только теперь она заметила, что тонкая ткань практически не скрывала ее тела. Она с таким же успехом могла позировать маэстро совершенно голой. Что и было, как внезапно сообразила она, его истинной целью с самого начала. Сам факт того, что она позирует одному из самых знаменитых живописцев Европы, настолько взволновал ее, что она совершенно упустила из виду, какой пройдоха и хитрец этот Паоло Лоредано.

Но признать свое поражение на данном этапе было слишком неловко, тем более что ей вовсе не хотелось хоть в чем‑то уступать этому развратному живописцу. Розамунда как ни в чем не бывало вышла на террасу, где граф Гленкирк развлекал беседой маэстро.

– Мой дорогой маэстро, прошу прощения за то, что заставила вас ждать, – проворковала Розамунда и заметила, как удивленно вскинул брови Патрик. Он знает ее слишком хорошо, а значит, догадывается о том, что Розамунда слишком поздно сумела оценить создавшуюся ситуацию и теперь попытается изображать из себя саму простоту и невинность.

– Дорогая! Как ты очаровательно выглядишь! – решил подыграть Патрик. – Я поздравляю вас, маэстро, с таким удачным выбором костюма! Но, как мне кажется, Розамунде следует распустить волосы по плечам!

– Si! Si! – оживился Паоло Лоредано. – Милорд, у вас взгляд настоящего художника! Я просто упустил из виду ее волосы, поскольку сосредоточился на изображении всего остального! Когда мы закончим сегодняшний сеанс, я покажу вам, что получается. Но вам, мадонна, я все равно не позволю смотреть на полотно, пока оно не будет готово!

– Конечно, маэстро, – согласилась Розамунда и заняла свое место на небольшом возвышении, опершись рукой о декоративную колонну и слегка повернувшись боком. – Я правильно встала, маэстро? – кокетливо спросила она. – Право же, никак не могу запомнить!

– Perfecto, мадонна! – восхитился в очередной раз художник и приступил к работе.

Какое‑то время он молчал, целиком сосредоточившись на работе, а граф и Розамунда в это время обменивались страстными взорами. Заметив это, Паоло почувствовал острый приступ ревности. Ни одну женщину на свете он не хотел так, как эту красивую англичанку. Он уже добился того, чтобы ему позировала баронесса фон Крюзенкам, и в первый же день затащил ее в постель. Она оказалась весьма ненасытной в любви особой, но даже ей не удалось заглушить в Лоредано желание обладать Розамундой Болтон. Впрочем, он всегда был охоч до женского пола.

Через некоторое время Розамунда капризно пожаловалась:

– Маэстро, солнце начинает жечь мне кожу, – и сошла с постамента, не дожидаясь ответа. – Приходите завтра, – добавила она, – только пораньше. Моя кожа слишком нежная. – С этими словами она покинула террасу.

– Она magnifico! – воскликнул художник, совершенно позабыв о том, что находится в обществе графа.

– Попробуй еще раз отозваться о миледи без должного почтения, и я прикончу тебя, венецианец, – угрожающе произнес Патрик. – Ты понял меня, итальянец?

– Милорд, ваши чувства слишком пылки и для северянина, и для джентльмена в вашем возрасте! – язвительно заметил художник.

– И я вдобавок прекрасно орудую шпагой, особенно для джентльмена в моем возрасте! – сердито ответил граф. – Вы обладаете великим талантом, Паоло Лоредано. Так не распыляйте его, заодно со своей жизнью, на женщин. На разных женщин. Но в особенности на мою женщину. Вы происходите из знатной семьи. Если вы дадите мне слово, этого будет достаточно.

Художник лишь сокрушенно покачал головой и признался:

– Не могу! Увы, милорд, мой член слишком часто верховодит мозгами!

– Вот и я был таким же в молодости, – криво усмехнулся Патрик. – Но эту женщину я люблю так, как не любил ни одну другую. Оскорбляя ее, вы оскорбите меня.

– Я понимаю, милорд, и обещаю, что постараюсь быть сдержанным, но не могу этого гарантировать. К тому же женщины питают ко мне определенного рода слабость. И часто я не виноват в том, что происходит. Они сами готовы мне отдаться!

– Но Розамунда не станет вам отдаваться, – решительно заявил граф. – Это я вам говорю точно. И если вы посягнете на ее честь, то можете нарваться на весьма неприятный ответ. – Граф резко поднялся со своего места. – Ну а теперь позвольте мне взглянуть, что у вас получилось. – Приблизившись к мольберту, он посмотрел на работу маэстро и восхищенно заметил: – С какой невероятной точностью вы передали оттенок ее кожи! – Он провел рукой по холсту. – Я словно чувствую под пальцами живую плоть!

– Каким секретом вы обладаете, милорд? Что привлекает к вам эту молодую женщину? – неожиданно спросил Лоредано. Он понимал, что ради Розамунды им с Патриком Лесли лучше оставаться друзьями.

– Я удивлен своей удачей не меньше вашего, маэстро, – честно признался граф. – Когда наши глаза встретились, мы все поняли.

– Что вы поняли? – не расслышал Паоло.

– Поняли, что нам суждено быть вместе, – с загадочным видом пояснил граф.

– Но вы не поженились, – заметил венецианец.

– Этого нам не суждено. Мы любим друг друга – это да. Но не более того. Мы оба отдавали себе в этом отчет с самого начала.

Художник сочувственно кивал, слушая графа.

– Tragico! – наконец произнес он. – Быть любимым такой женщиной, зная заранее, что предстоит разлука. Как вам удается не сойти с ума, милорд? На вашем месте я бы не вынес этого.

– Мы благодарны судьбе за то время, что предоставлено, маэстро. Нас поддерживает надежда на то, что каждый день нашей близости становится преддверием нового такого же дня. Однако на этом свете всему есть конец. Большинство людей просто предпочитают об этом не помнить. Но не мы с Розамундой. Может быть, мы проведем вместе с нею долгие годы. А может быть, и нет. Наступит время, когда уйдет боль, но в наших сердцах останутся любовь и воспоминания о тех волшебных днях, когда мы были вместе. И не важно, что будет дальше и куда приведут нас наши судьбы.

– Милорд, вы намного отважнее и честнее меня, – в восхищении признался итальянец. – Я бы не справился с этим знанием. Оно отравило бы все мое существование. Однако считаю своим долгом предупредить вас о том, что не откажусь от попыток завоевать прекрасную Розамунду. Учтите, женщины не в силах устоять перед натиском Лоредано!

– Вас, несомненно, ждет плохой конец, маэстро. Рано или поздно вы погибнете от руки разъяренного отца или мужа! – усмехнулся в ответ граф. – Позвольте пожелать вам приятно провести остаток дня. – Патрик провел художника с террасы в гостиную, затем вниз по лестнице во двор. – Когда вы начнете мой портрет? – спросил он на прощание.

– Завтра, – ответил маэстро. – Сначала я буду работать над портретом прекрасной леди, а потом над вашим. – Лоредано вскочил с помощью конюха, державшего под уздцы его коня, в седло и уехал.

Граф вернулся на виллу и на пороге столкнулся с Розамундой. Она направлялась в сад.

– Куда это ты собралась? – настороженно спросил Патрик, стараясь побороть внезапно вспыхнувшую ревность и подозрительность.

– Мы должны сегодня же повидаться с епископом, – ответила Розамунда. – Я хочу, чтобы Энни с Дермидом поженились немедленно. Джованни, – обратилась она к конюху, – подай нам с милордом лошадей!

Патрик мысленно пристыдил себя за подозрительность.

– Да, лучше мы сделаем это вместе, – с готовностью согласился он.

Нынче Розамунда была особенно хороша в платье из бледно‑зеленого шелка, расшитом темно‑зеленой и золотой нитями, с красивыми пышными волосами, убранными под легкую кружевную вуаль в тон платью. Могла ли хоть одна женщина в мире сравниться красотой с Розамундой Болтон?

Конюх тем временем подвел лошадей, и граф с Розамундой, сев на них, не спеша двинулись вниз по холму к главной площади Аркобалено, где находился кафедральный собор. На колокольне этого старинного храма как раз отзвонили полдень. Оставив лошадей у коновязи, Патрик и Розамунда вошли под своды собора. Епископ как раз начинал полуденную мессу. Они присоединились к молящимся, преклонив колена на бархатных подушечках, специально разложенных на местах для благородных прихожан. Ангельское пение хора мальчиков возносилось к высокому сводчатому потолку. Священник, помогавший епископу служить мессу, старательно размахивал кадилом, и по залу разносились ароматы ладана и мира. Перед алтарем в красивых золотых подсвечниках стояли толстые свечи из белого воска. Тонкие язычки их пламени были почти не видны из‑за яркого солнечного света, проникавшего внутрь собора через большие мозаичные окна. При взгляде на них Розамунда вспомнила, как впервые увидела стеклянную мозаику и поклялась, что когда‑нибудь у нее во Фрайарсгейте будут такие же окна.

По окончании мессы граф и Розамунда подошли к епископу и попросили аудиенции. Пожилой священнослужитель когда‑то совершал обряд помолвки Жанет с сыном герцога Себастьяна. Сейчас он был уже совсем дряхлым, но узнал Патрика с первого взгляда и сказал:

– Мне бы следовало отчитать вас и вашу леди за такое поведение, милорд, но я не стану этого делать. В чем состоит ваша просьба?

– Мы хотели получить разрешение на свадьбу между нашими слугами, святой отец, и совершить обряд не откладывая, – пояснил Патрик.

– У них будет ребенок? – без обиняков спросил епископ.

– Насколько нам известно, пока о ребенке речь не идет, святой отец, но лучше не тянуть со свадьбой. Сам воздух в Сан‑Лоренцо способен создать романтическое настроение, – заметил граф.

– Я сам совершу обряд, – пообещал епископ. – Приведите их завтра, перед началом полуденной мессы. Весьма прискорбно, что я не могу оказать ту же услугу вам и вашей леди, милорд.

– Весьма, – эхом отозвался Патрик.

Святой отец пристально посмотрел на Розамунду:

– Вы сбежали от мужа, дитя мое?

– Я вдова, святой отец, – с достоинством ответила Розамунда.

– Значит, у вас есть иные причины, которыми невозможно пренебречь, – понимающе кивнул старик. – Преклоните колена, дети мои.

Граф и Розамунда повиновались, и старый епископ прочитал над ними молитву и осенил их крестным знамением.

Розамунда не удержалась и тихонько всхлипнула, Патрик тоже почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза.

Епископ посмотрел на них сверху вниз со снисходительной улыбкой и жестом приказал подняться. Приложившись к руке святого отца, Патрик и Розамунда притихшие вышли из собора. Весь обратный путь до виллы они проделали молча.

– Я сама скажу Энни, – говорила Розамунда, уже поднимаясь к себе в апартаменты. – Надо успеть подготовиться. У Энни должно быть нарядное свадебное платье. Пьетро! – позвала она дворецкого.

– Мадам? – тут же откликнулся он.

– Пошли за Селестиной. Завтра у Энни с Дермидом свадьба. Сам епископ согласился справить обряд в кафедральном соборе. Нам потребуется подвенечный наряд для невесты.

– Сию минуту, мадам! – с готовностью откликнулся дворецкий и отправился на поиски слуги, которого можно было бы послать в лавку дочери.

– Энни! Энни, ты где? – позвала Розамунда служанку, как только оказалась у себя в гостиной.

– Я здесь, миледи! – послышалось откуда‑то из глубины комнаты.

– Энни из Фрайарсгейта, завтра день твоей свадьбы! Епископ уже дал разрешение и сам обвенчает вас с Дермидом!

– Прямо в том большом соборе? – переспросила Энни, расширив от удивления глаза.

– В том большом соборе, – с довольной улыбкой подтвердила Розамунда. – И я уже послала за Селестиной, потому что тебе не обойтись без нарядного платья.

– Ох, миледи! – Из глаз Энни брызнули слезы благодарности. – Вы такая добрая, а я такая скверная! – Она принялась утирать слезы передником.

– Из меня получился плохой пример для подражания, Энни, но ты поступила так, как я, хотя знала, что этого не следует делать. Но я знаю, что вы с Дермидом любите друг друга, иначе бы не сбились с пути. Вытри слезы, милая. Нам еще нужно сделать кое‑что, пока есть время.

– Ох, миледи! – внезапно всполошилась Энни. – А вдруг мы с Дермидом разлюбим друг друга, как только поженимся?

– Вряд ли это случится, – успокоила служанку Розамунда. – Женщинам следует выходить замуж, чтобы не поссориться с Церковью. Дермид – хороший человек. И хозяин строго‑настрого приказал ему относиться к тебе с уважением. Но сердцу не прикажешь, а ты слишком хороша собой, вот он и не удержался. Он не разлюбит тебя, милая. А ты должна быть ему хорошей женой. Впрочем, я знаю, что так оно и будет.

– Вы ведь знаете все о любви, не так ли, миледи? – спросила Энни.

– Да, – ответила Розамунда с мечтательной улыбкой. – Я знаю все о любви.

Селестина явилась в посольство, шумно выражая свой восторг. С ней была Мария с целым ворохом новых нарядов.

– Свадьба! – радостно восклицала портниха. – Мария, разложи эти платья! – Селестина пристально посмотрела на Розамунду. – Хотела бы я сшить подвенечный наряд для вас, синьора, а не для вашей камеристки! Она беременна?

– Боже упаси! О чем вы говорите? – возмутилась Розамунда, желая сохранить доброе имя своей подопечной.

– Стало быть, случилось чудо и ей повезло, – сухо заметила Селестина. – Аркобалено – маленький город. Здесь ни у кого нет тайн. И кое‑кто видел, как эта горячая девка гуляла по городу со своим ухажером ночи напролет. Они целовались на каждом шагу. А ведь для нас обеих не секрет, к чему могут привести слишком пылкие поцелуи, не так ли, синьора? – Селестина расхохоталась низким грудным смехом, отчего затряслись все шесть ее подбородков. Но уже в следующую секунду она вдруг снова стала серьезной. – Поди сюда, детка. Давай посмотрим, что у нас для тебя есть.

– Ох, миледи, лучше выберите вы сами! – попросила Энни, оробев при виде всей этой роскоши.

– Дай взглянуть, что подобрала для тебя Селестина, – ответила Розамунда и не спеша осмотрела все платья, разложенные на креслах и на столе в гостиной. – Розовое слишком яркое, оно может показаться вызывающим, – заметила она. – Как там принято говорить у испанцев? Нужно быть отважной женщиной, чтобы ходить в желтом. По‑моему, мы не можем похвастаться такой отвагой, Энни. И к тому же вот это голубое платье очень тебе к лицу. Нравится?

– Да у меня в жизни не было такой красоты, миледи! – едва не задохнулась от восторга Энни. Она не могла оторвать глаз от платья из бледно‑голубой парчи, низкий квадратный вырез которого был обшит белым кружевом, лиф сильно заужен в талии, а длинные рукава с пышными буфами украшала искусная вышивка. Наряд завершал такой же вышитый широкий пояс с длинными концами.

– Тогда попробуй его примерить, – предложила Розамунда.

Селестина с Марией помогли Энни переодеться. К их удивлению, наряд пришелся девушке точно впору. Энни растерянно улыбалась, осторожно поглаживая пальцами гладкую ткань.

– Подгонки не требуется, – заключила Селестина с довольным видом. – Волосы придется распустить, несмотря на ее отвратительное поведение. Лучше соблюсти приличия. И живые цветы в прическе не помешают. – Повернувшись к Розамунде, портниха добавила: – Невеста будет хоть куда, верно, синьора? К тому же у платья длинные рукава – а значит, его можно будет носить и у вас в Англии.

– Тебе нравится, Энни? Ты согласна пойти на свадьбу в этом платье? – спросила Розамунда у онемевшей от восторга служанки.

– Нравится?.. Ох, миледи! Да я никогда и мечтать не смела о таком чудесном свадебном платье! И если это сон, то лучше мне никогда не просыпаться! – с жаром заверила Энни, и на глаза у нее навернулись слезы счастья.

– А ну мигом скидывай платье, малышка! – тут же скомандовала Селестина. – Не ровен час, испортишь его до свадьбы! Я уж и так вижу, что глаза у тебя на мокром месте! Не хватало еще сушить его после твоих слез!

Мария и Селестина помогли Энни снять платье.

– Счет можете отправить графу, – заключила Розамунда. – Как‑никак Энни выходит замуж за его слугу!

– Вот‑вот! – добродушно усмехнулась Селестина. – Пускай расплачивается за своего молодчика, коли тот не сумел вести себя как положено! Надеюсь, он не пожалеет денег на угощение, чтобы жениху с невестой было что выпить за свое счастье и целую кучу детишек, синьора!

Розамунда кивнула:

– Grazia, синьора Селестина. Мы снова в долгу перед вами за вашу доброту.

– Повесь платье в шкаф, детка, – наставляла горничная Энни. – Да расправь его хорошенько, чтобы не помялось до завтра! – Селестина почтительно поклонилась Розамунде: – Чао, синьора. Ваш итальянский стал намного лучше. Похоже, Сан‑Лоренцо вам по душе.

Жестом поманив за собой Марию, уже упаковавшую остальные платья, Селестина удалилась, покачивая на ходу своими пышными бедрами.

– Вы даже не спросили, во сколько обойдется это платье, миледи! – робко напомнила Энни.

– Это совсем простое платье, Энни, и Селестина не станет нас обманывать, – поспешила успокоить служанку Розамунда. – Я не хотела обижать ее, торгуясь из‑за пустяков. И к тому же не сомневаюсь, что его сиятельство будет только рад, если у его Дермида будет такая нарядная невеста. Ты пока не говори жениху о платье, пусть это будет сюрпризом. И спать ляжешь со мной. Воздержание и ожидание только добавят прелести первой брачной ночи! – добавила Розамунда.

– Да, миледи, – покорно ответила Энни.

– А пока пойди разыщи мне Пьетро, – велела Розамунда, и Энни поспешила выполнять приказ.

Вскоре явился старый дворецкий и с поклоном спросил:

– Что прикажете, миледи?

– Пьетро, ни в одной из комнат для слуг нет кровати, достаточно широкой для двоих. У вас не найдется более подходящей комнаты для Дермида и Энни? Пусть даже это будет совсем тесная каморка. – Розамунда смущенно улыбнулась. – Я понимаю, что это баловство, но они так трогательно влюблены друг в друга.

– Совершенно случайно у нас освободилась комнатка как раз неподалеку от ваших апартаментов, миледи, – ответил дворецкий, лукаво сверкнув глазами. – У посла редко бывают гости, и на данный момент мы никого не ждем. В этой комнате есть довольно мягкая кровать, как раз для новобрачных. А благодаря тому, что комнаты рядом, слуги смогут моментально явиться на зов. Это вас устроит?

– Вполне устроит, Пьетро, и я благодарна вам за участие в судьбе наших слуг! – с признательностью ответила Розамунда.

– Я прикажу экономке проветрить комнату и приготовить ее для молодых. Однако впоследствии им придется самим поддерживать в ней чистоту и порядок, – добавил Пьетро.

– Энни будет хорошей хозяйкой, – заверила его Розамунда.

Дворецкий поклонился и вышел.

– Что случилось? – с тревогой спросил Патрик, появившись в гостиной. – Энни сказала, что сегодня будет спать с тобой!

– Я решила, что так лучше, – сказала Розамунда. – Нам следует соблюсти хотя бы видимость приличий, милорд. А потом Пьетро устроит Энни с Дермидом в комнату по соседству с нашими апартаментами, чтобы им было где уединяться в свободное время.

– А где же я преклоню главу нынешней ночью? – осведомился граф.

– Почему бы тебе не преклонить главу в твоей собственной спальне? – лукаво улыбнулась Розамунда. – Как я сказала Энни, ожидание добавляет прелести новой встрече. Вот мы и проверим, правда ли это, милорд!

– Мадам, – Патрик слегка прищурился, – вы испытываете мое терпение, слишком носясь со слугами. Тем более что эта распутная, бесстыжая пара нисколько не заслужила такой доброты. В отличие от меня, который безумно вас обожает. И вам хватает совести ущемлять мои права ради недостойных слуг?

– С каких это пор, – дразня Патрика, заметила Розамунда, – время или место имеют для тебя значение? Твоя распущенность не идет ни с чьей ни в какое сравнение.

– Не пора ли мне укротить этот чрезмерный пыл, милорд? – добавила она, игриво сверкнув глазами.

– По‑моему, мадам, – процедил Патрик, – вам давно следует преподать хороший урок! – Он сделал шаг в сторону Розамунды.

Она отскочила так, что между ними оказался обеденный стол.

– Неужели? – продолжала дразнить графа Розамунда. – Не слишком ли много ты на себя берешь, собираясь учить меня хорошему поведению?

– Отнюдь, мадам! – Глаза Патрика еще больше сузились. – Более того, я полагаю, что имею полное право отшлепать тебя по твоей круглой розовой попке, чтобы заставить раскаяться в своих ошибках! – И он ринулся в атаку, оттолкнув в сторону стол.

Розамунда взвизгнула от неожиданности, но успела спрятаться за креслом.

– Вы слишком неповоротливы, милорд!

– А вы, мадам, слишком уверены в себе! – Патрик снова ринулся вперед, загнав Розамунду вместе с креслом в угол комнаты. А потом спросил со злорадной ухмылкой: – Ну, что теперь, мадам? Вам некуда скрыться от наказания!

Патрик резким движением отодвинул кресло, и Розамунда попыталась проскочить у него под рукой, однако была поймана в ту же секунду. Придерживая ее одной рукой, Патрик уселся в кресло и уложил Розамунду животом вниз поперек колен.

– Вот так, мадам, – грозно процедил он, медленно задирая ей юбку и обнажая тугие круглые ягодицы. – Сейчас я вас отшлепаю.

Раздался громкий шлепок, а вслед за ним возглас Розамунды:

– Ой! Неужели ты не мог придумать ничего получше?

– Говори, что больше не будешь надо мной смеяться! – грозно вопросил граф и снова шлепнул Розамунду по мягкому месту.

– А что я за это буду иметь? – не сдавалась она на милость победителя.

Патрик расхохотался и скользнул пальцами в ложбинку между двумя розовыми округлостями. Там было горячо и влажно. Патрик довольно улыбнулся.

– Твое наказание, Розамунда, самым благоприятным образом подействовало не только на тебя, но и на меня! – И он наградил любовницу еще тремя звонкими шлепками. – Ты наконец раскаялась? – вкрадчивым голосом поинтересовался Патрик.

– Да! – выкрикнула Розамунда. Ее желание было столь велико, что можно было лишь удивляться, как несколько простых шлепков могли вызвать столь острое возбуждение.

Патрик поставил ее на ноги и стал возиться со своей одеждой. Розамунда едва дождалась, пока он выпустит на волю свое копье, и сама опустилась на него, оставаясь спиной к Патрику. Он расшнуровал ее лиф и откинул в сторону гриву золотисто‑каштановых волос. Его руки легли ей на грудь. Нежно стиснув пышные полушария, он стал теребить соски. Его губы щекотали ей шею. Он легонько укусил чуткую кожу и застонал от удовольствия, когда Розамунда сама начала двигаться.

– Ведьма! – прошептал он ей на ушко и лизнул соблазнительную свежую плоть.

– Дьявол! – прошипела она в ответ, выгибаясь всем телом в отчаянной попытке вобрать его в себя как можно глубже. Ее ягодицы с силой вдавились ему в пах. Он рванулся вперед, и от восторга у Розамунды закружилась голова. Трудно было понять, отчего именно этому мужчине досталась вся ее преданность и любовь. Она не чувствовала ни малейшей неловкости перед памятью Оуэна. Они по‑своему любили друг друга и были верны, но до Патрика ни один мужчина не дарил ей столь безумное наслаждение, какое она испытывала в его объятиях.

– Ох, Пресвятая Мария! – хрипло выдохнула Розамунда. – Ох, Патрик! Не останавливайся! Только не останавливайся! – И она содрогнулась от блаженства, растекавшегося по жилам подобно струе расплавленного меда. – Ах, Патрик! – снова выдохнула Розамунда и обессиленно обмякла.

– Розамунда! Розамунда! – повторял у нее над ухом Патрик, обдавая его горячим дыханием. – Клянусь, на свете нет другой такой, как ты! Я был бы счастлив, дорогая, если бы мог умереть именно в эту минуту! – Он прижался губами к ее шее, жадно впитывая знакомый аромат ее тела. – Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить!

Розамунда громко вздохнула, но у нее еще не было сил открыть глаза. Она сидела, прислонившись спиной к его широкой груди, и его копье все еще оставалось внутри.

– Я никогда не полюблю другого мужчину так, как тебя, Патрик.

Рука графа еще несколько раз прошлась по груди Розамунды.

– Не хотелось, чтобы нас сейчас кто‑то застал, дорогая. Ты не могла бы подняться? – наконец произнес он.

Розамунда заставила выпрямиться свои дрожавшие ноги и сделала несколько глубоких вздохов. Она опустила юбку и как могла расправила подол.

– Ты бы застегнул штаны, милый, чтобы не слишком шокировать наших чересчур похотливых слуг! – сказала Розамунда и, заметив, что его копье почти не уменьшилось в размерах, добавила: – Что‑то ты сегодня слишком горяч!

– А тебе разве не понравилась порка, дорогая? – весело сверкнул глазами Патрик.

– Понравилась, – призналась Розамунда. – Похоже, это придало нашим чувствам некоторую остроту. – И она зарделась от смущения.

– Я тоже не мог удержаться, – добавил Патрик с легкой усмешкой. – Нечего было меня дразнить!

– Только смотри не слишком усердствуй со своими наказаниями! Знаешь, какая у тебя тяжелая рука? Моя бедная попка все еще горит! – пожаловалась Розамунда жалобным голосом.

– Любовники иногда играют в такие игры, миледи. Но не обязательно играть в них постоянно, – пояснил граф.

– Может, когда‑нибудь ты отшлепаешь меня еще разок! – сказала Розамунда и дразняще улыбнулась.

– Непременно, если представится случай, – согласился Патрик.

– Милорд, я обещаю вам исправиться! – пропела Розамунда.

– Очень рад за тебя, – ответил он с улыбкой, – хотя должен признаться, что твоя круглая попка пришлась как раз впору под мою ладонь!

– Она понравилась вам больше по сравнению с другими, которые вам приходилось шлепать, милорд? – невинно поморгав глазами, осведомилась Розамунда.

– Розамунда! – рявкнул Патрик, но тут же рассмеялся и добавил: – Да, гораздо больше!

– Ах, если бы мы могли остаться здесь навсегда! – вдруг, тяжело вздохнув, произнесла Розамунда.

– Но мы еще не уезжаем! – попытался утешить ее граф, заключив в объятия. – Нам еще рано думать об отъезде. Но я знаю, как ты скучаешь по Фрайарсгейту, и обещаю, что сам отвезу тебя домой и останусь там на некоторое время. А пока будь счастлива, любовь моя, ведь мы все еще вместе и будем всегда любить друг друга, что бы ни случилось. Всегда!

Поиск по сайту: