АВТОРИТЕТ АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЫ

"В наши дни, - восклицает Сидоний Аполлинарий, - не так уж много людей занимается культурой слова, но еще меньше тех, кто занимается ею с блеском”. Правда, в конце V века шел процесс постепенного упадка публичных школ, которые до того времени в Южной Галлии успешно противостояли потрясениям последних веков империи. Однако привязанность к классической культуре сохранилась в богатых семьях Аквитании, Бургундии и Прованса благодаря семейной традиции и отчасти использованию для воспитания детей частных наставников. Исполненные ложной скромности слова Григория Турского приоткрывают нам значение риторики. Посетовав в предисловии к своей книге “История франков” по поводу “упадка культа художественной литературы”, он просит читателей извинить его, “если в его записях и словах ему случится нарушить правила искусства грамматики, которыми он не вполне владеет. Оно раскрывается также в словах итальянца Фортуната, который, обосновавшись в Галлии, куда менее защищенной, чем его родина, заявил: “Мои губы почти незнакомы с секретами речи. Мне досталось лишь несколько капелек из ручьев грамматики и лишь несколько глотков из потоков риторики. Я только прикоснулся к изучению права”. В Южной Галлии, безусловно, оставалось достаточно светлых умов, что как раз и смущало аббата одного из парижских монастырей, которому в 559 году король Клотар предложил занять место епископа в Авиньоне: он не хотел, сообщает Григорий, “чтобы ею простосердечие было подвергнуто испытанию в обществе изощрённых в софистике и философии сенаторов и магистратов”. Напротив, он не отказался от такого же места в Ле-Мане, где ему, по-видимому, не грозила подобная опасность. Этот замечательный пример епископа Домнула, который, как мы видели выше, основал базилику Сен-Венсен Дю-Ман и передал ей обширные родовые поместья, показывает, что существовало культурное противостояние двух Галлии, варварской — на севере и римской — на юге. Нетрудно заметить, что для галло-римского аристократа с севера Южная Галлия была слишком проникнута римским духом. Следует сказать, что использование письменности, как показывают административная практика и наличие нотариусов, было достаточно широко распространено в городах Южной Галлии (Арль, Лион, Клермон, Пуатье, Бурж) до начала VII века.

Употребление письменности не было полностью утрачено и на севере, где она широко применялась в Треве, этом очаге римского духа, долгие годы сохранявшемся в самом центре германизированного мира, а также в Париже, который довольно часто был местом пребывания королей и их свиты. Хотя нам не так уж много известно об уровне развития культуры при наследниках Хлодвига (во всяком случае, их первого поколения), мы можем все же судить, в какой степени они были очарованы наследием античности. Миф о троянском происхождении франков, который зрел в их умах с VI века, прежде чем появилось его письменное воплощение в хронике лже-Фредегера в середине VII века, безусловно, является результатом такого ослепления. Это преклонение, настолько очевидное у Теодебера, что его нет нужды доказывать, в значительной мере разделялось и младшим сыном Клотара Хильпериком. Он, как и его кузен, стремился не только сохранить цирковые игры, надеясь усладить ими жителей своих двух столиц — Суассона и Парижа, не только состоял в переписке с византийским императором, похваляясь перед соотечественниками полученными от него богато украшенными медальонами, но и сам увлекался литературой.

Он сочинил несколько месс и гимнов, один из которых, посвященный святому Медарду, особо почитаемому его родителями, по своим ритмическим особенностям явно напоминает победные гимны античности; он считал себя теологом и написал небольшой трактат, правда, далеко не ортодоксальный, о Святой Троице; и наконец, он выступил в качестве грамматика, прибавив, по примеру императора Клавдия, четыре буквы в латинский алфавит и законодательно закрепив их употребление на всей территории своего королевства.

Эта реформа, призванная, возможно, узаконить фонетические изменения, свойственные простонародной латыни, которую называли римским деревенским языком, используемым в ту пору франкской элитой, показывает все более глубокое расхождение между разговорной и классической латынью. Впрочем, тексты, оставленные нам королем, а также документы, подготовленные в его канцелярии, как и в канцеляриях его братьев, отнюдь не лишены ошибок, точно так же, как и эпитафии, которые и по сей день находят во множестве на юге страны. Все указывает, что престиж письменности, стоявший так высоко в Галлии VI века, постепенно утрачивался параллельно снижению ее технического уровня. В создаваемых в то время школах - монастырских, кафедральных, пресвитерианских - обучение искусству речи не являлось самоцелью. Когда в 599 году папа Григорий Великий узнал, например, что епископ Вьенна Дидье предпринимает попытки обучить грамматике некоторых своих сограждан, он сделал ему серьезное внушение; “Мы узнали, что Ваше Священство обучало некоторых прихожан грамматике. Мы считаем это грубым нарушением... потому что похвала Христу несовместима с похвалой Юпитеру, исходящей из одних и тех же уст. Считайте, что распевание стихов является тяжким грехом и кощунством для епископа…” В обществе решительно насаждалась тогда аскетическая культура.

Поиск по сайту: