Глава 14. Логан Хепберн смотрел на новую могилу на своем семейном кладбище

Логан Хепберн смотрел на новую могилу на своем семейном кладбище. Он как будто наяву слышал голос Джинни, умолявшей не бросать ее одну. Но ведь он и не бросал ее и не собирался бросать. Он просто ответил на призыв своей страны. Несколько недель назад по пути из Фрайарсгейта в Эдинбург к ним в замок заехал личный гонец королевы и предупредил о скорой войне. А вскоре после этого почтенный глава их клана, Патрик Хепберн, граф Босуэлл, сообщил Логану о том, что король собирает войско. Честный человек не будет отсиживаться у себя в замке, если предан своему королю и к тому же является родственником одного из близких друзей и советников его величества.

Логану удалось собрать отряд из двадцати пяти человек, не считая двух его братьев, Колина и Йена. Но стоило Джинни услышать о том, что муж собрался на войну, как с ней сделалась истерика и никакие уговоры и обещания не смогли ее успокоить. Поскольку роды были уже совсем близко, Логан решил отложить отъезд на несколько дней, чтобы дать Джинни возможность успокоиться. Однако он отправил вперед большую часть своего отряда – двадцать человек. Колин, средний брат, был назначен старшим, пока к ним не присоединится сам Логан. Ему пришлось потратить почти неделю на уговоры жены. Джинни никак не хотела успокаиваться и не желала слушать его рассуждения о долге перед кланом и королем.

– Наверняка и твой отец, и твои братья уже вступили в войско, как только король объявил призыв, – увещевал жену Логан. – И у меня нет иного выбора. Ты же не хочешь, чтобы меня объявили предателем? Я опозорю наш клан и графа Босуэлла!

– В монастыре меня этому не учили! – безутешно рыдала бедная Джинни.

– Нам просто повезло жить в такое время, когда между Шотландией и Англией долгие годы не было войны, – объяснил Логан. – Но если бы ты интересовалась нашей историей, Джинни, то знала бы, что это долг каждого подданного – идти на войну, когда король объявляет призыв. Англичане – наши самые старые и самые непримиримые враги.

– Но ведь они на нас не нападали! – выкрикнула Джинни. – Почему король должен ударить первым? Разве нам нужна английская земля? Объясни мне, Логан! Помоги мне понять, почему тебе обязательно нужно бросить нас именно сейчас!

– Я не верю, что король действительно собирается отхватить у англичан кусок их территории, – продолжал Логан. – Мне кажется, он хочет атаковать первым для того, чтобы Генриху Тюдору пришлось вернуться домой и прекратить войну против короля Людовика. Если его собственная страна окажется под угрозой, он скорее всего оставит Францию в покое и поспешит домой, чтобы навести здесь порядок. Вероятно, на это и рассчитывает наш король. Они начнут переговоры о репарациях, и между нами снова будет мир. Обещаю тебе, это совсем не опасно.

– Ни одна война не обходится без жертв, Логан, – упрямо возразила Джинни. – Даже если на границе с Шотландией не окажется ни одного английского солдата, против вас выступят сами жители, и многие могут погибнуть. Я боюсь за тебя, я не хочу, чтобы наши дети росли без отца!

– Я должен пойти на войну, – категорично произнес Логан. Он больше не мог тратить время на уговоры жены.

– Знаю, – отвечала Джинни с мрачной решимостью, – но я все равно не хочу, чтобы ты нас покидал.

– Джинни, мои братья и мои люди опережают меня на целую неделю! – воскликнул Логан. – Я не нахожу себе места от стыда! Подумай сама, какой пример я подаю нашему Джонни! Неужели ты хочешь, чтобы он тоже научился трусить и ловчить, когда его родные идут на войну?

– Нет, что ты! – испуганно воскликнула Джинни. – Конечно, нет, Логан!

– Значит, я должен уехать сегодня же, милая, иначе я стану позором для всей семьи. Такое пятно не смывается. Оно ляжет на многие поколения, – веско заметил Логан.

– Тогда ступай, только поскорее, пока мною снова не овладел страх, – выпалила Джинни. – Уходи сейчас же!

– Мегги и Кейти переберутся в наш замок со своими детьми. Я обещал это своим братьям, – добавил напоследок Логан.

– Да, конечно, – безучастно произнесла Джинни. – Здесь им будет безопасней.

Логан поспешил уйти. Он так торопился, что даже не поцеловал ее на прощание. Вскочив на коня, он уехал, чувствуя огромное облегчение. Теперь ничто не мешало ему пуститься вдогонку за Колином и Йеном. Предвкушение близкой битвы приятно будоражило кровь, тем более что шотландцы собирались воевать на чужой земле. Логан несся во весь опор во главе маленького отряда из пяти человек, не имея понятия о том, что готовит им будущее.

Якову Стюарту пришлось продать почти все фамильные драгоценности, чтобы купить на вырученные деньги семь больших пушек, которые, по его мнению, должны были посеять панику среди англичан. Пусть думают, что на них идет огромное непобедимое войско. Шотландцы любовно прозвали эти орудия «семь сестер». Его шурину, Генриху VIII, скоро придется драться одному, поскольку лазутчики папы Юлия III донесли своему хозяину, что правитель Оттоманской империи вот‑вот начнет вторжение в Западную Европу. Святой престол обратился к Якову Стюарту с просьбой быть посредником в его переговорах между папой и королем Людовиком XII. Яков Стюарт был очень доволен, но Англия наотрез отказалась пропускать через свою территорию его посольство. У Генриха Тюдора на все было свое мнение. Он по‑прежнему считал свою войну против Франции священной, хотя папа уже давно отказался от участия в «Священной лиге». Однако вскоре Генрих Тюдор получил подтверждение своей правоты. Папа в тайном послании сообщил ему, что передумал. Он больше не желает, чтобы Шотландия вмешивалась в его отношения с Францией. До Якова Стюарта дошли слухи об этом письме, но ни он, ни его советники не желали верить, что это правда, поскольку не получили более веских доказательств.

Однако папа словно забыл об их существовании. Англия давно уже вела необъявленную войну с Шотландией на море. Яков Стюарт, после своего долгого беззаветного служения на благо всего христианского мира, был предан папой ради более молодого честолюбивого монарха, не стеснявшегося прибегать к любым средствам, в том числе и к подкупу, если речь шла о его интересах. Венеции было теперь не до «Священной лиги». Она готовилась отразить нападение оттоманского султана. Король Фердинанд, скупой и бесчестный правитель, по‑прежнему отделывался одними обещаниями. Франция увязла в войне с Англией, и Шотландии предстояло в одиночку отстаивать свои интересы.

Граф Хьюм возглавил армию вторжения. Ему было приказано войти в Нортумбрию и разрушить систему оборонительных укреплений на границе. Он выполнил приказ, но под обстрелом английских лучников потерял едва ли не треть своего войска по причине собственной небрежности. Ему не пришло в голову заранее расчистить поле битвы, поросшее мелкими деревьями и кустарником. В результате у англичан появилось отличное прикрытие, из которого они могли спокойно расстреливать слишком самоуверенных шотландцев, предвкушавших легкую победу. Вся Шотландия, от мала до велика, откликнулась на призыв короля. В войско записывались мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет. Здесь были и кланы с дальних островов, и даже те, что десятилетиями враждовали между собой. Вольные горожане‑ремесленники, купцы, разбойники с большой дороги вступали в войско короля. И богатые, и нищие готовы были откликнуться на призыв своего возлюбленного монарха.

Перед отъездом на войну с Англией к королю явилась какая‑то старуха. Она была поразительно настойчива и отказалась покинуть дворец, пока не увидит Якова Стюарта. Как и сам король, она была наделена даром lang ееу.

– Не смей соваться в эту Англию, – сказала королю старуха, тыча ему в грудь скрюченным пальцем. – Не смей соваться, не то не видать тебе родного дома! – Ее пылающий взгляд, казалось, пронзал короля насквозь.

Но Яков Стюарт и сам ясно предвидел свой печальный конец.

Старуха с такой силой стиснула его руку, лежавшую на рукоятке меча, что послышался легкий хруст.

– Твоим костям не суждено вернуться в родную землю, – зловещим тоном произнесла старуха и добавила, что и наследникам Якова Стюарта тоже не суждено жить на родине. Они будут жить где‑то далеко, на зеленой земле, и два кольца сольются в одно. Король не понял последних предсказаний, но поблагодарил старуху и дал ей свое королевское благословение. Ведьма долго смотрела ему в глаза, а потом сокрушенно покачала головой и удалилась, оставив короля ломать голову над ее словами «…два кольца сольются в одно».

Утром следующего дня король Шотландии Яков IV выступил в поход.

Логан Хепберн ничего не знал об этих событиях, когда покинул свой замок и скакал на юго‑запад Шотландии, чтобы присоединиться к королевским войскам. Это было странное путешествие. Казалось, вокруг все вымерло. Все ушли на войну. Не обращая внимания на затяжные осенние дожди, Логан со своим небольшим отрядом упрямо продвигался на юго‑запад. Они пересекли реку Твид и оказались на территории Англии. Здесь уже трудно было не заметить следов прошедшего недавно войска. Однако замок Форд и земли вокруг него оказались нетронутыми. Хозяйка замка, в отличие от большинства англичан, готова была признать над собой власть Якова Стюарта, и король пощадил ее владения, хотя и спалил поместье. Он задержался там на несколько дней, прежде чем выступить на Флодден. Под Флодденом Логан со своими людьми наконец‑то встретился с шотландским войском. Случилось это 9 сентября.

Густой туман вперемешку с дымом и пламенем пожарищ был хорошо виден с возвышенности, называвшейся Флодденским перевалом. На западном склоне люди Логана наткнулись на следы вырубки. Здесь валили деревья для военных укреплений. Перед этими‑то укреплениями и стоял сейчас Логан, в ужасе следя за тем, как кровавая битва подходит к своей завершающей стадии. Он видел втоптанный в грязь королевский штандарт. Это означало одно: король убит. В противном случае знаменосец держал бы штандарт на виду. Его растерянный взгляд скользил по полю, но так и не нашел знамени с родовым гербом Хепбернов. Размытая дождями почва превратилась в вязкое, липкое месиво, и люди беспомощно скользили и вязли в этой густой глине. Им пришлось разуться, поскольку в неуклюжих кожаных башмаках по такой грязи нельзя было сделать и шагу. Шотландцы проиграли битву, и теперь она превратилась в кровавую резню. Это ужасное зрелище ошеломило Логана и его товарищей. Над полем сгущался смрадный запах смерти. Лорд Клевенз‑Карн поднес к губам свой рог и заиграл родовой сигнал. Если на поле еще оставались люди из его клана, они должны были откликнуться на призыв и присоединиться к своему хозяину. Он подождал и еще два раза повторил свой призыв. Наконец с Флодденского поля приковыляли три измученных человека – все, что осталось от его отряда.

– Больше никто не выжил? – коротко спросил Логан.

Все трое лишь молча покачали головами.

– А мои братья?

– Погибли, милорд, вместе с графом Босуэллом, – ответил один из солдат и добавил: – Англичане отошли. Они сейчас на западе.

– Значит, мы поедем на северо‑восток, – угрюмо заключил Логан. – Пошевеливайтесь, парни, пока англичане не принялись ловить оставшихся в живых. Постарайтесь раздобыть себе коней и обувь. – Он подождал, пока трое выживших найдут себе башмаки и поймают лошадей, а затем махнул рукой, и отряд поскакал к границе. Шотландцы не останавливались до тех пор, пока сумерки еще позволяли различить дорогу.

Первый привал устроили в узком ущелье, под прикрытием высоких скал. Здесь можно было развести небольшой костер и не бояться, что его заметят. Беглецы спрятались в пещере и подсчитали свои запасы. У них осталось восемнадцать овсяных лепешек, захваченных еще из дома. Разделенная пополам, одна лепешка могла считаться дневным рационом. Тридцать шесть половинок, разделенные между девятью мужчинами, должны были поддержать их силы на протяжении четырех дней. К тому времени они успеют уйти далеко от границы. Можно будет попросить еды у местных фермеров. Любой шотландец будет рад им помочь в обмен на новости. Во фляжках еще плескалось виски, и его тоже выпили до капли. Завтра фляжки наполнят свежей водой.

Мужчины долго сидели вокруг костра. Трое выживших рассказывали лорду Хепберну горькую историю их поражения. Больше всех говорил кузнец из Клевенз‑Карна. Его звали Алан Хепберн. Он был настоящим великаном. Сурово хмурясь, он начал:

– Наш король был отважным парнем. Он сам повел нас в бой. Не то что граф Хьюм. Тот только и знал, что отдавать приказы. В конце концов наш граф не выдержал и окоротил этого выскочку. Сказал, что, пока на Хьюме нет короны, пусть он заткнется и даст командовать королю. Тем более что у того это получается лучше.

Слушатели невесело усмехнулись. Даже те, кто не участвовал в битве, хорошо представляли себе эту картину. Граф Босуэлл славился своим крутым нравом.

– Драка началась жуткая, – продолжал Алан Хепберн. – Насколько я знаю, англичанами командовал граф Суррей. Король не собирался биться на склоне холма. Он хотел подождать, пока англичане сами полезут к нам на перевал, но этот их командир – старая лиса. Он догадался послать целую армию на запад, чтобы они зашли к нам в тыл. Король испугался, что они пересекут границу и пойдут дальше, и тогда некому будет защищать дома и фермы. Эх, хороший же он был человек, наш король! – воскликнул Алан Хепберн и потряс кудлатой головой. Скупая мужская слеза скатилась по его небритой щеке. – Это он посоветовал нам разуться, без башмаков было легче удержаться на ногах в такой грязи.

– Но что же случилось? – спросил лорд Клевенз‑Карн. – Нас было больше, и мы должны были выиграть этот бой! Наверняка случилось что‑то непредвиденное! Может, кто‑то из графов струсил и сбежал со своим отрядом?

– Нет, – отрицательно покачал головой кузнец. – Мы не успели спуститься и до середины холма, как началась настоящая свалка, милорд. Склон был слишком крутой, вот все и покатились с него кубарем. Скользили, как по льду! Образовалась куча мала. Все катились по склону вниз, прямо под ноги к англичанам. Ну а уж те даром времени не теряли, знай себе махали направо и налево. Однако вашим братьям удалось удержать строй. Они бились в самой середине поля, вместе с нашим графом и архиепископом Александром прикрывали короля Якова. Большинство священников не сунулись в драку, чтобы потом их не отлучили от Церкви. Зато они стреляли из пушек.

– Кто видел, как погибли мои братья?

– Кольм, Финн и я – мы были рядом с ними. Англичане окружили графа Босуэлла, а ваши братья кинулись к нему на выручку. И полегли там все как один, – печально произнес Алан. – А потом добрались и до Хьюма, и до архиепископа, и до короля. Никто не выжил. Вы ведь знаете, как быстро летят черные вести. Наши люди совсем пали духом. А потом мы вдруг услыхали звук вашего рога, милорд. Поначалу решили, что нам померещилось, но вы протрубили еще два раза, и мы постарались пробиться к вам, – закончил Алан.

– Я стыжусь того, что не был сегодня с вами, – признался Логан.

– Вот и благодарите за это Господа нашего, милорд. Хватит и того, что сегодня полегло столько народу! – горячо возразил Алан. – Вы нужны в Клевенз‑Карне, тем более что у вас еще совсем маленький сын.

– Не старше нового короля, – заметил Логан. – Боже, помоги Шотландии! А что с графом Энгусом? Он тоже убит?

– Нет, милорд, – заметно оживился Алан. – Король приказал старому задире Дугласу оставаться в замке. Это королева его уговорила. Говорят, она не больно‑то ладит с епископом Эльпинстоном.

Логан кивнул. Это немного обнадеживало. Следующие несколько дней люди Логана провели в седле, стараясь как можно скорее вернуться в Клевенз‑Карн. Когда лепешки были съедены, они заглянули на одну ферму, где их пустили ночевать в теплый сухой амбар. И люди, и животные были рады обрести кров над головой.

– Вы не могли бы нас накормить? – спросил Логан у фермера. – Мы еще вчера съели все свои припасы, и сегодня пришлось голодать. А я расскажу вам, что случилось с королем.

Фермер кивнул:

– Поделимся чем богаты.

– Как только мои люди поедят, я приду, чтобы рассказать вам все, что знаю, – пообещал лорд Клевенз‑Карн.

Жена фермера выбрала Алана как самого рослого, чтобы он притащил в амбар котел с похлебкой из крольчатины, а сама явилась следом, принеся в подоле передника нарезанный толстыми ломтями свежий хлеб. Мужчины от души поблагодарили женщину за такую щедрость и, как только хозяйка ушла, дружно накинулись на еду. А в хижине фермера сидел лорд Клевенз‑Карн и рассказывал об ужасах Флодденского поля.

– Стало быть, наш король погиб, – заключил фермер. – Прими, Господь, его душу. – Он перекрестился. – И бой был ужасный! А вот я не смог туда пойти. Детки у меня еще совсем маленькие, и жена снова собралась рожать.

– Тебе повезло, что остался дома и не стал пушечным мясом, – суровым голосом произнес лорд Клевенз‑Карн. – Моя жена тоже на сносях и места себе не находила от горя, когда узнала, что я собрался на войну. Я отправил в королевское войско своих братьев, которые теперь погибли, и еще двадцать человек из нашего клана. Как только мне удалось договориться с Джинни, я поспешил следом за ними и застал самый конец. Эта резня мало походила на настоящую битву. Только трое из моего клана чудом остались живы. Остальные – те, что приехали вместе со мной. Я чувствую себя опозоренным, ведь я знал короля. Граф Босуэлл, Хепберн из Хэйлса, был моим родичем. А я венчался в королевской часовне в Стерлинге.

– Чему быть, того не миновать, – негромко произнесла жена фермера. – Коли вам было суждено умереть под Флодденом, так оно бы и случилось. Значит, не судьба.

– Ты говоришь так, словно обладаешь lang eey – удивился Логан.

– Иногда мне удается видеть многое, – в задумчивости промолвила женщина.

– Вот и у короля тоже был lang ееу, – добавил Логан.

– Знаю, – кивнула жена фермера. – Утром я снова накормлю вас и ваших людей, милорд Клевенз‑Карн. И поделюсь с вами запасом овсяных лепешек. Несмотря на дождливое лето, мы собрали хороший урожай, и нам должно хватить зерна на всю зиму.

Логан поблагодарил добрую женщину и вернулся в амбар, к своим спутникам. Большинство из них успели заснуть, зарывшись в душистое сено. Он присоединился к ним, впервые за эти дни чувствуя себя сытым.

Через два дня они добрались до Клевенз‑Карна. Там Логан узнал, что его жена Джинни скончалась родами, а вместе с ней и его новорожденный сын. Их уже успели похоронить на семейном кладбище на склоне холма. Его невестки как ни в чем не бывало сидели в зале и сплетничали. Они даже из вежливости не попытались выказать интерес к тому, что произошло под Флодденом.

– Неужели вас не волнует участь ваших мужей? – возмутился Логан.

– Если бы они остались живы, – заявила Кейти, та, что была замужем за Йеном, – так никуда бы не делись. Явились бы сюда с тобой!

– И вы не хотите их оплакать? – Логана неприятно поразило равнодушие женщины.

– Разве это их вернет? – вопросом на вопрос ответила Мегти, жена Колина.

Не желая больше терпеть их общество, Логан поспешил найти свою старую няньку, которая жила в замке и была свидетельницей всему, что произошло в его отсутствие. Она сидела в своей каморке на чердаке и пряла свою бесконечную пряжу.

– Флора, что случилось? – спросил лорд Клевенз‑Карн, опускаясь на скамеечку возле ее ног. – Как умерла моя жена? И почему не спасли ребенка?

Старуха обернулась к хозяину и посмотрела на него полным скорби взглядом:

– Роды начались раньше, чем я рассчитывала. С детьми всегда так – они никого не спрашивают, когда им появиться на свет. А молодая хозяйка очень переживала из‑за твоего отъезда. Как ты уехал, она все плакала и плакала и вбила себе в голову, что тебя там непременно убьют. Она жаловалась каждому, кто пожелал ее слушать. Дескать, ты непременно сложишь на войне свою буйную голову, а она останется вдовой с двумя детьми на руках и одна будет тащить на себе Клевенз‑Карн, пока не подрастет ваш Джонни. Да только прежде всякие лихие люди, которых полно у нас на границе, прознают про то, что она осталась одна, и нападут на наш замок, а защитить его будет некому.

– Господи Иисусе! Я и не представлял, до какой степени Джинни была напугана! – воскликнул Логан.

– Но ты все равно должен был ехать на войну, – возразила нянька. – Нашу барышню воспитали в монастыре, вот она и привыкла бояться собственной тени, хотя умела от тебя это скрыть, потому как пуще всего боялась тебя опозорить. Ребенок пошел ножками, да еще к тому же запутался в пуповине и задохнулся. Мне не хватило сил его повернуть, хотя я могла бы справиться с этим, помоги мне твои невестки. Я просила их помочь, но они уперлись – и ни в какую. Мол, ежели что случится, то всю вину ты свалишь на них. А им надо заботиться о своих детях, и они не желают, чтобы ты выгнал их из дому. Дело было ночью, и женская прислуга уже разошлась по своим домам. А мужчины все ушли с тобой. Мальчик родился мертвым. А твоя бедная женушка еще долго истекала кровью, пока не умерла. И ничем я не смогла ей помочь, Логан. Я сделала все, что было в моих силах. Ты уж прости, что так вышло, – закончила старуха свою печальную повесть.

– Кто ее похоронил? – тихо спросил Логан, помолчав.

– Старики из деревни выкопали могилу, а я обмыла ее и зашила в саван, – ответила старуха.

– А Мегги и Кейти? – спросил Логан.

– Нет в них души, ни в той, ни в другой, – резким тоном произнесла старуха. – Они не пожелали даже проводить твою жену в последний путь. Видишь ли, день выдался дождливый, и они побоялись промокнуть. Но все прочие, кто оставался в замке, пошли со мной на кладбище. Твоя леди была совсем такая, какой ты привез ее сюда с севера, – заключила нянька.

Логан поднялся со скамьи, наклонился и поцеловал старуху в сухую морщинистую щеку.

– Спасибо, Флора, – сказал он и вышел вон. Снова оказавшись в зале, он решительно направился туда, где сидели его невестки. За все это время они так и не поднялись с места. – Вставайте! Собирайте свое барахло. Чтобы завтра ни вас, ни ваших детей и духу здесь не было! – рявкнул он. – И впредь не смейте попадаться мне на глаза!

– Нашел кого слушать! – выкрикнула Мегги. – Да твоя старуха давно выжила из ума! Она нас терпеть не может, вот и наговаривает!

– То же самое вы говорили мне про Джинни, когда я выселил вас из замка! – в гневе прокричал Логан. – Мои братья сложили головы, защищая нашу страну, а вы не пролили по ним ни слезинки. А прежде как последние мерзавки отказались помочь Флоре, когда у моей жены начались роды! Ребенка нельзя было спасти, но хотя бы Джинни осталась жива!

– Это все Мегги придумала! – заверещала Кейти. – Это она сказала, что мы должны отомстить Джинни за то, что она выставила нас из замка! Это она, Логан! Я хотела помочь, а она меня не пустила!

– А я думаю, что ты врешь, – резко оборвал ее Логан. – Если бы ты хотела помочь, то так бы и сделала, и никакая Мегги тебе не указ. А теперь слушайте, что я вам скажу, вы обе! Дома, в которых вы жили прежде, останутся за вами. Я позабочусь о том, чтобы и вы, и ваши дети были сыты и одеты. Троих ваших сыновей я научу обращаться с оружием. Двоим вашим дочерям я в свое время выделю приданое и присмотрю для них женихов. Но вашей ноги больше не будет в этом замке. Все, что я делаю для вас, я делаю в память о своих погибших братьях. Они были мне хорошими братьями, и их дети не должны страдать оттого, что их матери оказались бессердечными шлюхами. И даже думать не смейте о том, чтобы снова выйти замуж. Как только я узнаю об этом, вы покинете Клевенз‑Карн навсегда.

Кейти заревела, но Мегги набралась дерзости и сказала:

– Логан, да как же ты можешь так с нами поступить? Я ушам своим не верю! Разве мы были плохими женами для Колина и Йена?

– Вот именно поэтому я позволил вам жить на своей земле, а не отнял у вас детей и не выгнал на большую дорогу! – прогремел в ответ Логан. – А теперь вон отсюда! Убирайтесь прочь с моих глаз!

– Да ты же никогда не любил Джинни! – ехидно заметила Мегги. – И она, между прочим, об этом знала!

– Да, я ее не любил, – честно признался Логан, – но она мне нравилась, и я уважал ее как свою жену и хозяйку этого дома. Да, она знала, что я не люблю ее, однако со временем все могло измениться.

Мегги издевательски расхохоталась в ответ:

– Да как ты мог ее полюбить, Логан, когда у тебя весь свет клином сошелся на твоей Розамунде Болтон?

Гордо вскинув голову, Мегги повернулась и выплыла из зала. Кейти, громко рыдая, поплелась за ней следом.

Логан налил себе полный кубок вина и осушил его одним глотком, а потом отправился на вершину холма, где лежали его жена и сын. Он долго смотрел на свежие могилы. Они еще не успели порасти травой.

– Джинни, – прошептал Хепберн, – прости меня. Но я благодарен тебе за то, что у меня остался маленький Джонни. И чтобы ни случилось, он будет знать, что ты была его мамой и очень любила его. Он будет знать, что ты была мне хорошей женой и что я относился к тебе с уважением. Но все же прости меня за то, что я так и не смог тебя полюбить.

Логан просидел у могилы жены и сына до тех пор, пока солнце не закатилось за горизонт. На небе уже показались звезды, когда он наконец‑то вернулся в замок. Там уже вовсю хлопотали слуги, так хорошо вымуштрованные его женой. Они без напоминаний и понуканий приготовили ему ужин. Логан поел и отправился в детскую, где мирно спал его сын и наследник. Теперь бедный малыш будет расти без матери, а маленький король – без отца. Что будет теперь с бедной Шотландией?!

Яков V был коронован в Стерлинге 25 октября 1513 года архиепископом Глазго, Яковом Битоном. Юному монарху шел тогда восемнадцатый месяц от роду. Присутствовавшие на коронации не удержались от слез, когда тяжелая корона опустилась на младенческую головку. Вся церемония производила гнетущее впечатление. Шотландцы не знали, чего им теперь ждать. Следовало как можно скорее заключить мир с Англией и не позволить Генриху Тюдору вмешаться в воспитание племянника. Хотя король Англии наверняка был бы не прочь заполучить маленького Якова к своему двору и тем самым сделать из своей сестры, Маргариты Шотландской, послушную марионетку.

Королева Англии собрала свое собственное войско и спешила на север страны, в то время как Суррей успел одержать победу при Флоддене и убить Якова IV. Екатерина снова была беременна, но решила ни в чем не уступать своей матери, Изабелле Испанской, и рвалась в бой. Она поспешила сообщить Генриху об одержанной победе и в доказательство приложила к своему письму страшный трофей – окровавленную тунику короля Якова Стюарта, снятую с его мертвого тела. В результате происков английских и испанских кардиналов папа Юлий III предал Якова IV анафеме. Ему было отказано в погребении по христианскому обычаю, и вскоре труп короля Шотландии загадочным образом пропал. Английский король заявил, что Он якобы отправился прямиком в ад. Но шотландцы отказывались в это верить. Они любили своего поверженного монарха и утверждали, что Яков IV, как и легендарный король Артур, не умер и обязательно вернется, когда Шотландия больше всего будет нуждаться в его помощи. Униженный народ пытался найти себе утешение в красивой сказке.

Генрих Тюдор в октябре вернулся в Англию. Екатерина приготовила для него встречу, достойную великого героя – каковым, по ее убеждению, он и являлся. Никто больше не смел вспоминать о том, что Генрих был всего лишь вторым сыном этих выскочек Тюдоров, захвативших английский трон. Теперь он стал Большим Гарри. Его имя было овеяно славой военных побед, хотя с некоторых пор ее несколько заслонила победа Суррея при Флоддене.

– Эту победу тоже по праву следует считать вашей, милорд, – сказала королева мужу, и граф Суррей, настоящий победитель, только молча кивнул в знак согласия. – Шотландия поставлена на колени.

Екатерина, похоже, забыла о том факте, что хотя Яков IV и погиб под Флодденом, у Шотландии все равно есть король – племянник ее мужа Яков V. Но Генрих недолго упивался своим счастьем. В декабре жена родила ему мертвого мальчика.

– Око за око, – угрюмо заметила Маргарита, королева Шотландии, когда до нее дошла эта новость. Она давно забыла, что значит христианское милосердие. На свет вот‑вот должен был появиться второй ребенок, а она все еще оплакивала гибель своего супруга. На нее свалилось слишком большое бремя. Ведь теперь и она вместе с годовалым королем‑младенцем отвечала и за Шотландию, и за того ребенка, которому только предстояло родиться. Согласно завещанию Якова IV, она будет править страной до тех пор, пока Яков V не возьмет власть в свои руки. Ее регентство получило одобрение королевского совета. Но в глазах шотландской знати Маргарита была прежде всего сестрой короля Англии, и потому к ней по‑прежнему относились с недоверием, даже несмотря на то что она всегда была верной супругой и честно блюла интересы Шотландии. Она была женщиной и англичанкой, и потому шотландские дворяне стали все чаще посматривать в сторону Франции, где жил герцог Олбани – родной племянник Якова III и самый близкий законный родственник короля. В век политических интриг, бесчестья и черных заговоров герцог Олбани сумел сохранить за собой репутацию порядочного человека.

Королевский совет настоял на том, чтобы архиепископ Битон и графы Энгус, Хантли и Хьюм стали первыми советниками королевы и помогали ей во всех делах. Вдобавок Маргарите должна была служить рота из самых благородных дворян, облеченных также определенным доверием и уполномоченных помогать королеве в ее взаимоотношениях с правительством. Было заключено соглашение о том, что королева не примет ни одного решения, не посоветовавшись предварительно с шестью членами своего совета. Трое из них должны быть людьми светскими, а трое – из высшего духовенства. Маргарита вовсе не была той пустоголовой дурочкой, какой ее привык считать ныне покойный муж. Она всего лишь играла роль не очень умной женщины, в угоду своему супругу. Членам королевского совета очень быстро открылось, что их королева весьма проницательная и разумная женщина.

Замок Стерлинг был выбран основной королевской резиденцией. Лорда Бортуика назначили командовать его гарнизоном и произвели в капитаны. Армия, отправленная королем Людовиком на помощь Якову IV, наконец‑то добралась до Шотландии и заняла Стерлинг, сделав его неприступной твердыней. Королева сама распоряжалась государственной казной, отчего ее влияние усилилось. Она издала указ, призывая парламент собраться в начале будущей весны. Но прежде всего ей требовалось обезопасить страну от новых вторжений.

Англия первая предложила заключить мир, и королева Екатерина отправила к королеве Маргарите одного из своих приближенных священников, чтобы заверить ее в искренности этого предложения. Но в то же время в приграничных землях вовсю бесчинствовал некий лорд Дакр. Он исполнял тайный приказ короля Генриха VIII и постоянно совершал набеги на шотландские земли, уничтожая все на своем пути. Постепенно из процветающей мирной страны Шотландия превращалась в страну вдов и сирот. Прокламации, изданные от имени нового короля и призывавшие помогать этим несчастным созданиям, ничего не меняли. Женщины и дети постоянно становились жертвами грабежей, насилия и нечеловеческой жестокости. Большая часть мужского населения погибла на войне, и тех сил, что оставались в распоряжении королевы и ее совета, явно не хватало для наведения порядка.

Но те немногие юноши, что каким‑то чудом выжили и вернулись по домам, все еще горели жаждой мести. Они не верили в то, что их вечный враг когда‑нибудь насытится пролитой кровью, и собирались снова идти на Англию войной. Им требовался такой военачальник, который смог бы уничтожить лорда Дакра. Они отправили своих представителей во Францию, к королю Людовику XII, с просьбой прислать к ним герцога Олбани. Но Людовик не собирался поставить под угрозу регентство Маргариты. Он написал королеве и заверил ее в том, что отправит в Шотландию герцога Олбани, только если она сама его об этом попросит. Кроме того, он не заключит мира с Англией без ее одобрения, так как уважает права Шотландии, своего преданного и старого союзника. Он предлагал услуги своего доверенного и искусного дипломата, шевалье ле Бланка, монсеньора ла Басти. А кроме того, Людовик XII напоминал, что шотландские корабли, которыми его когда‑то поддержал Яков IV, по‑прежнему находятся у берегов Франции и не желает ли королева Маргарита получить их назад под командованием графа Аррана и лорда Флеминга?

Шотландский королевский совет собрался в полном составе в Перте в начале ноября. Было решено, что регентство королевы не может быть оспорено ни под каким предлогом. Снова был подтвержден старый союзнический договор с Францией. К королю Людовику обратились с просьбой прислать герцога Олбани для защиты Шотландии. Забияка Дуглас, граф Энгус, всегда выступавший за примирение и союз с Англией любой ценой, на совет не явился. Он так и не оправился после гибели двоих своих сыновей и вернулся к себе в поместье доживать оставшиеся дни.

В Англии король Генрих никак не ожидал такого поворота событий и был испуган и взбешен. Ведь он, будучи родным дядей маленького шотландского короля, уже решил про себя, что станет его опекуном. Генрих отправил сестре письмо, в котором запрещал ей принимать у себя герцога Олбани. Король Английский якобы боялся, что герцог вскружит Маргарите голову, заставит позабыть о долге перед сыном и в итоге Яков V может лишиться трона. Генрих VIII написал и королю Людовику XII. Он просил отложить поездку герцога Олбани до тех пор, пока Англия сама не заключит мир со своим северным соседом. Маргарите совсем не понравилось то, что кто‑то посмел подвергнуть сомнению ее преданность шотландскому престолу и дому Стюартов. Она заявила, что живет исключительно ради детей и исполнит свой долг, чего бы ей это ни стоило.

Ни Фрайарсгейт, ни Клевенз‑Карн не пострадали от грабительских набегов благодаря тому, что были расположены в стороне от главных дорог. Адам Лесли прислал весточку из Гленкирка. Клан Лесли из Гленкирка не откликнулся на призыв короля. Патрик по‑прежнему был физически здоров, однако память его так до конца и не восстановилась. Розамунда прочла письмо с каменным лицом. Свою скорбь она спрятала на самом дне души и выпускала ее на свободу лишь в самые темные ночные часы, когда лежала без сна у себя в спальне. Из Клевенз‑Карна не было никаких известий ни о Джинни, ни о ее втором ребенке. Розамунда решила, что Логан не пожелал пригласить ее на крестины своего ребенка, и нисколько из‑за этого не расстроилась. Ей вовсе не хотелось снова попадать в неловкое положение, тем более что милая Джинни не могла знать о том, как ее муж без зазрения совести упорно пытался навязать себя в качестве жениха леди Фрайарсгейт.

Как и два года назад, в первых числах декабря во Фрайарсгейт прискакал гонец от Маргариты Тюдор. Однако на сей раз он не привез Розамунде приглашение на Рождество. Королева писала своей близкой подруге о поражении под Флодденом и гибели мужа. Теперь ее маленький Яков стал королем Шотландии, а сама она беременна вторым ребенком, который родится в начале весны. Согласно завещанию мужа и решению королевского совета, Маргарита стала регентшей при малолетнем сыне.

«Меня угнетают мои новые обязанности, – писала королева, – но те лорды, которые не погибли при Флоддене с моим мужем, полны сочувствия и всегда готовы прийти мне на помощь. Мы переживем это горе. Мой брат Генри, причина всех моих несчастий, конечно, рвет и мечет, оттого что не он стал регентом при моем сыне. Я бы ни за что в жизни не позволила этому случиться, но даже если бы он добился своего и я уступила, все до единого призраки королевского дома Стюартов, правивших до моего сына, поднялись бы из могил, чтобы преследовать меня, и правильно бы сделали».

– Вот‑вот, представляю, как Хэл уже облизывался, готовясь прибрать к рукам еще и Шотландию! – заметил Том, выслушав новости. – Не смог родить собственного сына, вот и рвется в отцы сыну Якова Стюарта! – ехидно добавил он.

Розамунда невольно рассмеялась:

– Кузен, ты совсем избаловался, Живя в нашей глуши, и перестал следить за тем, что говоришь! Попробовал бы ты сказать что‑то подобное в Лондоне!

– Если память мне не изменяет, ты так и не ответила на приказ короля? – спросил Том.

– Эдмунд давно ответил за меня, – сказала Розамунда. – К тому же у Генриха Тюдора есть дела поважнее, чем дожидаться какую‑то вдову из Камбрии, с которой он когда‑то водил знакомство. Он теперь играет по‑крупному, и местом для этой игры является весь мир. Все козни, какие я, по его мнению, могла учинить за компанию с графом Гленкирком, давно забылись после кровавой бойни под Флодденом.

– А что слышно из Клевенз‑Карна? Кого на сей раз родила наша милая Джинни? Сына или дочку? – поинтересовался Том.

Розамунда медленно покачала головой:

– Понятия не имею. От них нет никаких вестей. Однако сейчас такое время, что это неудивительно. К тому же мне не очень верится в то, что Логан Хепберн будет рад, если я стану крестной его ребенка. А ты как считаешь?

– Пожалуй, мне следует взять несколько человек и съездить на ту сторону, – задумчиво произнес Том. – Мне интересно знать, как дела у наших соседей в Шотландии, и, как мне кажется, ты, кузина, тоже сгораешь от любопытства.

– Ну вот и поезжай, – ответила Розамунда. – Надеюсь, погода продержится еще несколько дней. Не дай Бог, зима застанет тебя в Клевенз‑Карне! Вот уж где действительно смертная тоска! Конечно, Джинни сделала все, что в ее силах, но этот замок по‑прежнему трудно назвать цивилизованным местом.

Том расхохотался:

– Помню, помню! Ты однажды сказала, что в такой дыре даже некуда выйти в нарядном платье!

– И я готова это повторить, – сухо заметила Розамунда.

Следующее утро выдалось необыкновенно теплым и солнечным для декабря. Ничто не препятствовало лорду Кембриджу покинуть дом своей кузины и отправиться на север. Тома сопровождали те же шесть вооруженных охранников, что ехали с ним из Оттерли во Фрайарсгейт. Еще до сумерек небольшой отряд добрался до Клевенз‑Карна. Часовые, стоявшие на воротах этой маленькой крепости, узнали своего соседа и беспрепятственно пропустили его во двор. Том соскочил с седла, и расторопный слуга сопроводил его в зал. Здесь не было никого, кроме служанки, качавшей возле очага колыбель. Лорд Кембридж подошел поближе и заглянул в нее. К его удивлению, он обнаружил там не новорожденного младенца, а наследника лорда Клевенз‑Карна, годовалого малыша.

– А где твоя хозяйка? – спросил он у служанки.

От испуга у бедной девушки глаза стали размером с плошку. Она вскочила и, присев в реверансе, сказала:

– Померла наша хозяйка, сударь!

– И ее младенец тоже? – ахнул Том.

– Помер со своей мамочкой, сэр, – подтвердила девушка.

– Ступай и найди своего хозяина, милая. Пока твой подопечный спит и не нуждается в твоих заботах.

Девушка выскочила вон, а Том, оставшись один, начал в задумчивости расхаживать по залу. Стало быть, малютка Джинни скончалась, и вместе с ней погиб и младенец. Это большое горе, но у Логана уже есть сын и наследник. Хепберн теперь вдовец. Станет ли он снова добиваться руки Розамунды? И захочет ли кузина иметь с ним дело? Она все еще не пришла в себя после расставания с Патриком. Похоже, им предстояло пережить нелегкую зиму, но за зимой всегда приходит весна, а потом и лето. Том едва заметно улыбнулся. Пожалуй, он не зря предпринял эту поездку. Даже тех сведений, что он успел получить, уже будет довольно, чтобы немного поразвлечься, поддразнивая кузину скучными зимними вечерами.

– Том! – воскликнул Логан, войдя в зал. – Что привело вас в Клевенз‑Карн? Мы вроде бы снова стали врагами – я имею в виду Шотландию и Англию. – Он дружески улыбнулся.

– Милый мальчик, я очень редко соглашаюсь участвовать в политической возне, которую вечно затевают наши короли и королевы, – отвечал Том. – И особенно в тех случаях, когда в дело замешана Церковь. Я только что узнал от вашей няньки о постигшей вас ужасной утрате. Как это случилось?

На лицо Логана набежала тень.

– Насколько я помню, вам понравилось мое виски. Присядьте, Том Болтон, и я расскажу вам обо всем, что случилось с моей бедной женой.

Логан наполнил две оловянные стопки прозрачной янтарной жидкостью и подал одну из них гостю. Мужчины уселись возле очага. Колыбель с маленьким Джонни Хепберном стояла между ними.

– Король призвал меня в свое войско, – начал рассказ Логан. – Джинни не хотела меня отпускать.

Мне пришлось отправить вперед моих братьев и большую часть своих людей, а самому задержаться, чтобы хоть немного ее успокоить. Когда я догнал их, битва почти закончилась. Наше поражение стало очевидным, а сам король погиб. Когда я снова оказался в Клевенз‑Карне, то узнал, что Джинни умерла во время родов и наш ребенок ушел вместе с нею. Это был мальчик. Мою бедную девочку похоронили без меня. Вот и вся история. Позже я узнал, что отец и братья Джинни сложили головы в той же битве, а мать решила уйти в монастырь, где когда‑то воспитывали Джинни, чтобы провести остаток жизни в молитвах и покаянии. В память о дочери я послал за нею, чтобы она жила у меня.

Том сочувственно покачал головой:

– Шотландию постигло большое горе, но, по правде говоря, мир между нашими странами никогда не был достаточно прочным.

Мужчины надолго замолчали.

– Как поживает Розамунда? – наконец спросил Логан. Лорд Кембридж не подал и виду, что обрадовался этому вопросу. Значит, он не ошибся, и Хепберн не прочь жениться на кузине!

– Она все еще оплакивает свою потерю, Логан.

– Лесли были под Флодденом? – удивился Хепберн.

– Этого я не знаю. Но знаю точно, что Адам не позволил своему отцу ответить на призыв. Скорее всего он просто оставил Патрика в неведении. И ему хватило предусмотрительности самому не покидать Гленкирк. Возможно, он отправил отряд из своих людей – я этого не исключаю. Он написал потом Розамунде, что там и без них полегло достаточно народу. И по‑моему, он прав. Ведь граф, подобно вам, был простым помещиком, отцом для своих людей. Это уж потом Яков IV дал ему титул и назначил своим послом.

– Он вам понравился? – спросил Логан.

– Да, понравился. Он был хорошим человеком и искренне любил Розамунду. То, что случилось с ним весной, – настоящее несчастье. Однако граф ничего об этом не знает, и то, что ему так и не удалось что‑либо вспомнить о последних двух годах жизни, в общем‑то к лучшему. Во всяком случае, он избавлен от душевной боли.

– А Розамунда осталась с разбитым сердцем, – добавил Логан.

– Да, именно так. Но время врачует любые раны, в том числе и разбитые сердца, – философски изрек Том.

– Я получил еще один шанс добиться руки Розамунды, – задумчиво проговорил Логан.

– Не исключено, – ответил Том. – Но постарайтесь действовать как можно деликатнее. Не раздражайте кузину попытками силой настоять на своем. Безусловно, она нуждается в сильном мужчине, но этот мужчина должен научиться уважать в ней человека, личность, а не ломать ее волю, чтобы добиться безусловной покорности.

Лорд Клевенз‑Карн кивнул, отлично понимая, о чем речь.

– Вы расскажете ей о том, что у меня умерла жена?

– Расскажу. Но вы явитесь ухаживать за нею не раньше середины будущего лета. Ей очень нравилась Джинни, и она не потерпит неуважения к ее памяти. И во имя всего святого, Логан Хепберн, я вас умоляю: не заводите речь о наследниках! Если вам удастся отвести Розамунду к алтарю, вскоре появятся наследники. А теперь, мальчик мой, не пора ли нам пообедать? А то я умру с голоду!

Лорд Клевенз‑Карн громко расхохотался. Он уже позабыл, каким веселым компаньоном может быть Том Болтон. Логан почувствовал, как полегчало у него на сердце. В колыбели послышался детский плач. Логан подхватил сына на руки и с гордостью показал его гостю.

– Ну, Том Болтон, разве он не красавец? Ладный у меня сын, не правда ли?

– Еще какой ладный, Логан Хепберн! – согласился лорд Кембридж.

Мальчонка не желал сидеть на руках и задрыгал ногами, пытаясь вырваться. Оказавшись на полу, он торопливо зашагал к огромному псу, дремавшему возле очага. Пыхтя, малыш вскарабкался на него и возвестил об одержанной победе пронзительным воплем. Мужчины рассмеялись, а пес, повернув морду, ласково лизнул мальчишку в нос.

– Будущей весной посажу его на пони, – любуясь сыном, произнес Логан. – Он у меня отважный парень, Том Болтон!

– Это верно. Парень хоть куда! – сказал Том вслух, а про себя добавил: «Из тебя получился заботливый отец, и это наверняка придется по душе кузине!»

– Вы переночуете у нас? – спросил Логан гостя.

– С удовольствием, – ответил Том. – Ваши братья отобедают с нами?

– Они оба погибли под Флодденом, – ответил Логан, вмиг погрустнев.

– Ах, милорд, я могу лишь посочувствовать вашему горю. Надеюсь, долгая спокойная зима поможет вам смириться с вашими потерями.

Утром Тому уже не терпелось поскорее оказаться во Фрайарсгейте, чтобы поделиться новостями с Розамундой.

Она расплакалась, услышав о печальной участи Джинни и ее второго сына.

– Теперь мальчик будет расти без матери. Ах, кузен, что за ужасные времена для нас настали!

– Это верно, – кивнул Том.

Эдмунд подождал, пока Розамунда выйдет из зала, а затем спросил у Тома:

– Как по‑твоему, Логан снова начнет ухаживать за Розамундой?

– Не исключено, но я посоветовал ему потерпеть хотя бы до будущего лета, – ответил Том. – Она любила Джинни.

– Да, любила, – согласился Эдмунд.

– Ты должен предупредить Мейбл, чтобы она не распускала язык прежде времени и не приставала к Розамунде со своими советами, – сказал Том.

– Да‑да, – снова согласился Эдмунд. – Я постараюсь втолковать своей половине, что даже если она с самыми лучшими намерениями намекнет Розамунде на то, что Логан Хепберн снова стал холостым, это только оттолкнет девчонку, и теперь уж навсегда. Хотя Логан и сам может это сделать, если опять заведет речь о наследниках. – Эдмунд ехидно ухмыльнулся.

– Я тоже об этом подумал и уже успел его предупредить, – ответил Том.

Наступили Святки, Том снова проявил чрезвычайную щедрость к дочерям Розамунды. Она только диву давалась, как в эти страшные времена ему удается добывать столько подарков.

– Возможно, будущей весной, – сказал кузен, – я съезжу в Шотландию и посмотрю, какой корабль мы могли бы построить. Надеюсь, ты не забыла, дорогая моя, что прошел уже год с тех пор, как мы говорили об этом в первый раз?

– И мы не теряли времени даром, – заверила его Розамунда. – У овец, которых я прикупила прошлым летом, скоро начнется окот.

– Никогда не мог понять, отчего овцам непременно нужно размножаться в феврале, – заметил Том. – Это же самый ужасный зимний месяц, когда волки начинают голодать и заходят даже в деревни!

– Никому не дано понять овечью мудрость! – рассмеялась в ответ Розамунда. – Боюсь, они все равно сделают по‑своему. Но по крайней мере мы успели собрать все отары в овчарню, и им не грозят холод и голод. В горах все пастбища завалило снегом.

Жизнь шла своим чередом. Том вернулся в Оттерли, чтобы присмотреть за хозяйством и разобраться в делах. Дни заметно прибавились, и второго февраля начался Великий пост. Отец Мата занимался с девочками шесть дней в неделю. Все три смирно сидели за столом и ловили каждое слово своего учителя. И мама, и дяди успели им внушить, как важно быть грамотными, что бы ни говорили окружающие. К концу зимы все дочери Розамунды уже умели писать и читать. Молодой священник не поленился преподать им даже латынь. Причем не ту упрощенную латынь, которой пользовались для богослужения, а настоящий латинский язык, служивший средством общения для всех образованных людей в Европе. Розамунда припомнила уроки, которые ей самой давал отец этих малышек, и стала учить их французскому языку. Кроме того, девочки постигали основы арифметики. Розамунда с Эдмундом уже приучали Филиппу вести счета Фрайарсгейта. Когда‑нибудь это станет ее обязанностью.

– Высокородные лорды могут держать образованных слуг, которые будут управлять их хозяйством, – говорила Розамунда, – но мудрая женщина, которая сама умеет считать свои деньги, никогда не позволит обмануть себя тем, кто считает себя умнее ее только потому, что она женщина. Управлять таким большим поместьем, как Фрайарсгейт, не так‑то легко, но если ты хочешь сохранить его для своих детей, тебе придется учиться, Филиппа. Ты понимаешь, детка?

Филиппа важно кивнула:

– Да, мама, я понимаю. Но ведь я когда‑нибудь выйду замуж. Разве мой муж не отнимет у меня эту обязанность?

– Фрайарсгейт будет принадлежать тебе, Филиппа, а не твоему мужу. Ты наследница Фрайарсгейта, доченька. И поместье будет твоим до тех пор, пока ты сама не передашь его своему первенцу – сыну или дочке, – объяснила дочери Розамунда. – Оно никогда не будет собственностью твоего мужа. Я – последняя из рода Болтонов из Фрайарсгейта. Ты будешь Мередит из Фрайарсгейта, но твой наследник – и я надеюсь, что это будет мальчик, – станет следующим лордом нашей земли. Мой дядя Генри так и не смирился с этой мыслью. Он считает, что Фрайарсгейтом могут владеть только Болтоны, но в нашем роду больше не осталось сыновей.

– А как же сын дяди Генри, мама? – поинтересовалась Филиппа.

– Он никогда не станет наследником! Разве только и я, и ты, и твои сестры покинут этот мир, – твердо заявила Розамунда. – Я не видела его с тех пор, как он был ребенком. Но уже тогда он неприятно поразил меня своей наглостью.

– Говорят, он стал главарем разбойничьей банды, – шепотом проговорила Филиппа.

– Я тоже это слышала, – ответила Розамунда. – А тебе кто рассказал?

– Мейбл. Она сказала, что сын дяди Генри оказался еще хуже, чем его безмозглая мамаша, – повторила Филиппа слова старой няньки.

– Похоже, что так оно и есть, – сказала Розамунда, – но на ее месте я бы не стала говорить с тобой о таких вещах, Филиппа. Лучше вообще выкинь из головы моего дядю заодно с его потомством. Они никак не повлияют на твою жизнь.

– Хорошо, мамочка, – послушно ответила Филиппа. Розамунда отправилась на поиски Мейбл и, найдя ее, сказала строго:

– Постарайся больше не обсуждать с девочками сына моего дяди, Мейбл. Это их пугает.

– Хотела бы я посмотреть на того, кто сумеет напугать эту троицу! – проворчала старая нянька.

– Они отважны, потому что чувствуют себя в безопасности. Им не пришлось пережить того, что пережила в детстве я. И я не хочу, чтобы их пугало имя Болтонов.

– Ты напрасно стараешься спрятать их под своей юбкой, Розамунда! Филиппа уже побывала при дворе королевы Маргариты. И я считаю, что тебе пора представить ее ко двору нашей доброй английской королевы. Когда‑то вы были подругами. Может быть, Филиппа придется ей по нраву. В апреле девочке исполнится десять лет. Тебе уже пора искать для нее подходящую партию.

– Нет, пока рано об этом говорить, – отмахнулась Розамунда. – Может быть, лет в двенадцать…

– Пока ты будешь тянуть, у вас из‑под носа уведут всех хороших женихов! – выпалила Мейбл, рассерженная упрямством своей воспитанницы. – Вспомни хотя бы себя! В ее возрасте ты уже дважды овдовела, а в третий раз вышла замуж, когда тебе было четырнадцать лет!

– Вот именно поэтому я собираюсь ждать, пока Филиппа подрастет, и не собираюсь выдавать ее за какого‑нибудь скрюченного старикашку! Я хочу, чтобы она успела полюбить своего жениха, чтобы они подходили друг другу по возрасту! Может быть, он станет ее первым и единственным мужем! – с жаром проговорила Розамунда.

– Романтическая чушь! – фыркнула Мейбл.

– Но ведь Филиппа – моя дочь, – стояла на своем Розамунда, – и я имею право планировать ее жизнь по своему усмотрению. И постараюсь сделать так, чтобы было лучше и Филиппе, и ее сестрам.

– А об их собственных планах ты что‑нибудь знаешь? – язвительно спросила Мейбл.

Приближалась весна, и на склонах холмов уже появились первые островки зелени. Овцы отправились на выгон в окружении своих ягнят, резвившихся под ласковым весенним солнцем. Поля были вспаханы и засеяны. Вовсю цвели сады. Пятнадцатого марта средняя дочка Розамунды, Бэнон, отметила свой восьмой день рождения. В конце апреля Филиппе исполнилось десять, а Бесси – шесть лет в конце мая. Том приехал из Оттерли с подарком. Он привез Бесси крошечного щенка терьера. Девочка завизжала от восторга, как только подняла крышку корзинки, в которой сидел щенок, и крепко прижала его к груди. Щенок вывернулся у нее из рук и припустил вскачь по лужайке. Бесси полетела следом за ним. Все с хохотом следили за этой забавной парой. И в этот момент слуга привел в сад непрошеных гостей.

– Какое веселье! – проворчал Генри Болтон. Он явился в компании долговязого юноши, в котором Розамунда тут же опознала своего кузена, Генри‑младшего.

– Дядя, мы не ждали тебя в гости, но рады тебя видеть, – сказала Розамунда, вставая с места и демонстративно игнорируя присутствие Генри‑младшего.

– Сегодня мы пришли вдвоем с сыном. Он теперь живет у меня, – сообщил Генри.

– А я слышала, что он промышляет на большой дороге, дядя, – заметила Розамунда.

– Нет, что ты, племянница! Он стал другим человеком. Правда, сынок? – обратился к своему отпрыску Генри‑старший.

– Да, отец, – ответил парень, неотрывно глядя на Филиппу. – Это она наследница Фрайарсгейта? – спросил он у отца.

– Ты никогда не страдал от излишней скромности, кузен, – вмешалась в разговор Розамунда. – Если ты думаешь жениться на моей дочери, то лучше и не надейся. Я уже предупредила об этом твоего отца. – Она смерила долговязого юношу презрительным взглядом.

– Девчонке уже пора замуж, кузина, – как ни в чем не бывало заявил тот.

– Жених моей дочери должен отвечать двум условиям: она будет его любить, и он будет из самых высших слоев общества. Ты не удовлетворяешь ни одному из этих требований, кузен. И если явился сюда с целью изобразить из себя жениха, то напрасно потратил время.

– Так‑то ты встречаешь своих родных? И где твое хваленое гостеприимство? – взбесился Генри.

– Ты сам явился сюда незваным, дядя, и не постеснялся привести в мой дом кузена, запятнавшего свою честь грабежами и разбоем. Ты собрался женить этого бандита с большой дороги на моей невинной дочери, хотя я ясно тебе сказала, что этому не бывать. И после этого ты еще удивляешься, что тебя не встречают с распростертыми объятиями? Ты сам испортил себе жизнь, сделав своей целью отнять у меня Фрайарсгейт. У тебя ничего не вышло. Но ты упрямо пытаешься добиться своего, теперь уже через мою дочь. Так вот, я говорю тебе еще раз, что этому не бывать! А теперь убирайся! Забирай с собой свое бандитское отродье и знай, что больше тебя на пустят на порог моего дома! – Розамунда выпрямилась во весь рост и указала пальцем на выход. Собравшиеся вокруг нее родные испуганно притихли. Им еще никогда не приходилось видеть Розамунду в таком гневе.

– Ты всегда была норовистой девчонкой! – буркнул Генри, побагровев от бессильной ярости. – Тупая стерва, как ты не понимаешь, что эта земля испокон веков принадлежала Болтонам! Да я скорее придушу тебя собственными руками, чем позволю отдать Фрайарсгейт какому‑нибудь чужаку! – Он ринулся на Розамунду, но она успела отскочить в сторону, выкрикнув:

– Убирайся!

– И почему только ты не подохла заодно со своим братцем и родителями? Проклятая сука, всю жизнь ты была у меня занозой в заднице! Это все должно было достаться мне! – орал в ярости Генри, на губах у него появилась пена. Он громко вскрикнул, рухнул на землю и замер.

– Похоже, ты до смерти уходила старого дьявола! – невозмутимым тоном заметил Генри‑младший.

Эдмунд рухнул на колени рядом с братом и стал нащупывать у него пульс.

– Он мертв, – заключил он, вставая.

– Отлично! – удовлетворенно заметила Розамунда. Вперед выступил отец Мата.

– Имейте милосердие, леди, – произнес он с мягким укором.

– Он никогда не был милосерден ко мне, – упрямо проговорила Розамунда. Итак, Генри Болтон умер. Она все еще с трудом верила в то, что это правда. – Мата, я дам ему в смерти то, чего он так и не получил при жизни. Можете похоронить его здесь, на земле Фрайарсгейта, – добавила она.

Священник молча кивнул в знак одобрения.

– А его дом? – тут же встрял Генри‑младший. – Он теперь мой?

– Нет, – торопливо ответил Том. – Я выстроил его с тем, чтобы твой отец мог спокойно дожить свои дни. Но дом построен на земле Оттерли, а Оттерли теперь мой. Я знаю, что твой отец сделал завещание, по которому ты – его единственный наследник. Загляни ко мне в Оттерли через неделю, и мы посмотрим, что тебе досталось.

Парень кивнул, а затем повернулся к Розамунде и шутовски поклонился.

– Не могу сказать, что был искренне рад снова повидаться с тобой, кузина, – язвительно проговорил он. – И должен признаться, что с гораздо большим удовольствием женился бы на тебе и оттрахал тебя, а не эту малявку, которая стала твоей наследницей. Я уже мужчина в самом соку, и все говорят, что я хорош по этой части.

– Убирайся! – еще раз повторила Розамунда. – Мне тошно на тебя смотреть! Ты даже к собственному отцу жалости не способен испытывать!

– А мне его нисколько не жаль, – нагло заявил Генри‑младший. – Он измывался над моей матерью.

– И за это я его ненавижу. Попади Фрайарсгейт ко мне в руки, я бы первым делом выгнал его в три шеи, как только что сделала ты. И уж я бы не потерпел, чтобы его кости отравляли эту землю! – Генри снова отвесил шутовской поклон. – Кто знает, кузина, может, я еще вернусь!

– Даже и не думай! – отчеканила Розамунда.

Поиск по сайту: