Глава 18. – Интересно, сколько времени понадобится Логану, чтобы узнать, что ты вернулась?

– Интересно, сколько времени понадобится Логану, чтобы узнать, что ты вернулась? – как бы между прочим спросил Том, искоса взглянув на Розамунду. Они спускались по дороге к Фрайарсгейту.

– Ты притворяешься или на самом деле не видишь его дозорных? – смеясь ответила вопросом на вопрос леди Фрайарсгейт.

Том иронично ухмыльнулся:

– Ты не можешь винить человека в том, что ему неймется. Сколько лет он дожидается тебя?

– Том, я не говорила, что собираюсь за Логана замуж! Он даже не сделал мне предложения! – возмутилась Розамунда.

– Можно подумать, ты хоть на миг сомневалась в его намерениях, милочка! – ответил ей кузен.

– Может, он вполне удовлетворит меня в качестве любовника? – резонно заметила Розамунда. – Том, ну скажи на милость, зачем мне снова выходить замуж? У меня есть три наследницы. У него есть наследник Клевенз‑Карна. Я англичанка. Он шотландец. Я не покину Фрайарсгейт до самой смерти. Он не расстанется со своим Клевенз‑Карном. И я постепенно прихожу к мысли о том, что у нас с ним много общего.

– Но это же прекрасная предпосылка к счастливому и прочному союзу! – воскликнул Том.

– Поживем – увидим, – в который уже раз повторила Розамунда. Она все время твердила эту фразу по дороге домой.

Лорд Кембридж сердито поджал губы. Если он еще раз услышит эти слова, то закричит от ярости. Или станет трясти кузину до тех пор, пока та не взмолится о пощаде. Упрямица! Эта идиотская ситуация больше не забавляла Тома, а действовала ему на нервы. Он не завидовал лорду Клевенз‑Карну. Несмотря на свою любовь к Розамунде, Том не мог не признать, что временами с ней бывает очень трудно ужиться.

Едва они подъехали к дому, Филиппа тут же спрыгнула с лошади и кинулась в объятия Мейбл. При этом она не переставая тараторила, как будто решила в одну минуту рассказать все о своих необычайных приключениях и новой подруге, Сесилии Фицхью. Мейбл крепко обняла и поцеловала девочку, а потом решительно отстранила ее и посмотрела на Розамунду. Та спустилась на землю и, обняв старую няньку, воскликнула:

– Господи, наконец‑то я вернулась! Как вы тут жили без меня? У вас все в порядке? Овцы на пастбищах уже успели нагулять жир?

– Эдмунд расскажет тебе все, что бы ты хотела знать, и кое‑что такое, чего бы не хотела, но не затыкать же ему рот! – добродушно ворча, проговорила Мейбл. – А ты еще никогда не выглядела так хорошо, возвращаясь от королевского двора, девочка моя.

– Это потому, что я там не задержалась надолго. Я успела вернуть дружбу и короля, и королевы, но почти не участвовала в придворной жизни. Это позволило мне есть и спать как следует, в отличие от моей дочери. Боюсь, ей там слишком понравилось, – заметила Розамунда. Она взяла Мейбл под руку, и они не спеша прошли в дом. – Филиппа покорила всех изысканными манерами – скорее это твоя заслуга, чем моя, – и понравилась королеве. Через два года она вернется ко двору, чтобы стать одной из фрейлин, – рассказывала Розамунда Мейбл, сидя в зале перед камином.

– Какая честь! – обрадовалась Мейбл, но тут же посетовала: – Но ведь она еще совсем ребенок, Розамунда! Как мы позволим ей уехать?

– Все решено за нас, Мейбл. Но я не боюсь доверить свою дочь королеве, поскольку она строго придерживается приличий и требует того же от своих фрейлин. А кроме того, я уверена, что это будет хорошей школой. Девушки из свиты Екатерины по праву считаются самыми образованными в королевстве. Филиппа уже успела подружиться с Сесилией Фицхью, которой тоже предстоит стать фрейлиной. Она дочка графа Ренфри. Младший из ее братьев мог бы стать женихом Филиппы. Ему четырнадцать лет, он служил в свите у королевы, а теперь отправляется в Европу, чтобы продолжить образование во Франции и Италии.

Мейбл слушала Розамунду, одобрительно кивая головой.

– Филиппа уже знает об этом мальчике? Что она сказала?

– Я еще не говорила с дочерью об этом, поскольку считаю такой разговор преждевременным, но она наверняка все знает. Эти девчонки при дворе еще большие сплетницы, чем наши слуги! – Розамунда рассмеялась. – К тому же они могут вырасти и с годами решить, что не подходят друг другу. Мы не заключали никаких серьезных соглашений. Кто знает – может, для Филиппы найдется более подходящая партия? Я не хочу спешить, хотя Том жалуется и причитает как старуха!

– И у меня есть на это причина, милочка! – вставил Том, входя в зал. – Ты никак не хочешь понять одного: необходимо заранее осмотреться, чтобы отобрать лучшие варианты.

– Ничего страшного, Том, – утешила его Мейбл. – До тех пор пока Розамунда имеет твою поддержку, ей не удастся наломать дров. Хотя, конечно, она еще может выйти замуж, и тогда твое влияние на нее уменьшится.

– Его влияние на меня никогда не уменьшится! – возразила Розамунда. – А насчет замужества мы еще посмотрим.

Лорд Кембридж в раздражении заскрежетал зубами.

Вскоре все, включая Эдмунда и отца Мату, собрались за обеденным столом.

– Вас никто не тревожил, пока меня не было, дядя? – спросила у Эдмунда Розамунда.

Он медленно покачал головой:

– Я благодарен лорду Клевенз‑Карну за его охранников. На холмах то и дело появлялись чужаки, но так и не рискнули спуститься вниз. Позже они стали следить за Фрайарсгейтом.

– Что это за люди? – встревожилась Розамунда. – Я сама видела на холме всадника, когда мы ехали домой, но приняла его за человека из Клевенз‑Карна.

– Я не могу сказать с уверенностью, потому что они удирали прежде, чем мы могли их спросить, – ответил Эдмунд. – Скорее всего это прихвостни твоего кузена.

– Черт бы его побрал! – в сердцах ругнулась Розамунда. – Этот дьявол действительно заинтересовался Филиппой! Ну погоди, доберусь я до тебя! Вздерну собственными деками!

Отец Мата набожно перекрестился и сказал:

– Леди, для решения этой проблемы наверняка должен быть другой способ.

– Ну так расскажите мне о нем, мой добрый святой отец! – запальчиво произнесла Розамунда. – Я сказала ясно и понятно: моя дочь не станет женой младшего Генри Болтона. Я говорила об этом не раз и не два. Что еще я могу сделать, если он не желает слушать?

– Юную Филиппу следует постоянно держать под охраной, – рассудительно сказал священник. – Мы могли бы поговорить с ней откровенно и предупредить о грозящей опасности.

– Да, больше откладывать нельзя, – вставил Эдмунд, и все, кто сидел за столом, закивали в знак согласия.

– О чем со мной следует поговорить? – оживилась Филиппа, до этого сидевшая притихшей. Все даже забыли о том, что она находится рядом.

– Филиппа, мой кузен Генри собрался похитить тебя, чтобы насильно сделать своей женой и завладеть Фрайарсгейтом, – сказала дочери Розамунда. – Из‑за него тебе придется все время быть под охраной.

– Но я же собираюсь замуж за Джайлза Фицхью! – возмутилась Филиппа.

– Это вовсе не так! – возразила ей мать. – Кто тебе это сказал?

– Сесилия! Она сказала, что подслушала, как ее папа и мама говорили обо мне, когда не знали, что она рядом. Мама, Джайлз очень красивый!

Розамунда сокрушенно покачала головой:

– Филиппа, я сама еще не говорила ни о чем подобном с графом Ренфри. Со временем Джайлз Фицхью может стать тебе хорошим мужем, а может и нет. И мы должны рассмотреть еще много других возможностей, прежде чем окончательно решим, как обеспечить твое будущее.

– Но мне нравится Джайлз Фицхью! – капризно заявила Филиппа. – Он очень красивый!

– Чтобы стать хорошим мужем, мужчина должен обладать многими другими качествами, кроме красивого лица, – сухо заметила Розамунда. – И к тому же тебе еще рано думать о замужестве. Я не собираюсь выдавать тебя замуж раньше четырнадцати лет.

– Ох, мама! Когда тебе было четырнадцать, ты уже в третий раз вышла замуж, – капризным тоном заявила Филиппа.

– Мы говорим не обо мне, Филиппа, а о твоем будущем. А теперь, если ты уже наелась, можешь идти к себе, – отчеканила Розамунда тоном, не терпящим возражений.

Филиппа неохотно встала с места, и тут же один из охранников последовал за ней наверх. Розамунда с тоской подумала о том, что не знает, как долго ей придется держать дочь под постоянным наблюдением, и, обратившись к священнику, коротко приказала:

– Мата, завтра же отправь посыльного в Клевенз‑Карн.

– Слушаюсь, миледи, – с невозмутимым видом отвечал святой отец.

– Итак, – Розамунда посмотрела на своего дядю, – если не считать этих неизвестных, что следили за Фрайарсгейтом, все остальное в порядке?

Эдмунд утвердительно кивнул и сказал:

– Мы уже начали собирать урожай, племянница. Лето выдалось хорошее, и урожай обещает быть богатым. В садах тоже полно яблок, хотя они могут оказаться помельче, чем в прошлом году, потому что дождей выпало меньше обычного. Зато было много солнечных дней, и фрукты успели набрать сладость.

– А как с шерстью? – спросила Розамунда.

– Шерсть будет превосходного качества, – продолжил отчет Эдмунд. – Овцы нагуляли много жира и выглядят вполне здоровыми, а значит, дадут отличную шерсть. Будущий год мы встретим во всеоружии. Купцы в Карлайле уже начинают жаловаться, ведь мы придержали большую часть товара. – Эдмунд довольно ухмыльнулся. – Я пустил слушок о том, что мы собираемся делать, и они чуть не взвыли от расстройства!

– Вы уже начали готовить сукно? – спросил лорд Кембридж.

– Начнем, как только управимся с урожаем, – ответил Эдмунд. – Том, наши люди привыкли считать пряденье и ткачество зимним трудом. Но ты можешь не сомневаться: весной твой корабль будет доверху нагружен самым лучшим сукном.

– На будущий год к этому времени мы успеем изрядно разбогатеть! – заявил Том с довольной улыбкой. – Фрайарсгейтский синий будет пользоваться огромным спросом, если мы сами станем регулировать рынок. Для того чтобы хранить наши запасы, придется выстроить еще один большой склад, Эдмунд.

– А не лучше ли было сперва насытить рынок, выбросив в первый год все запасы, а потом придержать сукно, чтобы поднять цену? – спросила Розамунда.

– Нет, – решительно заявил Том. – Среди наших покупателей могут найтись достаточно хитрые типы. Им ничего не стоит самим придержать наш товар, чтобы потом набить карманы. Не надо давать им возможность обогащаться за наш счет. Мы будем поставлять им шерсть только на том условии, что они продадут все, что получили от нас, в этот же год. Придется взять под контроль все поставки и требовать отчета о продажах.

– По‑моему, мне лучше предоставить тебе все эти долгосрочные планы, – сделала вывод Розамунда. – А я буду отвечать за Фрайарсгейт и производство.

Логан Хепберн появился во Фрайарсгейте к вечеру того же дня. Розамунда попыталась взглянуть на него другими глазами и, к собственному удивлению, отметила, что он был по‑своему даже привлекателен, а взгляд его синих‑синих глаз, как уже когда‑то однажды, заставил ее сердце забиться сильнее. Логан по‑юношески легко соскочил с коня и с улыбкой двинулся навстречу Розамунде.

– Добро пожаловать домой, леди! – сказал он.

– Ты не привез с собой моих дочерей? – строго спросила Розамунда.

– Нет. Я решил, им будет безопаснее под защитой стен Клевенз‑Карна, пока мы не устраним угрозу со стороны твоего кузена, – ответил Хепберн.

– Так ты тоже об этом знаешь? – спросила Розамунда, а про себя подумала, что в этом нет ничего удивительного, ведь Логан и священник состояли в родстве и отец Мата наверняка докладывал ему обо всем, что происходит у нее в поместье.

– Его парни давно не спускают глаз с Фрайарсгейта, а мои не спускают глаз с них, только он об этом не знает, – ответил Логан и улыбнулся, глядя на Розамунду.

– Ума не приложу, как мне быть, – честно призналась Розамунда, смягчившись при виде улыбающегося Логана. – Я же не могу вечно держать под охраной своих дочерей! В конце концов Филиппа станет бояться собственной тени!

– Значит, нам следует избавиться от Генри Болтона‑младшего раз и навсегда, – заключил лорд Клевенз‑Карн.

– Но как?

– Возможно, если мы будем вести себя достаточно умно, нам удастся сделать это руками другого злодея – лорда Дакра. В последнее время Генри так обнаглел, что разбойничает по обе стороны границы. Лорд Дакр совершает свои набеги только на шотландской территории, хотя король вроде бы и приказал ему умерить свой пыл. На деле Генрих Тюдор не очень спешит призвать к порядку своего разгулявшегося подданного, что приводит меня к мысли, что лорд Дакр действует по тайному распоряжению монарха и сеет ужас в приграничных землях, хотя на словах ваш король ратует за мир.

– К чему все эти речи, милорд? – оборвала Логана Розамунда.

– Твой кузен никому не служит, кроме себя самого, и грабит исключительно ради наживы, поскольку его ничему другому не научили. В отличие от него лорд Дакр набивает себе карманы, якобы служа тем самым своему королю и Англии. Лорд Дакр ненавидит своих старинных врагов. И бьется с ними не на жизнь, а на смерть. А что, если заставить его поверить в то, что твой кузен и его банда дезертировали из шотландской армии, чтобы мародерствовать на английских землях? Если однажды его головорезы столкнутся с головорезами твоего кузена, тогда… – Лорд Клевенз‑Карна оскалился в волчьей улыбке.

– Ты надеешься, что они перебьют друг друга, а ты при этом избавишься сразу от двух врагов. Значит, ты делаешь это не только для меня, – пришла к выводу Розамунда.

– Я и не говорил этого, – подтвердил Логан. – До сих пор война не докатилась до нас, потому что мы находимся далеко от основных событий. Но что, если лорд Дакр не поленится прискакать и в нашу глушь и нападет на Клевенз‑Карн? Он не станет разбираться, есть ли у меня в замке подданные английского короля, а просто устроит резню и уничтожит все, что движется, леди.

– Ну так привези моих дочерей домой! – нервно вскричала Розамунда.

– Дакра не привлекает наша скудная провинция. И твоим девочкам будет безопаснее у меня, – спокойным тоном ответил Логан.

– Вот ты как решил за мной ухаживать?! – выкрикнула взбешенная Розамунда.

– Сегодня я приехал не для того, чтобы ухаживать за тобой, Розамунда Болтон, – отвечал лорд Клевенз‑Карн. – Я приехал согласовать наши действия, направленные на твое же благо. Возможно, в один прекрасный день, если я сочту, что ты вполне готова, я действительно приеду с предложением руки и сердца. Но пока меня не привлекают мысли о новой женитьбе.

– Вот и отлично! Потому что меня они тоже не привлекают, Логан Хепберн! – воскликнула Розамунда, а про себя подумала, что если бы дьявол принял человеческое обличье, то наверняка вел бы себя так же, как этот шотландский выскочка. Перед ее отъездом в Лондон он говорил, что все еще любит ее и мечтает на ней жениться. Выходит, это был всего лишь ловкий ход, ловушка. Наверное, Логану хотелось отомстить Розамунде за то, что она не подпускала его к себе все эти годы. Ну что ж, она вовсе не нуждается в нем как в поклоннике. Да и вообще он ей не нужен.

– Могу я оставить у себя на службе твоих людей? – спросила, гордо вскинув голову, Розамунда.

– Конечно! – ответил Логан, не удержавшись от злорадной улыбки. Уж очень удивилась Розамунда, когда услышала, что он вовсе не торопится предлагать ей руку и сердце. Посыльный, доставивший среди ночи Логану известие о ее возвращении, привез и письмо от Тома Болтона. Хитроумный кузен Розамунды советовал ему сделать вид, что он больше не заинтересован в новой женитьбе. Розамунду это наверняка заденет, и она станет относиться к Логану с большим вниманием, стараясь вернуть себе его любовь. «Когда будешь говорить с ней, прислушивайся к себе». И Логан последовал этому совету. Результат превзошел все его ожидания.

Он знал, что Розамунда была абсолютно уверена в том, что она одна определяет характер их отношений. Она вообразила, что влюбленный Логан готов плясать под ее дудку. Что он до сих пор и делал. Но, как оказалось, Том отлично знал, что надо сделать в этой ситуации. Теперь настал момент предоставить Розамунде сделать шаг в затеянной ими игре. Логану интересно было посмотреть, что же она предпримет.

– Ты останешься на ночь, – сказала Розамунда, и это прозвучало отнюдь не как вопрос.

– Нет, – равнодушным тоном ответил Логан. – По‑моему, мне лучше вернуться в Клевенз‑Карн, леди. Я должен найти способ стравить твоего кузена и лорда Дакра. Когда у меня будет ответ на этот вопрос, я вернусь.

– Очень хорошо, милорд, – ответила Розамунда и поджала губы. Логан не пожелал остаться! Но почему? Почему он не захотел провести ночь во Фрайарсгейте? Почему бы им вместе не попытаться составить план? – Возможно, вместе нам удалось бы скорее придумать что‑то стоящее, Логан Хепберн, – добавила она через минуту.

– Вы действительно так считаете? – удивленно спросил Логан. Неужели Розамунда сама просит его остаться?! – мелькнуло у него в голове.

Розамунда утвердительно кивнула:

– Я не сомневаюсь, что Клевенз‑Карн хорошо защищен даже в твое отсутствие, ведь ты не оставишь без присмотра своего сына. А при свете дня ты потратишь гораздо меньше времени на дорогу домой.

– Пожалуй, в этом есть свой резон, – сдержанно произнес Логан. – Хорошо, леди. Я останусь на ночь.

– Тогда пойдем в дом, – пригласила гостя Розамунда и пошла вперед.

Логан не удержался и заговорщицки подмигнул лорду Кембриджу.

– Хотела бы я знать, что значат все эти ужимки! – проворчала Мейбл, заметив, как мужчины обменивались между собой какими‑то знаками. – Сознавайся, Том Болтон, что ты задумал?

Том хитро ухмыльнулся:

– Я просто дал лорду Клевенз‑Карну добрый совет, как добиться расположения Розамунды. Он должен сделать вид, будто охладел к ней. Теперь увидишь: Розамунда сама будет добиваться того, чтобы Логан стал ее мужем.

– Ах ты, хитрец! – воскликнула Мейбл и рассмеялась. – Моя девочка не очень‑то обрадуется, если поймет, как хорошо ты ее понимаешь, Том Болтон. Если мы действительно желаем ей счастья в замужестве, то не должны вмешиваться. Пусть решает сама.

– Но ты ведь не выдашь меня? – спросил Том, весело глядя на нее.

– Нет, не выдам, – пообещала Мейбл. – С того дня, как ты вошел в жизнь Розамунды, ты был ей верным ангелом‑хранителем, и я без конца благодарю за это Пречистую Деву.

– Спасибо, – с чувством произнес Том. – Но ты отлично знаешь, Мейбл, что я не меньше нуждаюсь в любви Розамунды, чем она в моей поддержке. Идем скорее в дом. Мне не терпится узнать, что происходит в зале.

В этот вечер Розамунда, Логан, отец Мата, Мейбл, Эдмунд и Том допоздна засиделись за столом после ужина, составляя заговор против Генри‑младшего. Филиппу отправили спать, надежно заперев ставни на окнах. Люси легла на сундуке возле ее кровати, а у дверей спальни постоянно дежурил один из людей Хепберна.

– Нужно найти приманку, которая соблазнит их обоих, – рассуждала Розамунда.

– Значит, приманок должно быть две, чтобы дважды захлопнуть ловушку, – добавил Логан. – Сначала для Генри, а потом для лорда Дакра.

– Если Дакр поверит, что Генри с бандой – дезертировавшие шотландцы, это само по себе станет приманкой, – продолжала рассуждать вслух Розамунда. – Он наверняка на нее клюнет. Но как свести их в одном месте и в одно время?

– Неподалеку от Лохмейбена есть заброшенный монастырь, – вспомнил священник. – Что, если до лорда Дакра дойдут слухи о спрятанном там перед войной золоте? Скажем, сейчас об этом кладе вспомнили и решили тайно провезти его через всю Шотландию в Эдинбург, чтобы пополнить казну маленького короля. Дакр обязательно захочет перехватить это золото. А что, если Генри‑младший тоже узнает о золоте? Монастырь находится в глухом и безлюдном месте. Оба разбойника сочтут золото легкой добычей. Лорд Дакр получит предупреждение о том, что поблизости совершает набеги банда дезертиров из шотландской армии, а Генри ничего не будет знать о лорде Дакре. Если они столкнутся, то непременно завяжется драка.

– Кажется, я припоминаю, – вставил Эдмунд, – как мой брат Ричард предсказывал тебе блестящую карьеру в лоне Церкви, Мата. Ты действительно зарываешь свой талант в землю, живя в нашей глуши.

Молодой священник молча улыбнулся в ответ.

– Заставить обоих оказаться в одном месте и примерно в одно время будет не так‑то просто, – заметил Логан.

– Нужно, чтобы Генри поверил, будто обоз с золотом будет проезжать не далее чем в пяти милях от его берлоги. И что в том месте, где дорога от монастыря выходит на Эдинбургский тракт, обоз встретит отряд королевской гвардии. Значит, ему придется перехватить обоз до того, как его возьмут под охрану. Если он не дурак, то постарается устроить засаду где‑то на полпути. Мы удостоверимся, что он ждет в засаде, а потом известим об этом лорда Дакра, – предложил свой план Логан. – Твой кузен слишком труслив. Он не вступает в драку в открытую, а старается действовать исподтишка и хватать все, что плохо лежит.

– Но как мы все это устроим? – спросила Розамунда.

– Я поеду к лорду Дакру, – предложил Том. – Я англичанин, и он не сможет мне не поверить, особенно если я пожалуюсь на бесчинства этого бандита, который грозит напасть на мой Оттерли и совсем застращал мою кузину, леди Фрайарсгейт. А она, между прочим, близкая подруга нашей королевы, и ее величество лично приказала ее старшей дочери приехать ко двору через два года, чтобы стать ее фрейлиной и невестой сына графа Ренфри. Его милость – известный сноб. Узнав от меня о золоте, он решит, что получит двойную выгоду: прикарманит золото и окажет важную услугу особе, пользующейся особым расположением короля и королевы.

– А кто расскажет о золоте Генри‑младшему? – спросила Розамунда.

– Я, – предложил Эдмунд.

– Ты что? Ты в своем уме? – всполошилась Мейбл. – Это чтобы я в мои‑то годы осталась вдовой? Ты не посмеешь так рисковать, Эдмунд Болтон!

Все засмеялись, но Эдмунду было не до смеха.

– Нет, старуха! Не кто иной, как я, должен найти племянника и наплести ему про это золото. Я скажу, что слышал это от моего соседа, лорда Клевенз‑Карна, и поспешил рассказать ему об этаком богатстве в надежде на то, что он обеспечит себе безбедную жизнь и оставит в покое Фрайарсгейт и Филиппу Мередит. Дескать, с такими деньгами он сможет начать новую жизнь где угодно. Как‑никак я его родной дядя, самый близкий родственник. Он знает, как я люблю Фрайарсгейт и всех вас. Он поверит мне, потому что знает, что я никогда не солгу, если речь идет о благополучии Фрайарсгейта и тех, кто мне дорог.

– А ведь он прав, – согласился Том.

– Да, и отважен, – заметил лорд Клевенз‑Карн. – Возьми с собой вооруженную охрану, Эдмунд. Просто на всякий случай, чтобы твоему племяннику не пришла в голову какая‑нибудь глупость.

– А откуда, скажите на милость, вы возьмете столько золота? – важным тоном спросила Мейбл. – И как вы уговорите монахов участвовать в таком обмане?

– Мейбл, ты забыла, что этот монастырь давно опустел. Но ни лорду Дакру, ни Генри‑младшему об этом не известно, – ответил священник. – Мы переоденем в монашеские рясы людей лорда Клевенз‑Карна, чтобы любой лазутчик поверил, будто монастырь обитаем. Два монаха будут сопровождать повозку от монастыря. При первых признаках тревоги они бросят свой груз и скроются в лесу. Никто не станет за ними гнаться, ведь разбойникам нужно золото, а не два трусливых монаха.

– Но ты так и не сказал, откуда мы возьмем золото? – не унималась Мейбл.

– Когда мы обжигали кирпич для новой печки, у нас осталось много лишнего. Эти кирпичи можно обмотать тряпкой и перевязать бечевкой. И если навалить их в повозку, то они будут выглядеть в точности как золотые слитки, – ответил Эдмунд.

Все следует сделать в строжайшем секрете, если мы хотим добиться результата, – заметил Логан. – Завтра уточним детали нашего плана.

– А что подумает лорд Дакр, когда вместо золота обнаружит кирпичи? – спросила Розамунда.

– Он наверняка полетит в монастырь, горя жаждой мести, и, обнаружив, что там давно никто не живет, поймет, что его обвели вокруг пальца. Полагаю, он решит, что здесь действительно когда‑то прятали золото, но его успели вывезти, а англичане остались с носом, – ответил Том. Он встал, потянулся и громко зевнул. – Ох, по‑моему, мне давно пора спать. – Он наклонился и поцеловал Розамунду в лоб. – Доброй ночи и приятных снов, кузина.

Распрощавшись со всеми сидевшими за столом, он вышел.

Эдмунд тоже встал, взял за руку жену, пожелал доброй ночи Розамунде и Логану и направился к выходу. Мейбл собралась было возмутиться, но тут вдруг сообразила, почему муж так спешит, и прикусила язык. Эдмунд многозначительно посмотрел на жену.

– Где я буду спать, леди? – спросил лорд Клевенз‑Карн у Розамунды, когда они остались вдвоем.

Розамунде не понравилось, что Логан так торопится с ней расстаться. Уж не встретил ли он другую женщину за то время, пока она была в Англии?

– Посидите со мной немного, милорд, – предложила она, затем встала и наполнила кубок гостя самым дорогим вином из своих подвалов. Неужели после стольких лет преданной любви он готов отказаться от нее ради другой? И это теперь, когда она наконец‑то сочла его достойным кандидатом в мужья? Розамунда подавила в себе вспышку злости и мило улыбнулась Логану: – Для меня это самое любимое время дня, вернее, ночи. Все в доме наконец угомонились, и в мире воцарился полный покой. – Розамунда пригубила вина.

– Уж не пытаешься ли ты соблазнить меня своим вином и сладкими речами? – язвительно спросил Логан.

– Не слишком ли много ты о себе возомнил, Логан? – вспылила Розамунда, демонстрируя свой неукротимый нрав.

– Ничуть, дорогая! – с издевкой ответил Логан. От его внимания не ускользнуло то, как побелели пальцы Розамунды, стискивавшие кубок. – Прикидываешь, стою ли я того, чтобы выплеснуть мне в лицо это дорогое вино? – спросил он.

– Да, – процедила сквозь стиснутые зубы Розамунда. – Прикидываю!

– У меня есть идея получше. Она поможет мне спасти свой дублет, а тебе – сохранить вино. – Логан отставил в сторону свой кубок и встал. – Поднимись, Розамунда, но сперва отдай мне это. – Он взял из рук Розамунды кубок, поставил на стол и помог ей самой подняться. – Отныне и впредь, как только у тебя появится желание разорвать меня на куски, вместо этого ты будешь меня целовать!

– Что?! – удивленно округлила глаза Розамунда, решив, что ослышалась, но Логан в ту же минуту обнял ее и привлек к себе. Его губы прижались к ее губам, и от этого прикосновения у Розамунды подкосились ноги. Однако Логан держал ее крепко в своих объятиях и не позволил упасть. Розамунда почувствовала странное головокружение.

– Целоваться гораздо приятнее, Розамунда, чем ссориться, – заметил Логан. – Неужели тебя никто этому не учил?

– Я никогда и ни с кем не ссорилась так, как с тобой, – с трудом проговорила Розамунда, чувствуя, что близка к обмороку. – Ты самый большой наглец на свете.

– А ты больше не злишься на меня? – дразня ее, спросил Логан.

– Да, – тихо призналась Розамунда. – Похоже, что так.

– Вот видишь? – Логан выпустил ее из своих объятий.

– Значит, теперь тебе придется каждый раз дразнить меня, чтобы поцеловать? – лукаво спросила Розамунда.

– На первых порах – да, – согласился Логан. – Ты слишком упряма и своенравна, милая, и мне нелегко будет открыть тебе глаза на то, что мы созданы друг для друга.

– Открыть мне глаза? – вновь вспылила Розамунда, и ее маленький кулачок со всей силы врезался Логану в плечо. – Слишком упряма и своенравна! Какого черта? Кто дал тебе право критиковать меня, Логан Хепберн? Или ты считаешь себя образцом добродетели? Даже Джинни, упокой Господь ее душу, понимала, что это не так!

Логана распирало от смеха, но он, сумев совладать с собой, снова притянул Розамунду к себе и целовал до тех пор, пока она не перестала сопротивляться.

– Я укрощу тебя, упрямая девчонка, пусть даже на это у меня уйдет вся жизнь! – проговорил он и поцеловал Розамунду снова, и снова, и снова. В конце концов она обмякла и почти повисла у него на руках. – Вот так. Ты снова успокоилась, – удовлетворенным тоном заключил Логан. – А теперь изволь показать мне место для ночлега.

Розамунда отчаянно затрясла головой, стараясь прийти в себя. Она была ошарашена поведением Логана. Он вел себя возмутительно! Позволил себе непростительную наглость! Но – черт побери! – его поцелуи были божественны! Розамунда с некоторым удивлением для себя обнаружила, что в состоянии передвигаться без посторонней помощи, и повела Логана наверх, в комнату для гостей. Подойдя к двери, она открыла ее и шагнула в сторону, пропуская Логана вперед.

– Доброй ночи, милорд, – проговорила Розамунда, дивясь тому, что она снова обрела дар речи.

Логан шагнул через порог и, обернувшись, произнес вкрадчивым голосом:

– Не сегодня, Розамунда, но очень скоро мы разделим с тобой эту постель!

– Я не сказала, что согласна выйти за тебя, – запинаясь ответила Розамунда.

– А я не сказал, что прошу твоей руки, – резонно заметил Логан. – Я всего лишь предположил, что очень скоро мы с тобой будем лежать в этой кровати. Ты и я. Доброй ночи, мадам.

Розамунда отодвинулась, давая возможность Логану закрыть дверь. Ее сердце громко ухало в груди. Она получила хорошее представление о том, что может испытать с этим мужчиной, и вдруг неожиданно подумала о том, когда в последний раз занималась любовью.

– Патрик, – в отчаянии прошептала Розамунда. В эту минуту она со всей ясностью осознала то, с чем упорно отказывалось мириться ее сердце. Предчувствие, возникшее у нее в первый же день знакомства с графом Гленкирком, оказалось верным. Никогда в жизни ей не суждено снова увидеть Патрика Лесли. Она никогда не разлюбит его. Он навсегда останется в самом потаенном уголке ее души, куда нет доступа никому, но жизнь, ее жизнь, продолжалась, и прожить ее без любви Розамунда не могла.

Логан долго стоял, прижимаясь спиной к двери, и старался отдышаться. Губы Розамунды оказались такими сладкими, что он до сих пор ощущал их вкус. А когда ее пышная грудь прижалась к нему, он почувствовал, как мгновенно отвердела его плоть от желания. Откровенные, дерзкие слова, сказанные минуту назад, все еще жгли ему горло. Разум подсказывал ему, что не надо торопить события, но от возбуждения у Логана темнело в глазах. Том дал ему превосходный совет, но он не сможет долго играть в эту игру. Он хотел Розамунду сегодня, сейчас. Он слишком ее любил и хотел, чтобы она стала его женой. Рано или поздно он все равно добьется своего. В эту ночь Логан почти не сомкнул глаз. Впрочем, как и Розамунда.

Ее сны были полны волнующих видений, заставлявших ее метаться и ворочаться в постели. Она проснулась раздраженная, с воспаленными глазами. Однако это не помешало ей с усердием взяться за приготовление ловушки, с помощью которой они собирались раз и навсегда избавить Фрайарсгейт от притязаний ее кузена Генри Болтона. Всю жизнь ей не было покоя от желающих отобрать у нее Фрайарсгейт. Сначала это был младший брат ее отца, а вот теперь – его сын. Кости ее дяди нашли последнее пристанище на семейном кладбище. Но Розамунда понимала, что не сможет жить спокойно до тех пор, пока ее кузен не ляжет рядом со своим отцом.

Она удивилась, когда спустилась в зал и узнала, что Логан уже уехал домой. Слуги доложили ей, что лорд Клевенз‑Карн еще затемно покинул Фрайарсгейт в сопровождении своих людей. В эту минуту в зал вошел Эдмунд.

– Ага, племянница, наконец‑то ты проснулась! – радостно воскликнул он. – Логан оставил для тебя подробные указания. Ты должна начать прямо сегодня, потому как чем скорее мы с этим управимся, тем лучше для Фрайарсгейта. Не хотелось бы, знаешь ли, готовиться к зиме и знать, что нам придется отбиваться не только от четвероногих, но и от двуногих волков!

– Он мог хотя бы попрощаться, – сердито буркнула Розамунда.

– А разве вы не попрощались с ним еще вчера? – невинно захлопал глазами Эдмунд.

Розамунда пригвоздила его к месту разъяренным взглядом:

– Я просто показала ему комнаты для гостей и отправилась спать. Полагала, что застану его здесь, когда спущусь в зал. И он сам поговорит со мной вместо того, чтобы передавать указания через тебя, дядя. – Розамунда почувствовала, как в груди привычно вскипает волна раздражения, и вдруг вспомнила, как разъярилась прошлым вечером и как Логан успокоил этот гнев. Розамунда словно наяву почувствовала горячее прикосновение его губ, и в тот же миг ее гнев улетучился. – Он правильно сделал, что поспешил вернуться. Нам следует быть предельно осторожными. Так что велел мне сделать лорд Клевенз‑Карн?

– Мы должны приготовить поддельное золото и тайком переправить его в монастырь возле Лохмейбена. Главное – чтобы ничего не заметили головорезы твоего кузена. На всякий случай люди Хепберна осмотрят окрестности и все укромные места в горах, где могли бы скрываться его лазутчики, и будут нести постоянный дозор на всех близлежащих холмах. Но нам следует поторопиться, Розамунда, иначе Генри наверняка заподозрит неладное!

– Мы будем вносить кирпичи в дом через заднее крыльцо, через сад, – по‑хозяйски распорядилась Розамунда. – Не все сразу, а по нескольку штук в течение всего дня. Мы не можем быть уверенными, что за нами не следят, а потому не стоит привлекать внимание, заставляя людей целый день шнырять то в дом, то из дома. Остаток кирпичей занесем под покровом ночи.

– Где будем складывать? – спросил Эдмунд.

– Прямо в зале. Здесь же можно будет их завернуть. Они быстро позавтракали, и весь день слуги понемногу приносили кирпичи в зал. Розамунда, Филиппа, Мейбл и кое‑кто из горничных аккуратно заворачивали кирпичи в тряпки и перевязывали бечевкой, чтобы невозможно было увидеть, что спрятано в этих свертках. Кучка кирпичей оставалась не такой уж большой, поскольку готовые свертки с такими же предосторожностями выносили во двор, в просторный амбар. Здесь их грузили на большую крытую повозку, которую собирались доставить на границу с Клевенз‑Карном, а затем перегнать в заброшенный монастырь. Там деревянную крышу с повозки снимут, а кирпичи прикроют парусиной, чтобы под ней можно было различить очертания груза. Однако повозка должна стоять в амбаре у Розамунды до тех пор, пока лорд Клевенз‑Карн не даст сигнал к ее отправке.

Логан вернулся во Фрайарсгейт через несколько дней.

– Два десятка моих людей уже поселились в монастыре, – сообщил он. – Завтра перевезем наш груз через границу, а оттуда к Лохмейбену. Когда я вернусь оттуда, можно будет сообщить лорду Дакру и Генри‑младшему о золоте, которое они могут прибрать к рукам. – Он засмеялся: – Ты отлично придумала эту хитрость с кирпичами! Их и впрямь можно принять за слитки золота!

– Да, мы потрудились на совесть, чтобы невозможно было угадать, что действительно находится в этих тряпках, – ответила, тоже смеясь, Розамунда.

– На то, чтобы найти лорда Дакра, Тому понадобится примерно два дня. Столько же – Эдмунду, чтобы добраться до Генри. Я знаю, где сейчас находится каждый из них. Если они двинутся в путь в одно время, то почти одновременно доберутся до монастыря. А мы успеем убедиться в том, что оба заглотнули наживку.

Через два дня Эдмунд под охраной шести дюжих шотландцев отправился на поиски логова, из которого Генри‑младший совершал свои набеги по обе стороны границы. Разбойник не ожидал увидеть своего родственника, но поздоровался с ним достаточно приветливо. Эдмунд заговорил с племянником, не рискуя слезть с коня.

– Это вовсе не визит вежливости, Генри, – сказал он. Генри было неловко запрокидывать голову, чтобы видеть лицо дяди.

– Спускайся, Эдмунд Болтон, и потолкуем с глазу на глаз! – предложил он. – Войди и выпей вина. Я недавно позаимствовал у одного купца бочонок превосходного пойла! – Генри усмехнулся, чрезвычайно довольный своим остроумием.

Но Эдмунд предпочел остаться в седле.

– Генри, я хочу тебе кое‑что сказать. Оставь в покое Фрайарсгейт и его обитателей и выкинь из головы мысли о том, чтобы жениться на Филиппе Мередит. Она уже обещана в жены второму сыну графа. Этого хотят все ее родные. В награду за твое согласие мы готовы навести тебя на целую кучу золота, которым ты мог бы завладеть. Это не составит большого труда – конечно, в том случае, если ты не побоишься разогнать кучку шотландских монахов. Признайся, что ты вовсе не так привязан к Фрайарсгейту, как твой отец. Может, ты согласишься вместо него получить золото?

– Может, да. А может, нет. Я хочу знать больше, дядя.

– Дай слово, что не станешь больше преследовать маленькую Филиппу! Генри, она еще ребенок, и от нее тебе будет больше хлопот, чем пользы. И ты не сможешь навсегда спрятать ее от матери. Розамунда – женщина с железной волей. Твой отец сам в этом убедился.

– Розамунда должна была стать моей женой! – выпалил Генри. – И Фрайарсгейт унаследовал бы мой сын, а не очередная девка!

Эдмунд окинул племянника презрительным взглядом:

– Да ты посмотри на себя, племянник! Тебе же едва исполнилось семнадцать! А Розамунде двадцать пять лет, и она скорее прикончит тебя собственными руками, чем согласится за тебя выйти! Тебе вовсе не так уж нужен Фрайарсгейт, приятель. Это было мечтой твоего отца, и куда в итоге привела его эта мечта? Тяга к тому, что ему не принадлежит, свела его в могилу, сломала жизнь твоей матери. Правда, она и в девичестве была не подарок, но стала… словом, ты и сам знаешь, кем стала Мейвис. А ты? За тебя уже назначена награда. Рано или поздно тебя поймают и вздернут. – Эдмунд выдержал паузу, давая возможность Генри осмыслить его слова. – Разве что ты одумаешься и начнешь все заново, Генри. Дай слово, что оставишь в покое Болтонов из Фрайарсгейта, и я сделаю тебя богатым. Таким богатым, что ты действительно сможешь начать новую жизнь. Ты ведь не от рождения был разбойником на большой дороге, племянник. Неужели тебе действительно хочется, чтобы однажды твоя мать натолкнулась на виселицу, на которой будешь болтаться ты? Хочешь окончательно разбить ей сердце? А благодаря тому золоту, которое я тебе предлагаю, ты мог бы избавить ее от позора и дать прожить в покое и достатке до конца ее дней!

На какое‑то краткое мгновение лицо Генри просветлело, но уже в следующее мгновение он насторожился и, подозрительно прищурившись, посмотрел на Эдмунда:

– Выкладывай!

– Сперва дай слово, – поставил условие Эдмунд.

– И ты поверишь мне на слово? – Генри‑младший был удивлен и польщен. Наверное, впервые в жизни кто‑то согласился поверить ему на слово. – Что ж, я даю тебе слово, дядя. Если ты расскажешь мне, как добыть это золото, и если я им завладею, то оставлю в покое и Фрайарсгейт, и его обитателей. Я отправлюсь на юг, как сделал предок Тома Болтона. Чем черт не шутит – может, мне тоже улыбнется счастье? – Про себя же Генри подумал, что это вовсе не означает, что в один прекрасный день он не вернется. Впрочем, в одном Эдмунд был прав: он никогда не любил Фрайарсгейт. А от овечьей вони его просто мутило.

В конце концов Эдмунд и Генри‑младший ударили по рукам.

– Это золото спрятано возле самой границы, в монастыре на озере Лохмейбен, – сообщил племяннику Эдмунд. – Я прослышал о его существовании от людей Хепберна. Кузен лорда Клевенз‑Карна, покойный граф Босуэлл, незадолго до войны зарыл это золото по приказу короля Якова. Теперь оно потребовалось для казны маленького короля, и королева отправила солдат, чтобы доставить его в Стерлинг. Есть только одно место, где его можно перехватить. Из монастыря есть только одна дорога. По ней повозка с золотом поедет к Эдинбургскому тракту. Там всего несколько миль. Примерно на середине пути лес подступает к самой дороге, и там можно устроить засаду. Повозку будут охранять всего два монаха. Это сделано нарочно, чтобы не привлекать лишнего внимания, – добавил Эдмунд.

– Что‑то ты больно много знаешь, дядя! – сказал Генри, не скрывая своего недоверия.

– Конечно, много, – согласился Эдмунд. – Для охраны Фрайарсгейта нам пришлось нанять людей из клана Хепбернов. Мы им платим, предоставляем кров и стол. Что бы там ни затеяли наши короли – мы были и остаемся добрыми соседями. Эти шотландцы давно считают нас за своих. Они скучают по семьям и не прочь поболтать с нами вечером за кружкой эля. Конечно, они ужасно гордятся своими связями, ведь это их родич, граф Босуэлл, Патрик Хепберн, удостоился чести выполнить тайное поручение самого короля. Он отвечал за то, чтобы спрятать золото у самой границы. Рано или поздно о нем пронюхает и лорд Дакр. Но пока не похоже, что он что‑то знает. Так что тебе, племянник, и карты в руки – если, конечно, не трусишь.

– Я не трушу! – поспешил заверить дядю Генри. – Тебе известно, когда отправляется повозка?

– Они сказали, что не раньше чем через три дня, но на твоем месте я бы не стал хлопать ушами и заранее отправился в Лохмейбен – караулить в засаде. – С этими словами Эдмунд повернул коня, намереваясь покинуть логово Генри‑младшего.

– Дядя! – остановил его окриком Генри. Эдмунд обернулся:

– Что, племянник?

– Если ты мне наврал, я достану тебя из‑под земли и прикончу! – пообещал Генри, зло сверкнув глазами.

Эдмунд лишь презрительно хохотнул в ответ:

– Ты и правда достойный сын своего отца!

Он пришпорил коня и в сопровождении своих охранников поскакал домой. Там он встретился с Томом, только что вернувшимся после встречи с лордом Дакром.

Мужчины не спеша вошли в зал.

– Ну? – в нетерпении спросила Розамунда, увидев их.

– Когда я покидал логово Генри, твой кузен на прощание пообещал прикончить меня, если я ему соврал. – Эдмунд презрительно хмыкнул. – Он заглотнул наживку, племянница!

Розамунда обернулась к кузену:

– Том?

– Поначалу лорд Дакр никак не хотел верить, что я знаю, о чем говорю, – начал свой рассказ лорд Кембридж. – «Милый мальчик, – сказал я ему, – я бы не понесся сломя голову через полстраны только для того, чтобы позабавить вас новой сказкой. Я получил сведения из весьма надежных источников!» Затем я дал ему понять, что кое‑кто недоволен излишним усердием, проявленным им в набегах на приграничные земли. Ведь я недавно был при дворе и слышал, как король выразил недовольство тем, что своими действиями он подвергает опасности англичан, живущих возле границы. К примеру, мою кузину леди Розамунду Болтон, очень близкую подругу королевы Екатерины. У нее есть обширное поместье Фрайарсгейт, и оно располагается как раз возле границы. Тут я понизил голос, чтобы лорд Дакр проникся важностью моих слов, и сообщил, что дочка леди Фрайарсгейт удостоена чести стать через два года личной фрейлиной ее величества. Если набеги не прекратятся, рано или поздно шотландцы возьмутся за оружие и отправятся в ответный набег. И не дай Бог, если они разорят Фрайарсгейт. А потом я рассказал, что сестра одного из наших охранников замужем за шотландцем. И он проболтался своей жене, что на днях из тайника в монастыре возле Лохмейбена будет извлечена целая куча золота, которое повезут в Эдинбург. Королеве Маргарите потребовались деньги, чтобы укрепить власть своего сына. И если лорд Дакр отнимет у нее эти деньги, то наш дорогой король Генрих будет очень ему благодарен, ведь он не в лучших отношениях со своей сестрой. А без денег она наверняка станет более сговорчивой, не так ли? «Конечно, – добавил я, – если вы, дорогой мальчик, опасаетесь встречи с бандой дезертиров, промышляющих в тех же местах, я пойму вашу осторожность. Но вот поймет ли ее король Генрих?» Все дружно засмеялись, а Розамунда сказала:

– Какой ты коварный обманщик, Том! Значит, Дакр все‑таки тебе поверил?

– Я сообщил ему в точности время и место, милочка, и высказал свое мнение насчет того, что лучше ему поторопиться, чтобы не опоздать. Как и Эдмунд, я оставил поблизости одного из своих людей. Он вернется к нам, как только Дакр и Генри окажутся в окрестностях Лохмейбена и вступят в драку. Между прочим, солдаты лорда Дакра вооружены до зубов.

– Тем хуже для Генри‑младшего, – заметил Эдмунд.

– Возможно, но не исключено, что он все‑таки победит, – добавил Том.

– Нам же больше ничего не остается, как ждать новостей, – заключила Розамунда.

– А где твой настырный шотландец, милочка? – поинтересовался Том.

– Он не мой! – вспылила Розамунда.

– А чей же еще? – ухмыльнулся лорд Кембридж. – Так где же он?

– Он поехал к Лохмейбену, – ответила Розамунда. – Я не поверю, что могу больше не опасаться Генри‑младшего, пока сама не похороню его.

– Черт побери, девочка! – воскликнул Том. – Не хотел бы я оказаться в числе твоих врагов!

– Я вовсе не такая уж жестокая, Том, но мне нужно быть абсолютно уверенной в безопасности Филиппы, – объяснила Розамунда. – А Генри мой кузен. Мой кровный родственник. Его следует похоронить здесь. Это будет все, что он получит от Фрайарсгейта, как и его отец.

Через десять дней отряд шотландцев под предводительством Логана спустился с гор. Один из всадников вел лошадь с привязанным к седлу бездыханным телом. Труп уже начал разлагаться, но Розамунда не сидела без дела и позаботилась о том, чтобы могила и саван были приготовлены заранее. Она бросила последний взгляд на лицо Генри‑младшего. После смерти он выглядел гораздо привлекательнее, чем в жизни, и вовсе не казался опасным. Розамунда собственноручно зашила саван, и слуги опустили в могилу тело ее младшего кузена.

– Вот и все, – сказала Розамунда, когда все снова собрались в зале. – Всю свою жизнь я сражалась то с Генри‑старшим, то с Генри‑младшим. Слава Богу, эта битва закончилась. – Она обвела глазами мужчин, сидевших перед ней. – Спасибо, – поблагодарила она.

– Все прошло по плану? – спросила Мейбл, которой не терпелось узнать подробности.

– Точка в точку, – сказал Логан. – Мне впервые довелось видеть, чтобы план полностью соответствовал действительности. Оба отряда прибыли на место, не зная о присутствии друг друга, и устроили засады по разные стороны от дороги. Все вели себя тихо и решительно. Твой кузен ударил первым. Как только его увидели погонщики, они соскочили с повозки и скрылись в лесу. А потом на Генри‑младшего и его головорезов навалился лорд Дакр. Он принял их за шотландцев и разил без пощады. Из банды твоего кузена ни один не остался в живых. Потом Дакр скинул парусину с повозки и схватил верхний кирпич. Он прикинул его на вес и довольно улыбнулся. Но стоило ему развернуть тряпку и увидеть, что под ней, как он разразился страшными ругательствами и не переставал ругаться все время, пока вместе со своими солдатами потрошил повозку. Они развернули все до единого кирпича. Никогда не слышал такой цветистой и прочувствованной брани, – с ухмылкой заключил Логан.

– А потом? – Мейбл подалась вперед, ловя каждое его слово.

– Они вскочили на лошадей и с места в карьер понеслись к монастырю. Конечно, они обнаружили, что он давно заброшен. Тогда они вернулись на дорогу и с величайшим тщанием обследовали повозку. Я был так близко, что сам слышал, как чертыхается английский милорд. Он решил, что монахи так поспешно бросили свой груз, потому что знали: никакого золота там нет. Но поскольку шотландские мародеры тоже охотились за этим грузом, значит, золото действительно было когда‑то спрятано в монастыре и, вероятно, где‑то по Эдинбургскому тракту катится повозка, груженая золотом, и он мог бы попытаться ее догнать, пока она не окажется в густонаселенных районах, где его банде лучше не появляться. По команде Дакра отряд снялся с места и ринулся вдогонку за воображаемым золотом, прихватив с собой и тех лошадей, что были запряжены в повозку.

– Значит, ты потерял двух лошадей, – заключила Розамунда. – Жаль, конечно, но я тебе их возмещу.

– Не нужно, – ответил Логан. – Мы выкрали их в ту же ночь.

– Все снова рассмеялись. Тем временем слуги подали обед. Никто не возражал против того, чтобы лорд Клевенз‑Карн остался ночевать во Фрайарсгейте.

– А завтра ты привезешь моих дочерей? – спросила Розамунда.

– Если ты, Розамунда Болтон, хочешь получить назад Бэнон и Бесси, – лукаво проговорил Логан, – то тебе придется самой приехать за ними в Клевенз‑Карн.

Розамунда вспыхнула от гнева, но Логан изобразил губами поцелуй, и на миг у нее закружилась голова: она вспомнила, как Логан недавно целовал ее. К всеобщему удивлению, Розамунда промолчала, хотя отлично видела, что Хепберн угадал ее мысли и вот‑вот расхохочется. Ну уж нет, она не позволит ему снова застать себя врасплох! Розамунда улыбнулась ослепительной улыбкой и отсалютовала ему кубком. Логан хмыкнул и поставил кубок на стол.

После обеда Эдмунд с Томом затеяли партию в шахматы. Мейбл пристроилась у камина и мирно подремывала. Под столом развалились собаки, а единственная в доме кошка спала на коленях у Филиппы.

– Мама, мне больше действительно ничто не грозит? – спросила девочка. – И Фрайарсгейту тоже?

– Теперь ты в полной безопасности, доченька, – ответила Розамунда. – Однажды ты унаследуешь Фрайарсгейт, и твои дети после тебя. Когда я уйду, в мире больше не останется Болтонов. Значит, никто не посмеет посягнуть на эту землю.

Розамунда обняла Филиппу, и та положила голову ей на плечо и восхищенно сказала:

– По‑моему, я никогда не стану такой храброй, как ты, мама.

– Я сделала все, что в моих силах, чтобы ваше детство не было омрачено так, как мое, – ответила дочери Розамунда. – Но и тебе, детка, досталось немало трудностей. Я знаю, как тяжело ты переживала потерю отца.

– Но если ты снова выйдешь замуж, мама, у нас будет новый отец.

– Посмотрим, – пробормотала Розамунда, не заметив, как болезненно скривился Том.

– Мама, а когда мои сестры вернутся домой?

– Скоро. А теперь тебе пора спать.

Филиппа сделала реверанс и вышла из зала. Вскоре отправились на покой и Мейбл с Эдмундом. Том прихватил с собой кубок вина и тоже почел за благо удалиться.

– Идемте, милорд, – сказала Розамунда, обращаясь к Логану, и поднялась с того места, где сидела вместе с Филиппой. – Вы наверняка помните дорогу, но я все равно вас провожу.

Розамунда поднялась в комнату для гостей и вошла в нее. Неожиданно дверь захлопнулась.

– Милорд! – воскликнула Розамунда, но тут Логан накрыл ее губы жадным поцелуем.

– Сегодня, мадам, мы познаем друг друга так, как следовало сделать это еще много лет назад. Иначе мы и не заметим, как состаримся для этих игр, – произнес он страстным шепотом после того, как их губы разомкнулись.

– Я не сказала, что выйду за тебя! – пролепетала Розамунда, едва дыша.

– А я и не просил твоей руки. Я просто сказал, что нам пора познать друг друга.

– Ты хочешь заняться со мной любовью.

– Вот именно.

– Логан… Ох, Логан, я не знаю, смогу ли когда‑нибудь полюбить тебя так, как ты любишь меня!

– Значит, ты наконец‑то прозрела и поняла, что я тебя люблю! Неплохо для начала!

Логан покрыл поцелуями лицо и шею Розамунды, затем поднял голову и посмотрел ей в глаза. Розамунде показалось, что его взгляд проник ей в самую душу. Его большая рука бережно гладила ее по щеке.

– Ты никогда не полюбишь меня так, как любила Патрика Лесли, Розамунда, но ты все равно меня полюбишь. Я тебе обещаю.

По щекам Розамунды катились слезы, и Логан медленно собирал их губами. А потом осторожно повернул ее спиной к себе и расшнуровал платье. Его горячие губы ласково прижались к ее шее. Розамунда вздохнула, чувствуя странную легкость во всем теле. Логан снял с нее лиф и положил на кресло. Затем распустил шнурок на талии и поднял над мягкой кучкой бархата, в которую превратилась ее юбка, упавшая на пол.

– Ты проворнее иной камеристки, Логан Хепберн, – заметила Розамунда, становясь смелее с каждой секундой. Она повернулась к Логану лицом и расстегнула его дублет.

– Верно. – Он усадил Розамунду на кровать и встал на колени, чтобы снять с нее чулки и башмаки.

– Я еще не раздела тебя, – напомнила Розамунда.

– У меня все равно выйдет быстрее. Почему‑то мне кажется, что сегодня это просто необходимо.

Логан развязал подвязки и снял с себя башмаки и чулки, затем поднялся и снял штаны. Делая уступку ее стыдливости, он оставил на Розамунде нижнюю сорочку, тогда как сам предстал перед нею совершенно нагим.

– А ты большой мужчина, – заметила Розамунда, окинув его взглядом.

– Таков уж я есть. – Только теперь он распустил ворот на ее сорочке и обнажил пышную грудь. – Мадам, вы прекрасны! – От восторга Логан замер на несколько секунд, боясь прикоснуться к Розамунде.

– Хочешь, я сниму сорочку? – предложила она. Не в силах оставаться равнодушной под взглядом его синих‑синих глаз, Розамунда провела рукой по его темным спутанным волосам.

– Нет, – ответил Логан. – Я хочу медленно наслаждаться твоей красотой, Розамунда. Я не спешу получить все и сразу. – Он наклонился и поцеловал сосок.

Розамунда содрогнулась от удовольствия. Прошло почти два года с тех пор, как она делила ложе с мужчиной.

– Это было приятно, – сказала Розамунда.

– Хорошо. Я должен узнать, как сделать приятно тебе, а потом ты научишься делать приятное мне, Розамунда.

– А вдруг мы обнаружим, что не подходим друг другу?

– Ну что ж, тогда мы разойдемся в разные стороны, – просто ответил Логан.

– Что?! – вскричала Розамунда. – Ты соблазнишь меня, а потом бросишь? Ах ты, шотландский выскочка! – Она оттолкнула Логана от себя.

– Мадам, это не я, а ты поставила под сомнение нашу взаимную страсть! – возмутился он.

Розамунда села на кровать. Что она натворила?! Кубарем скатившись на пол, она сгребла в охапку свою одежду.

– Ты никогда не получишь меня, чудовище!

– Ошибаешься, дорогая. – Логан в два шага настиг Розамунду и, сняв сорочку, так крепко прижал к себе, что ее груди расплющились о его твердую, поросшую волосами грудь. Ее живот прижался к его животу.

– Будь ты проклят, Логан! Ты посмеешь взять меня силой? – выкрикнула Розамунда. Черт побери! Никогда она не чувствовала себя такой беззащитной! Логан взял в ладони ее лицо и поцеловал так, что у нее потемнело в глазах. Она хотела его не меньше, чем он ее.

– Если ты действительно хочешь уйти, – неожиданно проговорил Логан, отпуская Розамунду, – то проваливай ко всем чертям! Но если ты останешься, мы будем обладать друг другом! – Он не сводил с Розамунды своих синих‑синих глаз.

– Я не знаю, – прошептала Розамунда.

– Неправда, знаешь! – рявкнул Логан.

– Ты действительно любишь меня, Логан Хепберн?

– Столько, сколько помню себя, Розамунда Болтон! Всю свою жизнь! И буду любить тебя всегда! – тихо, но твердо ответил Логан.

– Господи, не дай мне сделать глупость!

– Об этом мы успеем поговорить утром.

В следующее мгновение Розамунда вновь оказалась в кольце его сильных рук. Они вернулись в постель и неспешно стали ласкать друг друга, пока наконец Логан не овладел ею так осторожно, как будто имел дело с девственницей. Медленно‑медленно он заполнял собой ее горячее молодое тело. Логан сдерживался изо всех сил и начал двигаться так же медленно и осторожно, пока сам не заметил, как его рывки сделались частыми и сильными, приближая их обоих к пику блаженства. После этого они долго лежали неподвижно, не размыкая объятий.

А потом Логан сообщил Розамунде, что завтра они поедут в Клевенз‑Карн и поженятся.

– Конечно, в том случае, дорогая, если ты тоже этого хочешь, – с улыбкой добавил он. От этой улыбки у Розамунды внутри все таяло.

– Но я не могу постоянно жить в Клевенз‑Карне, – сказала она. – Потому что я леди Фрайарсгейт.

– А я не могу постоянно жить во Фрайарсгейте. Потому что я лорд Клевенз‑Карн.

– Значит, нам придется жить так, как живут аристократы, переезжая из поместья в поместье.

– А если наши страны не прекратят войну?

– Тогда тебе придется сидеть по одну сторону границы, а мне по другую! – шутя заключила Розамунда.

– Конечно, если мы не станем ввязываться в политику и позабудем об остальном мире за пределами Клевенз‑Карна и Фрайарсгейта, то нас ничто не сможет разлучить.

– Какой ты умница! Кажется, я все‑таки выйду за тебя, Логан Хепберн!

– А там сама не заметишь, как полюбишь? – с надеждой в голосе спросил лорд Клевенз‑Карн.

– По‑моему, какая‑то часть моей души всегда любила тебя, Логан, – призналась Розамунда. – Но ты можешь не сомневаться в том, что я буду хорошей женой тебе и заботливой матерью твоему сыну.

– А я буду хорошим отцом твоим дочкам. Я помню их отца. Он был достойным человеком. Я буду не хуже его.

– А если у нас родятся дети, Логан?

– Они будут наследниками Клевенз‑Карна.

– Значит, мы обо всем договорились, милорд. Но если тебе действительно хочется иметь детей, придется постараться изо всех сил! – игриво добавила Розамунда.

– Я уже неплохо постарался, миледи. Но пока ты этого не знаешь, ничто не помешает нам заниматься любовью каждую ночь!

Розамунда рассмеялась. Ее сердце пело от счастья. Да‑да! Она снова была счастлива и нисколько не сомневалась, что с Логаном Хепберном будет счастлива до конца своих дней – что бы с ними ни случилось.

Эпилог

Они поженились не на следующий день, а через месяц, восемнадцатого октября, в День святого Луки. Обряд справили не в Клевенз‑Карне и не во Фрайарсгейте, а прямо в горах, на том месте, где должна была проходить граница между Англией и Шотландией. Невеста стояла на английской земле, жених – на шотландской. Оба довольно улыбались, протянув навстречу друг другу руки. Небо над ними поражало своей синевой. Горы оделись в рыжий с золотом осенний наряд, но ветра не было.

Скромную церемонию провел приор Ричард Болтон с помощью отца Маты. Приглашенными гостями были Мейбл, Эдмунд и Том Болтон, Филиппа, Бэнон и Бесси Мередит, а также маленький Джон Хепберн. Когда обряд подошел к концу, лорд Клевенз‑Карн усадил невесту на коня и пригласил всех к себе в замок на праздничный обед. Там, в большом зале, на исходе дня слуги Логана Хепберна провозгласили тост за счастье молодых. Весело пели волынки, и вскоре начались танцы. Джон Хепберн почти весь вечер не сходил с рук своей мачехи. Она время от времени гладила его по пушистым детским волосенкам и пыталась угадать, будут ли такие же темные волосы у того ребенка, которого она носит под сердцем.

Через восемь месяцев Александр Хепберн с громким криком появился на свет, к полному удовольствию его трех любящих сводных сестер и брата. Отец Мата крестил его во Фрайарсгейтской церкви. Крестными отцами были Том и Эдмунд, а Мейбл – крестной матерью. Филиппа Мередит наблюдала за обрядом, думая о том, что в последний раз присутствует на церемонии крещения. Через десять месяцев ей предстояло вернуться ко двору, чтобы стать фрейлиной королевы. Через десять месяцев она снова увидит свою подругу Сесилию Фицхью. Ей уже исполнится двенадцать лет. Вполне подходящий возраст, чтобы к ней относились как к невесте. Ее женихом мог стать Джайлз Фицхью или какой‑то другой юноша, о существовании которого она пока не знала. С которым ей только предстояло познакомиться и в которого ей предстояло безумно влюбиться. Так, как ее мать когда‑то влюбилась в Патрика Лесли.

– Жду не дождусь! – тихо проговорила Филиппа. – Жду не дождусь! – Она улыбнулась и стала мечтать о чудесной жизни при дворе.

[1]Хэл – уменьшительное от имени Генрих. – Здесь и далее примеч. пер.

[2]Дублет – род камзола (фасон мужской одежды эпохи Возрождения).

Поиск по сайту: