Глава 6. Себастьян, герцог Сан‑Лоренцо, был мужчиной, разменявшим пятый десяток, но все еще имел довольно стройную фигуру

Себастьян, герцог Сан‑Лоренцо, был мужчиной, разменявшим пятый десяток, но все еще имел довольно стройную фигуру, хотя и слегка располневшую. Некогда черную шевелюру посеребрила седина, но взгляд его темных глаз оставался острым и живым. И теперь этот взгляд был прикован к человеку, которого он никак не ожидал увидеть вновь. Когда‑то они расстались, и нельзя сказать, что друзьями. Да и как могло быть иначе? Дочь графа Гленкирка должна была стать женой его наследника Рудольфо. Но случилось так, что девушку похитили работорговцы. Даже если бы им удалось ее вернуть – и Пречистая Дева свидетельница тому, что герцог предпринял все, что в его силах, для спасения Жанет Лесли, – ни о какой свадьбе с его сыном не могло быть и речи. Девицу наверняка успели лишить невинности. Переговоры герцога с Тулузой о возможном браке Рудольфе с одной из принцесс, как он сам полагал, велись в строжайшей тайне, но Патрик довольно скоро узнал об этом. Кто‑то донес ему, что герцог больше не считает его дочь достойной невестой для своего сына, что их помолвка, объявленная совсем недавно, уже расторгнута и что герцог Сан‑Лоренцо ищет для Рудольфо новую партию. С тех пор о сердечных отношениях, что установились ранее между шотландским послом и герцогом, нечего было и говорить. Патрик и Себастьян расстались сухо и по‑деловому. Оба при этом считали, что видятся в последний раз.

– Я очень удивлен, Патрик, твоему появлению, – сказал герцог, – и искренне рад снова приветствовать тебя в Сан‑Лоренцо! Как видно, годы были к тебе благосклонны.

– Благодарю вас, милорд, – почтительно ответил граф.

– Надеюсь, мы по‑прежнему с тобой друзья, – добродушно продолжал герцог. – Или время так и не смягчило горечь воспоминаний?

– Возможно, твоих, Себастьян, но не моих, – резко, но без враждебности ответил Патрик. – Тем не менее я снова в Сан‑Лоренцо.

– И привез с собой молодую красивую леди, насколько мне известно. – Герцог позволил себе улыбнуться. – Ты всегда имел успех у слабого пола, приятель! Но почему ты здесь?

– Мы с моей дамой хотели найти убежище от жестокой северной зимы и от излишнего любопытства придворных короля Якова, – отвечал граф.

– Нет, ни за что в это не поверю! Я получил письмо от твоего короля с просьбой оказать тебе всяческое содействие, – недоумевал герцог. – Будь ты просто джентльменом, сбежавшим на край света с молодой любовницей, я еще мог бы принять такое объяснение, но ты не таков, Патрик Лесли!

– Чем меньше тебе будет известно о цели моего визита, Себастьян, тем лучше для тебя, а заодно и для Сан‑Лоренцо, – сухо проговорил граф. – Я приехал сюда, чтобы встретиться с некоторыми людьми, но лучше, если наша встреча останется в тайне.

– То же самое написал и твой король, но еще он добавил, что в том случае, если меня не удовлетворит твое объяснение, ты можешь открыть мне некоторые подробности.

Патрик вздохнул. С некоторых пор он не доверял Себастьяну, однако выбора у него не было. Чтобы добиться содействия со стороны герцога, придется открыть ему свои планы.

– Тебе известно о «Священной лиге»? – спросил Патрик.

– Папское политиканство, в очередной раз прикрытое именем Господа, – произнес герцог, брезгливо поморщившись.

Граф Гленкирк не сдержал улыбки: достоин герцог Сан‑Лоренцо доверия или нет, но в уме ему не откажешь!

– Да, но это ставит моего короля в очень затруднительное положение.

– Почему? Ведь Яков Стюарт всегда числился среди любимчиков папы. Если не ошибаюсь, папа Юлий Третий даже сделал его кавалером ордена Золотой Розы за особые заслуги перед Святой церковью! – возразил герцог.

– Все это так, – согласился Патрик. – Но король Шотландии женат на сестре английского короля. Этот союз устроил король Генрих Седьмой в надежде укрепить мир между нашими странами. И на какое‑то время это сработало, хотя на границах не прекращались мелкие стычки. Королева Маргарита любит своего мужа и предана Шотландии. Однако теперь на английском троне сидит ее брат. Он молод, честолюбив, завистлив и живет с осознанием собственной важности и особого предназначения.

В то же время король Яков – человек мира. Он обеспечил Шотландии давно не виданное процветание. Процветание, ставшее результатом мирной жизни. Это сразу придало ему веса в глазах других европейских монархов. И Генрих Тюдор ужасно ему завидует. Он мечтает только о том, как бы уменьшить влияние Шотландии на судьбы Европы, потому что считает Англию гораздо более достойной и важной страной. К тому же он полагает, что Шотландия отняла то, что по праву должно принадлежать Англии. Вдобавок ко всему Генрих Тюдор наделен изворотливым и коварным умом, Себастьян. Не вздумай его недооценивать. Он идет к цели, не считаясь ни с какими правилами. Первым шагом в его плане было разрушить добрые отношения папы с королем Людовиком Двенадцатым. И теперь по его наущению папа вспомнил, что Франция владеет северными итальянскими провинциями, и требует их возврата. Ты ведь наверняка помнишь, что совсем недавно папа состоял в союзе с Францией против Венеции, также претендовавшей на эти провинции.

– С той самой Венецией, что сегодня стала членом «Священной лиги», – пробормотал герцог. – Ох уж это человеческое непостоянство!

– И конечно, богобоязненная Испания не замедлила вступить в эту «Лигу», заодно с Максимилианом и его Священной Римской империей, – добавил эрл.

– Но теперь возникает вопрос о Шотландии? – заметил герцог.

– Верно. Шотландия – союзница Франции. Этот союз был заключен много лет назад и ни разу не нарушался. Мой король – человек чести, он не видит причины нарушать его теперь и не собирается это делать. Генрих Тюдор – человек без чести. Он нарочно создал такую ситуацию, чтобы поссорить моего короля с папой и Святым престолом.

– Твой король отправит армию на помощь Франции? – спросил герцог.

– Только в том случае, если это будет совершенно необходимо и у него не окажется возможности уклониться. Ты лучше меня знаешь, как опытный правитель умеет уклоняться от такой ситуации, соблюдая интересы своей страны, Себастьян, – добавил граф.

– То есть на деле Шотландия останется нейтральной, – заключил герцог.

– Да, и при любых других условиях это вполне удовлетворило бы папу.

– Если бы в дело не вмешался английский король, нарочно заостряя на этом внимание Святого престола. Мы или они. Кто не с нами, тот против нас. Да, Патрик. Этот Генрих Тюдор и правда наделен изворотливым и коварным умом. Ну а теперь объясни, почему ты здесь.

– Король Яков питает надежду на то, что ему удастся ослабить «Священную лигу», и тем самым внимание папы больше не будет приковано к нашему народу. Если у папы появятся проблемы с теми союзниками, которые у него уже есть, вряд ли его слишком огорчит поведение Шотландии, особенно если мы не пойдем против «Лиги» в открытую. Я должен здесь встретиться с двумя джентльменами. Один из них из Венеции, другой из Германии. Мой король считает эти страны слабыми звеньями в цепи. О переговорах с Испанией нечего и думать, ведь королева Англии – дочь Фердинанда.

– Сама по себе идея неплоха, но вряд ли из этого что‑то выйдет, – решительно заявил герцог.

– Король Яков это знает. Но он знает и то, что не нарушит старого союза. А если этого не случится, у Англии появится формальный повод для вторжения в Шотландию. Это означает, что нам придется начать вторжение первыми. Учти, это будет ложной атакой, потому что мы вовсе не собираемся завоевывать Англию. Но так или иначе нам необходимо будет отвлечь внимание Генриха Тюдора от козней, которые он строит, желая поссорить папу и Якова Стюарта, – ответил Патрик.

Герцог Сан‑Лоренцо слушал Патрика, задумчиво кивая.

– Почему они выбрали именно тебя, Патрик? – наконец спросил он.

– По двум причинам. Некогда я был шотландским послом в Сан‑Лоренцо. Первым послом. А во‑вторых, с тех пор, как я уехал отсюда восемнадцать лет назад, я не покидал своего дома в горной глуши, в Гленкирке. Меня почти забыли при дворе, и вряд ли кому‑то придет в голову заподозрить во мне кандидата для такой ответственной миссии, если кто‑то вообще узнает о том, почему я был сюда послан. Пока мне удается сохранить тайну, и о моей миссии здесь никто не догадывается.

– Даже та красивая леди, которую ты взял в спутницы, мой друг? – ухмыльнулся герцог.

– Даже Розамунда, – решительно солгал Гленкирк не моргнув глазом. – Она англичанка, и вдобавок близкая подруга королевы. Я не хочу, чтобы ей пришлось разрываться между любовью ко мне и преданностью Маргарите Тюдор и Англии. Она покинула двор под предлогом болезни одной из дочерей. Предполагается, что я поехал следом за нею, поскольку наша взаимная привязанность слишком бросалась в глаза.

– Розамунда, – повторил герцог. – Какое очаровательное имя! Когда же ты меня с ней познакомишь?

– Поскольку мы путешествовали скрытно, нам пришлось торопиться и ехать верхом, прихватив лишь по одному слуге. И с собой мы не могли взять много багажа. В данное время для нас обоих готовят новый гардероб, Себастьян. Даже сегодня я явился к тебе в одежде с чужого плеча. Эти вещи мне впору и выглядят вполне прилично, но совершенно не отвечают моим вкусам, особенно если вспомнить, как элегантно принято наряжаться при твоем дворе.

– В последние годы меня уже не так волнует внешняя роскошь, но невестка настаивает на соблюдении приличий, – заметил герцог.

– Как поживает Рудольфо? – спросил граф.

– Он растолстел и всем доволен. У него десять дочерей и двое сыновей. Самый старший из моих внуков, Энрико, его первенец, будет наследовать титул после отца. Второй сын – он еще совсем мальчик, ему пять лет – станет, как водится, служителем церкви, если с его старшим братом все будет благополучно. Это хорошо, что между ними такая большая разница в возрасте. Роберто – последний ребенок. Но десять внучек! Пресвятая Дева! Хорошо, если мне удастся найти хотя бы пятерых мужей на всю эту ораву! Кое‑кому из них наверняка придется идти в монастырь. Ну а ты, Патрик? Успел ли твой сын жениться и подарить тебе внуков?

– Да. Двух мальчиков и девочку, – ответил граф. – Правда, его жену я бы не назвал женщиной с добрым сердцем.

– И я свою тоже, – заметил герцог. – Но моя жена в молодости была мила и привлекательна, а я горел от юношеской страсти. – Он грустно усмехнулся. – Полагаю, твой сын повторил мою ошибку.

– Да, – коротко кивнул Патрик и больше ничего не добавил.

– Ты хочешь, чтобы о твоем визите в Сан‑Лоренцо было объявлено официально? – спросил герцог. – У нас теперь есть даже английский посол.

– Знаю. Если не ошибаюсь, это Ричард Ховард.

– Твой посол уже предупредил тебя, конечно! – сказал герцог.

– Розамунда увидела его на улице, едва мы успели въехать в Сан‑Лоренцо, и сразу же узнала, хотя и не вспомнила имени, – сдержанно ответил Патрик.

– Твоя дама принадлежит к королевскому двору? – настороженно спросил герцог.

– Розамунда провела юность в качестве подопечной короля Генриха Седьмого. И вышло так, что она подружилась с нашей королевой. Они тогда были совсем девочками. Однако с тех пор, как она вышла замуж – а случилось это в тот же год, что и свадьба наших короля и королевы, – она постоянно жила дома, у себя в поместье на самом севере Англии.

– И что же теперь с ее мужем? – полюбопытствовал герцог.

– Она вдова, – коротко ответил граф Гленкирк.

– Ах… – наигранно вздохнул Себастьян. – Женщина, чей жизненный опыт не уступает красоте! Да ты и правда счастливчик, Патрик!

– Наше пребывание здесь желательно не выставлять напоказ, Себастьян, что вполне приемлемо для человека, сбежавшего в другую страну со своей любовницей. Пусть английский посол сам узнает о нашем присутствии, поскольку рано или поздно это все равно случится. Если он сочтет, что это может заинтересовать его хозяина, то непременно напишет о нас королю Генриху. Но я не думаю, что он сочтет наше появление здесь достойным монаршего внимания. Я уже говорил тебе, что не являюсь известной персоной ни при шотландском, ни при английском дворе. Я ничем не примечательная личность, так же как и Розамунда, и именно этим был продиктован выбор короля Якова в мою пользу.

– Но здесь тебя хорошо помнят, Патрик, – заметил герцог.

– Если английский посол узнает о том, что некогда я занимал пост шотландского посла, я объясню ему, что привез сюда свою даму сердца, поскольку мне запомнилась романтичная обстановка здешних мест. Не думаю, что лорд Ховард в большом восторге от английской зимы. А ведь зима в Шотландии еще суровее! – Патрик усмехнулся. Он вдруг осознал, что ему нравится эта авантюра, хотя это было в высшей степени неожиданно даже для него самого.

Герцог, похоже, догадался о том, что кроется за этой ухмылкой, и весело рассмеялся:

– Сдается мне, Патрик, что ты вошел во вкус, хотя начал эту игру не по своей воле!

– Ты угадал, Себастьян, – кивнул граф Гленкирк. – Я уже и не помню, когда в последний раз так наслаждался жизнью. Надо мной всегда довлело чувство долга, а вот теперь я чувствую себя как мальчишка, сбежавший из‑под родительской опеки. Только сегодня я вспомнил, как любил греться в лучах вашего февральского солнца и вдыхать аромат мимозы. Я не нюхал мимозы с тех пор, как уехал из Сан‑Лоренцо.

– Ты всегда был в душе таким романтиком, Патрик, или на тебя так подействовала влюбленность? – спросил герцог, подтрунивая над графом.

– Я и сам не знаю, Себастьян, – искренне признался Патрик. – Но я действительно влюблен.

– С нетерпением жду, когда же ты нас познакомишь! – Себастьян широко улыбнулся. – Ты на ней женишься?

– Если она захочет, – ответил Патрик, а про себя подумал, что этому старому лису вовсе не обязательно знать все тонкости его отношений с Розамундой. Возможно, эта ложь во спасение оградит Розамунду от попыток герцога соблазнить ее.

– И кто же занимается ее гардеробом? Не иначе как Селестина! – многозначительно заметил Себастьян.

– Да.

– Я не забыл, как ты умыкнул ее у меня! – хохотнув, заметил герцог. – Да будет тебе известно, что ее первая дочь от меня. Мы отдали ее церкви, чтобы искупить свой грех, – добавил он с лукавой ухмылкой.

– Селестина всегда была щедрой натурой, – с улыбкой добавил Патрик.

– И она нисколько не изменилась. Это я постарел и уже не в силах ублажить ее, как прежде. Но тем не менее мы остались друзьями! – сказал герцог. – Я позабочусь о том, чтобы ее девочки работали как можно быстрее, чтобы ты мог появиться на небольшом приеме, который я устраиваю через три дня. Почетным гостем будет художник Паоло Передано из Венеции. Он решил провести у нас зиму, любуясь видами Сан‑Лоренцо. Для нас большая честь принимать его. Я даже надеюсь заказать ему наши портреты. Он близкий родственник венецианского дожа и учился не только у Джентиле Беллини, но и у его брата Джованни. Это будет замечательный вечер, Патрик.

– Английский посол тоже приглашен? – поинтересовался граф.

– Конечно, – утвердительно кивнул герцог. – Но ты все равно не должен пропускать этот прием. Многим наверняка покажется странным, если ты не придешь. Ты ведь знаешь, что в Сан‑Лоренцо невозможно сохранить в тайне такие вещи. Скорее всего лорду Ховарду уже стало известно о твоем приезде. И конечно, это только подогреет его любопытство. Ты бы мог усыпить его бдительность, явившись под руку с леди Розамундой и продемонстрировав всем свою влюбленность.

– Ты все еще не утратил вкус к интригам, Себастьян, но все же постарайся сохранить в тайне истинную цель моего визита. Стране, зажатой между Италией и Францией, вряд ли пойдет на пользу, если ее правителя одна из сторон заподозрит в измене, – многозначительным тоном добавил граф.

– Да и ты остался все таким же талантливым заговорщиком, Патрик, – усмехнулся герцог. – Как будто и не было тех восемнадцати лет, что ты просидел у себя в горной глуши! Что касается меня, я буду убеждать всех, что твой визит является именно тем, чем кажется. Пожилой джентльмен умыкнул на край света молоденькую любовницу.

– Неужели я действительно настолько стар, Себастьян? – воскликнул граф с недовольным видом.

– Не могу не признать, что ты моложе меня, хотя и ненамного! – отвечал герцог. – Однако тебя еще нельзя считать стариком, раз ты умеешь привлечь молодую любовницу. Или она охотится за твоим кошельком?

– Она имеет свой кошелек, и не хуже моего, – парировал граф. – Деньги тут ни при чем. По непонятным причинам мы действительно полюбили друг друга, Себастьян.

– А твой сын знает об этом? Как бишь его зовут? Адам?

– Он ничего не знает, кроме того, что я отправился в Сан‑Лоренцо с тайным поручением от самого короля, – пояснил Патрик. – Но не думаю, что его огорчит моя связь с Розамундой. Однако его жена – совсем другое дело. Но он искренне считает, что любит ее, и вполне доволен своей жизнью, так что мне не на что жаловаться, – заключил он с грустной улыбкой.

– Друг мой, тебе часто приходилось встречать семьи, в которых брак был заключен по любви? – с добродушной усмешкой поинтересовался герцог. – Браки заключаются ради титулов, земли и денег. Если к этому прилагается еще и любовь, то можно считать такой союз исключительной удачей. Моя супруга, упокой Господь ее невинную душу, – герцог набожно перекрестился, – не принадлежала к типу женщин, способных разбудить в мужчине пламенную страсть. Она понимала это и мирилась со своей участью – была покорной и преданной, добросовестно выполнила свой долг. Я не имел права требовать от нее большего и в ответ относился к ней с уважением и дружбой. А любовь предпочитал искать на стороне, хотя скорее тут речь шла о физическом голоде, а не о настоящем чувстве.

– Так оно чаще всего и бывает, – задумчиво проговорил граф. – Но я уже достаточно умен, чтобы распознать разницу.

– Тогда мне остается лишь позавидовать тебе, Патрик Лесли, – признался герцог Сан‑Лоренцо. – Ну а теперь позволь угостить тебя нашим добрым вином. Давай выпьем за те воспоминания, которые мы имеем, и за те, которые обретем. – Он хлопнул в ладоши, и в ту же секунду в комнате появились лакеи.

После визита к герцогу граф Гленкирк не спеша возвращался в резиденцию шотландского посла, любуясь по дороге городом. Он задержался на главной рыночной площади, чтобы купить у цветочницы огромный букет пышных и ярких мимоз. Оттуда свернул на узкую кривую улочку, где находилась ювелирная лавка. Здесь ему приглянулось золотое ожерелье, инкрустированное бледно‑зелеными перидотами. Оно как нельзя лучше подходило к новому платью из шелка цвета морской волны. Это была первая драгоценность, приобретенная Патриком для Розамунды. Он надеялся, что не ошибся в выборе и колье понравится любимой. К вечеру в городе стало довольно жарко, так что Патрик даже немного вспотел, пока поднимался на холм, где расположилась резиденция шотландского посла.

Лорд Макдафф радушно приветствовал его:

– Вы были во дворце? Идемте же, вы должны рассказать мне, о чем говорили с этим коварным лисом, нашим герцогом!

Граф жестом подозвал к себе служанку.

– Передай это леди Розамунде, – приказал он, передавая девушке букет мимоз. – Скажи, что я скоро буду.

Служанка улыбнулась, сделала реверанс и поспешила выполнить приказание графа.

– Герцог совсем не изменился, – начал Патрик свой рассказ, усаживаясь в кресло и принимая от посла небольшой серебряный кубок вина.

– Что вы ему сказали? – спросил лорд Макдафф.

– Ровно столько, сколько ему надо знать. Не забывайте, мы ставим его в весьма уязвимое положение, если учитывать то, что его соседями являются Италия и Франция. – Граф усмехнулся. – Если правда все‑таки выплывет наружу, Себастьян ди Сан‑Лоренцо вполне правдоподобно разыграет оскорбленную невинность или праведный гнев – в зависимости от того, что потребуется, милорд. Он будет защищать интересы Сан‑Лоренцо всеми правдами и неправдами, и это его долг и его право. А если лорда Ховарда насторожит мое появление в этом городе, постарайтесь успокоить его историей о моей любви. Вы должны демонстрировать полную неосведомленность обо всем прочем.

– Вы верите в то, что нам удастся ослабить «Лигу», Патрик? – не удержался от вопроса посол.

– Нет, не верю, как не верит и сам король. Но он считает своим долгом сделать все, что в его силах. Даже если Венеция и Священная Римская империя будут непоколебимы в своем решении участвовать в «Священной лиге», мы сумеем разбудить в них определенные сомнения. Я постараюсь заронить семена недоверия в души тех, с кем мне предстоит встретиться. Это наверняка охладит их пыл и заставит относиться к Англии с большей осторожностью. Это самое большее, на что мы способны, Йен. Но мы обязаны это сделать. Генрих Тюдор еще не одержал полной победы.

– Вам до сих пор не известно, с кем именно предстоит встреча? – спросил лорд Макдафф.

– Нет. Но у меня есть подозрение, что художник из Венеции, прибывающий на днях в Сан‑Лоренцо и пользующийся таким уважением у герцога, может быть одним из тех джентльменов, которых я жду. Он член семьи Лоредано, но и сам заслужил немалую славу как талантливый ученик обоих братьев Беллини. Никому не придет в голову заподозрить венецианского художника в политических интригах, – усмехнулся граф. – Но я не знаю наверняка. Придется ждать и смотреть, как он себя поведет. Себастьян настоял, чтобы мы с Розамундой явились на прием в честь прибывшего гостя. Он просто сгорает от любопытства и хочет ее увидеть. Как мне кажется, он все еще считает себя непревзойденным обольстителем.

– В последние годы он стал значительно скромнее по части любовных похождений, – заметил Макдафф с лукавой улыбкой. – С годами он сильно обрюзг и утратил былую ловкость, а встречи с разъяренными мужьями или папашами никогда не входили в его планы!

– Его сын, надо полагать, стал достойным преемником отца, – сухо заметил граф.

– Ни в коей мере! У лорда Рудольфе, конечно, есть любовница, но он держит это в тайне, – ответил посол.

– А мне казалось, что он во всем будет похож на отца, – в задумчивости проговорил Патрик. – Помнится, как‑то я говорил об этом с дочерью. Рудольфо уже успел наплодить целую кучу детей.

– Ну да, и почти все, как назло, девчонки, – хмыкнул посол.

Граф допил вино и встал:

– Позвольте поблагодарить вас за гостеприимство, Йен Макдафф! Розамунда никогда не покидала пределов Англии, если не считать короткого пребывания при дворе. И здесь вы оказали ей очень теплый прием.

– Она милая женщина, Патрик, – с чувством произнес лорд Макдафф, – и безупречно воспитана, если верить Пьетро. А он, как вы помните, чрезвычайно ценит такие вещи. Слуги только рады, что в доме наконец‑то появилась женщина, ведь я застарелый грубый холостяк.

– Я был бы не прочь остаться здесь до весны, – сказал Патрик.

– Буду только рад вашему обществу! – искренне обрадовался посол. – По‑моему, если бы у меня была такая же прекрасная возлюбленная, я и сам был бы не прочь задержаться здесь до весны!

Патрик поспешил подняться на третий этаж. Там он нашел Розамунду, примерявшую новые платья. Он присел в уголке, чтобы посмотреть, как у них идет дело, и дружески кивнул Селестине.

– Я слышала, – сказала портниха, – что вас пригласили на прием в честь венецианца Патрицио. Это будет шикарный вечер, потому что герцог собирается пустить пыль в глаза художнику Лоредано. А уж про то, какие шикарные праздники и карнавалы устраивают в Венеции, известно всем. Нашему герцогу придется лезть из кожи вон, чтобы угодить такому избалованному гостю. – Селестина ехидно хмыкнула.

Патрик рассмеялся в ответ:

– Черт побери, и откуда тебе это известно? Я же едва успел выйти из дворца!

– Патрицио, это же Сан‑Лоренцо! – Селестина выразительно закатила черные глаза, и граф отметил про себя, что отлично помнит эту гримасу. – Здесь все только и делают, что суют нос в чужие дела! Кстати, английскому послу не терпится тебя увидеть. Он хочет знать, с чего это к нам снова занесло бывшего шотландского посла, да еще в такое неспокойное время.

– Англичане всегда относятся к шотландцам с недоверием, – небрежно бросил граф. – Разве не так, любовь моя? – добавил он, обращаясь к Розамунде.

– Всегда, – в тон ему ответила Розамунда. – Понимаешь, Селестина, шотландцам вообще доверять опасно. А вырез на груди обязательно должен быть таким глубоким?

– Здесь так принято, мадам, – заявила Селестина.

– При шотландском дворе носят гораздо выше, – немного растерянно заметила Розамунда.

– При шотландском дворе гораздо холоднее, – резонно ответила портниха. – А здесь, на юге, нам только приятно, когда голую кожу охладит сквознячок в теплую зимнюю ночь! Разве я не права, милорд?

– По‑моему, вырез как раз такой, какой надо, – согласился Патрик.

– По‑твоему, это так и надо, чтобы герцог пялился на мою грудь? – невинным голоском уточнила Розамунда.

– Пусть пялится сколько угодно, – ответил граф. – Но не более того.

Женщины рассмеялись.

– Я немного переделаю вырез на вашем платье цвета морской волны, мадам, – сказала Селестина. – Вы наденете его на прием у герцога с тем подарком, что Патрицио купил для вас по дороге из дворца.

– Ты купил мне подарок? – удивилась Розамунда. – Я хотела сказать – что‑то кроме цветов? Кстати, они чудесные, милорд. Как они называются? И где мой подарок?

– Цветы называются мимозы, а что касается подарка, то я не уверен, стоит ли с ним так спешить. Ты оказалась слишком жадной! – поддразнил Розамунду Патрик.

– Это можете решить только вы, милорд, но я очень не люблю, когда красивые драгоценные вещи лежат в сундуках без всякого толка! – проворковала она.

С чего ты взяла, что это драгоценность? – улыбаясь спросил граф.

– А разве нет? – искренне удивилась Розамунда. – Или ты купил для меня виллу и просто не смог принести ее сюда?

Селестина не выдержала и прыснула со смеху.

– Ты наконец‑то нашел женщину себе под стать, Патрицио, и я очень рада, что мне довелось увидеть это своими глазами! Ну ладно! Я закончила. Мария! Сними с мадам платье, да будь осторожна! Эта ткань тоньше паутины! – Селестина собрала все свои принадлежности в корзинку. – Потерпите еще несколько дней, мадам, и у вас будет полный гардероб на эту зиму. – Она сделала реверанс и покинула комнату.

– Мы собираемся провести здесь всю зиму? – Розамунда вопросительно посмотрела на Патрика.

Он кивнул:

– Нам будет гораздо удобнее ехать поздней весной или ранним летом, любовь моя.

– Я не думала, что мы проторчим здесь так долго, – озабоченным тоном проговорила она.

– Твой дядя Эдмунд и твой кузен Том не дадут пропасть Фрайарсгейту в твое отсутствие, Розамунда, – сказал Патрик, ласково обнимая Розамунду за плечи.

– Я беспокоюсь не из‑за Фрайарсгейта, а из‑за девочек, – ответила она.

– По‑твоему, Мейбл не сумеет за ними присмотреть?

– Конечно, сумеет, но это нехорошо, когда дочери так долго живут без матери, – заметила Розамунда. – Хотя меня тоже когда‑то воспитала Мейбл. По крайней мере моим девочкам не придется выходить замуж по решению дяди Генри, как это было со мной.

– Да, я помню, ты говорила, что тебе никогда не давали подумать о себе. Долг перед другими был для тебя превыше всего. Я и сам жил так же и потому понимаю тебя. Но сейчас, на этот краткий промежуток времени, у нас есть возможность позабыть о долге и обязанностях. Нельзя упускать такой шанс насладиться жизнью.

– Но как ты сообщишь королю все, что ему нужно знать? – недоумевала Розамунда.

– Когда кости будут брошены, Макдафф отправит мое письмо с гонцом. А мы с тобой останемся здесь, чтобы наслаждаться южным солнцем, любимая, и сладкими винами Сан‑Лоренцо!

– Это звучит так заманчиво! – призналась со вздохом Розамунда и подставила губы для поцелуя. – Итак, – сказала она, когда их губы разомкнулись, – где же мой подарок?

Патрик со смехом полез в карман своего дублета и вытащил оттуда плоскую кожаную коробочку.

– Вот, держи, лисичка! – И он протянул коробочку любимой.

Розамунда честно старалась побороть любопытство. И на секунду ей это удалось. Она бросила на коробочку сдержанный взгляд и провела пальцами по мягкой коже. Но в конце концов не выдержала: схватила ее и подняла крышку.

– Ох, Патрик, какое оно красивое! – восторженно произнесла она и осторожно вынула из выстланного бархатом гнездышка золотое ожерелье. – А что это за маленькие зеленые камешки? Я никогда не видела ничего подобного! – Отложив коробку в сторону, Розамунда принялась рассматривать украшение.

– Это перидоты, – объяснил Патрик. – По цвету они очень похожи на то платье, которое Селестина показала нам первым. В лавке у ювелира остался еще один крупный камень. Его можно было бы носить на лбу на ленте. Я собирался было купить и его тоже, но захотел убедиться, что тебе они понравятся.

– Патрик, ты так добр ко мне! – с чувством произнесла Розамунда.

– Тебе уже приходилось получать драгоценности в подарок от мужчин? – спросил граф.

– Да, – кивнула она и опустила глаза вниз, прикрыв их длинными ресницами.

– От кого? – тоном яростного ревнивца спросил граф.

– От моего кузена Тома, – рассмеялась Розамунда, решив, что не стоит его больше дразнить. – Том, как ты успел убедиться, весьма необычный джентльмен. У него настоящая слабость ко всяким красивым предметам, и он накупил немало чудесных драгоценностей. Когда мы были в Лондоне, многие из этих вещей он подарил мне, но ни одна из них не сравнится с этим ожерельем, милорд! – Розамунда привстала на цыпочки и поцеловала Патрика в губы. – Спасибо, милый!

– Значит ли это, что я могу купить камень на ленту? – уточнил он.

– Буду ли я выглядеть слишком жадной, если соглашусь? – в тон ему спросила Розамунда.

– Нет, – заверил он, с улыбкой посмотрев ей в глаза. – Он очень тебе подходит, и каждую минуту на приеме у герцога я буду сгорать от ревности ко всем мужчинам, потому что они не смогут оторвать от тебя глаз.

– Ох, Патрик, тебе вовсе ни к чему меня ревновать! Я люблю тебя так, как ни одна женщина не любила мужчину! – поспешила заверить графа Розамунда. – Я не имела понятия, что такое любовь, до встречи с тобой на балу в тронном зале в Стерлинге!

– Разве Логан Хепберн никогда не привлекал твое внимание? – продолжал допытываться Патрик.

– Да, он привлекал мое внимание, и не раз. Он молод, красив и очень привлекателен для женщин. Но я никогда его не любила, – отвечала Розамунда.

– У меня не укладывается в голове, как такое возможно, чтобы ты любила меня, а не его, – недоумевал граф. – Почему нам суждено было встретиться именно сейчас, на закате моих лет? И почему мы оба скованы по рукам и ногам долгом перед своими людьми и землей? Временами мне кажется, что я был бы не прочь убежать от этой ответственности куда угодно. Но конечно, я никогда этого не сделаю – и ты тоже.

– Да, мы оба в конце концов сделаем то, что должны будем сделать, Патрик, – проговорила с легкой грустью Розамунда. – Но пока мы с тобой есть друг у друга, и у нас есть Сан‑Лоренцо. Не заводи снова этот разговор про разлуку. Для него еще придет время, и мы оба это поймем. Но не сейчас.

Патрик привлек Розамунду к себе и крепко обнял. Он не произнес ни слова, только прикоснулся губами к теплой пушистой макушке. Как им удалось так полно узнать друг друга за столь короткий срок? Он не понимал этого, но и нисколько не тревожился. Она была здесь, рядом с ним, а он любил ее и не желал больше ничего знать. Патрик провел своей большой рукой по мягким шелковистым волосам, и Розамунда тихонько вздохнула.

Накануне праздничного приема во дворце у герцога Селестина с Марией принесли Розамунде готовое платье.

– Не может быть, неужели это то самое платье! – воскликнула Розамунда, увидев чудесный наряд, разложенный на кровати. Портниха успела переделать даже нижнюю юбку. Теперь по подолу были искусно вышиты золотой нитью прыгающие рыбки, раковины и морские коньки. Вырез платья украшали мелкие жемчужины. В подрезах на буфах верхних рукавов были видны нижние рукава из нежно‑розового кружева. Буфы стягивали над локтем толстые золотые шнуры. Верхняя юбка из тонкого шелка цвета морской волны не имела украшений, поскольку в сочетании с остальными частями туалета и так смотрелась роскошно.

– Очень красиво! – восхищенно произнесла Розамунда, глядя на платье. – Даже не знаю, как вас отблагодарить, Селестина.

– Сегодня все джентльмены будут увиваться вокруг вас, мадам, – важно кивнула портниха. – Это красивое платье, и Патрицио придется изрядно раскошелиться. – Она добродушно рассмеялась. – Я прихватила с собой туфли. Ваша Энни дала мне ваш башмак, чтобы можно было снять мерку. Надеюсь, они не будут слишком большими.

Из бездонного кармана передника Селестина извлекла пару легких туфелек с квадратными носами, обтянутых тем же шелком цвета морской волны, из которого было сшито платье, и передала их Розамунде.

– Они очень милые, – произнесла Розамунда, завороженно глядя на башмачки. – И благодаря тебе у меня теперь есть полный туалет для торжественного приема!

– Я пока пойду проведаю отца, да и перекушу с ним заодно, – засуетилась Селестина. – А потом, когда вы соберетесь выходить, загляну проверить, все ли в порядке.

– Что она о себе вообразила? – возмутилась Энни, немного обиженная таким самоуправством почтенной портнихи. – Неужели я не знаю, как приготовить вас к празднику?

– Энни, она настоящий художник, и ты должна признать, что у меня никогда в жизни не было такого красивого платья, как это! – возразила Розамунда.

Энни кивнула, соглашаясь с хозяйкой:

– Даже сэр Томас мог бы его похвалить, хотя мне кажется, что вырез чересчур глубокий.

– Ступай, приготовь ванну, – приказала Розамунда. – Жаль, что на свете не бывает чудес и мы не можем наполнить ее так же легко, как сливаем воду.

И снова Энни согласно кивнула. Чтобы наполнить водой большую дубовую ванну, приходилось долго таскать воду ведрами, зато опустошить ее ничего не стоило. Внизу имелась длинная гибкая трубка, плотно подогнанная к отверстию в дубовом дне и в развернутом виде достававшая до самого края террасы. Стоило вынуть из этой трубы затычку, и вода вытекала на скалы под террасой.

Пока лакеи носили воду для ванны, Розамунда успела поесть. Ей подали взбитые яйца и сладкую дыню. Прежде она даже не пробовала дыню. И теперь просила, чтобы ей подавали ее каждый день. Когда ванна была наполнена, Энни добавила в воду для запаха белого вереска. Розамунда забралась в ванну и устроилась на специальной скамеечке. Энни подала ей кубок с вином и собрала волосы на затылке.

– Оставь меня ненадолго, Энни. Я быстро вымоюсь, а пока хочу немного посидеть на солнышке и полюбоваться на море.

– Этак вы захотите и сиесту себе устроить, миледи! – заметила Энни. – Лучше я уберу с кровати ваше платье, пока вы его не помяли! – И она вернулась с террасы в комнату.

Розамунда не спеша попивала вино и любовалась видом на гавань Аркобалено. В эти минуты в порт входил большой красивый корабль. На его мачтах трепетали яркие вымпелы из королевского пурпура с золотым шитьем. Нос украшала пышногрудая золотистая русалка с длинными рыжими волосами. Розамунда улыбнулась. По всему было видно, что на таком большом корабле могли путешествовать только самые важные персоны.

– Он доставил в Сан‑Лоренцо художника, Паоло Лоредано, – сообщил Патрик, незаметно появившийся на террасе.

– Таким судном не стыдно владеть и самому дожу, – заметила Розамунда.

– Или самому маэстро Лоредано, – подхватил Патрик. – Он известен своими портретами. Его первым наставником был знаменитый Джентиле Беллини. Герцог мечтает заказать Лоредано свой портрет и портреты родных, однако маэстро очень капризен в выборе моделей. Он может с презрением отказаться от самой большой платы и таким образом уже успел оскорбить немало важных персон.

– А каков этот герцог? – поинтересовалась Розамунда.

– Он, конечно, старше меня, – начал Патрик с лукавой улыбкой, – он чуть выше среднего роста и немного располнел от сытой спокойной жизни. Когда‑то у него были темные волосы, но теперь они совсем седые. Он умеет быть гостеприимным и постарается во что бы то ни стало тебя очаровать, но тебе следует постоянно помнить о том, что он хитер, коварен и большой охотник до женского пола.

– Значит ли это, что я должна его бояться? – спросила настороженно Розамунда.

– Нет, – ответил граф. – Ты ведь не зря прошла выучку у королей, Розамунда. Тебе достаточно будет пустить в ход свое обаяние и помнить о том, что он всего‑навсего герцог.

– Я не забуду, – пообещала Розамунда. – Не желаешь разделить со мной ванну, милорд?

– Я уже заждался, когда ты мне это предложишь, дорогая, – ответил Патрик и, в два счета избавившись от одежды, присоединился к Розамунде. Она предложила ему отпить из своего кубка и следила за тем, как он пьет. Затем поставила кубок на край ванны, взялась за мочалку и стала тереть ею Патрика.

– Говорят, будто в прежние времена хозяйка замка со своими служанками должна была собственноручно вымыть важного гостя. Однако я ни разу не слышала, чтобы они вместе мылись в одной ванне. – Розамунда ласково провела ладонью по его лицу. – Тебе придется приказать Дермиду еще раз побрить тебя ближе к вечеру, – добавила она и быстро поцеловала графа в губы.

Он крепко прижал ее к себе, и Розамунда почувствовала, как ожившее мужское копье упирается ей в ногу. Патрик жадно поцеловал ее в губы, а затем взял в ладони ее лицо и сдавленным голосом произнес:

– Я хочу овладеть тобою прямо в ванне, любимая. – Патрик подхватил Розамунду под ягодицы, немного приподнял и прислонил спиной к стенке ванны, чтобы войти в нее одним мощным рывком. – Ах, любовь моя! – сладострастно простонал он. Она была тугой и горячей.

Розамунда прикрыла глаза от удовольствия и обняла графа за шею. Разделяя с Патриком его страстный порыв, она доверчиво опустила головку ему на плечо. Вскоре их близость завершилась ослепительной вспышкой экстаза, оставив обоих обессиленными, но счастливыми.

– Я обожаю тебя, Патрик Лесли! – шептала Розамунда. – Я никого не смогу любить так, как люблю тебя!

Его влажный язык прошелся по ее лицу, шее, груди и плечу. Он не спешил отпускать Розамунду, и его копье все еще было твердым и оставалось глубоко в ее теле.

– Ты сводишь меня с ума, – простонал Патрик. – Я не могу насытиться тобою, Розамунда!

Она обхватила его ногами, стараясь прижать к себе как можно теснее, и он застонал опять.

– Я хочу еще раз, – шепнула Розамунда ему на ухо и провела по нему горячим влажным языком.

Их тела снова сплелись в порыве страсти, а души, казалось, взмыли к небесам, обнявшись. Патрик мощными толчками входил в Розамунду все глубже, его движения становились все быстрее и быстрее, наконец, достигнув пика блаженства, оба громко вскрикнули и замерли. Розамунда чувствовала, как горячая влага изливается в ее лоно.

– Если я тебя сейчас отпущу, то непременно утону прямо в этой ванне, потому что у меня сил не больше, чем у новорожденного младенца, Патрик! – тихо прошептала она с блаженной улыбкой на лице.

– Ты выдающаяся женщина, Розамунда! – рассмеялся Патрик. – У меня никогда не было такой, как ты.

– Нам лучше выбраться из ванны, – заметила Розамунда, но даже не пошевелилась.

– Тебе понравились наши игры? – лукаво спросил граф.

– Да, – призналась Розамунда и тут же покраснела, чем привела Патрика в полный восторг. – Я никогда не думала, что могу заниматься этим в воде, да еще два раза подряд, Патрик!

– Но тебе понравилось? – вновь спросил он.

– Очень! Это так необычно! Я вообще никогда не занималась любовью где‑то, кроме постели.

– Однажды я возьму тебя в конюшне, на охапке душистого сена! – пообещал граф и рассмеялся.

– По‑моему, у меня уже достаточно сил, – ответила Розамунда.

Принято считать, что с годами мужчины становятся менее пылкими в любви, однако про графа Гленкирка этого не скажешь. У Розамунды был муж намного старше ее и молодой любовник в лице короля Генриха, но ни один из этих мужчин не занимался с нею любовью с такой страстью, как Патрик Лесли. Розамунда нехотя вылезла из ванны. Вода стекла по ее телу вместе со следами страсти. Патрик с удовольствием любовался ею, пока она вытиралась, а затем вышел из ванны, и Розамунда принялась обтирать его полотенцем.

– Вы не очень‑то вольничайте, мадам! – предупредил он ее. – Не ровен час, снова разбудите во мне зверя!

– Ох, даже и не думай! – со смехом воскликнула Розамунда. – Или ты забыл, что собирался представить меня герцогу? Не хватало еще, чтобы от меня на весь дворец пахло страстью! Лучше веди себя как следует! Все равно ты меня не получишь, пока не вернемся из дворца! Да и тебе не помешает иметь ясную голову, милорд, ведь там нас может встретить кто‑то из тех людей, с которыми ты должен вступить в контакт!

– И тебя не тревожит то, что Шотландия хочет помешать честолюбивым замыслам Генриха Тюдора? – уже в сотый раз спросил Патрик.

– Сколько раз тебе повторять, что я не считаю предательством попытки предотвратить войну! Хэл волен думать что угодно, ведь он вообще не терпит, чтобы ему мешали, но любой нормальный мужчина или женщина будет рассуждать так же, как я! Делай, что должен делать. Ведь если шотландские армии пересекут границу, то под ударом окажется мой дом, а не Генриха Тюдора! – ответила Розамунда.

– Леди Фрайарсгейт, как всегда, практична! – рассмеялся Патрик и вдруг настороженно стал оглядываться по сторонам. – Послушай, а ты не боишься, что нас могут увидеть?

– Вряд ли, – ответила Розамунда. – К востоку от нас есть лишь одна вилла, но она выглядит совершенно необитаемой. – Розамунда за руку отвела Патрика обратно в апартаменты и строгим голосом приказала: – Иди спать к себе!

– А мне было бы гораздо приятнее отдохнуть вместе с тобой! – хитро улыбнулся он.

– Ни о каком отдыхе не будет и речи, если мы оба окажемся в одной постели, милорд, и ты знаешь это не хуже меня! Селестина приготовила для тебя роскошный наряд. Лучше пойди и проверь, чтобы Дермид расправил его как следует.

– Ах, какая ты недотрога! – жалобным голосом произнес Патрик, дурачась.

– До скорой встречи, милорд! – с видом строгой мамаши произнесла Розамунда, но в конце концов не удержалась и улыбнулась.

Граф покинул ее, а Розамунда надела чистую сорочку и прилегла на кровать. Она все еще с трудом верила в то, что ее жизнь могла так разительно измениться за каких‑то два месяца. Она нашла настоящую любовь. И даже разлука с дорогим ее сердцу Фрайарсгейтом не мешала ей чувствовать себя счастливой. Она очень соскучилась по дочерям, но любовь к Патрику Лесли оказалась сильнее тоски по дому и родным. Они будут любить друг друга вечно, пусть даже им придется расстаться, чтобы вернуться к прежней жизни. Это было волшебным сном, чудесными грезами наяву. Она хотела бы изменить судьбу, но понимала, что это не в их силах. Ни она, ни Патрик не сумеют забыть о своей ответственности перед близкими.

Но сегодня целиком принадлежало им одним, и они не станут задумываться о том, что будет завтра, пока оно не наступит.

На закате ее разбудила Энни. Камеристка подала Розамунде легкий ужин. После нескольких часов сна Розамунда чувствовала себя посвежевшей и отдохнувшей. Ее мысли были четкими и ясными, и хотя она собиралась изображать сегодня не более чем прелестную любовницу лорда Лесли, ей следовало быть начеку и держать ухо востро, ловя отрывки чужих фраз, которые, кто его знает, помогут понять то, что за ними скрывается. Сегодня она будет ушами и глазами графа Гленкирка. За те несколько дней, что они провели в Сан‑Лоренцо, Розамунда стала лучше понимать французскую речь. Потребовалось лишь немного оживить лежавшие под спудом знания. Она вспомнила, с каким терпением Оуэн учил ее французскому языку, чтобы она не выглядела при дворе неотесанной деревенщиной. Казалось, все это происходило не меньше ста лет назад.

Энни помогла госпоже одеться. Поверх той сорочки, что уже была на Розамунде, была надета еще одна, почти такого же цвета, как платье, на ноги тонкие, кремового цвета чулки. Вырез на платье оказался таким глубоким, что пышные груди Розамунды едва не вываливались из тесного корсажа, расшитого мелким жемчугом. Обнаженными оставались и плечи. Энни помогла хозяйке надеть несколько нижних юбок, пока не пришла очередь нижней юбки для платья.

– Разве к нему не полагается кринолин? – спросила Розамунда, разглядывая неприлично облегающую фигуру юбку.

– Селестина говорит, что достаточно двух нижних юбок, миледи. Она говорит, что это позволяет ткани ложиться пышными ровными складками, самым выгодным образом подчеркивая достоинства наряда и той, что его носит, – проговорила Энни, передразнив голосом портниху. Она старательно затянула завязки на нижней и верхней юбке, а затем отступила в сторону, чтобы посмотреть, что получилось. – Ох, миледи, оно такое красивое! Никогда бы не подумала, что оно будет так изящно на вас смотреться! Не зря Селестина уверяла меня, что у них здесь такая мода!

– Она не стала бы тебя обманывать. Графа она давно разлюбила, а положение ее отца оказалось бы под угрозой, если бы она вздумала меня обмануть. – Розамунда покружилась перед зеркалом, следя за тем, как движутся складки на платье, и осталась вполне довольна. – Ну что ж, пора привести в порядок мои волосы.

– Для этого Селестина нарочно прислала к нам свою дочь Мартину, миледи, – сообщила Энни. – Я собираюсь у нее учиться.

– Ну так пусть войдет, – приказала Розамунда, присаживаясь за низкий столик.

Мартина совершенно не походила на свою мать. Она была высокой и костлявой, однако унаследовала от Селестины решительность и уверенность в себе.

– Ага, мадам уже готова, – заметила она и встала за спиной у Розамунды. – Первым делом я должна понять, какие у мадам волосы. – С этими словами она несколько раз провела щеткой по пышной золотисто‑каштановой гриве. – Ах, превосходно! Капора вам не полагается, но я слышала, что вы повяжете голову лентой с перидотом. – Девушка ловкими движениями разделила волосы Розамунды на прямой пробор. – Итак, сейчас я сделаю прическу, которая мне особенно нравится и чрезвычайно подойдет мадам. Она совсем простая. Девушка! Подай хозяйке зеркало, чтобы она могла все видеть, – скомандовала Мартина и принялась за работу. Она высоко уложила волосы и скрепила прическу длинными шпильками, украшенными искусственными цветами из зеленого и золотистого шелка. Затем повязала на лоб зеленую шелковую ленту с перидотом. Пристроив сзади еще одно зеркало таким образом, чтобы Розамунда могла увидеть себя сзади, Мартина сообщила: – Все готово.

– Просто не верится, что у меня такая красивая прическа, – призналась Розамунда, очарованная собственным отражением. – В Англии принято прятать волосы под чепцами или капорами. Спасибо тебе, Мартина. Пожалуйста, объясни Энни, как у тебя это получается.

– Это просто, мадам, а ваша служанка не похожа на дуру, – протараторила Мартина.

– Что она сказала? – переспросила Энни.

– Что она с удовольствием научит тебя, как делать такую прическу, Энни. Право же, тебе следует самой выучить язык! – мягко пожурила служанку Розамунда.

В дверь постучали, и в комнату заглянул Дермид:

– Его сиятельство велели спросить, не готова ли леди выйти из дому. Карета посла уже у крыльца!

– Подай мне туфли, – приказала Розамунда Энни и, встав, еще раз взглянула на себя в зеркало. – Спасибо вам обеим, – поблагодарила она девушек и поспешила из спальни в гостиную, где ее уже ждал граф Гленкирк. – Ах, какой красавец! – восхищенно произнесла Розамунда, увидев своего любовника в новом наряде.

Его короткие бриджи были сшиты из темно‑зеленого бархата с полосками салатного и золотистого цветов. Тонкие чулки из зеленого шелка превосходно облегали мускулистые ноги, и на одной икре красовалась элегантная золотая подвязка. Спину прикрывала короткая накидка из парчи с пышными рукавами, отороченная темно‑бурым мехом куницы. Под накидкой был надет дублет, украшенный золотым шитьем в виде растительного орнамента. Шляпа подходила по тону к дублету и имела мягкий верх и твердый короткий козырек, украшенный белоснежным плюмажем из страусовых перьев. Его башмаки были сшиты из самой тонкой коричневой кожи. На шее графа красовалась массивная золотая цепь, а на руках сверкали браслеты. Наряд завершал короткий кинжал в драгоценных ножнах, прикрепленный на поясе.

– Мне разрешается вернуть комплимент? – поинтересовался граф, любуясь в свою очередь Розамундой.

– Разрешается, – ответила она.

– Тогда не будем терять времени, мадам. Лорд Макдафф уже ждет внизу. – Граф взял Розамунду под локоть и вывел на крыльцо, где их ждали Йен Макдафф и Селестина. Портниха одобрительно кивнула, оглядев Розамунду и Патрика придирчивым взглядом, и промолчала.

Зато шотландский посол не скрывал своего восхищения при виде графа и его спутницы. Он поспешил выйти вперед.

– Мадам, для меня огромное удовольствие принимать такую гостью, как вы. Это великая честь – быть полезным подруге нашей королевы, – сказал он, целуя с почтением руку Розамунды.

– Тем более жаль, что наша королева не знает, что я здесь, – доверительно сообщила Розамунда. – Боюсь, она ужасно рассердится на меня, если ей об этом доложат.

– Тогда я готов хранить вашу тайну, леди Розамунда! – пообещал посол. – Но королева всегда отличалась щедрой натурой, и она наверняка была бы рада, зная, как счастлива здесь ее подруга! – заключил он, не переставая улыбаться. – Мы можем ехать. – Жестом он указал на стоявший рядом экипаж.

Розамунда с некоторой долей удивления отметила про себя, что посол совсем не знает свою королеву. Маргарита Тюдор принадлежала к тем людям, для которых собственные желания превыше всего, и желания окружающих не особенно ее волновали. Тем не менее этот джентльмен не зря занимал пост посла.

Розамунда позволила лакею помочь ей подняться в экипаж. Она впервые видела открытую коляску, ведь и в Англии, и в Шотландии это сочли бы смешным ребячеством. Зато здесь теплым февральским вечером открытая коляска была как нельзя кстати.

Они покатили вниз по склону холма, на котором располагалось посольство, и по узкой кривой улочке выехали на площадь перед кафедральным собором. Отсюда начиналась более широкая аллея, по обе стороны которой высились элегантные особняки. Затем особняки кончились, и остались лишь ряды деревьев, посаженных вдоль дороги. Еще один спуск, и еще один подъем – и коляска остановилась у гостеприимно распахнутых ворот герцогского дворца.

Сам дворец был выстроен из светло‑кремового мрамора. Коляска, проехав по усыпанной белым гравием аллее, остановилась перед широким портиком с колоннами из розового со светло‑зелеными прожилками мрамора. В саду перед парадным входом весело плескался фонтан со скульптурами мальчика и дельфина. Повсюду на деревьях мигали яркие фонарики. К коляске подбежали расторопные лакеи в синих с золотом ливреях и помогли гостям сойти на землю. Розамунда в сопровождении графа и шотландского посла вошла во дворец.

– Господин посол, лорд Лесли, леди Розамунда! – провозгласил, почтительно поклонившись, дворецкий и пригласил гостей пройти в роскошно обставленный зал, где проходил торжественный прием.

Розамунда слегка удивилась, что дворецкий знает ее имя – ведь она здесь впервые.

Первый дворецкий оставил их у входа в зал, чтобы вернуться на крыльцо и встречать остальных гостей, тогда как об их появлении объявил глашатай:

– Его превосходительство посол от его боголюбивого католического величества короля Якова Шотландского, лорд Макдафф! Лорд Патрик Лесли, граф Гленкирк! Леди Розамунда Болтон!

Поднявшись по широким мраморным ступеням, они вошли в красивый зал. Розамунда отметила про себя его отличие от дворцов английской знати. Прежде всего здесь не было ни одного камина, а одна широкая, во всю стену дверь открывалась на просторную террасу с колоннами из золотистого мрамора. В дальнем конце зала стоял герцогский трон, и Розамунда, Патрик и лорд Макдафф направились к нему.

Себастьян, герцог Сан‑Лоренцо, следил за их приближением и старался не выдать своего удивления. Когда ему доложили, что его старый друг, лорд Лесли, путешествует в обществе молодой привлекательной женщины, он никак не ожидал, что она окажется столь… столь юной и в то же время соблазнительной. Кто бы мог подумать, что этот северянин способен в его годы на такую прыть! Лорд Лесли хотя и не отказывал себе ни в чем, будучи послом Шотландии в Сан‑Лоренцо, тем не менее всегда вел себя подчеркнуто корректно. Джентльмен в его возрасте не решится выставлять напоказ такую молодую и очаровательную спутницу, если не питает к ней искреннего чувства. Тогда как Себастьян ди Сан‑Лоренцо давно отнес Патрика Лесли к типу людей, которые вообще не способны влюбиться.

Герцог встал со своего трона и спустился по ступеням, протянув обе руки навстречу графу Гленкирку. Для всех это выглядело так, будто они встретились впервые после долгой разлуки.

– Патрик! – разнесся по всему залу зычный голос герцога. – Добро пожаловать в Сан‑Лоренцо! – Герцог едва заметно покосился на своего сына Рудольфо, и тот тут же бросился к графу. – Ты, конечно, помнишь моего сына!

– Конечно, – сказал Патрик. Он будет помнить Рудольфо ди Сан‑Лоренцо до конца своих дней. Если бы не этот человек, его дочь Жанет не пропала бы. Граф сдержанно поприветствовал Рудольфо.

– А это его жена Генриетта Мария, – продолжал герцог, представляя Патрику свою невестку.

– Мадам, – произнес граф и склонился над протянутой рукой. Про себя он подумал, что в молодости эта женщина могла быть довольно привлекательной, но годы и целый выводок детей давно лишили ее былой свежести.

– Мы очень рады принимать вас в Сан‑Лоренцо! – негромко проговорила Генриетта Мария. Взгляд ее карих глаз был полон тепла и сочувствия.

Граф догадался, что она все знает о его трагедии, и он постарался приветливо улыбнуться новой знакомой.

– Благодарю вас, мадам.

– Макдафф! – воскликнул герцог, приветствуя посла.

– Господин герцог. – Макдафф вежливо поклонился. Наконец герцог обратил свое внимание на Розамунду.

– А это кто? – слащавым голосом спросил он, жадно шаря глазами у Розамунды на груди.

– Позвольте представить вам леди Фрайарсгейт, Розамунду Болтон, – сказал посол, и Розамунда присела в низком реверансе, давая герцогу возможность любоваться ее пышными прелестями.

– Моя дорогая леди, – моментально превратился в живое воплощение гостеприимства и обаяния герцог, – такой прекрасный цветок всегда желанен при моем дворе! – Он поднес руку Розамунды к губам и не спешил отпускать.

– Это большая честь для меня, милорд, – ответила Розамунда на чистейшем французском и незаметно высвободила руку из цепких и мягких пальцев герцога.

Герцог представил Розамунду своему сыну и его жене, и гости вернулись в зал, примкнув к остальным приглашенным на вечер.

– А почему здесь нет жены герцога? – спросила Розамунда у Патрика.

– Она скончалась примерно через пять лет после того, как пропала моя дочь, – ответил он.

– И герцог не женился во второй раз?

– У него уже был к тому времени взрослый наследник, да и сам Руди успел родить одного сына и парочку дочерей. По‑моему, он решил, что вторая жена ему ни к чему. К тому же он всегда был охоч до женского пола. Герцогиня Мария Терезия была снисходительной женщиной с добрым сердцем. Я даже подозреваю, что он по‑своему ее любил.

Розамунда кивнула и заметила:

– Что‑то я не вижу здесь почетного гостя!

В эту минуту глашатай у входа в зал возвестил:

– Дамы и господа, маэстро Паоло Лоредано из Венеции! Все устремили взгляды на человека, стоявшего на верхней ступени лестницы.

Поиск по сайту: