О РАЗЛИЧНЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ. ПРОИЗВОДИМЫХ НА НАС ПРЕДМЕТАМИ

Бесспорен факт, что различные предметы вызывают в нас различные ощущения. Опыт показывает нам далее, что одни и те же предметы вызывают в нас различные впечатления в зависимости от момента, когда они возде.й-ствуют на нас. И может быть, этой разнице во впечатле­ниях следует главным образом приписать различие и большое неравенство ума, наблюдаемое у людей, вскорм­ленных в одной н той же стране, воспитанных в одних п тех же привычках и нравах, имевших, кроме того, перед глазами почти одни и те же предметы.

У души бывают моменты отдыха и покоя, когда ее по­верхность не колеблется даже легчайшим дуновением страстей. Представляемые нам тогда случаем предметы иногда полностью приковывают к себе паше внимание; мы исследуем на досуге их различные стороны, п впечат­ление, произведенное ими на нашу память, тем более от­четливо н глубоко.

Случайности этого рода обычны, особенно в ранней юности. Ребенок провинился, н в наказание его запирают в его комнате. Он находится в ней одни. Что ему делать? Он замечает на окне горшки с цветами; он срывает цве­ты, он рассматрииает их краски, наблюдает их оттенки; его бездеятельность как бы обостряет у него чувство зре­ния. В этом случае с ребенком происходит то же, что п со слепым. Если обыкновенно у последнего чувство слуха н осязания тоньше, чем у других людей, то это потому, что его не отвлекает, подобно им, воздействие спета на его глаза. Благодаря этому он более внимателен, более углуб­лен в себя и, наконец, он, согласно замечанию Дидро '*, для замены недостающего ему чувства сильнее заинтере­сован в усовершенствовании имеющихся у него чувств.

Впечатление, производимое на нас предметами, зави­сит главным образом от момента воздействия на пас этих предметов. В приведенном выше примере внимание, кото­рое ребенок, так сказать, вынужден уделить единственным находящимся перед его глазами предметам, заставляет его открыть в красках и формах цветов такие тонкие раз­личия, которых не дал бы ему заметить рассеянный взор или поверхностный взгляд. Наказание или иная подобная случайность часто решает вопрос о склонностях молодого

человека — делает из него живописца цветов, сооощает ему сперва некоторое знакомство с их красотой и затем любовь к такого рода картинам. Но каким только случай­ностям подобного рода не подвержено воспитание детства! И как можно вообразить, что оно может быть одинако­вым для двух индивидов? А сколько, кроме того, других причин препятствует тому, чтобы дети получили в школе или в родительском доме одно и то же воспитание!

ГЛАВА V

О ШКОЛЬНОМ ВОСППТАНИП

Думают, что дети получают одно и то же образование, когда они воспитываются в одних и тех же школах. Но в каком возрасте они поступают в них? В 7—8 лет. В этом возрасте их память уже полна представлений, которые, возникнув отчасти под влиянием случая, а отчасти будучи приобретены в родительском доме, зависят от положения, характера, состояния и богатства их родителей. Что же удивительного в том, что дети, вступив в школу с идеями часто столь различными, обнаруживают большее пли меньшее усердие в занятиях, больший пли меньший ин­терес к определенным наукам и уже приобретенные ими ранее идеи, соединяясь с темп, которые им, как и другим, сообщают в школах, сильно изменяют и искажают эти последние. Измененные таким образом идеи, заново со­четаясь друг с другом, должны часто приводить к неожи­данным результатам. Этим объясняется то неравенство умов и то разнообразие вкусов, которые наблюдаются у учеников, воспитывающихся в одной и той же школе ^а.

Можно ли сказать то же самое о домашнем воспита­нии?

ГЛАВА VI

О ДОМАШНЕМ ВОСПИТАНИИ

Воспитание этого рода, несомненно, наиболее едино­образное, наиболее одинаковое. Два брата, воспитываю­щиеся у родителей, имеют одного п того же наставника,

^а Замечу, впрочем, что большей частью своего образования мы обязаны случаю, т. е. тому, чему не учат наставники. Ребенок, знания которого ограничивались бы истинами, которые он узнал от своей гувернантки или от своего воспитателя, п фактами, со­держащимися в немногих книгах, которые прочитывают в школе, был бы, несомненно, самым глупым ребенком в мире.

видят перед глазами почти одни п те же предметы, чи­тают одни и те же книги. По-видимому, только разница в возрасте должна вносить разницу в их воспитание. Можно захотеть окончательно уничтожить ее и предполо­жить для этого, что оба брата близнецы. Но спрашивается: будет ли у них одна п та же кормилица? Скажут: а ка­кое это имеет значение? Неужели можно сомневаться во влиянии характера кормилицы на характер вскармливае­мого ею ребенка? Во всяком случае в Греции в этом не сомневались, в чем можно убедиться по тому, как там це­нили лакедемонскпх кормилиц. Действительно, говорит Плутарх, если спартанец, еще сосущий грудь, не кричит, если он недоступен страху п уже терпеливо переносит боль, то этим он обязан своей кормилице. Поэтому и во Франции, моем отечестве, выбор кормилицы не может быть безразличен, как он не был безразличен в Греции.

Но допустим, что одна и та же кормилица вскормила этих близнецов п воспитала их с одинаковой заботли­востью. Но неужели можно думать, что, когда она пере­даст их родителям, отец п мать будут относиться с со­вершенно одинаковой степенью нежности к обоим детям и что предпочтение, оказываемое незаметно одному из них, не будет иметь никакого влияния на его воспита­ние? Но предположим даже, что отец п мать относятся к ним с одинаковой нежностью. Можно ли сказать то же самое об их домашних? Не будет ли воспитатель отно­ситься к одному из них как к своему любимцу? И долго ли дружба, выказываемая к одному из детей, останется скрытой от другого? Неужели раздражительность или терпеливость учителя, мягкий плп строгий характер его преподавания не оказывают на них никакого действия? Наконец, неужели эти близнецы обладают одинаковым здоровьем?

Пусть оба будут первоначально с одинаковым успехом заниматься искусствами п науками. Но вот один будет за­держан в развитии какой-нибудь болезнью п даст другому слишком обогнать себя, тогда учение опротивеет ему. Если ребенок утрачивает надежду отличиться, если он вынужден признать в какой-нибудь области известное число стоящих выше него лиц, то он теряет в этой обла­сти способность к труду п к живому вниманию. Даже страх наказания тогда бессилен. Этот страх прививает ребенку привычку к вниманию, заставляет его научиться читать п выполнять все то, что ему велят, но он не вну-

2»

шает ему жажды учения, которая одна только обеспечи­вает большие успехи.

Соревнование производит гениев, а желание просла­виться порождает таланты. Умственные успехи у человека можно датировать с того момента, когда в нем пробуж­дается и развивается любовь к славе. Я всегда думал, что наука о воспитании есть, быть может, лишь наука о спо­собах вызывать соревнование. Одно какое-нибудь слово зажигает или гасит его. Иногда достаточно похвалить тщательность, с какой ребенок исследовал какой-нибудь предмет, и его точный рассказ об этом, чтобы пробудить в нем то внимание, которому он окажется обязан впослед­ствии выдающимися качествами своего ума. Таким обра­зом, воспитание, полученное в школе пли в родительском доме, никогда не бывает одинаковым для двух инди­видов.

Перейдем от воспитания, получаемого в детстве, к тому, которое получают в юношеские годы. Не следует считать это исследование излишним. Это второе воспита­ние наиболее важно. У человека имеются тогда другие воспитатели, с которыми полезно познакомиться. Кроме того, в юношеские годы решается судьба наших призва­ний и талантов. Это второе воспитание, наименее едино­образное и наиболее зависящее от случая, в то же время наиболее способно подтвердить истинность моего взгляда.

ГЛАВА VII

Поиск по сайту: