ОПРАВДАНИЕ ПРИНЦИПОВ. ПРИНЯТЫХ В КНИГЕ «ОБ УМЕ»

Когда появилась книга «Об уме», богословы увидели во мне развратителя нравов. Они упрекали меня в том, что я, следуя Платону, Плутарху и опыту, утверждал, что любовь к женщинам иногда побуждала мужчин к до­блести.

Однако факт этот бесспорен, п, следовательно, их уп­реки абсурдны. Еслп можно сказать им, что наградой за труды и мастерство может быть хлеб, то почему не могут

быть наградой женщины?^а Всякий предмет, служащий объектом желания, может стать стимулом к добродетели, если добиться его можно лишь при помощи услуг, оказан­ных отечеству.

Какая добродетель должна быть особенно почитаема в те времена, когда нашествия северных народов и набеги бесчисленного множества разбойников заставляли граж­дан держать всегда оружие наготове, когда женщины, ко­торым часто грозили оскорбления со стороны похитите­лей, постоянно нуждались в защитниках? Мужество. По­этому благосклонность женщин была наградой наиболее храбрых; поэтому всякий человек, добившийся этой бла­госклонности, должен был, чтобы приобрести ее, обнару­жить такое исключительное мужество, которое одушев­ляло четыреста лет назад всех храбрых рыцарей.

Таким образом, любовь к удовольствию была в эту эпоху творческим началом единственно известной тогда добродетели — мужества. Поэтому, когда произошла пе­ремена в нравах, когда в связи с усовершенствованием полиции робкая дева оказалась в безопасности от всяких посягательств, тогда (ведь все связано между собою в деле управления) красота, которой уже менее угрожали оскорбления со стороны похитителя, начала меньше це­нить своих защитников. В паше время восхищение жен­щин мужеством уменьшилось соразмерно ослаблению их страха; сохранившееся еще теперь уважение к мужеству является лишь уважением по традиции; в наше время обыкновенно предпочтением пользуется самый молодой, постоянный, любезный и особенно самый богатый любов­ник. Всему этому не приходится удивляться: все это так и должно быть.

Благосклонность женщины является — пли перестает быть — стимулом к известным добродетелям в зависпмо-

^а Если потребность в удовлетворении голода есть источник стольких поступков и если она имеет такую власть над людьми, то как можно думать, что потребность в женщинах не оказывает на них влияния? Пусть в тот момент, когда юноша согревается пер­выми лучами любви, ему предложат любовные наслаждения в ка­честве награды за его прилежание, пусть ему будут напоминать даже в объятиях его любовницы, чтэ ее ласкам он обязан своими талантами и добродетелями. Этот послушный, прилежный, доблест­ный молодой человек будет наслаждаться тогда с пользой для сво­его здоровья, для своей души, для своего ума, наконец, для общего блага теми удовольствиями, которыми он наслаждался бы в дру­гом положении только по-скотскн, истощая себя, разоряясь и живя в разврате.

сти от изменении, происходящих в нравах и в правитель­стве. Таким образом, любовь сама по себе вовсе не есть зло. Зачем же считать любовные удовольствия причиной политической коррупции нравов? Во все времена у люден были почти одни и те же потребности, и по все времена они их удовлетворяли. Эпохи, когда народы особенно пре­давались любви, были эпохами, когда мужчины были осо­бенно крепкими и сильными. Эдда ¹*, ирландские саги, наконец, вся история учат нас тому, что эпохи, считаю­щиеся героическими п доблестными, не отличаются осо­бым воздержанием.

Молодежь сильно привлекают женщины. Молодежь более падка на удовольствия, чем люди зрелого возраста, но молодежь обычно более гуманна и добродетельна; во всяком случае она более активна, а активность есть доб­родетель.

Не любовь п не любовные удовольствия развратили Азию, довели до изнеженности нравы мидян, ассириян, индусов и т. д. Греки, сарацины, скандинавы не были ни более воздержанными, ни более целомудренными, чем пе­рсы и мидяне, и, однако, их никогда не считали изнежен­ными и расслабленными народами.

Если бывают случаи, когда благосклонность женщин может стать источником развращения, то это тогда, когда она продажна; когда пользование ею покупается; когда деньги, перестав быть наградой за заслуги и таланты, становятся вознаграждением за интриги, лесть и когда, наконец, какой-нибудь сатрап пли набоб может путем не­справедливости и преступлений добиться от государя права тиранить и грабить народ и присваивать себе до­бычу.

О женщинах можно сказать то же самое, что о поче­стях, этих обычных предметах людских желаний. Если почести являются наградой за несправедливость, если для получения их надо льстить сильным мира сего, приносить слабого в жертву сильному п интересы народа в жертву интересу какого-нибудь султана, тогда почести, столь удачно придуманные в качестве награды и отличия за заслуги п таланты, становятся источником развращения. Точно так же п женщины могут, как и почести, стать в зависимости от времени и нравов стимулом то доброде­тели, то порока.

Таким образом, политическая развращенность нравов заключается лишь в извращенности средств, употребляе-

мых для доставления себе удовольствий. Суровый мора­лист, выступающий с непрерывными проповедями против удовольствий, повторяет лишь слова своей милой пли сво­его духовника. Как можно погасить в людях всякое же­лание, не уничтожая в них всякое действенное начало? Тот, кто не чувствует ни к чему интереса, ни на что не годен ii ни в чем не проявляет ума.

глава х

Поиск по сайту: