Глава 20. Капля воды упала на губы Аэрона, такая прохладная и трепещушая, она скользнула по языку, вниз в горло и далее в желудок

Капля воды упала на губы Аэрона, такая прохладная и трепещушая, она скользнула по языку, вниз в горло и далее в желудок, растворяясь там и вместе с кровью дошла до каждого из его органов.

В момент соприкосновения, его сердце стало идеально биться, его легкие наполнились кислородом так, как никогда до этого и его кожа достигла идеальной температуры – ни горячая, ни холодная.

Внезапно он услышал птиц, щебечущих за окном, ветер танцевал в листьях деревьев, которые окружали крепость.

Он мог даже расслышать своих друзей в комнатах сверху и снизу от его, обсуждающих что делать со Скарлет, с Ловцами и причитающих о его болезни.

А его нос…

Он глубоко вдохнул, поймав запах коры, росы на листьях, потом запах лимонного мыла Сабина, лосьон после бритья Париса и его личный любимый запах…

запах дикого неба.

Оливия.

Оливия была здесь с ним.

Возможно поэтому Гнев мурлыкал так довольно.

Аэрон с любопытством приоткрыл глаза, и немедленно пожалел об этом.

Там много света.

Свет лился из лампочки на потолке, из ванной.

Стены его комнаты, которые как он думал когда‑то были светло‑серебряные с выкрашенными камнями, мерцали так, словно каким‑то образом поймали радугу.

– Ты жив, – сказала Оливия с явным облегчением.

Что‑то не так с ее голосом, думал он, пытаясь найти ее глазами.

Он все еще прекрасен, даже больше, поскольку теперь он мог различить нюансы – тихий, чувственный – но все же что‑то не так.

Она сидела на краю его постели, глядя на него небесно‑голубыми глазами.

Ее темные спутанные волосы обрамляли тонкие черты лица.

Белая мантия, которую он заставлял когда‑то надевать ее, все еще окутывала ее, чистая и несмятая.

Ее кожа была…

У него перехватило дыхание.

Прекрасная.

Это было единственное слово, которое могло описать ее кожу.

Потрясающая.

Нет, не единственное слово.

"Безупречная" тоже подойдет.

Он мог смотреть на нее часами, днями.

Вечно.

Она была чистой, белоснежной.

Он хотел прикоснуться к ней.

Почувствовать какая она мягкая.

Какой теплой она была.

Хотел бы знать, что она цела и здорова, и избежала ранений.

Избежала.

Это слово причиняло ему боль.

Он вспомнил, что они были внутри склепа, и он был подстрелен.

Он принес Ночные Кошмары на кладбище, упал там на колени, в ожидании своих друзей, но он не помнил, что было дальше.

Он сжал в кулак простынь.

Сначала ответы, потом он позволит себе одно, единственное прикосновение.

Единственное?

Сосредоточься.

– Что случилось? – Странно.

Не только голос Оливии изменился.

Его голос никогда не звучал так спокойно и сильно.

Она слабо улыбнулась ему.

– Мы думали, что потеряли тебя.

Тебя ранили, а в пуле был яд для бессмертного, медленно убивающий тебя.

Да, это имело смысл.

Пули никогда так не влияли на него, но эта невыносимо ослабила его.

– Как мы добрались сюда?

– Парис и Уильям приехали и забрали нас.

– Проблем не было?

– С Ловцами? – она покачала головой, и волосы разметались по ее плечам.

– Ни одной.

Мы даже забрали Джилли на обратном пути, но мы и там не столкнулись с ними.

Хотя это был только вопрос времени.

Так близко как они назодились сейчас и с благослением совего одержимого демоном, они нападут достаточно скорою.

– Как Парис?

– Он в порядке, сильный и может теперь позаботиться о себе сам.

Или он обманывал, чтобы все думали именно так.

Парис отлично прятал свои действитя, или бездействие, за шуточками и улыбкой.

Скорей всего он напивался амброзии и пренебрегал потребностями своего тела.

– Я не буду говорить это! – внезапно сказала Оливия.

Аэрон нахмурился.

– Говорить что?

– Извини.

Ее плечи поникли.

– Голос вернулся, и говорит мне сделать всякие вещи с твоим телом.

Я назвала его Соблазн, и я вполне уверена, что он – демон.

Демон? Такого он не знал, а это могло означать, что кто‑то из списка скрывался в городе.

Но почему соблазняют Оливию? И именно всякого рода сексуальными мыслями? Какой бы ни была причина, он не будет это поощрять.

Наказать, сказал Гнев.

Аэрон был рад, что демон тоже поправился.

И да.

Он хочет наказать, тех кто причинил им вред.

Он просто должен…

– О, нет, – сказала Оливия, покачав своей прелестной головой.

– Я могу прочесть мысли, по твоему выражению глаз.

Мы разберемся с демоном позже.

Он всего лишь раздражает.

А сейчас, я больше тревожусь о тебе.

Нежная, милая Оливия.

Ее защита, он не думал что когда то она потребуется.

Он никогда не думал что ее захочет.

Но он отчаянно желал ее.

Определенно нуждался.

И тем не менее, он должен убедить ее вернуться на небеса.

И… надолго ли?

Он посмотрел на окно, где раздвинутые шторы обрамляли убывающую луну.

– Как долго я спал?

– Большую часть дня и ночь.

Ты все еще голый, если ты этого не заметил.

Краска залила ее щеки.

– Сейчас это не самое важное.

Большую часть дня и ночь.

Это означало, что скоро настанет утро.

Это означало, что остается восемь дней, чтобы убедить Оливию вернуться домой.

Восемь дней, чтобы спасти себя и Легион.

Восемь дней сопративления ей.

Он не сдастся.

Теперь он понимал, что одних прикосновения теперь будет недостаточно.

Он захочет большего.

У него будет больше.

Больше, эхом отозвался Гнев.

Да, больше.

Он не будет останавливать себя.

Не в этот раз.

Эгоистично с его стороны, да, но он будет эгоистом.

Он мог умереть там.

Умереть без предупреждения.

Не узнав, каково это утонуть в ней, чувствовать как она сжимается вокруг его члена, царапает его спину, задыхаясь произносит его имя.

Если бы он узнал, он бы перестал интересоваться, перестал страстно желать.

Он продолжит жить дальше, прежней жизнью.

И она наконец получит свое веселье.

Она сможет удовлетворенной отправиться домой.

Эгоистично? Ха! Да он – благотворец.

– Как я выздоровел? – спросил он.

Лучше бы задался вопросом, не потеряет ли он пыл на полпути? Он не хотел ее выпускать из этой кровати, пока она не достигнет оргазма дважды.

Минимум.

Он ее должник.

Ее заявление об отсутствии у него мастерства все еще задевало его.

Оливия отвела глаза.

– Противоядие.

Почему она не смотрит ему в глаза?

– Противоядие ангелов?

– Да.

Она указала на светящийся синий флакон на его тубмочке.

– Вода из Реки Жизни.

Одна капля и смерть умчится прочь.

Неудивительно, что все его чувства усилились.

– Один раз мы ее избежали, – продолжала она, – второго раза не будет.

Жаль.

Лисандр говорил, что у Ловцов много, очень много этих отравленных пуль.

– Как долго будет продолжаться воздействие? – Он мог бы ожидать раздражение Гнева, что его накормили небесным веществом.

Но вместо этого, демон мурлыкал чуть громче, как будто его одарили потрясающим подарком.

На мгновение, Аэрон подумал, что понял суть.

Легион представляет ад, а Оливия – рай.

Последнее он уже определил, но упомянутое выше…

Он понял, что Гнев соскучился по дому.

По обоим своим домам.

Верховные Повелители когда‑то были ангелами, говорила Оливия, прежде чем пасть с небес.

Дом номер один.

И приземлились в аду.

Дом номер два, хотя Гнев никогда не рассматривал его таковым, пока его не засунули в ларец Пандоры.

Рай и ад, подумал он опять, не понимая, как он раньше пропустил эту связь.

Оливия и Легион.

Две половины одного целого, также как он и Гнев.

Говоря о…

– Где Легион? – спросил он, осматривая комнату в ее поисках.

– Уильям отвлекает ее, но я не знаю как долго это продлится.

Оливия провела пальцем по его груди.

– Твое сердцебиение улучшается.

Становится сильнее.

Его тело горело огнем, так где они соприкасались.

Еще.

Его уши вздрогнули, когда он услышал разговор через несколько комнат.

Сабин и его команда вернулись из Храма Неназываемых.

Многие воины были ранены, но уже поправлялись.

Как только им станет лучше, они собирались отправиться в Асулум и уничтожить штаб Ловцов там.

Ни один не шел проведать его, и Аэрону нечем было сейчас заняться.

Кроме Оливии.

– Как ты заметила, я все еще обнажен, – он понял, что сказал это вслух.

– Ты готова повеселиться?

Впервые ее челюсть отвисла.

Затем она со щелчком закрыла ее.

Она опять отвисла.

Не желая более ждать, когда она свыкнется с его намерениями, хватит ожиданий, Аэрон приподнялся, положил руку на ее затылок и потянул вниз, пока она не оказалась практически на нем.

Ее дыхание сбилось, а мягкость ее грудей давила на его грудь.

Да, он будет обладать этой женщиной.

Этими грудями, тоже.

Определенно, сладкое местечко увлажняется для него даже сейчас.

– Что… что ты делаешь? – Вопрос, заданный с придыханием разгорячил его тело и душу, потому что в каждом его слове была тоска.

– Получаю тебя.

Наконец‑то.

Он поднял голову, и их губы встретились.

Она не сопротивлялась ни минуты.

Нет, она открылась ему, встретив его язык своим.

Он мог попробовать свежесть воды, которую она дала ему, также как привкус корицы в ее дыхании.

Она положила свои дрожащие руки на его грудь, и его сердце бешено застучало, стремясь к ней.

Ее кожа была скорее горячей, чем теплой, и прямо жгла его.

Шелковистые кудри щекотали его.

Свободную руку он положил на ее задницу и толкнул, чтобы она полностью растянулась на нем.

Их тела соприкоснулись, и ее ноги автоматически раскрылись, идеально обхватив его.

Он застонал.

Да.

да.

Да! согласился Гнев.

– Нет, – прохрипела она, и вывернулась.

Она даже поднялась с кровати и стояла на дрожащих ногах, пошатываясь.

Оба, и он, и демон хотели закричать.

Но вместо этого, Аэрон приподнялся на локте и уставился на нее.

Спокойно.

– Ты хочешь меня.

Знаю, что хочешь.

Боги, он чувствовал ее возбуждение, этот пьянящий, женственный мускус.

– Да, но я не позволю тебе возбудить меня и оставить прежде, чем я смогу закончить.

Она сжала свою мантию в кулак, невольно приподнимая ткань и показывая лишь намек на эти восхитительные лодыжки.

Лодыжки, которые он бы облизывал.

– Оливия, я…

– Нет, – сказала она снова, разворачиваясь.

Дважды она споткнулась о свои же ноги, когда шла к шкафу.

Она зажала свою голову локтями и оперлась о шкаф.

– Я не могу этого вынести.

Она что…

плакала?

Аэрон с трудом проглотил, внезапно возникший ком в горле и поднялся.

Только не это.

Все что угодно, только не это.

Как она и говорила, он был обнажен, его эрекция гордо вздымалась.

– Я хочу тебя.

Я не собираюсь снова отрицать это.

Я клянусь тебе, Оливия.

– О, заткнись!

Он моргнул.

Он ничего этим не добился? Его действия вне испортили?

– Заставь меня замолчать, – все что он мог сказать.

Поцелуем.

Пожалуйста.

– Да, не ты, – проворчала она.

– Голос.

Соблазн.

Он хочет, чтобы я подняла мантию и показал тебе, что на мне нет белья.

Нечего не одето? Аэрон облизал губы и подошел ближе.

Ничто, даже одна из бомб Ловцов, не смогла бы остановить его, после того что он узнал.

– Я хочу убедится сам.

Оливия задышала с трудом, когда он положил свои подрагивающие руки на ее бедра.

Она подняла голову, и взглянула на него.

Ее глаза были огромные, наполненные слезами, и его сердце дрогнуло в груди.

– Что… что ты делаешь?

– Узнаю, как и говорил тебе.

Сначала он поиграл ее грудью, накрывая ее ладонями, теребя соски, пока она не задрожала.

Затем он упал на колени, его рука не покидая ее восхитительного тела, последовала за ним вниз.

– Ты хотела повеселиться, что ж я даю тебе это.

– Н‑не делай этого, если собираешься остановиться на полпути.

Я проходила это столько раз за последние несколько дней и я…

– Не буду.

Запах ее возбуждения усилился, он хотел потеряться в одной страстной ночи.

– Ничто не сможет теперь остановить меня, ангел.

Ничто.

Медленно, очень медленно, он поднял край мантии.

Он не издала ни одного возгласа протеста, даже когда "мурашки" побежали по коже ее ног.

Ее гладкие, упругие ноги, были помесью меда и ванили.

Когда он открыл ее попку и увидел, что на ней ничего не одето, его член дернулся.

Прекрасная.

Даже его крылья заныли внутри своих щелей.

Моя.

В самом деле, моя.

Он поднял низ мантии до ее талии, удерживая ее возле шкафа и оставляя ее тело ниже талии обнаженным.

Он положил ладони на ее попку, и обхватил пальцами эти ее прелестные интимности.

И снова ее дыхание перехватило.

Он поцеловал каждую частичку ее тела между своими растопыринными пальцами.

– Еще? – спросил он.

– Да, – она и Гнев задышали в унисон.

Он поцеловал ее еще ниж, прикасаясь к мягкой коже ее божества – его божества и теперь, он понял, что он будет всегда преклоняться только одному созданию, из всех что были когда либо созданы.

– Аэрон, – сказала она тем самым голосом.

– Расставь ноги для меня.

Он сжал ее бедра и подтолкнул, заставляя ее ноги раздвинуться своим коленом.

Его кровь пылала словно огонь, его нужда была настолько острой, словно заточеный клинок.

– Теперь отклонись.

Так далеко как сможешь.

Легкая заминка и она сделала, как он хотел.

На мгновение, всего лишь одно мгновение, все что он мог делать – смотреть.

Такая милая.

Такая сладкая.

Такая розовая.

Такая влажная.

Для него и только него одного.

Даже сама мысль делить ее с его (опять мурлыкание) демоном вызывала отвращение.

Но он сделает это.

Он возьмет эту женщину любым способом, которым сможет.

– Хочу тебя попробовать сейчас.

Он нагнул голову и лизнул ее языком, слышав вдалеке шлепок плоти о дерево.

– Аэрон!

Он взглянул вверх.

Она положила руки на зеркало напротив себя и облакотилась веском о шкаф.

Ее веки были прикрыты, она часто дышала, зубами закусила губу.

– Не…

останавливайся, – попросила она умоляюще.

Он и не собирался.

Он провел языком по ее женскому естеству еще раз, задержавшись на ее клиторе, легко ударяя по нему, посасывая его.

Это была амброзия.

Ее.

Мягкая и слега припухлая…

из‑за него.

Принимая во внимание, что он был этому причиной, ему нравилось.

Несмотря на то, что он был на взводе, он не позволил себе торопиться.

Он уже проходил это, раньше.

В этот раз, он будет смаковать.

В этот раз, он изучит каждую частичку этого прекрасного тела.

– Я почти…

Аэрон…

– Хорошая девочка.

Он задвигал языком быстрее, сильнее.

Она задвигала бедрами вперед‑ назад, и когда он приблизился языком к ее щелочке, он погрузил его глубоко внутрь.

Она закричала, сотрясаясь от накотившего освобождения.

Он не знал сколько времени – минут, часов, дней‑ прошло прежде чем она достаточно успокоилась, чтобы он мог наклониться и поцеловать, лизнуть лодыжки ее ног, которыми он так восхищался, поднимая ее мантию и уделяя пристальное внимание ее попке.

У нее были две впадинки, и пока его язык танцевал вокруг них, его руки поползи вверх…

вверх…

пока не обхватили ее груди, так как он знал ей нравилось больше всего.

Оба ее соска были все еще восхитительно твердыми, как маленькие жемчужины, и он стал перекатывать их между своими пальцами.

Еще.

– Я готова, – сказала Оливия.

– Войди в меня.

– Еще рано.

Она была влажная, но он хотел, чтобы она истекала влагой.

Он хотел, чтобы она была более чем готова.

Она была девственницей, и он облегчит ей первый раз настолько, насколько сможет.

Его первый раз был с второстепенной греческой богиней.

Одной из трех фурий.

Мегера "ревнивая", как ее называли.

Ее манера заниматься любовью была жестокой и болезненной, и это еще одна причина, по которой он избегал женщин, предпочитающих силу в своих любовниках.

С Оливией, все было не так, хотя он не знал, кого предпочитает, нежных женщин диким, или диких женщин – нежным.

Но сейчас он предпочитал Оливию.

Вставая, он провел языком вверх по ее позвоночнику, на ее спине, где должны были быть крылья, оказались шрамы, и он поцеловал их – он поднял ее мантию и снял через ее голову.

Шелковые волосы каскадом упали на ее плечи и спину, заслоняя ее грудь в зеркальном отражении.

Он подумал, что дожен видеть ее грудь, и откинул ее волосы в сторону.

Он увидел отражение ее затвердевших сосков.

Он ласково потрепал их, и она откинула свою голову на его плече, прикрыв глаза.

Он зашипел сквозь зубы, когда прижался своей эрекцией к ее ягодицам, отчаянно желаяя прикосновения.

Не будет никакого смакования, если он продлит это прикосновение.

Его рука опустилась ниже, еще ниже, пока не достигла вершинки ее естества.

Его пальцы прошли сквозь пучок темных кудрей, и внутрь этого горячего, влажного холмика.

Один, два, он вошел ими в нее.

Они оба застонали.

Аэрон поцеловал изгиб ее шеи, наблюдая за этим в зеркало.

Какое зрелище они собой представляли.

Его темное, татуированное тело позади ее.

Ее мягкое, словно облако тело извивающееся перед ним.

Он еще не видел более эротичного зрелища.

Нет.

Подожди.

Она завела руки назад, одной притянула его голову вниз для поцелуя, другая легла на его задницу, прижимая его теснее к ней.

Это было самое эротичное зрелище, которое он когда‑либо видел.

– Я готова, клянусь.

Почти…

почти…

Он ввел в нее третий палец, растягивая ее, распределяя блестящую влагу.

И когда он столкнулся с доказательством ее девственности, он остановился, наслаждаясь чувством собственника, затопившим его‑ моя, вся моя – и затем мягко прорвался.

Моя.

Гнев закричал.

Моя.

Настойчиво.

Она напряглась, несмотря на то, что он старался успокоить ее своими губами.

– Аэрон.

Он сделал ей больно пальцами, а не членом.

– Прости.

Боль.

Будет лучше.

Клянусь.

Он говорил как неандерталец, но он просто не в состоянии был правильно сформулировать предложения.

Оливия была его.

Полностью его.

Его мозг заклинило на этой мысли, и только на ней.

Когда она расслабилась, он продложил целовать ее, играя с ее языком, вкушая ее один поцелуй за следующим более требовательным, и вскоре она опять начала извиваться перед ним, теряясь в удовольствии.

Вскоре она стала истекать влагой, как он и хотел.

Вот теперь она была готова.

Хоть он не хотел отпускаять ее ни на мгновение, все же ему пришлось, чтобы придержать свой член.

Подрагивающий он практически прыгнул в его руку, так сильно изголодавшийся по большему, что он боялся излиться в нее при первом же соприкосновении.

Надо немного расслабиться.

Он прикусил свой язык до крови, и кипящая потребность немного утихла.

Есть.

Нежно, он подтолкнул Оливию ссади и уложил ее грудью на деревянную поверхность туалетного столика. Затем он прикоснулся кончиком себя к ее входу.

– Все еще готова?

– Сейчас, Аэрон.

Сделай это сейчас!

Дюйм за дюймом он вводил его внутрь нее, позволяя ей приспособиться к его размерам, прежде чем погрузиться в нее полностью.

Все это время, она ахала, стонала и умоляла его.

Гнев тоже.

Наконец он полностью погрузился в нее, ему хотелось до бесконечности проникать в нее, и никогда не останавливаться.

"Аэрон." простонала она, и он знал, что это было еще один призыв.

Он вышел из нее полностью, прежде чем погрузиться снова.

Он выругался, она выгнула бедра навстречу ему, и все его здравомыслие улетучилось, ломая что‑то внутри его.

Некие границы.

Границы его сдержанности.

Просто, как будто он потерял самого себя.

Потерял контроль, потерял того, кем он был, потерял все, кроме необходимости чувствовать эту женщину всем своим существом.

Туда и обратно он двигался в ней, так как того хотел.

Преисполненный решимости, управляемый одержимостью большей чем демон.

Он сжал ее бедра, возможно оставляя на них синяки, наверняка ломая ее кости, но он не мог остановиться.

Он был диким, непонтролируемым, существующим только для этого момента.

Для этой женщины.

Теперь она была для него всем.

Она была такой же частью его, как и Гнев.

Он жить не мог без нее.

И не будет жить без нее.

"Аэрон."

Она больше не задыхалась, а кричала.

"Не останавливайся, не останавливайся, не смей останавливаться.

Еще.

Еще!"

Но в его голове повторялось только одно слово.

Моя.

Моя, моя, моя.

Он слышал его тысячу раз прежде, но когда он кричал "Моя, моя, моя" и это звучание огрушало его, захватывало, уносило на другую грань, клеймило его, уничтожая кем он был, чем являлся, затем создавая заново, хорошего и правильного человека, каким он всегда должен был быть.

Ее мужчиной.

И когда слово "моя" стихло, другое слово заняло его место, более громкое, намного более необходимое.

Твой.

Он хотел принадлежать ей, быть ее.

Быть всем, о чем она мечтала, воплощая каждое ее желание.

"Аэрон." простонала она.

Твой.

Он должен был это предвидеть, должен был знать что она начинала значить для него, но его сопротивление ослепило его.

Теперь, все свелось к его низменным желаниям, он был грубым, уязвимым и действовал на инстинктивном уровне.

Она была его, а он был ее.

Он сильнее раздвинул ее ноги, и проник еще глубже в нее.

Расстояние до туалетного столика позволило ему прикоснуться к ней и погладить, так как ей было необходимо.

С криком, она взорвалась, и ее упругие внутренние стены схватил его, Аэрон двигался до тех пор пока его горячее семя не излилось внутри нее.

– Аэрон, – вскрикнула она.

Твой.

Он рухнул на нее, тяжело дыша, и понял, план "только один раз" дал брешь.

Ему никогда не будет достаточно этого.

Ни ему, ни его демону.

Им нужно больше, они не успокоятся пока не возьмут всеми возможными способами, которые только можно представить.

И они могли.

Он мог.

Без страха.

Он потерял контроль, но гнев не напал на нее.

Он потерял контроль, но не сделал ей больно.

Это прежде было недостижимо, но теперь.

.

.

Он должен быть с ней, иначе его жизнь никогда не будет полной.

Ему нужно было заниматься с ней любовью каждую ночь, просыпаться с ней каждое утро и снова заниматься любовью с ней.

Ему нужно было побаловать ее и дать ей то, чего она хотела.

Веселье.

Радость.

Страсть.

Как и он.

_ Оливия, – произнес он дрожащием голосом, в котором звучало обещание, обещание дать ей "больше" чем она когда‑либо желала.

Навсегда?

Что ты делаешь? О чем думаешь? Ты не можешь этого сделать.

Его грудь из‑за пота прилипала к ее спине и он отстранился.

Гнев хмыкнул.

– Аэрон, – сказала она.

Это, "Аэрон!"

Было сказано, не голосом Оливии.

Он обнял своего ангела, и они застыли.

Удивленные Уильям и симпотичная блондинка – Легион, (он еще раз удивился тому как она изменилась) стояли в открытых дверях.

Аэрон открыл свои крылья и укутал ими Оливию, защишая ее от лишних взглядов.

Тем временем Уильям пытался сдержать разбушевавшуюся демоницу, но она была так же сильна как и он, и тащила его вперед за собой, пялясь на ангела убийственным взглядом.

Поиск по сайту: