Третье различие

Я сказал, что ум человека складывается из совокуп­ности его идеи. Без идей нет ума.

Не так обстоит дело с душой: для ее существования не нужны ни мышление, ни ум. Человек имеет душу, пока он способен ощущать. Если лишить душу того, что не есть собственно душа, т. е. физического органа памяти, то какая способность останется у нее? Способность ощу­щать. Душа не сохраняет тогда даже сознания своего существования, ибо это сознание предполагает связь пдей и, следовательно, память. Таково состояние душп, когда она еще совершенно не пользовалась физическим орга­ном памяти.

Память теряют от удара, падения, болезни. Если душа лишена этого орудия, то она должна находиться тогда — предполагая, что не произойдет чуда пли не будет особого вмешательства воли божьей, — в таком же состоянии слабоумия, в каком она находилась в человеческом за­родыше. Мышление, следовательно, не абсолютно необ­ходимо для существования души. Душа есть не что иное, как наша способность ощущать, и вот почему, как это доказано Локком и как следует из опыта, все наши идеи получаются нами через наши чувства.

Своей памяти я обязан тем, что сравниваю свои идеи и имею суждения, а своей душе я обязан своими ощуще­ниями; значит, собственно говоря ^а, мои ощущения — а не мои мысли, как это утверждает Декарт, — доказывают мне существование моей душп. Но что та кое в нас способ­ность ощущения? Является лп она бессмертной и немате­риальной? Человеческий разум не знает этого, и этому

^а Г. Марион, преподаватель философии в Наваррском кол­леже, и по его примеру несколько других профессоров утвер­ждали, что вся деятельность ума объясняется одним только дви­жением жизненной энергии и ее следами, запечатленными па­мятью. Отсюда следует, что жизненная энергия, приведенная в дви­жение внешними предметами, могла бы породить в нас идеи не­зависимо от того, что называют душой. Таким образом, ум, со­гласно учению этих профессоров, весьма отличается от души.

нас учит откровение. Мне могут возразить, что если душа есть не что иное, как способность ощущать, то ее дейст­вия, подобно действиям тела, сталкивающегося с другим телом, всегда носят вынужденный характер п в этом смысле душа должна рассматриваться как чисто пассив­ная. Но ведь п Мальбранш считал ее именно такой, а его философская система^а публично преподается. Если сов­ременные богословы ее осуждают, то они впадают в про­тиворечие сами с собой, чем они, вероятно, мало сму­щаются. Впрочем, до тех пор пока люди будут рождаться без идей порока, добродетели и т. д., какую бы систему ни приняли богословы, они никогда не сумеют доказать мне, что мысль составляет сущность души и что душа, или способность ощущать, не может существовать в нас без того, чтобы мы имели идеи или ощущения.

Орган существует даже тогда, когда он не издает звуков. Человек подобен этому органу, когда он нахо­дится в утробе матери или когда, измученный усталостью и не тревожимый никакими сновидениями, он погружен в глубокий сон. К тому же если все наши идеи могут быть подведены под некоторые классы наших знаний и если можно жить без идей математики, физики, нравственно­сти, часового дела п т. д., то метафизически невозможно иметь душу и не иметь идей.

У дикарей мало идей, п тем не менее они имеют душу. Существуют такие дикари, которые не имеют ни идеи о справедливости, ни даже слов для выражения этой идеи'. Говорят, что один глухонемой, обретший внезапно слух п речь, признал, что до своего выздоровления он не имел идей ни о боге, ни о смерти.

Король прусский, прпнц Генрих, Юм, Вольтер и др. имеют не больше души, чем Бертье, Линьяк, Сеги, Гоша '* п т. д. Однако первые настолько же выше по уму, чем вторые, насколько последние выше обезьян и иных животных, показываемых на ярмарке.

У Помпиньяна, Шомэ, Кавейрака^б2*, несомненно, мало ума, и, однако, о них всегда будут говорить: он

^а^По Мальбраншу, бог обнаруживается нашему разуму, ему мы обязаны всеми нашими идеями. Следовательно, Мальбранш не думал, что душа может произвести их сама по себе; он ее считал, следовательно, лишь пассивной. Католическая церковь не осудила этого учения.

" Имена всех этих шутов известны в Германии и вообще в Ев­ропе лишь из маленьких сочинений Вольтера. Без него не знали бы даже об их существовании.

разговаривает, он пишет, он имеет даже душу. Но если н iipn небольшом уме имеют не меньше души, то, зна­чит, идеи не являются составной частью ее и они, следо­вательно, не являются чем-то существенным для ее бы­тия. Следовательно, душа может существовать независимо от всяких идей и от всякого ума.

Резюмируем в конце этой главы наиболее важные раз­личия между душой и умом.

Первое различие заключается в том, что люди от рож­дения обладают всей своей душой, но не всем своим умом.

Второе — в том, что ум можно утратить при жизни, а душу можно потерять лишь вместе с жизнью.

Третье — в том, что мышление не является необхо­димым для существования души.

Таков был, без сомнения, взгляд и теологов, когда вслед за Аристотелем они утверждали, что душа обязана чувствам своими идеями. Пусть поэтому не думают, что можно считать ум совершенно независимым от души. Без способности ощущать память^а, производящая наш ум, не имела бы никаких функций н равнялась бы нулю. Существование наших идеи п нашего ума предполагает существование способности ощущать. Эта способность и есть сама душа. Отсюда я заключаю, что если душа не есть ум, то ум есть продукт души, или способности ощу­щать⁶.

^а В книге «Об уме» говорится, что память есть в нас лишь продолженное, но ослабленное ощущение. В самом деле, память есть продукт способности ощущать.

⁶ Меня могут спросить, что такое способность ощущать п что производит в нас это явление. Вот что думает один знаменитый английский химик по вопросу о душе животных.

В телах, говорит он, признают два рода свойств. Существова­ние одних из них постоянно н неизменно; таковы непроницаемость, тяжесть, подвижность и т. д. Эти качества относятся к общей фп-зике.

В тех же телах имеются другие свойства, существование кото­рых мимолетно н временно: их последовательно производят п раз­рушают известные комбинации, разложения пли движения во внутренних частях. Свойства этого рода находятся в ведении раз­личных отраслей естественной истории, химии п т. д. н относятся к частной физике.

Железо, например, представляет собою соединение флогп-стона³* и некоторой особенной разновидности землп. В состоянии соединения оно подвержено притягательной силе магнита. Но если разложить железо, то свойство это исчезает. Магнит не оказывает никакого действия на железистую землю, лишенную флогистона.

ГЛАВА III

О ПРЕДМЕТАХ, НА КОТОРЫЕ ДЕЙСТВУЕТ УМ

Что такое природа? Совокупность всего сущего. В чем может состоять применение ума в мире? В том, чтобы наблюдать отношения предметов между собой и их от­ношение к нам. Отношения предметов ко мне немного­численны. Мне показывают розу. Ее цвет, форма и запах нравятся мне или не нравятся. Таковы ее отношения ко мне. Всякое отношение этого рода сводится к тому, что предмет действует на меня приятным пли неприятным образом. Завершенное наблюдение таких отношении об­разует вкус и его правила.

Что касается отношений предметов между собою, то они столь же многочисленны, как многочисленны, напри­мер, предметы, с которыми я могу сравнивать форму,

Когда соединяют этот металл с другой субстанцией, как, на­пример, купоросная кислота, то это соединение тоже уничтожает в железе свойство быть подверженным притяжению магнита.

Нелетучая щелочь и селнтренная кислота обладают каждая в отдельности бесконечным множеством различных качеств, но от этих качеств не остается и следа, когда эти вещества после соеди­нения образуют селитру.

При обыкновенной атмосферной температуре селитренная кис­лота выделяется из всех других тел, чтобы соединиться с нелету­чей щелочью.

Но достаточно подвергнуть это соединение действию теплоты при температуре, способной довести селитру до красного плавле­ния, и прибавить к этому какое-нибудь горючее вещество, чтобы селитренная кислота покинула нелетучую щелочь и соединилась с горючим началом, и в процессе этого соединения возникает та упругая сила, действие которой так удивляет нас в порохе.

Все свойства нелетучей щелочи разрушаются, когда ее соеди­няют с песком и образуют из нее стекло; его прозрачность, не­растворимость, электрическая сила п т. д. представляют, если можно так выразиться, новые творения, которые, будучи произве­дены этой смесью, разрушаются при разложении стекла.

Почему же в животном царстве организация не может равным образом произвести то особенное качество, которое называют спо­собностью ощущать? Все явления, изучаемые в медицине и в есте­ственной истории, доказывают с очевидностью, что эта способность является у животных результатом строения нх тела, что она воз­никает вместе с образованием их органов, сохраняется, пока они существуют, и наконец утрачивается вследствие разложения этих органов.

Если метафизики спросят меня, чем тогда становится способ­ность ощущать в животном, — тем же, я отвечу им, чем становится в разложившемся железе качество быть притягиваемым магнитом.

См. Treatise on the principles of chemistry²*.

цвет илп запах моей розы. Отношения этого рода бесчис­ленны, и наблюдение их относится более непосредст­венно к естественным наукам.

ГЛАВА IV КАК ДЕЙСТВУЕТ УМ?

Все умственные операции сводятся к наблюдению сходств и различий, соответствии и несоответствии, ко­торые различные предметы имеют между собою п по отношению к нам. Безошибочность ума зависит от боль­шей или меньшей степени внимания, с какой произво­дятся эти наблюдения.

Что делаю я, когда хочу узнать отношения некоторых предметов между собою? Я помещаю перед своими гла­зами или восстанавливаю в своей памяти несколько пред­метов или по крайней мере два из них, затем я их срав­ниваю. Но что значит сравнивать? Это значит поперемен­но и внимательно наблюдать различные впечатления, про­изводимые на меня этими двумя имеющимися налицо или отсутствующими предметами*. После этого наблюдения я выношу суждение, т. е. точно передаю полученное мною впечатление. Пусть, например, мне важно определить, какой из двух почти не отличающихся друг от друга от­тенков одного п того же цвета темнее. Я долго п после­довательно изучаю куски сукна, окрашенные в эти два оттенка; я их сравниваю, т. е. их попеременно рассмат­риваю. Я слежу очень внимательно за различными впе­чатлениями, которые на мои глаза производят лучи, от­ражающиеся от обоих образчиков сукна, п составляю наконец суждение, что один образец темнее другого, т. е. точно передаю полученное мною впечатление. Всякое другое суждение было бы ложным. Таким образом, вся­кое суждение есть лишь рассказ о двух ощущениях, либо испытываемых в настоящий момент, либо сохранившихся в моей памяти⁶.

^а Если память, хранительница полученных впечатлений, за­ставляет меня испытывать при отсутствии предметов почти те же самые ощущения, какие во мне возбуждало их присутствие, то по отношению к рассматриваемому вопросу безразлично, имеются ли налицо или имеются в моей памяти предметы, относительно ко­торых я выношу суждение.

⁶ Без памяти, как я доказал в предыдущей главе, нет суж­дения.

Когда я наблюдаю отношения предметов ко мне, то я равно внимательно слежу за впечатлением, которое от нпх получаю. Это впечатление приятное или неприятное. Но что значит судить в том пли в другом случае? Это значит говорить то, что я ощущаю. Я получил удар в голову, боль от этого сильна. Простое сообщение об ощу­щении, которое я испытываю, образует мое суждение.

К сказанному только что я добавлю лишь, что между суждениями об отношениях предметов между собою и суждениями об их отношениях к нам имеется различие, по видимости незначительное, но заслуживающее быть отмеченным.

Когда дело касается суждения об отношении предме­тов между собою, то для этого результата надо иметь перед собою по крайней мере два предмета. Но если я сужу об отношении какого-нибудь предмета ко мне, то для вынесения суждения, очевидно, достаточно одного предмета, потому что всякий предмет может вызвать ощу­щение.

Из этого наблюдения я делаю тот вывод, что всякое утверждение об отношении предметов между собою пред­полагает сравнение этих предметов, всякое сравнение — усилие; всякое усилие предполагает сильный интерес, побуждающий сделать его. II наоборот, когда дело идет об отношении какого-нибудь предмета ко мне, т. е. о ка­ком-нибудь одном ощущении, то, если это ощущение сильно, оно само представляет сильный интерес, принуж­дающий меня к вниманию.

Поэтому всякое ощущение этого рода всегда влечет за собою суждение. Я не буду останавливаться больше на этом наблюдении; повторю лишь на основании того, что я сказал выше, что во всех случаях выносить сужде­ние — значит ощущать.

Признав это, можно сказать, что все умственные опе-рацпн сводятся к чистым ощущениям. Зачем же призна­вать в нас какую-то способность суждения, отличную от способности ощущения?! Но, скажут, эта точка зрения общепринята. Согласен с этим, она и должна быть такой. Говорят себе: я ощущаю и сравниваю, значит, во мне имеется способность судить и сравнивать, отличная от способностп ощущать. Этого рассуждения достаточно, чтобы убедить большинство людей. Однако достаточно связать со словом сравнивать какую-нпбудь ясную идею, чтобы заметить всю ошибочность его. Если выяснить

значение этого слова, то нужно признать, что оно не озна­чает никакой реальной деятельности ума; операцпя срав­нивания сводится, как я уже сказал, не к чему иному, как к тому, чтобы быть внимательным к различным впе­чатлениям, которые вызывают в нас предметы, либо имеющиеся перед нашими глазами, либо имеющиеся в нашей памяти. И следовательно, всякое суждение может быть лишь выражением испытанных ощущений.

Но если суждения, составленные на основании срав­нения физических предметов, суть лишь чпстые ощуще­ния, то, спрашивается, можно ли сказать то же самое о всех суждениях иного рода?

глава v

Поиск по сайту: