|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Реконструкция завода в конце XVIII в. Организация производства, формирование заводских кадров
В начале 1780-х гг. возникла необходимость расширения производственных мощностей Александровского завода, без чего было невозможно развивать успехи, достигнутые заводскими мастеровыми в предыдущем десятилетии. Перестройка завода началась в 1786 г. и совпала по времени с назначением на пост директора Олонецких горных заводов британского инженера Чарльза Гаскойна, приглашенного в Россию для улучшения пушечно-литейного дела. Вообще история с приглашением Гаскойна на русскую службу интересна сама по себе поэтому остановимся на ней подробнее. Инициатором его приглашения директора Карронской компании в Россию был адмирал С.К. Грейг, занимавший в 1775-1788 гг. должность Главного командира Кронштадтского порта. Грейг, родившийся в Шотландии, еще в 1764 г. в возрасте 29 лет, будучи лейтенантом королевского флота, поступил на службу в российский военно-морской флот. В русском флоте он проявил себя как талантливый новатор, инженер-кораблестроитель, администратор, военно-морской теоретик и флотоводец. Этот человек, обласканный императрицей, не обделенный ее вниманием и высокими наградами, кавалер ордена Святого Георгия 2 степени, Св. Александра Невского, Св. Владимира 1 степени, Св. Андрея Первозванного, был членом Петербургской Академии наук и Лондонского Королевского общества. Его карьера морского офицера сложилась блестяще, быстро шло продвижение по службе, Екатерина II глубоко уважала его и без колебаний могла доверить ему выполнение самых важных и ответственных поручений. Ни при жизни, ни после смерти Грейга не нашлось ни одного оппонента или сурового критика, который бы поставил под сомнение его боевые заслуги или вклад в развитие Балтийского флота. Активная переписка С.К. Грейга с гаскойном началась еще в 1776 г., а в 1777 г., проводя свой отпуск в Шотландии, Грейг познакомился с Гаскойном лично и заодно смог понаблюдать за технологией изготовления пушек. В конце 1770-х гг. Гаскойн изобрел морское орудие нового типа, получившее название карронада. Оно отличалось небольшой массой по сравнению с обычными пушками, но при этом обладало большой разрушительной силой. 18-, 12- и 6-фунтовые карронады размещались на верхней палубе корабля и в бою на ближних дистанциях наносили противнику существенный урон. В 1783 г. по ходатайству Грейга Адмиралтейств-коллегия решило заказать в Англии для опыта несколько таких орудий. В 1784 г. британский транспорт доставил в Кронштадт 32 карронады. В конце 1784 г. снова по инициативе Грейга начались переговоры с Гаскойном о размещении заказа на литье чугунных пушек для вооружения четырех 100-пушечных кораблей. Но в связи с обострением англо-русских отношений в тот период их доставка оказалась затруднительной. Чтобы не идти на конфликт с правительством, переставшим поощрять оказание какой-либо помощи России, большинство владельцев транспортных судов и купеческих компаний не соглашались на фрахт даже за большие деньги. Тем не менее, этот вопрос удалось уладить и в конце августа 1785 г. первая партия карронских пушек на британских судах была доставлена в Кронштадт и прошла успешные испытания. Однако Грейг прекрасно понимал, сколько неудобств влекла за собой доставка пушек из Карроны в Кронштадт и связанное с этим расходование государственных средств. Накал политической атмосферы, сложившейся вокруг провозглашенного российской императрицей принципа о защите нейтральной торговли, значительно усилился с приходом к власти премьер-министра Уильяма Питта (Младшего), ярого противника России. В такой ситуации наиболее приемлемым выходом для нормального обеспечения Балтфлота артиллерией Грейг посчитал пригласить в Россию самого директора Карронской компании Чарльза Гаскойна. Однако для этого следовало в минимальные сроки создать материально-техническую базу – построить завод и обеспечить необходимое для производства оборудование. Грейг поначалу решил остановить свой выбор на окрестностях Сестрорецка, где по его расчетам можно было построить пушечный завод. Его инициативу поддержали на самом высоком уровне. Скорее всего, переговоры с Гаскойном шли недолго, т.к. в конце 1785 г. граф А.А. Безбородко направил в Кронштадт официальное уведомление о получении конфирмации на строительство пушечного завода под Сестрорецком, а «за выписанные нужные машины на сооружение нового пушечного завода» на счет Карронской компании перевели первый взнос в размере 20 тысяч рублей. Такую же сумму выделили для строительства завода «для литья пушек чугунных на шотландский образец», курировать которое Грейг поручил отставному полковнику М.Леману, выехавшему в феврале в Сестрорецк для закупок стройматериалов. В начале 1786 г. Безбородко проинформировал Грейга о переводе в Лондон на имя чрезвычайного посланника С.Р. Воронцова векселя на сумму в 700 фунтов стерлингов, предназначавшихся для оплаты расходов на переезд из Шотландии рабочих с семьями, специалистов-литейщиков и семьи самого Ч.Гаскойна. 15 мая 1786 г. в Кронштадт пришли четыре транспорта с оборудованием и материалами, отправленными Гаскойном, а 22 мая Грейг известил Екатерину II о прибытии в Россию самого Гаскойна с семьей. Интересно, что по словам английского посланника в Петербурге А.Фицгерберта, факт поставки в Россию оборудования для литья пушек вызвал в Англии «народное роптание». 25 мая 1786 г. Грейг и Гаскойн совершили поездку в Сестрорецк, где осмотрели площадку под будущий завод и окрестные места. В совеем отчете адмирал писал: «Количество воды для действия всеми нужными махинами нашел изобильно. Но в рассуждении, что самое удобнейшее место уже занято под оружейный завод, то построение пушечного завода причинит обоим оным несколько утеснение». Основное неудобство в размещении завода состояло в наличии мелководных рек и подводных камней, затруднявших подход к берегу грузовых судов с лесом, стройматериалами и старыми чугунными пушками, которые можно было доставлять из Кронштадта и переливать заново. Тогда Гаскойн предложил найти другое место вблизи моря, но и в окрестностях Ораниенбаума не нашлось ничего подходящего. Тогда и было решено использовать производственные мощности Александровского завода. На его модернизацию новому директору Гаскойну было выделено 50 тысяч рублей. В августе 1786 г. курьер доставил в Царское Село письмо С.К. Грейга, в котором тот писал, что отправил Ч.Гаскойна «на Александровский завод, со всеми при нем художниками, на четырех адмиралтейских судах, на которые нагружена также часть махин, привезенных из Каррона… и с некоторым количеством привезенного из Шотландии уголья для плавления чугуна». Проект нового заводского здания выполнил архангельский архитектор Михаил Березин, а строили его ярославские и желтозерские каменщики, заонежские плотники и другие работники. В 1786 г. перестройка завода шла полным ходом. Адмирал Грейг, осуществлявший «главное наблюдение» за строительством, уже в навигацию 1786 г. принимал меры к отправке из Кронштадта в Петрозаводск поступивших из Англии каменного угля, кирпича «особого рода» и нескольких машин. Стараниями Грейга на Александровский завод осенью 1786 г. направили офицера-чертежника, 10 каменщиков и т.д. В октябре 1786 г. Грейг писал вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Чернышеву, что хотя казенная палата требует от Гаскойна начать литье пушек, это пока что преждевременно, т.к. на заводе еще не закончили установку необходимого оборудования. Перестройка завода продолжалась до 1796 г., правда к литью орудий по новой «карронской методе» приступили уже в 1787 г. О масштабах работ по реконструкции можно судить по следующему примеру: до перестройки доменный цех занимал каменный трехэтажный корпус длиной около 90 футов и шириной около 50 футов, после перестройки длина корпуса стала 200 футов и ширина – 98 футов. На нижнем этаже доменного корпуса под крестообразными сводами находилось два литейных чана, в которых отливались орудия и другие крупные чугунные изделия. На этом же этаже помещались отделения для изготовления литейных форм, отделение для чистки снарядов, приготовления формовочной глины и две печи для просушки литейных форм. На втором этаже стояли четыре доменные печи, на равном от них расстоянии в полу находились отверстия двух литейных чанов. В эти чаны вертикально устанавливались пустотелые формы пушек, в которые выливался расплавленный чугун. Над чанами находился мост с установленным на нем краном. При помощи крана с первого этажа поднимали литейные формы, а со второго этажа опускали отлитые орудия. На третьем этаже производилась засыпка руды, угля и извести в доменные печи. Гаскойн поставил на Александровском заводе две домны новой системы - №3 и №4 по своему проекту. В апреле 1787 г. встал вопрос о капремонте или даже перестройке старых печей №1 и №2, но были ли они перестроены «по рисункам» Гаскойна не известно. Форма и размеры доменных печей изменились не сильно. Внешняя часть печи делалась из обычного кирпича, горн – из огнеупорного песчаного камня и шахта из огнеупорного кирпича. В эти годы на заводе доменная печь имела высоту до 32 футов (с трубой – до 51 фута), а ширину – до 12 футов. Из отчета за 1844 г. видно, что внутренняя высота доменной печи – 30 футов и 4 дюйма, ширина шахты печи от 7 до 8 футов 2 дюймов и высота горна – 4 фута и 1 дюйм. Большое значение имела установка новых воздуходувок, которые установили в пристройках к северной и южной сторонам доменного корпуса. Старые деревянные клинчатые меха поменяли на воздуходувные цилиндрические машины, которые подобно старым механизмам приводились в движение вододействующими наливными колесами. Если клинчатые меха вытесняли 153 кубических фута воздуха в минуту, то цилиндрическая машина – 1300 кубических футов. Таким образом, если до реконструкции каждая доменная печь Александровского завода давала 130-140 пудов чугуна в сутки, то теперь выплавка стала достигать 180-200 пудов за то же время. В дальнейшем заводские печи несколько увеличили производительность и в 1830-е гг. каждая из них давала в сутки примерно 250 пудов, а из лучших руд и до 400 пудов чугуна. Заводские домны работали не весь год. В 1776-1786 гг. в течении 8-9 месяцев действовали 2 печи, а 2 другие считались запасными (затем 1).В декабре 1787 г. заводская администрация предположила, что с января по июнь 1788 г. будут работать 2 домны, а с июля по декабрь – уже все 4. Обычно печи ремонтировали летом, а с осени они работали пока им вновь не требовался ремонт. Но эти сроки соблюдались не всегда. Например, в 1792 г. печь №4 начала работу в августе, №3 – в сентябре, а №1 и №2 только в декабре. В отчете за 1844 г. сказано, что на заводе постоянно работают 2 печи, а в сведениях за 1858 г. – 3 домны. Под одной крышей с доменным корпусом располагался литейный (пушечный) цех. До 1787 г. литье производилось непосредственно из доменных печей, позднее обычно чугун из печи отливался в «свинки», которые затем переплавляли в воздушных (самодувных) печах, получивших такое наименование поскольку в них для процесса горения не требовалось принудительной подачи воздуха, который здесь поступал через решетку, на которой горели дрова; высокая дымоотводная труба усиливала тягу. Топливом до 1808 г. был английский каменный уголь, а затем – сухие дрова. В 1790-х гг. в пушечном цехе располагались 7 самодувных печей,в 1797 г. из 7 постоянно работали 5. В первой четверти XIX в. Каждая печь давала в сутки 225-300 пудов чугуна в виде орудий, снарядов, деталей машин и т.д. Кроме того, в литейном цехе находились вагранки, в которых переплавка чугуна и чугунного крошья производилась при помощи воздуха, который вдувался цилиндрическими мехами. Этим способом получалось литье, от которого требовалась «особенная тонкость и чистота, ибо чугун выходящий из сей печи всегда бывает жиже, нежели в воздушных печах». Отливке пушек предшествовал довольно сложный процесс изготовления «фурм». Пустотелая песчано-глинистая форма, заключенная в чугунную опоку, поднималась с первого этажа на второй и ставилась в вертикальном положении в чан, расположенный ниже доменной или самодувной печи – «чтобы чугун мог иметь течение по наклону». После отливки пушка примерно сутки охлаждалась в чане, а затем по рельсам отвозилась на заводской двор, где с нее сбивали песок. После этого пушку перевозили в сверлильный цех. Здесь было установлено вододействующее колесо и сверлильных станков, на которых и сверлились стволы орудий. Здесь же у орудий отпиливали «прибыли», а также обтачивали чугунные плющильные валы для монетного двора в Петербурге и изготовляли другие предметы. Процесс сверления происходил следующим образом: сверло -устанавливали неподвижно, а пушка, находившаяся в горизонтальном положении, вращалась с помощью водяного колеса. С конца 1780-х гг. сверлильный цех был связан с литейным и доменным цехами «чугунным колесопроводом» - по сути дела эта была первая в России железная дорога, по которой рабочие на специальных тележках – прообразах нынешних вагонеток перевозили из цеха в цех артиллерийские орудия. Несколько фрагментов рельсового пути сохранились до наших дней. Другие цехи завода (молотовый, плющильный, кузнечный, машинный, слесарная, токарная, столярная и т.д.) были вспомогательными. Например, в молотовом цехе для потребностей завода ежегодно выковывали 5-6 тысяч пудов железа, в плющильном производилась переработка железа в полосовое и листовое путем ковки и прокатки. В кузнечно-слесарном цехе изготовляли и ремонтировали инструменты и заводские механизмы. Здесь оковывали артиллерийские зарядные ящики, изготовляли винты, гайки и т.д. Достаточно большой машинный цех обеспечивал ремонт плотин и приводов к вододействующим механизмам, здесь же изготовляли деревянные модели для литейных форм. Александровский завод был вододействующим предприятием. По описанию 1830-х гг. можно установить, что заводская территория представляла собой четырехугольник 88Х69 сажен. Завод располагался на левом берегу Лососинки. До августа 1800 г. у самых его стен находился пруд длиной 333 сажени и шириной 200 сажен. Напор воды сдерживала плотина длиной в 180 сажен. Заводские цеха были расположены ниже уровня воды. В плотине был сделан прорез, через который вода поступала на сливной мост, а затем по деревянным водопроводам (ларям) падала на водоналивные колеса доменного, сверлильного и других цехов и приводила в движение заводские механизмы. Августовское наводнение 1800 г. поставило под угрозу существование завода. Проливной трехдневный дождь вместе с сильным западным ветром вызвал большой подъем воды в пруду. К утру 16 августа вода стала заливать завод. В течение 40 часов все рабочие завода работали не покладая рук под руководством управляющего заводом Полторацкого (Гаскойн в этот момент находился в Петербурге) – на плотину и вал привезли тысячи возов песка, гравия и глины, была предпринята попытка вырыть отводный канал, но несмотря на все эти меры вода все же прорвала плотину и затопила завод, унеся свыше 360 000 пудов руды, смыла и унесла в озеро плотины и постройки бывшей «французской фабрики» и Петровского завода. Были также снесены несколько домов, стоявших на северном берегу и около устья Лососинки. В результате наводнения река образовала новое русло с северо-западной стороны Александровского завода и заводские постройки оказались на правом берегу Лососинки. В начале сентября в Петрозаводск приехал советник Берг-коллегии Герман, отметивший, что при перестройке плотины завода в 1790-х гг. были закрыты прорезы, устроенные для стока вешних вод и лишь прорытый отводный канал спас от гибели главные заводские строения и механизмы. В декабре 1800 г. в 375 саженях выше завода закончилось строительство новой плотины и завод возобновил работу. Помимо производственных мощностей в самом Петрозаводске Александровский пушечный завод имел также и три отделения, расположенные соответственно в Кончезере, Кронштадте и Петербурге. Кончезерский литейный завод был перестроен в 1786-88 гг, но сгорел в 1793 г., был восстановлен в 1794 г. и вновь закрыт в 1804 г. по причине недостатка заказов. Мастеровых из Кончезера перевели на Александровский завод. Однако в 1808 г. резко увеличились флотские заказы на корабельный балласт (с 60 000 до 150 000 пудов) и было решено вновь начать работы на Кончезерском заводе, который снова стал выплавлять чугун с 1809 г. В каменном корпусе завода располагались 2 домны, а в кирпичных пристройках – формовые отделения. Кроме того, была небольшая кузница. Других цехов на заводе не было. Доменные печи работали с помощью воздуходувной цилиндрической машины, приводимой в движение водяным колесом. Домны Кончезерского завода уступали печам Александровского как по размерам, так и по количеству чугуна, выплавляемого в сутки: в 1799 г. они давали 166-170 пудов в день, в 1830-х гг. – от 150 до 240 пудов. Кронштадтский литейный завод в начале девятнадцатого столетия располагал 2 самодувными печами и 2 вагранками для переплавки негодных пушек в артиллерийские снаряды и другие изделия. На заводе также были 2 печи для сушки форм и одна – для обжига чугунных изделий. Этот завод не был вододействующим и цилиндрические воздуходувки для вагранок приводились в действие «конной машиной». Третьим отделением был Петербургский литейный завод, располагавшийся на четвертой версте от города, около Петергофской дороги, на полуострове у впадения реки Емельяновки в Финский залив. Это предприятие появилось в 1801 г. в результате перевода части оборудования с Кронштадтского завода в связи с угрозой войны с Англией. К 1807 г. на заводе находились 1 самодувная печь, 2 вагранки, 2 печи для обжига чугунных вещей, предназначенный для точки и отделки, кузница, модельный цех и «платированный цех», в котором выделывались вещи «накладные серебром на меди и железе». Воздуходувные меха приводились в движение «конной машиной о четырех лошадях». Предпринятая с 1786 г. перестройка старых и постройка новых цехов Александровского завода и восстановление Кончезерского завода вызвали необходимость пополнения заводских рабочих кадров. С возникновением в 1789 г. Кронштадтского завода эта потребность только увеличилась. По мнению Гаскойна количество рабочих первых двух заводах следовало увеличить более чем в два раза и довести до 1000 человек. В мае 1789 г. Сенат дал распоряжение направить на заводы преступников из ближайших губерний и некоторое количество бобылей из Выборгской губернии. Однако эти люди годились только для вспомогательных работ и не могли заменить недостающих квалифицированных специалистов. Гаскойн не был сторонником использования наемного труда. Он писал, что «умножать мастеровых» следует «только не иначе как из людей, принадлежащих к казенным заводам, ибо на вольных по многим, не требующим изъяснения причинам, не можно положиться в том, что лежит до существования сих заводов…» Гаскойн настаивал на переводе на завод мастеровых с Урала, однако там не хватало рабочих рук даже для себя. Первым источником пополнения рабочих кадров были дети мастеровых. Но в 1790-х гг. этот источник дал очень мало людей. В качестве временной меры провели вербовку бобылей Сердобольского уезда, набрав более 200 человек. Однако многие из них оказались старыми, больными и малолетними, а 39 человек сбежали. К работе приступили только 125 работников, получавших в месяц 7 рублей и провиант по 1,5 гарнца муки «на мужественного бобыля» и «на всякого малолета» по 0,5 гарнца. Но наиболее надежным источником стал перевод рабочих с Липецких заводов. В 1796-97 гг. 300 липецких мастеровых с семьями были отправлены на Александровский завод. В Петрозаводск они направлялись партиями – в первой было 110 человек, во второй и третьей – 995. Для переезда на два семейства предоставлялась одна подвода. Липецкие мастеровые дали заводу несколько поколений литейщиков, слесарей, формовщиков, токарей и машинистов. Например, в числе липецких мастеровых значился Дмитрий Анохин. Его сын Петр Анохин в 9 лет начал заводскую службу в качестве поторожного работника, затем был переведен рабочим в доменный цех, через 7 лет он стал учеником, а еще через 4 года – подмастерьем. В свою очередь его потомок Дмитрий Петрович Анохин пришел на завод в 10-летнем возрасте, также став поторожным работником, а через 2 года был переведен в сверлильный цех. Однако несмотря на приезд мастеровых с Липецких заводов Гаскойн продолжал испытывать нехватку людей и для решения этой проблемы он добился включения в состав постоянных мастеровых и работников завода солдат Олонецкого егерского батальона, сформированного во время войны со Швецией в 1788-90 гг. В 1791 г. батальон перевели на Александровский завод. На заводе часть солдат несла караульную службу, а остальных поделили на две команды: для выполнения основных (160 чел.) и вспомогательных (примерно 80 чел.) работ. При выполнении основных работ на заводе солдаты приобретали навыки и знания в доменном и литейном деле, в других специальностях. Поэтому, когда в 1797 г. поступил приказ о переводе батальона в Архангельск, Гаскойн с тревогой писал в Петербург, что если 160 егерей, занятых в цехах, покинут завод, то производство остановится. Гаскойну пошли навстречу и Павел I своим указом оформил перевод 150 солдат в мастеровые. Состав мастеровых, переведенных из егерского батальона
Мастеровые из егерей сыграли большую роль в деятельности Александровского завода поскольку среди них было много опытных специалистов. Но в отличие от липецких мастеровых они дали ничтожное количество потомственных рабочих. Дети мастеровых и вечных работников Олонецких заводов, липецкие мастеровые и мастеровые из солдат Олонецкого егерского батальона и составили основу рабочих кадров. Количество мастеровых и работников на Олонецких горных заводах в мае 1797 г.
Воспитанники Московского сиротского дома появились на Александровском заводе вовсе не случайно. Еще в декабре 1794 г. Гаскойн написал письмо генерал-прокурору Самойлову: «ныне я узнал, что можно получить молодых людей из воспитательного дома, если только ваше превосходительство требовать их соизволит». Эта просьба Гаскойна нашла понимание у главного попечителя сиротских домов Миниха и на завод отправили 25 человек из сиротского дома в Москве, среди них 22 человека в возрасте 14-15 лет, остальные 18-19 лет. Как уже говорилось ранее на заводских работах использовались крестьяне и дворовые, обвиненные в неуплате податей, невыполнении заводских работ, непослушании начальству, кражах и т.д. Например, в июне 1788 г. заводское руководство приказало выслать на строительные работы 150 недоимщиков из приписных селений. Иногда в заводские работы направляли обанкротившихся купцов и виновных в растрате чиновников. В период с 1786 по 1790 г. по неполным данным среди 115 человек, сосланных в заводские работы было 100 крестьян и 15 женщин, купцов и чиновников. За период с 1786 по 1798 гг. из 217, сосланных на работы крестьян было 91 человек. На работы попадали по решениям уездных земских судов, городских дум, магистратов и наместнического правления, по распоряжениям петрозаводского коменданта и других начальников. Ссылка могла быть как срочной (от 1 недели до 6-8 лет), так и бессрочной, до отработки долга или недоимки или «донеже не исправится» (например за пьянство и непослушание), «до востребования» и т.д. Ссыльные должны были находиться «под крепкою стражей». Сроки пребывания в заводской работе, сосланных за недоимки, «ослушание» и т.д. в 1786-1790 гг.
Несмотря на то, что размер оплаты труда сосланных определен не был, заводское начальство обычно придерживалось ставок, которые были установлены для колодников (в 1794 г. горная экспедиция Олонецкой казенной палаты решила платить колодникам по 20 рублей в год, удерживая 50% заработка на питание и 50% в уплату недоимок или в пользу завода). Имеются следующие сведения о заработках ссыльных в 1786-98 гг.: олонецкий винный пристав, растративший примерно 10 000 рублей, с 1790 по 1797 г. заработал 60 рублей; купец Алексей Валексин за вексельный долг равный 9512 рублей в 1791-97 гг. отработал 58 рублей 64 копейки и умер в ноябре 1797 г. так и не закончив отработку. Каргопольский мещанин Федор Шубин за вексельный долг в сумме 273 рубля работал в 1787-92 гг. и умер, отработав 36 рублей 62 копейки. Не удалось выплатить долг и холмогорскому мещанину Степану Бахтину, осужденному к отработке 12 рублей 29 копеек «за употребление взятой в починку медной посуды». Бахтин умер после трех лет работы, отработав 9 рублей 34 копейки. Пять государственных крестьян за 16 месяцев отработали в счет недоимок 83 рубля, четверых из них освободили, а вот пятый умер, так и не дотянув до освобождения. Таким образом, выходит, что сосланные должники отрабатывали в год всего 3-10 рублей. Несмотря на то, что Гаскойн не был сторонником привлечения наемных рабочих, последние все же работали на заводе. Как известно, по манифесту увидевшему свет 21 мая 1779 г. (т.е. еще в догаскойновскую эпоху) приписные крестьяне в порядке повинности обязаны были рубить дрова для выжига угля, доставлять на заводы уголь и руду. Остальные же вспомогательные работы рекомендовалось выполнять наймом и с этого времени заготовку руды и выжиг угля старались производить путем найма и подряда. Помимо этого еще Ярцов при строительстве завода в 1772-73 гг. нанял около 400 человек из крестьян. Обычно на работу брали артели не менее чем из 8-10 человек, связанных круговой порукой. Преимущества наемного труда были очевидны, так в 1796 г. на добыче железной руды работали как крестьяне-недоимщики так и наемные крестьяне. В итоге 58 недоимщиков добыли 29 000 пудов руды, а 162 вольнонаемных – 234 000 пудов. Гаскойн писал, что 58 недоимщиков «соразмерно их трудов выработали в продолжение лета против 20 человек вольных». Однако он по прежнему считал применение наемного труда на заводе невыгодным, так как «ни за какую цену к работе приискать их не можно, паче во время жатвы хлеба и сенных покосов, которая есть самая лучшая пора для подъема руд». Попадались на заводе и наемные работники особого рода – хорошо обеспеченные приписные крестьяне, обязанные по набору идти в вечные заводские работники нанимали вместо себя заместителей, так в начале XIX в. Крестьянин Рыборецкой вотчины Павлов дал «добровольное условие» крестьянину той же вотчины Ефремову в том, что он вступит за брата Ефремова в мастеровые Александровского пушечного завода «в вечную службу» и получил за это 1100 рублей при подписании условия и 600 рублей позднее. Однако на основных заводских работах наемный труд почти не нашел применения вплоть до самой реформы 1861 г. только в редких случаях нанимались в машинный цех заонежские столяры и плотники высокой квалификации. 2.3 Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.008 сек.) |