КАКИЕ ПЗ ЛОЖНЫХ РЕЛИГИЙ БЫЛИ НАИМЕНЕЕ ВРЕДНЫ ДЛЯ БЛАГА ОБЩЕСТВА?

Первая, на которую я укажу, — это языческая религия. Но во время своего установления эта мнимая религия бы­ла, собственно говоря, лишь аллегорическим выражением системы природы. Сатурн — это было время, Церера — материя, Юпитер — творческий дух⁴⁶. Все басни мифоло­гии были лишь изображениями некоторых начал природы. Если рассматривать мифологию как религиозную систему, то так ли было нелепо^а почитать под различными име­нами разные атрибуты божества?

Чему поклонялись в храмах Минервы, Венеры, Марса, Аполлона и Фортуны? Юпитеру, которого по очереди рассматривали как мудрого, красивого, сильного, освяща­ющего и оплодотворяющего Вселенную? Разве более ра­зумно строить храмы верховному существу под названи­ями св. Евстахия, св. Мартина пли св. Роха? Но, скажут, язычники преклоняли колени перед деревянными или ка­менными статуями. Католики поступают таким же об­разом, и если судить по внешним признакам, то часто они почитают своих святых больше, чем всевышнего.

Впрочем, допускаю, что языческая религия была дей­ствительно самой нелепой. Вредно, если религия нелепа: ее нелепость может иметь пагубные следствия. Однако это еще не худшее из всех зол; если ее принципы не сов­сем гибельны для общественного блага, а ее правила могут согласоваться с законами и с общей пользой, то она еще не так дурна, как другие.

^а Мы удивляемся нелепостям языческой религии. Нелепости папистской религии будут когда-нибудь еще больше удивлять на­ших потомков.

3» 51

Такой была языческая религия. Никогда она не ста­вила препятствий планам законодателя-патриота. Она не имела догматов и вследствие этого отличалась гуман­ностью и терпимостью. Между ее приверженцами не воз­никало никаких раздоров, никаких войн, которых не могло бы предупредить самое легкое внимание правителей. Кроме того, отправление ее культа не требовало боль­шого числа жрецов и не было неизбежным бременем для государства.

Боги-лары и домашние боги удовлетворяли повседнев­ное благочестие частных лиц. Для национального же бла­гочестия было достаточно нескольких храмов, возведен­ных в больших городах, нескольких коллегий жрецов, не­скольких пышных празднеств. Празднества эти, которые устраивались в такое время года, когда конец нолевых работ позволял поселянам отправиться в города, станови­лись для них удовольствием. Как ни пышны были эти празднества, они были редкими и не требовали больших расходов. Таким образом, языческая религия пе имела по существу ни одного из недостатков папизма.

Кроме того, эта религия чувств была как бы специ­ально создана для людей: она была особенно способна производить те сильные впечатления, которые иногда не­обходимо вызывать законодателю. Благодаря ей вообра­жение, находившееся всегда в действии, подчиняло всю природу власти поэзии, оживляло все части Вселенной, одухотворяло все.

Вершины гор, просторы равнин, лесные чащи, истоки рек, морские глубины были населены ореадами, фавнами, нимфами, гамадриадамп, тритонами, нереидами '*. Боги и богини жили в сообществе со смертными, принимали участие в их празднествах, в их войнах, их любовных историях. Нептун отправлялся на пиршество к царю Эфи­опии; красавицы и герои занимали.места среди богов; Латона²* имела свои алтари; обожествленный Геркулес взял в супруги Гебу. Менее знаменитые герои жили в Елнсейскнх полях и рощах. Эти поля, украшенные в даль­нейшем пылким воображением пророка, который принес туда гурий, были местопребыванием воинов и людей, про­славившихся во всех областях. Там Ахнлл, Патрокл, Аякс, Агамемнон и все воины, сражавшиеся под стенами Трои, продолжали заниматься военными упражнениями; там Пиндары п Гомеры продолжали прославлять олимпий­ские игры и подвиги греков.

Все виды упражнений и поэтических гимнов, которыми герои и поэты занимались на земле, наконец, все усвоен­ные ими на земле вкусы сопровождали их в загробном царстве. Их смерть была, собственно говоря, лишь продол­жением их жизни.

При наличии этой религии каковы должны были быть наиболее сильное желание, наиболее могущественный ин­терес язычников? Это было желание служить отечеству своими талантами, мужеством, честностью, благородством и добродетелями. Им важно было стать дорогими для тех, с кем они должны были после своей смерти продолжать жить в загробном царстве. Эта религия не только не уга­шала энтузиазм, вызываемый мудрым законодательст­вом по отношению к добродетели и талантам, но, наобо­рот, еще более возбуждала его. Убежденные в полезности страстей, древние законодатели не ставили себе цели по­давлять их. Кого можно найти среди народа, не имею­щего желаний? Купцов, полководцев, солдат, писателей, талантливых министров? Нет, только монахов.

Народ, не имеющий предприимчивости, мужества, бо­гатства, науки, — прирожденный раб всякого соседа, до­статочно смелого, чтобы наложить на него оковы. Людям нужны страсти, и языческая религия не угашала в них священного п животворного их огня.

Быть может, еще религия скандинавов, мало отличав­шаяся от религии греков и римлян, более действенно тол­кала людей на путь добродетели. Слава была богом этих народов. Лишь от этого бога граждане ожидали себе на­грады. Каждый хотел быть сыном славы. Каждый почи­тал бардов, как распределителей славы и как жрецов хра­ма молвы ^а. Воины и даже государи страшились молчания бардов. Презрение было уделом всякого, кто не был сыном славы. Язык лести был тогда еще чужд поэтам. Суровые п неподкупные жители свободной страны, они не дошли еще до подлых и низких дифирамбов. Никто из них не осмелился бы прославить имя, которое не было бы уже освящено общественным уважением. Чтобы добиться этого уважения, надо было оказать услуги отечеству. Таким образом, сильное религиозное желание бессмертной славы

^а Неоценимы преимущества этой религии над другими: она вознаграждает лишь таланты п поступки, полезные для отече­ства; между тем в других религиях рай является наградой за посты, отшельничество, умерщвление плоти и добродетели, столь же нелепые, сколь и бесполезные для общества.

побуждало людей прославляться своими талантами и своими добродетелями. Каких только выгод не могла бы доставить народу подобная религия, притом более чистая, чем языческая!

Но каким образом установить такую религию в обра­зовавшемся уже обществе? Известно, как велики привя­занность народа к своему культу, к своим богам и его отвращение к новому культу. Каким образом изменить в этом отношении общепринятые взгляды?

Но по-видимому, это легче сделать, чем думают. Если у народа разум в почете, то он заменит религией славы всякую другую религию. Если бы он заменил ее лишь деизмом, то п тогда какое благодеяние он оказал бы этим человечеству! Но, спросят, долго ли сохранится в чистоте культ божества? Ведь народ груб, п суеверие является его религией. Храмы, воздвигнутые всевышнему, вскоре были бы посвящены различным его совершенствам; не­вежество сделало бы из них ряд богов. Пусть будет так, пусть правители в это не вмешиваются. Но когда дело дойдет до этих пределов, тот же правитель должен, следя внимательно за ходом развития невежества п особенно суеверия, не терять его из вида; он должен узнать его, какую бы форму оно ни приняло; он должен противиться установлению какого бы то ни было религиозного догмата, каких бы то ни было принципов, противных принципам здравой нравственности, т. е. общественной пользе.

Всякий человек ревнив к славе. Если правитель будет объединять в своем лице, как в Риме, функции сенатора и служителя алтаря⁴⁷, то священник будет в нем всегда подчинен сенатору п религия будет всегда подчинена об­щественному благу.

Аббат де Сен Пьер сказал: священник может быть действительно полезным только в качестве служителя нравственности. Но кто лучше правителя может выпол­нять эту благородную функцию? Кто лучше его может объяснить п побуждения общего интереса, на которых основываются частные законы, п неразрывные узы, сое­диняющие благо пндивпдов с общим благом?

Какое огромное влияние должно было бы оказывать на умы нравственное воспитание, даваемое сенатом! С каким уважением народы принимали бы его решения! Только от законодательного корпуса можно ожидать благотвор­ной религии, которая, недорого стоя п проявляя терпи­мость, сообщала бы о божестве лишь великие п благород-

ные идеи, зажигала бы в душах лишь любовь к талантам и добродетелям и, подобно законодательству, имела бы сво­ей целью только счастье народов.

Если просвещенные правители облечены духовной и светской властью, то всякое противоречие между рели­гиозными п патриотическими предписаниями должно ис­чезнуть. Все граждане должны тогда усвоить одни п те же нравственные принципы п составить себе одно п то же представление о науке, изучение которой одинаково важ­но для всех.

Быть может, пройдет несколько веков, прежде чем удастся произвести в ложных религиях изменения, тре­буемые благом человечества. Что будет до того момента? У людей будут лишь смутные идеи о нравственности, идеи, которыми они будут обязаны различию в своем положе­нии п случаю, который, не ставя никогда двух человек в точно одно п то же положение, никогда не позволит им получить одно п то же воспитание и приобрести одни и те же пдеп. Отсюда я делаю вывод, что наблюдаемое в настоящее время неравенство между умами различных людей нельзя считать доказательством их неравных умст­венных способностей.

Поиск по сайту: