Глава 11. В самом конце октября во Фрайарсгейте остановился бродячий торговец, спешивший до зимы вернуться в Англию

В самом конце октября во Фрайарсгейте остановился бродячий торговец, спешивший до зимы вернуться в Англию. Предыдущую ночь он провел под кровом Клевенз‑Карна. Собравшимся в зале домочадцам Розамунды он рассказал о том, что еще в начале месяца Джинни благополучно разродилась здоровым мальчиком. Лорд не нахвалится своей женой и готов хвастаться наследником перед всеми, кто попадает в Клевенз‑Карн.

– Быстро же он обзавелся наследником, – сухо заметила Розамунда. – Ребенка зачали прямо в брачную ночь или вскоре после этого.

– И это мог бы быть твой сын, – буркнула себе под нос Мейбл. Розамунда обожгла ее сердитым взглядом:

– Я не имела ни малейшего желания выходить за лорда Клевенз‑Карна, и ты отлично это знаешь. Мы с Патриком поженимся на будущий год, если его сын не станет возражать. Вот чего я хочу. И этого хочет он.

– А если его сын не обрадуется тому, что отец снова собрался жениться? Что тогда? – не унималась Мейбл.

– Тогда все останется так, как было, – резко произнесла Розамунда. – Адам Лесли может изъявить желание познакомиться со мною прежде, чем даст благословение на этот брак. И в этом случае я прекрасно его пойму.

– Еще один старый муж! – со вздохом проворчала себе под нос Мейбл. – Ну никак я не пойму, почему ты предпочла Логану Хепберну Патрика Лесли! – добавила она уже громче.

– Ну как я могу объяснить тебе то, чего сама не понимаю? – нервно рассмеялась Розамунда. – Я просто не люблю Логана. А когда встретила Патрика, с первой же минуты поняла, что это моя судьба.

– Не судьба, а судьбина, – ворчливо уточнила Мейбл.

– Но зато я сама себе ее выбрала, – твердо заявила Розамунда. – И впредь никто и никогда не станет больше говорить мне, что делать и за кого выходить замуж. Эти дни миновали.

– Вот уж не думала, что мне доведется услышать от тебя такие крамольные речи! – отвечала Мейбл. – И как тебе хватает совести позабыть о своих обязанностях перед семьей?

– Мейбл, у меня и в мыслях не было отказываться от моих обязанностей. И я по‑прежнему готова исполнить свой долг перед Фрайарсгейтом и семьей. Но почему при этом я обязательно должна оставаться несчастной?

– Да кто же говорит, что ты должна быть несчастной? – тяжело вздохнула Мейбл. – Просто мне непонятно, почему ты не могла бы быть счастливой с лордом Клевенз‑Карном!

– Ну, не могла бы – и все, – резко ответила Розамунда, чувствуя, что теряет терпение. – И вдобавок он уже женился на хорошей девушке, которая родила ему долгожданного сына и наследника!

Мейбл открыла было рот, намереваясь спорить дальше, но Эдмунд предупреждающе похлопал ее по плечу. Мейбл снова шумно вздохнула, напустив на себя обиженный вид, но промолчала.

– А дядя Патрик скоро к нам вернется? – спросила у матери Филиппа.

Розамунда медленно покачала головой:

– Мы увидим его не раньше будущей весны.

– Хоть бы он вернулся! – захныкала Бесси, и по ее румяным щечкам покатились крупные прозрачные слезинки.

– Я тоже скучаю без него, детка, – стала утешать дочь Розамунда, – но нам придется пережить целую зиму, прежде чем к нам снова приедет граф Гленкирк.

– А я хочу, чтобы вернулся дядя Том, – заявила Бэнон. – Мама, когда он приедет?

– Ну, обычно ваш дядя Том старался не опаздывать к Рождеству, – с улыбкой сказала Розамунда. – И я уверена, что он привезет вам целую кучу замечательных подарков. Он скоро станет нашим соседом. Представляете, как нам будет весело?

Девочки дружно согласились, что о таком соседе, как дядя Том, можно только мечтать.

– А что будет с твоим дядей Генри, когда дядя Том станет жить в его доме? – спросила у матери Филиппа.

– Этот дом больше не будет принадлежать Генри Болтону, – объяснила дочери Розамунда, дивясь про себя, когда Филиппа могла видеть этого человека. Она сама не встречалась с дядей Генри уже много лет, и если при этом присутствовала Филиппа, она должна была быть тогда совсем крошкой. Неужели она умудрилась запомнить их встречу? – А кто рассказал тебе о моем дяде Генри? – поинтересовалась Розамунда.

– Я, – отвечал за Филиппу Эдмунд. – Она наследница Фрайарсгейта, и для нее важно знать всю историю семьи, дорогая племянница. И лучше, чтобы она услышала все от меня. Думаю, я более беспристрастен.

– Хотела бы я знать почему, – с досадой проговорила Розамунда. – Ведь за всю свою жизнь ты не видел от него ничего хорошего!

– Но даже несмотря на то что я появился на свет вне брака, – возразил Эдмунд, – Генри не мог отмахнуться от того факта, что я старший брат и что наш отец любил меня не меньше, чем Ричарда, Гая и самого Генри. А он был младшим и считал необходимым все время доказывать нам, что не хуже, а лучше нас. Это стремление выделиться развилось в дурацкое чувство собственного превосходства, как только он подрос и понял, что мы с Ричардом незаконные сыновья в отличие от них с Гаем. А отец как будто ничего не замечал и по‑прежнему не оказывал никому из нас предпочтения. Это выводило Генри из себя, Розамунда. Всю свою жизнь он корчил из себя бог знает кого и отравлял существование окружающим только потому, что был законным сыном. И к чему это привело? Ни спесью, ни самодурством не завоюешь счастья и любви. У него родились двое сыновей. Один умер во младенчестве, а второй стал грабителем и вором. У него была вторая жена, готовая спать с кем угодно и наградившая его целым выводком детей, от которых твой дядя не посмел отказаться, чтобы не прослыть дураком. И все равно все об этом знали. Это не принесло ему ничего, кроме твоей ненависти. А теперь он пал совсем низко. И только доброта и щедрость Томаса Болтона дают ему надежду в мире кончить свои дни.

– Хотя он и этого не заслужил! – с горечью добавила Розамунда.

– Да, не заслужил, – согласился Эдмунд. – Однако твой кузен Том сдержит слово. Он настоящий христианин, Розамунда, что бы о нем ни говорили. И ты, племянница, тоже нашла наконец‑то свое счастье. Так найди в своем сердце немного щедрости и прости Генри Болтона. Я тоже простил его, а Ричард сделал это давным‑давно.

Розамунда на минуту задумалась, а затем сказала:

– Если Том успеет вернуться к Рождеству и сможет провести с нами все праздники, не исключено, что я приглашу к нам и дядю Генри.

– Вот дура‑то, прости Господи! – невольно вырвалось у прямодушной Мейбл.

– Он не более чем беззубый пес, жена! – попытался вставить свое Эдмунд.

– Даже беззубый пес может оказаться опасен, коли он бешеный! – сердито огрызнулась нянька.

– Хорошо, я не буду его приглашать, если тебя это так тревожит! – попыталась успокоить Мейбл Розамунда.

Ну уж нет! – возразила та. – Не хватало еще, чтобы я помешала тебе помириться со старым дьяволом, коли ты сама этого хочешь. В конце концов, ему и правда недолго осталось.

В начале декабря во Фрайарсгейт приехал посыльный из Гленкирка и привез от лорда Лесли письмо. Его оставили ночевать и накормили горячим ужином. Вместе с посыльным вернулся Дермид – как раз вовремя, к рождению своего сына. Розамунда села и стала с жадностью читать письмо от Патрика. Она собиралась отправить ему ответ с посыльным из Гленкирка. Граф писал, что по пути домой с ним не случилось ничего интересного. Сын отлично справился с хозяйством во время его отсутствия. Сам он уже успел переговорить с Адамом по поводу их свадьбы, но невестка Анна пока ничего не знает.

Адам не возражает против того, чтобы отец женился во второй раз, тем более что этот брак не будет чреват появлением потомства и новых наследников, и собирается поехать весной в Эдинбург вместе с отцом, чтобы познакомиться с Розамундой. Патрик писал, что из‑за зимы вряд ли сможет связаться с Розамундой еще раз, а потому заранее назначает ей встречу в Эдинбурге на первое апреля, на постоялом дворе под названием «Единорог и корона». Они отправятся на аудиенцию к его величеству, чтобы попросить его благословения на брак и разрешения обвенчаться в соборе Святого Андрея, где правит службу архиепископ Александр Стюарт. Они вернутся во Фрайарсгейт, тогда как Адам Лесли отправится на север с известием о свадьбе своего отца. А осенью Патрик с Розамундой переберутся в Гленкирк, чтобы провести там зиму. Граф писал еще, что очень сильно любит Розамунду и скучает по ней, что без нее ночи кажутся бесконечными, а дни серыми и безрадостными, что ему так хочется услышать любимый голос и смех. И он мечтает лишь об одном: снова держать в объятиях свою Розамунду. «Я никогда не полюблю никого так, как люблю тебя, душа моя», – заканчивалось письмо Патрика.

Когда Розамунда прочла его, на ее глазах выступили слезы радости.

– Тебе приходилось бывать в самом замке? – спросила она у посыльного.

– Да, миледи, – ответил тот.

– И там уже висит большой портрет графа?

– Его доставили летом, когда его сиятельства не было дома. Леди Анна очень удивилась и не велела его вешать, покуда не вернулся сам хозяин. Это красивая картина. Граф на ней совсем как живой, миледи. Все, кто видел портрет, так и говорят.

Розамунда кивнула и сказала:

– Вот этот мой портрет нарисовал тот же художник.

– Да, они похожи, – ответил посыльный.

– Я хочу отправить тебя назад с письмом для графа, – сообщила Розамунда.

– Спасибо, миледи. – Посыльный поклонился, и слуга повел его в людскую, чтобы там разместить на ночлег.

– Я должна быть в Эдинбурге первого апреля, – сообщила Розамунда своим близким.

– Ох, мама, ну зачем тебе снова от нас уезжать? – возразила Филиппа.

– Хочешь, поедем вместе? – предложила Розамунда.

– С тобой?! – восторженно взвизгнула Филиппа. – Ты возьмешь меня с собой в Эдинбург? Ох, мамочка! Конечно, я очень хочу с тобой поехать! Я же еще никогда в жизни никуда не ездила!

– И я тоже поехала ко двору короля Генриха, только когда мне исполнилось тринадцать лет, – строго заметила Розамунда.

– Мама, а ты представишь меня королю Якову? И королеве Маргарите? Мы ведь едем ко двору? – Филиппа желала знать все немедленно.

– Да, – с улыбкой пообещала Розамунда. – Мы даже могли бы отпраздновать там твой день рождения. Ты ведь не будешь против, Филиппа?

Девочка просияла от счастья.

– Балуешь ты ее! – проворчала Мейбл. – Смотри, как бы потом не пожалеть!

– Дети на то и дети, чтобы их баловали! Господь свидетель, ты сама баловала меня не меньше, хотя теперь предпочла об этом забыть! – ласково пожурила Розамунда старую няньку.

– Я всего лишь старалась защитить тебя от Генри Болтона, пока ты была совсем маленькой, – упрямо возразила Мейбл. – А уж когда ты выскочила замуж за Хью Кэбота, он сам стал баловать тебя на славу, прими Господь его бессмертную душу!

– Да‑да, благослови Господь и Хью Кэбота, и Оуэна Мередита, – задумчиво проговорила Розамунда.

На следующее утро посыльный лорда Лесли отправился в обратный путь в Гленкирк с письмом для своего хозяина. Послание Розамунды было не менее пространным, чем письмо графа. Леди Фрайарсгейт подробно описывала любимому свое тоскливое одиночество, рассказывала о дочерях и о своем хозяйстве, о том, как они готовятся к зиме и с нетерпением ждут возвращения кузена Тома. Она сообщила также, что лорд Клевенз‑Карн наконец‑то обзавелся наследником. В последних строках Розамунда снова писала Патрику о своей неувядающей любви и о том, что ждет не дождется весны, когда они встретятся вновь. Еще она сообщала, что возьмет с собой в Эдинбург Филиппу. Тогда и его сын, и ее старшая дочь станут свидетелями их венчания. Прежде чем запечатать конверт, Розамунда с лукавой улыбкой капнула на бумагу немного своих любимых духов с ароматом белого вереска.

Двадцать первого декабря, в точности на День святого Томаса, Том вернулся во Фрайарсгейт и привез с собой дядю Генри. Дети с радостным визгом бросились на шею своему обожаемому родственнику, почти не обращая внимания на незнакомого тощего старика. Однако Розамунда была потрясена его видом до глубины души. Генри Болтон и правда стал не похож на себя. От него остались лишь кожа да кости, а на морщинистом лице застыла зловещая печать близкой смерти.

– Добро пожаловать во Фрайарсгейт, дядя, – приветствовала его Розамунда.

– Да неужели? – Под колючим взглядом выцветших глаз Генри Розамунда почувствовала себя крайне неловко, а в его глухом голосе ей послышалось эхо былой спеси. Генри Болтон стоял, тяжело опираясь на толстую резную трость. – Это лорд Кембридж настоял, чтобы я приехал с ним. Он купил у меня Оттерли.

– Том правильно сделал, что привез вас с собой, дядя, – приветливо проговорила Розамунда. – Я слышала, что вы остались совсем один, а на Рождество не полагается сидеть одному, без родных. Я и сама думала послать за вами в Оттерли, как только вернется Том.

Генри состроил кривую мину и важно кивнул:

– Благодарю за приглашение, племянница.

– Входите, дядя, и присядьте у огня, – предложила Розамунда. – Люси, подай мистеру Болтону кружку горячего сидра со специями! – приказала она служанке и проводила гостя к мягкому креслу с высокой спинкой. – Вам пришлось ехать по самому холоду, а перед метелью воздух особенно сырой и промозглый, – заботливо приговаривала она, принимая у служанки кружку с сидром и вкладывая ее в корявую стариковскую руку.

– Спасибо тебе, – буркнул Генри и жадно отпил из кружки ароматного сидра. Обретя некоторую уверенность в себе, он обвел зал внимательным взглядом. – Глянь‑ка, а дочки у тебя на диво здоровые.

– Да, – подтвердила Розамунда.

– Самая рослая – это твоя наследница? – спросил Генри.

– Да, это Филиппа. В апреле ей уже исполнится девять лет, – ответила Розамунда.

Старик снова важно кивнул и умолк. Узловатой рукой он погладил одну из собак, слонявшихся по залу. Любопытная гончая подошла, чтобы обнюхать нового гостя.

Розамунда потихоньку убралась подальше от своего дяди. До сих пор ей казалось, что Мейбл преувеличила, описывая перемены, произошедшие в ее родственнике, но теперь убедилась, что это правда. Вид Генри Болтона вызывал невольную жалость, хотя при случае даже в таком жалком состоянии этот старик мог быть опасен. Розамунде надо быть начеку, чтобы не дать ему возможности испортить им праздник.

Наконец‑то Том получил возможность обнять свою любимую кузину.

– Моя дорогая девочка! – воскликнул он с чувством. – Как я рад увидеть тебя снова и снова оказаться во Фрайарсгейте! Я успел свернуть все свои дела на юге. Мое поместье в Кембридже приобрел молодой джентльмен, лишь недавно получивший рыцарские шпоры, и выложил за него немалую сумму! Теперь я могу назвать Оттерли своим! Я ненадолго задержался, чтобы побывать при дворе. Королева мечтает лишь о том, как бы родить здорового наследника, особенно теперь, когда он есть у шотландцев. Естественно, короля Генриха не очень порадовали вести о благополучных родах его сестры. Он отзывается о ней так, будто она не просто предала его лично, но, что гораздо хуже, предала в его лице всю Англию!

– Как только королева Екатерина родит ему сына, он наверняка изменит свое мнение, – сказала Розамунда. – Ты ведь помнишь, что Хэл еще в детстве терпеть не мог проигрывать.

– Совершенно верно, кузина, – ехидно ухмыльнулся Том. – Но он сам настоял на том, чтобы жениться на испанке, хотя многие советовали ему не делать этого. Они прожили в браке уже немало лет, однако не обзавелись ни наследником, ни хотя бы наследницей. Сначала – мертворожденная девочка, затем маленький Генрих Корнуоллский, скончавшийся в том же году. После этого два года Екатерине так и не удалось забеременеть, тогда как в Шотландии живет‑поживает его зять, у которого ни много ни мало шесть незаконнорожденных детей и в довершение ко всему здоровый наследник престола. Нет‑нет, нашего Генриха никак не назовешь счастливым парнем!

– Значит, нам тем более повезло, что нет необходимости снова появляться при дворе, – заключила Розамунда.

Том согласно кивнул.

– Ну, милая моя, а что слышно про твоего красавца графа? – поинтересовался он.

– Патрик вернулся в Гленкирк, но на первое апреля у нас с ним назначена встреча в Эдинбурге. Мы все‑таки решили пожениться. Весну, лето и часть осени будем проводить во Фрайарсгейте, а зиму – в Гленкирке. Это позволит нам обоим выполнять обязанности перед своими подданными, – объяснила Розамунда. – Патрик порадовался тому, как умело управлял Гленкирком его сын Адам, пока отца не было. Я жду не дождусь этой весны, кузен! И хочу взять с собой Филиппу.

– С нами, дорогая моя. Я больше не потерплю, чтобы кто‑то другой вел тебя к алтарю! – заявил Том с добродушной улыбкой. – А какие новости из Клевенз‑Карна? Оправдала ли леди Джинни возложенные на нее надежды и ожидания? – спросил Том и лукаво подмигнул.

– В начале октября она родила здорового мальчика, – ответила Розамунда. – Мы узнали об этом пару недель назад от торговца, возвращавшегося в Англию.

– Но сам Логан Хепберн связаться с тобою не пытался, – подытожил Том.

– Я и не ждала от Логана ничего подобного, – ответила Розамунда. – Мы расстались с ним совсем не по‑дружески, Том. В ту ночь, когда нам волей‑неволей пришлось просить ночлега у лорда Клевенз‑Карна, он поссорился со мной, а потом напился до бесчувствия. Мы так и не увидели его утром, когда уезжали, и я об этом совсем не жалею.

– Дядя Том! Дядя Том! А что ты нам привез? – наперебой спрашивали дочери Розамунды. Их милые мордашки светились любопытством.

Том подхватил на руки Бэнон и громко чмокнул в розовую щечку. Девчушка весело рассмеялась: значит, дядя по‑прежнему считает ее своей любимицей!

– Для вас, маленькие проказницы, у меня приготовлено по подарку на каждый день Святок! – с расстановкой проговорил Том.

– Но, дядя! До Рождества нужно ждать еще целых четыре дня! – капризно воскликнула Филиппа.

– Знаю, – отвечал Том, весело поблескивая глазами, – а это значит, милые малютки, что вам придется набраться терпения!

– Это нечестно! – возмутилась Бэнон, которой едва исполнилось шесть лет.

– Как вам не стыдно? – приструнила девочек Розамунда. – Неужели мои дочери такие жадные? А ну марш за стол, и чтобы мигом съели весь ужин! Филиппа, а ты останься.

Том опустил Бэнон на пол, но не раньше, чем еще раз со вкусом чмокнул в щечку. Две младшие девочки вприпрыжку побежали из зала, и Том с любовью смотрел им вслед.

– Они успели вырасти за те месяцы, что меня не было, – заметил он.

– Да, – согласилась Розамунда. – Меня ведь тоже не было дома более полугода. И меньше всего мне бы хотелось снова разлучаться с моими девочками.

Том взял ее за руку и отвел к скамейке возле огня. Они сели рядом, чтобы спокойно поговорить о делах. Напротив них Генри Болтон дремал в своем кресле. Гончая развалилась у него в ногах.

– А твой дядя успел обзавестись другом, – заметил Том. – Дай‑то Бог. Других друзей у него не осталось.

– Я понимаю, что должна простить его за то, как он издевался надо мною в детстве, – сказала со вздохом Розамунда. – Его можно только пожалеть. С тех пор как мне исполнилось шесть лет и обо мне стал заботиться Хью Кэбот, я перестала его бояться. Бедный дядя Генри. Устроив мой брак с Хью Кэботом, он сам вырыл себе яму.

– Тем лучше для тебя, – добавил Том.

– Да, – кивнула Розамунда и грустно улыбнулась.

– Итак, дорогая, скоро ты станешь графиней Гленкирк! Граф любит тебя всем сердцем, впрочем, это для тебя не новость, потому что ты сама любишь его не меньше, – заметил Том.

– Это все еще кажется мне странным, – призналась Розамунда, – обрести такую любовь, какую чувствуем друг к другу мы с Патриком. Ох, Том, как мне его не хватает! Господь свидетель, каждый день без него для меня настоящая пытка! Кажется, я так и не дождусь, пока наступит апрель и я стану его женой. Его титул меня совсем не волнует. Главное – я никогда никого не любила так, как люблю Патрика.

– Не могу не отдать вам должное, – медленно проговорил Том, качая головой, – мне тоже никогда не доводилось видеть такого чувства. Я рад, кузина, что ты наконец‑то одумалась и согласилась выйти замуж. Иначе тебе не добиться счастья.

– Но ведь он не вечен, – заметила Розамунда. – И рано или поздно я все равно останусь одна, но меня это нисколько не пугает! У меня в жизни были те месяцы, что мы провели вместе, и те годы, что нам предстоит прожить вместе. Том, ты только представь себе, что мы и познакомились‑то с ним меньше года назад, на прошлое Рождество!

– Как раз тогда, когда бедолага Логан Хепберн собирался устроить свадьбу! – добавил Том.

– Ну почему все, кому не лень, тычут мне в глаза этим Логаном Хепберном?! – возмутилась Розамунда. – Я никогда его не любила и ничего ему не обещала, даже повода не давала для надежды. Год назад я вообще не помышляла о замужестве. Логан нуждался исключительно в здоровой женщине, способной родить ему здорового наследника, что и было доказано его успешным совокуплением с госпожой Джинни!

– Так оно и есть, – подтвердил Том. – Наверное, мы все еще вспоминаем о нем, потому что всем казалось, что рано или поздно вы поженитесь, а ты просто хочешь, чтобы за тобой поухаживали. В один прекрасный день Логану удалось бы смягчить твое сердце, и ты вышла бы за него. Неужели ты совсем ничего не чувствовала к этому парню?

– Поначалу он действительно мне понравился, – призналась Розамунда. – Но мало‑помалу его бесконечные разговоры о наследнике стали меня раздражать. Том, он никогда не хотел меня ради меня самой!

– А по‑моему, ты ошибаешься, – задумчиво проговорил Том. – Но такому деревенскому увальню, как Логан, трудно излагать свои мысли.

– Что было – то было и быльем поросло, – отрезала Розамунда. – Теперь он обзавелся долгожданным сыном, а я нашла настоящую любовь. И мы оба можем быть довольны и счастливы, Том. По крайней мере я.

Генри Болтон, прикидываясь спящим, ловил каждое слово из их беседы. Стало быть, этот проклятый Хепберн с границы все‑таки набрался наглости и сделал Розамунде предложение? Похоже, Генри сделал роковую ошибку, когда много лет назад не пожелал иметь дело с такой швалью, как старый лорд Клевенз‑Карн, искавший невесту для своего старшего сына. Горцы навсегда забрали бы Розамунду из Фрайарсгейта, и имение осталось бы у него в руках. Он мог бы даже откупиться от старого шотландца, предложив ему в качестве приданого за этой девкой золото вместо земли. Он заложил бы землю и взял бы деньги в долг. Но, как сказала его племянница, что было – то было. А теперь этой вертихвостке удалось каким‑то чудом привлечь внимание шотландского графа. Она станет графиней, а ее сопливая дочка унаследует Фрайарсгейт, когда мамаша уберется на север. Ах, если бы только он мог предупредить своего старшенького, Генри! Если бы он мог умыкнуть новую наследницу Фрайарсгейта и окрутить ее со своим сыном, не все было бы потеряно. Надо во что бы то ни стало вернуть сына на путь истинный, иначе не миновать ему виселицы за грабежи и разбой на большой дороге! Что ж, Генри Болтону было над чем подумать.

Розамунда провела Рождество на славу. Святочные поленья весело трещали во всех очагах ее большого дома. Главный зал украсили гирлянды из веток ели и остролиста, дорогие восковые свечи ярко освещали праздничный стол, который накрывали во все дни Святок. Проходившие через Фрайарсгейт бродячие артисты задержались, чтобы развлекать гостеприимных хозяев. Их до отвала угощали печеными яблоками, сладкими коржиками, горячим сидром и вином, жареной говядиной. Простые люди были допущены в главный зал и веселились вместе с хозяевами, а в День святого Стефана Розамунда одарила своих подданных мелкой монетой, отрезами ткани или сладостями. Самым нуждающимся были дарованы права на охоту и рыбную ловлю, чтобы их семьи не голодали зимой. Хозяйка не забыла ни о ком и особенно позаботилась об Энни с Дермидом. Четвертого декабря их семья увеличилась на одного человека, и Розамунда отвела им с сыном обещанную хижину.

Том также сдержал свое слово. На каждый из двенадцати святочных дней он преподносил маленьким дочкам Розамунды по новому подарку. Благодаря тому что подарки почти не отличались друг от друга, у девочек не было повода для зависти. В одно утро это были новые кожаные башмаки, а в другое – новые бархатные платьица. На третье – чудесные перчатки из тонко выделанной кожи, расшитые мелким жемчугом. Золотые цепочки в один день и драгоценные сережки в другой. На шестой день проказницы получили по жемчужному ожерелью, а на седьмой – по целой охапке ярких шелковых лент. На восьмой день девочки красовались в теплых шерстяных накидках, отороченных мягким кроличьим мехом. На девятый им подарили резные деревянные шары и молотки. На десятый – детские седла из красной кожи, на одиннадцатый – блестевшие медью уздечки и сбрую. И наконец, на двенадцатый день Святок дочери Розамунды получили по скакуну для верховой езды. Бесси и Бэнон – белоснежных пони. Лошадка, доставшаяся Бесси, имела черную звездочку на лбу, а у пони Бэнон оказалось одно черное копытце. Филиппе подарили белую кобылку очень маленького роста.

– Ты невероятно щедр к моим девочкам, – сказала Розамунда, искренне тронутая заботой Тома.

– Глупости, – отмахнулся он. – На что тогда нужны деньги, если я не смогу прикупить пару‑тройку безделушек, чтобы порадовать своих любимиц?

– Ну, такие подарки вряд ли можно считать безделушками! – возразила Розамунда.

– Когда ты выйдешь за графа, – напомнил Том, – нам вряд ли удастся снова провести Рождество вместе, особенно если ты всю зиму пробудешь в Шотландии!

– А ты сам приезжай в Гленкирк на Рождество! – тут же предложила Розамунда.

– Что?! – вскричал Том с неподдельным ужасом. – Нет уж, дорогая, благодарю покорно! Может, тебе и придется по вкусу зимовать среди снегов в этой горной норе, но меня увольте от такого счастья! – Тома даже слегка передернуло. – Я и думать о таком не желаю!

– Это не более чем отговорка, чтобы не приезжать, – поддразнила его Розамунда. – Готова поспорить на что угодно, Том, что ты уже прикидываешь, как проведешь следующее Рождество при дворе короля Якова!

– Король Шотландии не знает себе равных по части развлечений! – признался Том с лукавой улыбкой, но тут же снова стал серьезным. – Черт побери, кузина! И как я забыл тебе сказать? Когда я был при дворе короля Генриха, то столкнулся с одним типом, Ричардом Ховардом. Он поинтересовался, не знаком ли я с тобою. И я, конечно, не стал скрывать, что ты моя дорогая возлюбленная кузина!

Розамунда невольно побледнела.

– Он был английским послом в Сан‑Лоренцо, – в испуге проговорила она. – После смерти Оуэна я видела его мельком при дворе, но нас не представили друг другу по всей форме. И он решил, что узнал меня, когда увидел во дворце у герцога в Сан‑Лоренцо. И хотя я точно знала, кто он такой, я не солгала, когда сказала, что мы не знакомы. Том, что он хотел у тебя выспросить? Пожалуйста, вспомни, как все было, я тебя прошу!

– Он спросил, не бывала ли ты прежде при дворе, и я сказал, что бывала. И что не просто бывала, но еще в детстве успела подружиться с королевой, так что она сама пригласила тебя после безвременной кончины твоего мужа. Но он так напирал со своими вопросами, что я больше не пожелал ему отвечать. А почему ты так встревожилась?

– Я бы не хотела, чтобы он упоминал мое имя при короле. Боюсь, Хэл вменит мне в вину то, что я побывала в Сан‑Лоренцо вместе с шотландским графом. Надеюсь, что это до него не дойдет, особенно теперь, когда я собираюсь замуж за Патрика Лесли. Не хватало еще, чтобы у нас на пути встал наш не в меру похотливый король! – пояснила Розамунда. – В Сан‑Лоренцо не случилось ничего важного, что могло бы заинтересовать кого‑то из правителей, в том числе и Генриха Тюдора. Однако я боюсь, что желание выслужиться перед хозяином заставит лорда Ховарда выложить ему все до мелочей.

– Но меня король ни о чем не расспрашивал, – возразил Том. – Тем более что миссия лорда Лесли по‑прежнему остается тайной и у тебя нет причины так волноваться.

– Надеюсь, что ты прав, – задумчиво ответила Розамунда. – Ты же знаешь, какой Хэл ревнивый!

Том постарался перевести разговор на более приятную тему.

– Дорогая девочка, у меня есть для тебя деловое предложение, – произнес он с мягкой улыбкой. – Я не только унаследовал целую кучу денег, но и получаю доходы от вкладов, сделанных когда‑то моим дедом. Этого вполне хватает на жизнь. А ты с самого возвращения твердишь о том, что хотела бы продавать во Франции свою замечательную шерсть. По‑моему, мы могли бы завоевать рынки не только во Франции!

– Но у меня не наберется столько шерсти, Том, – возразила Розамунда.

– Это верно. Но мы могли бы увеличить поголовье овец в ближайшие несколько лет, в то время как будем расширять рынок. Представляешь, как хорошо пойдет твой фрайарсгейтский синий? – продолжал Том. – Девочка моя, как только я восстановлю Оттерли, мне нечем будет заняться! И как еще прикажешь мне развеять скуку? По‑моему, лучше всего было бы приобрести корабль, чтобы самим перевозить шерсть. Как ты считаешь? Пока готовится первая партия сукна, на верфях в Лейте для нас построят новое судно. Даже при самых благоприятных обстоятельствах у нас уйдет не меньше двух лет на подготовку, моя дорогая!

– Построить собственный корабль?.. – Розамунда призадумалась. – Но у меня не хватит на это денег, Том.

– Конечно, у тебя не хватит. Зато они есть у меня, – невозмутимо парировал он. – Мы ведь будем партнерами в этой авантюре, кузина. Я обеспечу судно и денежные вложения. Ты обеспечишь шерсть и рабочие руки.

– И все равно мне кажется, что твой вклад будет гораздо больше моего, – возразила Розамунда. – Даже если я увеличу поголовье овец. Том, ты должен быть старшим партнером.

– Мы будем равными партнерами – и точка, – отрезал Том. – Да ты подумай сама, Розамунда! От меня зависит лишь начальный этап дела, а потом вся ответственность окажется на твоих плечах! К тому же вы с девочками являетесь моими наследницами. Какой смысл дожидаться моей смерти, чтобы начать пользоваться богатством? Тем более что у нас есть отличная возможность сообща создать что‑то грандиозное!

– Это слишком щедрое предложение, – в нерешительности проговорила Розамунда.

– Это мой подарок на двенадцатую ночь, девочка моя! – ответил Том с довольной улыбкой. – В то время как ты боролась за существование, я бесцельно прожигал жизнь. В конце концов мое существование стало казаться мне невыносимо скучным и бесцельным. После смерти сестры у меня не оставалось близких, пока ты не вошла в мою жизнь. И я снова получил возможность развлекаться. Я нашел новую цель. У меня появилась новая семья. И мы вместе создадим наше предприятие, Розамунда. А теперь скорее поблагодари меня и скажи, что согласна.

Розамунда не выдержала и рассмеялась:

– Спасибо тебе, Том! Я согласна. Фрайарсгейтская шерсть действительно намного качественнее всего, что мне довелось увидеть во Франции. И я уверена, что на нее будет большой спрос. Мы завоюем рынок!

– А чтобы сразу установить высокую цену, сначала мы будем выставлять на продажу лишь небольшие партии этой шерсти. – Том лукаво ухмыльнулся: – Черт побери! Во мне снова заговорила купеческая жилка! Представляешь, что было бы с королем и его придворными, доведись им услышать от лорда Кембриджа такие меркантильные речи? – Заметно было, что Том ужасно доволен собой. – Но с другой стороны, я никогда не мог похвастаться чистой голубой кровью! – И он снова ухмыльнулся.

– Мне и самой удивительно, что ты все‑таки решил обосноваться у нас в Камбрии, – сказала Розамунда. – Я помню, как ты впервые оказался здесь и сказал, что горы очень красивые, но в то же время тебе явно не хватает цивилизованного общества. А теперь ты сам перебрался сюда.

– Но тогда я еще не знал, что обрету здесь вторую семью, – оправдывался Том. – И мои прекрасные дома в Лондоне и Гринвиче по‑прежнему ждут хозяина. Мы могли бы иногда останавливаться там, да и девочкам придет пора явиться ко двору. Они ж не могут просидеть всю жизнь здесь, думая, что Фрайарсгейт – это и есть весь мир.

– Когда ты собираешься начать восстановление Оттерли? – спросила Розамунда.

– Дом уже разобран, и место расчищено, но мы не можем начать стройку раньше весны. Пожалуй, я примусь за строительство после твоей свадьбы с графом.

– А как нам быть теперь с дядей Генри?

– Я еще осенью приказал построить для него небольшой, но удобный домик. Он поселился там с госпожой Доджер. Это экономка, которую я нанял специально для него. Двенадцатая ночь на исходе, кузина. И завтра дядя Генри вернется в свое гнездо. Самое время его отсюда удалить. Он слишком быстро освоился во Фрайарсгейте, и я заметил, что он стал задавать слишком много вопросов. Боюсь, что, несмотря на все свои жалобы на одиночество, он все еще поддерживает связь с Генри‑младшим. А мне он как‑то сказал, что не теряет надежды уберечь своего сыночка от дурной жизни, которая приведет к дурному концу. Розамунда кивнула:

– Не хватало еще, чтобы он вообразил, будто мог бы женить своего сыночка на одной из моих дочерей. Лучше я спалю Фрайарсгейт собственными руками, чем допущу подобное.

– Мы позаботимся о том, чтобы его мечты так и остались мечтами, – серьезным тоном проговорил Том.

– И все же я ничего не могу с собой поделать. Мне жаль его, – помолчав, призналась Розамунда. – Хотя в то же время я так и не простила его за то, как он обращался со мной в детстве. Я почти не помню своих родителей, но с того дня, как их не стало и в мою жизнь вошел дядя Генри, это были сплошные несчастья. Только замужем за Хью я смогла почувствовать себя в безопасности. Я бы хотела простить его и быть к нему милосердной, но не могу.

– Ну так и не старайся себя переломить, – посоветовал Том. – Эдмунду с Ричардом легко изображать из себя святых и призывать к милосердию, но ведь это не они в детстве натерпелись от Генри Болтона, а ты. Возможно, со временем обида притупится и ты тоже сумеешь его простить, но сейчас для этого еще рановато.

Розамунда поднесла к губам руку кузена и с чувством поцеловала.

– Ты такой мудрый, Том. И если ты благодарен мне, то я благодарна тебе вдвойне!

На следующий день для Генри приготовили удобный крытый возок, чтобы доставить обратно домой. Он покидал Фрайарсгейт с явной неохотой и напоследок задержался, медленно обведя зал взглядом. Уставившись на Филиппу, старик спросил:

– Стало быть, ей уже девять, племянница?

– Исполнится девять в апреле, – ответила Розамунда. – А что?

– Моему Генри пятнадцать лет. Самый подходящий возраст, чтобы жениться.

– Мой кузен опозорил себя, став вором. Вряд ли это можно считать подходящей партией для наследницы такого поместья, – сухо возразила Розамунда. Она сама проводила Генри до крыльца, и слуга помог ему забраться в возок.

– Это все потому, что у него больше нет крыши над головой и бедное его сердце разбито после того, как их бросила мать. Вот увидишь, племянница, немного удачи – и он снова станет парнем хоть куда! – упрямо бубнил свое Генри.

– Ну что ж, тогда я желаю ему удачи, – ответила Розамунда и добавила: – Но даже думать не смей о том, чтобы женить своего сына на одной из моих дочерей! Мои девочки выйдут замуж за благородных джентльменов. Богатство принесет им титулы.

– И ты готова отдать Фрайарсгейт каким‑то чужакам? – взорвался Генри, не в силах больше таить свою черную злобу и зависть. – Эта земля испокон веков принадлежала Болтонам!

– Пока у Болтонов были сыновья, она принадлежала Болтонам, – пыталась урезонить его Розамунда. – Но у Болтонов больше нет сыновей, дядя!

– Есть мой сын! – рявкнул Генри.

– А ему не видать моей дочери как своих ушей, – резко ответила Розамунда и, похлопав старика по плечу, добавила: – Дядя, я действительно рада, что ты провел у нас Святки. Надеюсь, это пошло тебе на пользу. Ты заметно поправился за эти дни. А теперь в добрый путь, и да поможет тебе Бог.

Розамунда повернулась и поспешила обратно в дом. Она чувствовала, как закипает в груди ярость. Будь проклят и Генри Болтон, и его беспутное отродье! Неужели этот старик никогда не перестанет тянуть лапы к Фрайарсгейту? И Розамунда ответила себе: нет. Он не откажется от Фрайарсгейта, пока не испустит дух.

С гор пришла зима. Вершины вокруг озера белели снежными шапками, а само озеро покрылось льдом. Розамунда, Том и девочки одевались в самые теплые накидки и шапки и часами забавлялись на льду, скользя по его зеркальной поверхности. Второго февраля начался Великий пост, а в середине месяца появились первые ягнята. Пастухи едва успевали следить за окотом. Прошел слух, что в округе появились волки, а для них новорожденные ягнята всегда были легкой добычей.

– Загоняйте их на ночь в овчарни, – приказала пастухам Розамунда. – Я не хочу потерять ни одного ягненка.

– Весной все равно придется покупать овец в Шропшире, как ты и хотела, – заметил Том.

– Да, – кивнула Розамунда, – мне нравятся тамошние овцы, и я обязательно куплю небольшую отару.

Миновал самый короткий месяц в году, и постепенно горы снова начали оживать, с каждым днем все больше покрывались зеленью. От Патрика не было вестей, но ведь он и предупреждал в своем письме, что зимой посыльный вряд ли доберется до Фрайарсгейта через горные перевалы.

Розамунда уже прикинула, что путь от ее поместья до Эдинбурга занимает примерно два дня. О том, чтобы Энни снова отправилась в путь со своей хозяйкой, не могло быть и речи. Ее младшая сестра Люси всю зиму проходила обучение, чтобы временно заменить Энни, а потом остаться в качестве ее помощницы. Энни не скрывала своего разочарования, но всякий раз, стоило ей взглянуть на сына, она понимала, что ей гораздо спокойнее оставаться со своим Гарри, чем ехать в Эдинбург с хозяйкой.

Они не тратили времени даром, всю зиму прилежно занимаясь шитьем, так что теперь у Филиппы было целых два новых платья, чтобы взять с собою в поездку. Девочка как две капли воды походила на мать, только глаза у нее были не янтарного, а серебристо‑голубого цвета, как у ее безвременно погибшего отца. Одно платье Филиппе сшили из бархата неяркого синего оттенка, а другое – из темно‑коричневого. Малышка так радовалась, что не в силах была оставаться неподвижной даже во время примерки. К платьям прилагались новые нижние юбки и капоры. В довершение ко всему фрайарсгейтский башмачник стачал для девочки пару туфелек с квадратными носами и большими пряжками, украшенными самоцветами.

– У меня еще никогда не было таких туфелек! – с восторгом вскричала Филиппа, получив новый подарок.

– Прибереги их для Эдинбурга, – посоветовала Розамунда. – Не стоит бегать в них по здешним тропинкам. Следи за ними хорошенько, и они прослужат тебе очень долго. Конечно, если ты не вырастешь. Постарайся не расти хотя бы до Эдинбурга, милая! – наставляла дочь Розамунда.

Вскоре весна полностью вступила в свои права. Фрайарсгейтское озеро освободилось от ледяного покрова, а отары овец снова стали бродить по зеленым пастбищам. Двадцать восьмого марта, вскоре после полудня, Розамунда со своими немногочисленными спутниками выехала в Эдинбург. Она старательно готовила себя к тому, что придется провести ночь в Клевенз‑Карне, ведь другого приюта по дороге в Шотландию не было. Розамунда заранее отправила посыльного к Логану Хепберну с просьбой предоставить им кров на одну ночь. К вечеру они уже подъехали к замку.

– Выше нос и веди себя прилично, дорогая! – пытался приободрить кузину Том.

Розамунда обожгла его сердитым взором:

– Это ты ему советуй, а не мне!

Том расхохотался. Путников пропустили во внешний двор замка, где члены клана Хепбернов помогли им сойти с лошадей и проводили в главный зал.

Навстречу гостям вышла Джинни.

– Розамунда Болтон, я очень рада снова вас видеть! – приветливо проговорила она и тепло улыбнулась. – Лорд Кембридж. А это что за маленькая красавица? Не иначе как ваша дочь! – Джинни расцеловала Розамунду в обе щеки, а затем подала руку Тому. Тот галантно поклонился и поцеловал ее.

– Моя дорогая леди! У вас просто цветущий вид, и я очень этому рад! – воскликнул он.

– Идемте к огню! – пригласила гостей Джинни. – Весна пришла и к нам на границу, но я уверена, что на горной дороге еще зябко и вы наверняка замерзли.

– Это моя дочь Филиппа Мередит, – представила Розамунда девочку хозяйке Клевенз‑Карна.

– Мадам, – произнесла Филиппа, низко присев в реверансе.

– Ваша старшая? – вежливо поинтересовалась хозяйка.

– Да, – ответила Розамунда. – А как поживает ваш сын? Джинни кивнула на колыбель, стоявшую тут же, у огня.

– Он спит. Такой чудесный малыш! А осенью у него должен родиться братик! – И Джинни с гордостью провела рукой по животу.

– Или сестричка, – добавил Логан, появляясь в зале. – Лорд Кембридж. Мадам. – Он встал у кресла, в котором сидела его жена.

– Нет, Логан, я знаю, что ношу еще одного мальчика, – возразила Джинни.

– Это моя дочь Филиппа, – представила Розамунда Логану свою наследницу.

– А вы успели подрасти с тех пор, как я видел вас в последний раз, госпожа Филиппа! – негромко заметил Логан.

– Милорд, нам больше негде было искать ночлег на пути в Шотландию, – попыталась было объяснить свое вторжение Розамунда.

– Добро пожаловать в Клевенз‑Карн! – перебил ее Логан. – Куда вы едете?

– В Эдинбург, – коротко ответила Розамунда.

– Мама выходит замуж за графа Гленкирка, а я буду у нее свидетельницей! – тут же похвасталась Филиппа. – Мне пошили целых два новых платья и башмаки с настоящими пряжками!

– Как замечательно! – воскликнула Джинни. – И какого цвета ваши платья, госпожа Филиппа? Подумать только: туфли с настоящими пряжками!

– Одно платье синее, а второе коричневое с золотом, мадам, – с охотой отвечала девочка.

– Вам можно только позавидовать! – сказала леди Клевенз‑Карн с ласковой улыбкой и обратилась к Розамунде: – Граф – это тот джентльмен, что сопровождал вас прошлым летом?

– Да, – ответила Розамунда.

– Он показался мне приятным мужчиной. И теперь вы станете графиней, не так ли? – Джинни снова улыбнулась, взглянув на мужа, который выглядел мрачнее тучи.

– Да, это верно, но я выхожу за него не ради титула, – объяснила Розамунда.

– Значит, ты оставишь свой Фрайарсгейт! – резко произнес Логан.

– Нет, не оставлю. Мы с Патриком собираемся проводить часть года в Англии, а часть в Шотландии. Так поступают все, у кого много поместий, и даже сам король. И мои дочери все время будут при мне.

– Я купил у Генри Болтона Оттерли, – вмешался в разговор Том, стараясь увести его в сторону от опасной темы. – Мне пришлось до основания снести старый дом, и теперь я возвожу все заново.

– Чтобы выстроить особняк, в точности похожий на его дома в Лондоне и Гринвиче, – сообщила Розамунда и рассмеялась. – Мой кузен не любит доставлять дополнительные трудности своим слугам. Везде, где бы он ни жил, ему служат одни и те же люди. Всю эту зиму они провели на юге, вдали от хозяина.

– Однако они не сидели без дела! – пытался оправдываться Том.

– И чем же они занимались? – поинтересовалась Джинни.

– У меня слабость ко всякого рода красивым вещам, – пояснил Том. – И это привело к тому, что все приобретенные мною предметы попросту не поместятся в доме в Оттерли. Пришлось составить список того, что я хотел бы забрать с собой, и слуги всю зиму чистили эти вещи и упаковывали, готовя к перевозке.

– Да‑да, понятно, – сказала леди Клевенз‑Карн. За ее спиной неслышно возник слуга и что‑то шепнул на ухо. – Ужин уже готов, – объявила хозяйка замка. – Пойдемте за стол. Леди Розамунда, прошу вас, сядьте по правую руку от моего мужа. Лорд Кембридж, вы сядете по правую руку от меня, а госпожа Филиппа – по левую. – Джинни повела гостей от очага к большому дубовому столу, на котором уже накрывали ужин.

Еда была незатейливой, но приготовленной со знанием дела. На ужин подали жареную форель, жирного каплуна в тесте с яблоками и шалфеем, половину копченого окорока, пышный сладкий пирог с хрустящей корочкой, покрытой глазурью, хлеб, сыр и масло. Ужин запивали крепким темным элем. На десерт подали персики, вымоченные в сладком вине.

– Вы держите прекрасный стол, миледи, – похвалила Розамунда.

Молодая женщина смущенно улыбнулась:

– Меня хорошо обучили. Логан любит вкусно поесть, и его братья тоже.

– Я заметила, что их нет за столом, – вполголоса сказала Розамунда.

– Их жены завидуют моему крепкому и здоровому сыну, и хотя у них уже есть свои дети, теперь, когда я снова забеременела, они стараются вовсю, чтобы не отстать от меня. – Джинни не удержалась и хихикнула. – А еще им пришлось не по нраву то, что я навела порядок в доме. Они слишком ленивы. И при любой возможности стараются показать, что нисколько меня не боятся. Но все же это непростительная грубость – не явиться к столу, чтобы оказать честь нашим гостям, Логан, – добавила Джинни, обращаясь к мужу.

– Однако вы действительно стали хозяйкой в этом доме, и рано или поздно им придется с этим смириться, – заметила Розамунда. – Вам просто необходимо твердо стоять на своем, леди.

– Моя жена не нуждается ни в чьих советах! – заворчал Логан.

– Логан! – воскликнула Джинни, покраснев. – Леди Фрайарсгейт всего лишь хотела поддержать меня дружеским советом, и я не могу не добавить, что это хороший совет. Я не часто завожу речь о грубости и неуважении, которые постоянно приходится терпеть со стороны жен твоих братьев. Но уж если на то пошло, я была бы только рада, если бы они обзавелись собственными домами!

– Джинни, я ничего об этом не знал, – тут же пошел на попятный Логан. – И постараюсь исправить положение, как только смогу.

– Конечно, ты ничего не знал, потому что я не жаловалась. А теперь попроси прощения у леди Фрайарсгейт, – настаивала Джинни.

– Нет‑нет! – поспешила вставить Розамунда. – Я понимаю, что лорд не хотел меня обидеть. Он всего лишь старался защитить свою жену. Это так естественно. Мой Патрик поступил бы точно так же!

– Прошу прощения, мадам, – процедил сквозь зубы Логан и посмотрел Розамунде прямо в глаза.

Она медленно кивнула и поспешила отвести взгляд.

– Мадам, нам нужно выехать как можно раньше утром. Вы не могли бы сразу показать нам, где мы можем переночевать? – попросила она, обращаясь к хозяйке замка.

– Конечно, леди! – Джинни живо вскочила с места. – Прошу, следуйте за мной!

– А я, пожалуй, еще немного посижу в зале! – крикнул вслед удалявшимся женщинам Том.

– Итак, – начал Логан, как только мужчины остались одни, – Розамунда все же выходит замуж за графа.

– Да, – подтвердил Том.

– Он вам нравится? – резко спросил лорд Клевенз‑Карн.

– Да, нравится, – ответил Том. – И он любит кузину всем сердцем. Мне еще ни разу в жизни не доводилось видеть такую страсть между мужчиной и женщиной, Логан Хепберн. И свадьба – самый лучший выход для них обоих.

– Думайте, как вам угодно, милорд, – угрюмо процедил Логан, – а я все равно буду любить Розамунду.

– Знаю, – сдержанно кивнул Том. – Но судьба наградила вас хорошей женой, и, Господь свидетель, она делает для вас все, что может. Двое детей за два года. Чего еще требовать от этой девочки? Она отличная хозяйка и обожает вас. Я никогда не видел, чтобы у вас в зале было так уютно. Успокойтесь наконец. Никому из нас не дано получить от жизни все, что он пожелает.

– И даже вам? – язвительно спросил лорд Клевенз‑Карн.

– Да, и даже мне! – рассмеялся Том. – Ну, разве что почти не дано.

– Вы собираетесь жить в Оттерли постоянно?

– Конечно, собираюсь. Я уже продал дом в Кембридже. Обретя здесь новую семью, я снова почувствовал себя человеком, Логан Хепберн!

– Семья – это очень важно, – подтвердил лорд Клевенз‑Карн, мрачно кивнув. – Когда назначена свадьба?

– Первого апреля мы встречаемся с графом и его сыном на постоялом дворе «Единорог и корона». Розамунда с Патриком надеются, что король даст свое согласие на то, чтобы епископ обвенчал их в своем соборе Святого Андрея. Значит, церемония состоится в апреле. А когда должен родиться ваш второй ребенок?

– В начале осени, – сухо ответил лорд.

– У вас подрастает чудесный малыш, – заметил Том.

– Да, это верно! – впервые за весь вечер улыбнулся Логан. – Он на диво сильный мальчишка, милорд. Может так схватить меня за палец, что того и гляди, как бы не вывихнул! И улыбается всем подряд, что бы ни случилось. Не иначе как пошел в мать. Она такая же добродушная.

– Вам повезло и с женой, и с сыном, – веско заметил Том, а затем поднялся и спросил: – Итак, Логан Хепберн, где прикажете мне приклонить нынче голову?

Хозяин поднялся вслед за гостем.

– Эта комната не очень большая, зато примыкает стеной к очагу. И ночь вы проведете в тепле, милорд.

Логан проводил гостя в его комнату и снова вернулся в свое кресло у очага. Колыбель, в которой спал его сын, оказалась пустой. Наверное, нянька отнесла его сына к матери, чтобы покормить. Логан глубоко вздохнул. И что за чертовщина с ним творится? В стране царит мир. Его землям ничто не угрожает. У него любящая преданная жена, плодовитая, как крольчиха. И он уже имеет законного сына‑наследника. Так почему он не может считать себя довольным жизнью? Увы, Логан слишком хорошо знал ответ на этот вопрос.

Он любил Розамунду Болтон. Любил раньше и будет любить впредь, а на все остальное ему наплевать. Однако эту тайну Логан унесет с собой в могилу. Он не посмеет оскорбить Джинни своей неблагодарностью. Она хорошая девочка и ни в чем не виновата. Виноват он, он один. Логан спрашивал себя, как он мог не понять одного: Розамунде надо было всего лишь признание в любви. Родные совсем заморочили ему голову, и он только и мог, что говорить о наследниках, вместо того чтобы сказать Розамунде о том, что от одного ее вида у него захватывает дух, что он не может спать по ночам, потому что мечтает о ней. А вот теперь она снова собралась замуж, хотя когда‑то сказала ему, что больше никогда ни за кого не выйдет. Что заставило ее передумать? На это мог быть один ответ, и Логан его знал. Розамунда действительно влюбилась в Патрика Лесли, графа Гленкирка. Влюбилась в него настолько, что готова по полгода проводить вдали от своего Фрайарсгейта. Это открытие легло Логану на сердце тяжким грузом. Почему она влюбилась в Патрика Лесли с первого взгляда, а его, Логана Хепберна, так и не смогла полюбить? На этот вопрос у него ответа не было.

Утром, наскоро позавтракав и поблагодарив хозяев за гостеприимство, Розамунда со своими спутниками покинула замок Клевенз‑Карн.

– Дайте нам знать, когда будете возвращаться, и непременно остановитесь у нас! – настаивала Джинни. – Я буду рада снова повидаться с вашим симпатичным графом, миледи!

– Мы непременно вас известим, – пообещала Розамунда. А что ей еще оставалось? Она улыбнулась, помахала рукой и поехала вниз с горы, по дороге на Эдинбург.

– Мне очень понравилась леди Клевенз‑Карн, – призналась Филиппа матери. – Она такая добрая! Она сказала, что, когда мы будем возвращаться, мне позволят подержать ребеночка!

Розамунда улыбнулась наивному восторгу дочери. Для девочки каждый день в этом первом в ее жизни путешествии становился приключением.

– Мне тоже нравится леди Клевенз‑Карн, – сказала Розамунда.

– А ее лорд какой‑то грустный, правда? – продолжала делиться своими впечатлениями Филиппа. – Я ведь его почти не помню. Он что, всегда был такой мрачный?

– Не знаю, что тебе сказать, Филиппа, – уклонилась от прямого ответа Розамунда. – Я и сама с ним едва знакома.

– Ох, скорее бы уже увидеть дядю Патрика, мама! Я так рада, что он станет нашим новым папой. Знаешь, и Бэнон с Бесси тоже ему рады, – продолжала болтать Филиппа.

– Вы уже успели это обсудить между собой? – удивилась Розамунда.

Мы, конечно, еще маленькие, мама, но нас тоже касается, за кого ты выйдешь замуж, – рассудительно заявила Филиппа.

– Достойная дочь своей матери! – буркнул Том, криво усмехнувшись.

– Мама, а мы скоро приедем в Эдинбург? Сегодня уже приедем? – Филиппа в нетерпении поерзала в седле.

– Нет, мы приедем завтра. Сегодня мы заночуем в доме у лорда Грея. Он живет неподалеку от Эдинбурга.

– Что‑то мне не кажется, что Шотландия отличается от Англии, – заметила Филиппа, внимательно оглядывая окрестности. – И я рада, что мы с ними не воюем, мама. Но что, если король Генрих объявит войну королю Якову?

– Лучше давай молиться о том, чтобы этого не случилось, милая, – ответила Розамунда, стараясь не подать виду, что ее кольнуло в сердце при одной мысли о войне. Она заставила себя весело улыбнуться. – Выше нос, Филиппа! Давай лучше поскачем наперегонки вон до той скалы! – И Розамунда ударила пятками по бокам своей кобылы. Филиппа со счастливым хохотом бросилась вслед за ней.

Поиск по сайту: