Е положение

На стр. 11 т. III «Эмиля» он говорит:

«Внутренний голос добродетели не достигает слуха бедняка², который думает лишь о своем пропитании». На стр. 161 т. IV, ibid., он прибавляет: «У простого народа имеется немного представлений о том, что прекрасно и добродетельно», — п умозаключает на стр. 112 т. III, что «до наступления возраста, когда возникает разум, чело­век делает добро н зло, не зная этого».

Мы видим, что если в третьем из этих положений Руссо считает идею добродетели врожденной, то в четвертом положении он считает ее благоприобретенной. И в этом последнем он весьма прав. Только совершенное законода­тельство могло бы внушить всем людям совершенную идею добродетели п заставить их вести себя доброде­тельно.

Все были бы справедливыми, еслп бы небо во всех сердцах с младенческих лет начертало истинные прин­ципы законодательства; но оно этого не сделало.

Следовательно, небу угодно было, чтобы люди обязаны были совершенством своих законов размышлению; чтобы познание этих законов было чем-то приобретенным, пло­дом гения, усовершенствованного временем и опытом. Действительно, ответил бы я Руссо, еслп бы существовало врожденное чувство справедливости и добродетели, то это чувство, подобно чувству физического страдания и физи­ческого удовольствия, было бы присуще всем людям, бед­няку п богачу, человеку из парода и сильному мира, и человек во всяком возрасте отличал бы добро от зла³.

Но на стр. 109 т. III «Эмиля» Руссо говорит:

«Не будь врожденного принципа добродетели, разве справедливый человек и добродетельный гражданин спо­собствовали бы в ущерб себе общественному благу?» Ни­кто, отвечу я на это, никогда не способствовал обществен­ному благу в ущерб себе. Тот гражданин-герой, который рискует своей жизнью, чтобы увенчать себя славой, чтобы заслужить общественное уважение и освободить свою родину от рабства, уступает чувству, которое для него является самым приятным. Почему он не может нахо­дить счастье в добродетельных поступках, в завоевании

общественного уважения и в удовольствиях, связанных с этим уважением? И наконец, почему бы ему не жертво­вать жизнью для родины, если матросы п солдаты — одни на море, другие в траншеях — жертвуют ею повседневно за какой-нибудь получаемый пмп экю? Следовательно, добродетельный человек, который как будто во вред себе способствует общественному благу, повинуется чувству благородного интереса. Почему Руссо здесь отрицает, что интерес является для людей единственной п универсаль­ной движущей силой? Ведь во множестве других мест своих сочинений он с этим согласен. Так на стр. 73 т. III «Эмиля» он говорит: «Человек может сколько угодно при­творяться, что он предпочитает мой интерес своему соб­ственному, но, какими бы доказательствами он ни разу­крашивал эту ложь, я твердо убежден, что это — ложь». На стр. 137 т. I, ibid., он говорит: «Когда мой ученик берет на себя обязательство по отношению ко мне, я хо­чу, чтобы у него постоянно был настоятельный интерес выполнить свое обязательство п если он его никогда не выполнит, то чтобы эта ложь навлекла на него бедствия, проистекающие, как он видел бы сам, из естественного порядка вещей».

В этой цитате Руссо считает себя тем более уверен­ным в обещании своего ученика, чем более этот ученик заинтересован в выполнении его. Почему же он говорит на стр. 130 т. I «Эмиля», что «тот, кто верен своему слову лишь ради своей выгоды и своего интереса, так же мало связан им, как если бы ои ничего пе обещал». Этот человек, несомненно, будет связан пе своим словом, а своим инте­ресом. Но эти узы стоят всяких других, и Руссо отнюдь не сомневается в этом, так как, по его мнению, инте­рес связывает ученика с его обещанием. Мы тем аккурат­нее и вернее соблюдаем п будем всегда соблюдать свое слово, чем сильнее мы заинтересованы в том, чтобы сдер­жать его. В этом случае тот, кто ему изменяет, не столько бесчестен, сколько глуп.

Признаюсь, что трудно найти более явные противоре­чия между принципами одного п того же сочинения. Объ­яснить это нравственное явление можно, только признав, что Руссо меньше занимала в «Эмиле» истинность его вы­сказываний, чем форма их выражения. В результате этих противоречивых утверждений можно сделать вывод, что идеи справедливости п добродетели в действительности являются благоприобретенными.

Поиск по сайту: