Видукинд Корбейский 6 страница. 19. Двоюродный же брат короля Экберт, отправленный в город в качестве заложника, обольщенный уговорами

19. Двоюродный же брат короля Экберт, отправленный в город в качестве заложника, обольщенный уговорами, стал враждебен по отношению к королю, [тем более что] и до этого он гневался [на него], так как его необоснованно обвиняли в не­осторожном сражении, во время которого он лишился глаза.

20. В то время как это происходило, в ближайшую ночь, ба­варцы, сопровождавшие брата короля, покинув его, соедини­лись с Людольфом: последний, отправившись с ними в поход, взял королевский город под названием Регенсбург с осталь­ными укреплениями в этой области, разделил все достояние герцога между своими воинами, а супругу дяди с сыновьями и друзьями заставил уйти не только из города, но и из области. Мы уверены, что все это совершилось по воле господа, чтобы тот, кого он хотел поставить светлейшим государем над многи­ми народами и племенами, убедился, что сам [по себе] он мало может сделать, а с помощью господа — все ².

21. Был же еще Арнульф младший с братьями, он составил такой заговор против Генриха, согласно которому [Арнульф] должен был быть избран па отцовское королевство, а [Генрих] должен был лишиться отцовского достоинства. Войско же, изнуренное длительным напряжением, попросило об увольнении и получило его, в то время как король с очень немногими по­следовал за сыном в Баварию.

22. Ибо он [король] привык к трудностям [даже] больше, чем можно было ждать от человека, с детства воспитанного из­неженным. И в то же время как множество изменило, остались весьма немногие, которые поддерживали дело короля: среди них был некий Адальберт² и с ним другие весьма немногие.

23. В то время как король воевал против Маннца, Саксонией правил герцог Герман. Когда² в дополнение к прежнему [войску] нужно было послать из Саксонии новое, то во главе его стали Тиадорик³ и молодой Вихман. Как только войско достигло границы франков, его внезапно окружили Людольф и герцог Конрад и загнали в одну покинутую крепость. Во вре­мя попытки взять ее приступом знаменосец от толчка колесни­цы потерял у самых ее ворот руку; из-за этого случая сражение прекратилось, и было заключено соглашение о перемирии на три дня, чтобы [войско могло] вернуться в Саксонию.

24. Людольф пытался большими обещаниями склонить Тиадорика, Вихман же, полностью подкупленный, стал затем ули­чать своего дядю, говоря, что он — расхититель отцовского на­следства, называя его грабителем сокровищ². Сам он при этом отнюдь не оставался несведущим в отношении заговора, и труд­но передать, с какой рассудительностью и благоразумием сле­дил он за происками [некоторых] своих родственников и явных врагов.

25. Экберт, конечно, соединился с Вихманом, и они едино­душно поднялись против герцога, не давая ему пи отдыха, ни покоя. А тот, проявив благородное терпение, усмирил все же ярость юношей и стал заботиться затем о том, чтобы никакое волнение больше не смогло возникнуть в этих областях, когда король в них отсутствует.

26. Неожиданный приход короля не побудил баварцев ни обратиться к миру, ни ожидать открытой войны, а укрывшись за стенами, они стали чинить большие трудности войску, готовясь удалить его из своей страны. Поскольку успеха [в делах] достиг­нуто не было, [прибывшее] войско ни перед чем не воздержива­лось и все опустошило.

27. Между тем архиепископ, как он сам говорил, из страха перед королем отказался от архиепископского сана и стал ве­сти с отшельниками жизнь иеремита. Немалое колебание про­явилось также и у остальных епископов в Баварии, так как они [попеременно] склонялись к [различным] сторонам, то поддер­живая короля и выступав на его стороне, то поддерживая враж­дебную [ему] сторону, ибо не могли без опасности для себя от­далиться от короля и не в состоянии были без ущерба для себя сохранить ему преданность.

28. Проведя три целых месяца в этих областях, король толь­ко около январских календ ушел из Майнца и вернулся в Саксонию, завершив дела и потеряв двух мужей, занимавших вы­дающееся положение и обладавших большой властью, а именно Иммеда и Майнвера, каждый из них погиб от стрел — один в Майнце, а другой — по пути, когда шли в Баварию.

29. После того как Герман² и [его].племянники изложили королю дело, все те, кто стоял на защите права, одобрили дей­ствия герцога, полагая, что юноши должны быть наказаны⁴. Король же, расположенный к ним, пощадил их и перевел лишь Вихмана под военной стражей во дворец.

30. Между тем [король] узнал, что в Баварию вошли авары, соединились с [его] противникам и предполагают испытать его силы в открытой войне. И он не устрашился² такого обстоя­тельства, никогда не забывая, что является божьей милостью господином и королем, но, собрав сильное войско, выступил на­встречу чрезвычайно жестоким врагам. Однако последние укло­нялись от встречи и, получив от Людольфа проводников, про­шли по всей Франконии, нанося при этом, прежде всего друзьям [короля], такой ущерб, что у одного — по имени Эрнуст³, при­надлежавшего к противной стороне, захватили в плен сначала более тысячи людей, а затем и всех остальных; таким образом, все эти [действия врага] превосходят то, что можно считать правдоподобным. В воскресенье, перед пасхой, [все жители] Вормса⁶ публично встретили авар и преподнесли им многочис­ленные дары из золота и серебра. Оттуда [авары] отправились в Галлию и другой дорогой вернулись к себе на родину.

31. Баварцы, утомленные как внутренней, так и внешней войной, ибо после ухода венгров они стали испытывать притес­нения со стороны королевского войска, вынуждены были пове­сти переговоры о мире, и получилось так, что дано было пере­мирие до 16 календ июля и определено место, под Цинной, ку­да надо было представить предложения и дать на них ответ.

32. Когда весь народ собрался в условленном месте, король произнес такую речь: «Я бы еще, пожалуй, мог стерпеть, если бы недостойное поведение моего сына и [лиц], строящих козни, причиняло беспокойство только мне и не тревожило бы всего христианского народа, [этим людям] оказалось мало вторгаться наподобие разбойников в мои города и похищать области из-под моей власти, им понадобилось насытиться еще кровью моих родственников и самых дорогих моих сподвижников. И вот я сижу, лишенный детей и страдая между тем от того, что мой сын является [моим] сильнейшим врагом.

А тот, кого я любил больше всего, кого я вознес из ничтоже­ства до высшего положения и одарил высшими почестями, подстрекает теперь против меня моего единственного сына. Именно [подобные люди] опустошают мое королевство, уводят в плен и убивают моих людей, разрушают города, поджигают храмы, убивают священнослужителей. До сих пор улицы обагрены кровью; недруги Христа, похитив мое золото и серебро, кото­рыми я одарил сына и зятя, возвращаются нагруженными в свои места. Мне трудно представить, что же еще можно отне­сти к тому, что называется преступлением и вероломством?» Сказав так, король замолчал. Генрих, восхвалив суждение ко­роля, добавил при этом, что враг, потерпев поражение во вто­ром открытом сражении, вновь со злым умыслом начинает стягивать силы, чтобы открыть себе путь для нанесения вреда [королевской власти], [что касается его, Генриха], то он считает более благоразумным разделить общее бедствие и все тяготы, чем когда-нибудь оказать покровительство общему врагу. По­сле этих слов [Генриха] вперед выступил Людольф и сказал: «Я признаю, что людей, нанятых выступить против меня, я удер­живал от этого с помощью денег; [я это делал], чтобы они не на­несли вреда мне и тем, кто мне подчинен; если сочтут, что я ви­новен, то пусть знает весь народ, что я делал это не по собствен­ному побуждению, а вынужденный крайней необходимостью». Наконец выступил архиепископ, обещая перед любыми судьями, которых назначит король, показать, что он [архиепископ] никог­да ничего против короля не чувствовал, не предпринимал и не со­бирался предпринимать. Он, [по его словам], оставил короля лишь из страха, так как понимал, что ему, невиновному, предъ­явят [необоснованные] тягчайшие обвинения, ибо королю было нанесено оскорбление. В любых условиях, [сказал архиепископ], он будет верен взятым на себя обязательствам. В ответ король сказал: «Я не требую от вас присяги [в сказанном], только со­действуйте, сколько можете, миру и согласию». И, сказав это, король отпустил его с верой и миром.

33. Поскольку архиепископ¹ и Конрад² не смогли склонить юношу³ к тому, чтобы тот подчинился отцу и, последовав его мнению, выполнил его решение, они отошли от него и связали себя с господом и королем.

34. В ближайшую ночь Людольф со своими людьми покинул короля и с войском вошел в Регенсбург. А король, следуя за сыном и встретив [на пути] город под названием Горсадал¹, осадил его.

35. И когда произошла битва, [стало ясно, что] более жесто­кого сражения, чем у стен [этого города], никто из смертных ни­когда не видывал. Много там с обеих сторон было убито, а еще больше ранено; [и только] ночной мрак положил конец сраже­нию. Войско, изнуренное битвой, исход которой к тому же оста­вался неверным, было оттуда выведено, так как становилось очевидным, что нельзя сражающимся задерживаться там доль­ше для еще более тяжелых испытаний.

36. Путь до Регенсбурга [длился] три дня. После того как место для лагеря было занято и окружено укреплениями, нача­лась тщательно обдуманная осада города. Но так как толпа [осажденных] не допускала придвинуть орудия [осады] к стенам, то сражение у стен достигало иногда довольно большого оже­сточения с обеих сторон. Долго длившаяся осада вынудила осажденных предпринять какие-либо военные действия. Хуже страдать от голода, полагали они, если до него их доведут, чем храбро умереть в строю. Итак, было приказано, чтобы конница предприняла вылазку через западные ворота, собираясь якобы напасть на лагерь, а другие [тем временем] пусть сядут на ко­рабли и, [пройдя] по реке, протекающей по соседству с городом, пока будет идти конное сражение, вооруженными войдут в по­кинутый лагерь. Горожане, собранные ударом в колокол, ис­полнили приказ, а в лагере знали, когда такой знак дается. Поэтому и они немедля.подготовились [к отражению нападения]. [Однако] с вылазкой конницы произошла задержка, а корабли прошли дальше от города, и когда высадившиеся напали на ла­герь, то натолкнулись там на вооруженных людей; перепуган­ные, они стали спасаться бегством, но, окруженные со всех сторон, были уничтожены. Одни, стремясь войти на корабли, пораженные страхом, сбились с дороги и были поглощены рекой, другие успели сесть на корабли, но так как их было больше, чем следовало, то суда затонули [вместе с ними], и получилось так, что лишь немногие из большого числа остались в живых. Кон­ница же, утомленная [вражеской] конницей, потерпев поражение и имея много раненых, была загнана обратно в город. Королев­ские воины, вернувшись победителями в лагерь, привели к во­ротам с собой лишь одного [воина], пораженного смертельной раной. Весь скот, принадлежавший городу, был [ранее] угнан на места, изобилующие травой, находившиеся между ре­ками Регеном и Дунаем, однако брат короля Генрих захватил [этот скот] и разделил его между союзниками. Горожане, изну­ренные частыми сражениями, начали испытывать голод.

37. Людольф, уйдя из города с главными людьми, запросил мира, но не добился его, так как отказал в повиновении отцу. Тогда, войдя [обратно] в город, он попытался совершить воору­женное нападение на Геро, осаждавшего восточные ворота, про­славившегося как своими победами, так и сражениями. С трех часов до девяти длилось ожесточенное сражение; у ворот горо­да всадник Арнульф², лишившийся оружия, когда упал его конь, в тот же час был пронзен копьем и пал [мертвым]. Два дня спустя от женщины, бежавшей из города от голода, узнали о его смерти, раньше об этом ничего не было известно. Смерть [Арнульфа] привела в большое замешательство горожан, и они тотчас же начали переговоры о мире.

38. При посредничестве князей Людольф со своими союзни­ками ушел из города, в котором находился в осаде на протяже­нии целых полутора месяца; он получил мир до дня, установлен­ного для решения всех этих дел. Местом совещания был назна­чен Фридислар. Оттуда король вернулся на родину.

39. Генрих же завладел Новым городом³. В ближайшую ночь почти весь Регенсбург был сожжон.

40. Когда король, занимаясь охотой, проводил время в ме­стности под названием Сувельдун, к нему пришел его сын, бо­сой, и распростерся перед отцом, движимый глубоким раская­нием, его жалостливая речь исторгла слезы сначала у отца, а затем и у всех присутствующих. Благодаря любви отца [Генрих опять] снискал его милость и дал обещание, что впредь будет считаться с отцовской волей и будет повиноваться ей.

41. Между тем пришли вести, что архиепископ тяжко болен и надежды [на выздоровление] нет. Поэтому решение короля [по его делу] было, конечно, отложено. Находившиеся при архиепископе с достаточной похвалой рассказывали о его конце². После его смерти состоялось общее собрание народа; через полтора года Майнц со всей Франконией подчинился королю; сын и зять были '[королем] помилованы и до конца оставались ему верными.

42. В тот год Геро² одержал славную победу над сла­вянами, которые называются укры³. В помощь ему король послал герцога Конрада. Добыча была взята оттуда огромная; в Саксонии поднялось [по этому поводу] великое лико­вание.

43. Ближайшую пасху король правел с братом, а после это­го повел войско против Регенсбурга, вновь обрушив на город оружие и осадные сооружения. Так как [город] был лишен по­мощи caкcoв и страдал из-за голода, то горожане вышли из во­рот и вместе со [всем] городом сдались королю. Последний осу­дил главарей [восстания] на изгнание, остальных же, [составляв­ших] множество, пощадил, а сам со славной победой вернулся на родину, возвратив брату всю область Баварию.

44. Вернувшись в июльские календы в Саксонию, [король] был встречен там венгерскими послами, которые посетили его якобы в подтверждение старой верности и дружбы, а в действи­тельности, как казалось некоторым, они желали разузнать об исходе внутренней войны. Задержав на несколько дней их у себя и одарив дарами, он отпустил [их] с миром, но от послов брата, то есть баварского герцога, он услышал [такие слова]: «Венгры в большом числе вошли в твои пределы, они решили начать с тобой войну». Услышав это, король, будто он и не переносил тя­гот прошлой войны, выступил против врагов. При этом он смог взять с собой лишь немногих саксов, так как его уже отягощала война со славянами. Когда лагерь расположился в районе Аугсбурга, к [королю] подошло войско франков и баварцев, с силь­ной конницей прибыл в лагерь также герцог Конрад, с приходом которого воины воспрянули духом и не хотели уже больше от­кладывать сражения. Ибо [Конрад] отличался храбростью и, что редко бывает присуще храбрым людям, был весьма рассуди­телен, а когда шел на врага, на коне или пешком, был неутомимым воином, и соратники любили его и во время мира, и во время войны. Отрядами лазутчиков того и другого войска было установлено, что [одно] войско расположено недалеко от друго­го, После того как в лагере объявили пост, было приказано, что­бы на следующий день все были готовы к сражению. Подняв­шись на рассвете, заверив друг друга в соблюдении [внутренне­го] мира и в оказании помощи, прежде всего герцогу, а также друг другу, [воины], подняв знамена, вышли из лагеря, числом около восьми отрядов. Войско вели по суровой и трудной местности для того, чтобы не дать врагам привести отряды в замеша­тельство множеством стрел, которыми они ловко пользовались, чему благоприятствовали кустарники, [их скрывавшие]. Пер­вый, второй и третий отряды составляли баварцы, во главе их стояли военачальники герцога Генриха; последний между тем в сражении отсутствовал, так как страдал телесным недугом, от которого и умер. Четвертым [отрядом] были франконцы, их ру­ководителем и попечителем — герцог Конрад. В пятом, который был самым большим и назывался королевским, пребывал сам государь, окруженный воинами, отобранными из числа лучших, и отважной молодежью; перед ним [несли] знамя с изображе­нием архангела, от которого зависит победа, окруженное плот­ной толпой [воинов]. Шестой и седьмой [отряды] состояли из швабов ², во главе которых стоял Бурхард³, женатый на дочери брата короля. Восьмой состоял из тысячи отборных чешских вои­нов, снабженных оружием лучше, чем [обеспеченных] счастьем; в этом [отряде] находилась вся поклажа и обоз, так как, будучи последним, он считался как бы наиболее безопасным. Однако все произошло иначе, чем предполагали; ибо венгры, отнюдь не мешкая, перешли реку Лех, окружили войско н стали забрасы­вать стрелами именно последний отряд, а затем с ужасным кри­ком напали [на него], одних убили, других взяли в плен и, овла­дев всей поклажей, обратили в бегство остальных воинов этого отряда. Подобным же образом они напали на седьмой и шестой отряды и, когда многие из воинов были повергнуты, [остальных] тоже обратили в бегство. Когда король понял, что впереди про­исходит сражение, а сзади последние отряды подвергаются опас­ности, он послал туда герцога с четвертым его отрядом, тот от­нял [захваченную врагами] добычу и опрокинул их разбойничьи ряды. А когда грабительские отряды противника были рассеяны, герцог Конрад с победоносными знаменами вернулся к королю; и достойно удивления, что в то время как старые воины, привык­шие к славе и победам, медлили, он [одержал победу], имея в распоряжении [только] молодых воинов⁶, почти не искушенных в военном деле.

45. В то время как все это происходило в Баварии, Тиадорик² вел с переменным успехом борьбу против варваров. Пыта­ясь взять один их город, он преследовал врагов до входа в воро­та и. загнав их внутрь города, захватил и сжег пригород³, все же находившиеся вне [городских] стен были им или перебиты, или взяты в плен. Когда [Тиадорик] после того, как пожар был погашен, возвращался обратно и половина [его] воинов уже ус­пела перейти болото, расположенное возле города, славяне, за­метив, что наши оказались в затруднительном положении и не имеют возможности ни сражаться, ни бежать, с громким криком обрушились сзади на них, повернувших обратно. И когда наши [воины] обратились в постыдное бегство, они [славяне] унич­тожили до пятисот мужей из их числа.

46. Между тем великий страх и тревога охватили всю Саксонию по причине неудачи, постигшей короля н его войско. Нас повергли в ужас², кроме того, необыкновенные знамения. Во многих местах сильной бурей были разрушены храмы, и это при­водило в трепет тех, кто это видел и слышал; от удара молнии погибли некоторые духовные служители обоего пола, и еще мно­гое происходило в то время такое, о чем страшно рассказывать и что поэтому нам следует опустить. [Король], предвидя³ всю трудность приближающегося сражения, чтобы ободрить своих соратников, обратился к ним со следующей речью ⁴: «Нам необ­ходимо запастись мужеством в столь тяжелом испытании; это видно и вам самим, мои воины, ибо вы имеете дело с против­ником, стоящим не [где-то] вдали от вас, а [непосредственно] пе­ред вами. До сих пор с помощью ваших неутомимых рук и ваше­го славного непобедимого оружия я одерживал победы везде за пределами моей страны и державы, так неужели же мне теперь в своей державе, своем королевстве⁵, надо показать [врагам] спину? Знаю, что противник превосходит нас числом, но не доб­лестью и не оружием; как нам известно, значительная часть [вражеского войска] совершенно лишена всякого оружия и почти лишена божьей помощи. Им служит оплотом лишь соб­ственная смелость, нам же — надежда на бога и его помощь⁶, покровительство. Позорно было бы, если бы мы, ныне повелите­ли почти всей Европы, подали руку врагам. Уж лучше мы, мои воины, со славой умрем в бою, если близок конец, чем, поддав­шись врагу, будем в рабстве влачить нашу жизнь или подобно не­счастным животным, [идущим на убой], кончать ее на висели­це. Я бы сказал больше, мои воины, если бы я знал, что с по­мощью слов можно увеличить доблесть и смелость в ваших ду­шах. Лучше уж начнем беседу [с врагом] с помощью меча, чем с помощью языка». Сказав это, он поднял щит и священное копье и первым направил коня на врага, выполняя обязанность и храбрейшего воина, и выдающегося полководца. Более смелые из врагов вначале оказывали сопротивление, но затем, увидев, что союзники [их] обратились в бегство, пришли в смятение, смешались с нашими и были уничтожены. Некоторые из оставшихся [в живых], поскольку лошади их устали, вошли в бли­жайшие деревни и, будучи окружены воинами, были сожжены вместе с домами; некоторые, переплыв через реку⁹, протекав­шую поблизости, не смогли подняться на противоположный бе­рег, были поглощены водой и погибли. В тот же день лагерь был захвачен и все пленные освобождены. На второй и третий день полчища оставшихся [в живых врагов] настолько были истреблены соседними городами, что почти никому не удалось спастись. Но победа над столь свирепым народом была достиг­нута не без кровопролития.

47. Так как герцог Конрад сражался весьма храбро, то он был крайне возбужден и разгорячен как [собственной] пылкостью, так и солнечным зноем, который в тот день был особенно сильным; он снял забрало и хотел глотнуть [свежего] воздуха, но тут [вражеская] стрела пронзила его горло, и он пал мерт­вым. Тело его по распоряжению короля было с почетом поднято н перенесено в Вормс, и здесь этот великий муж, славный всеми душевными и телесными доблестями ², был погребен, сопровож­даемый плачем и рыданиями всех франков.

48. Три предводителя венгров были взяты в плен и приведены к герцогу Генриху и, как того и заслуживали, были приговорены к позорной смерти, а именно; были казнены через повешение.

49. Король снискал славу благодаря замечательной победе, и войско провозгласило его отцом отечества и императором³. Приказав поэтому воздать почести и достойное почитание господу отдельно в каждой из церквей и поручив затем через послов сделать то же самое по отношению к святой матери ³, победи­тель, при ликовании и великой радости саксов, вернулся [в Саксонию] и был весьма радушно принят своим народом; ведь до него никто из королей на протяжении двухсот лет не праздновал такой победы. (Сами [саксы], занятые на войне с венграми, не принимали участия в борьбе со славянами.)

50. Итак, как, мы выше оказали, Вихман, когда не смог дать отчет в своих действиях по отношению к отцу, был взят во дворец под стражу. Когда же король хотел отправиться в Бава­рию, [Вихман], притворившись больным, отказался принять уча­стие в этом путешествии; император стал увещевать [Вихмана], что готов взять его, лишенного отца и матери, вместо сына и охотно будет воспитывать, что возвысит его до отцовского достоинства, но просит, чтобы он не причинял ему огорчений, так как [и без того] многое его обременяет. Не услышав ничего удовлет­ворительного в ответ, император отбыл, поручив [надзор за Вихманом] служащему Ибону². Проведя с ним несколько дней, [Вихман] после этого попросил, чтобы ему было разрешено от­правиться в лес на охоту. Там, соединившись со своими тайны­ми друзьями, он бежал на родину, захватил несколько городов и, объединившись с Экбертом, поднял [опять] оружие против им­ператора. Однако ревностный герцог Герман легко их подавил и принудил уйти за Эльбу. Когда они убедились, что сопротив­ляться герцогу не могут, они вошли в союз с двумя королями варваров, Нако и его братом, которые уже были когда-то во вражде с саксами.

51. Войско наступало под водительством герцога, сами [вос­ставшие] находились в городе под названием Суитлескар, и могло получиться, что их захватили бы вместе с городом, если бы кто-то не предупредил их криком и они не схватились за оружие; убив перед воротами города до сорока воинов и захватив доспехи с убитых, герцог Герман отступил. Были также такие, которые ему помогали, [а именно] маркграф Генрих и его брат Зигфрид³, оба — мужи превосходные и храбрые, пользовавшиеся величайшей славой и во время мира и во время войны. Произошло все это в начале сорокадневного поста.

52. Вскоре же после ближайшей пасхи в страну вторглись варвары. Вождем их, причем только в этом злодеянии, а не в уп­равлении [их страной], стал Вихман; не допуская никакого промедления с военной помощью [саксам], явился сам герцог Герман; видя, что у врагов войско сильное, а его военные силы весьма незначительны, так как внутренняя война не давала по­коя, он счел более благоразумным в установленном трудном по­ложении отложить борьбу и приказал толпе [жителей], стекав­шихся в большом числе в один город, так как остальным они не доверяли, любым способом добиваться мира. Воины [Германа] очень неохотно приняли такое его решение, и больше всех [был недоволен] Зигфрид, отличавшийся особой воинственностью. Но жители Кокаресцемии, как и приказал герцог, добились мира на том условии, что свободные с женами и детьми должны безоружными подняться на [городскую] стену, оставив посреди города в распоряжении врага [своих] рабов и все свое обзаведе­ние. Когда варвары вторглись в город, один из них узнал в жене какого-то вольноотпущенного свою служанку³. Когда [варвар] попытался вырвать ее из рук мужа и в [завязавшейся] драке получил удар, он стал кричать, что саксы нарушили мир, и по­этому все вновь обратились к битве, в которой [варвары] нико­го [из взрослых] не оставили в живых, всех совершеннолетних [мужчин] предали смерти, а матерей с детьми увели в плен.

53. Стремясь отомстить за это злодеяние, император, одер­жав победу над венграми, вошел как враг в страну варваров. Было рассмотрено дело о саксах, которые вошли в сговор со славянами: решили, что Вихмана и Экберта следует объявить врагами государства, а из остальных пощадить тех, кто захотел бы вернуться к своим. При этом присутствовали также послы от варваров, заявившие, что [их народ] хочет платить дань соглас­но обычаю, оставаясь на положении союзника, тем не менее, однако, они хотят сами удерживать власть в [своей] стране; они согласны на мир только на таких условиях, в противном случае будут с оружием бороться за свободу. Император ответил, что никоим образом не отказывается от мира с ними, но предоставить его на любых условиях не может. Разве только они искупят на­несенную ими обиду достойным почитанием и исправлением; и он повел войско в [их] страну, опустошая и предавая огню все [на своем пути], пока, наконец, не раскинул лагерь у реки Раксы, трудной для перехода из-за болотистой местности; [здесь] он был окружен врагами, ибо сзади была дорога, заваленная крепкими деревьями и защищаемая отрядами воинов [против­ника], спереди находилась река, рядом с рекой болото, а [даль­ше] воинственные славяне с громадным войском, мешавшие [нашим] действовать и отрезавшие им путь. [Наше] войско было истощено болезнями, голодом и другими лишениями. И когда такое [положение] длилось уже много дней, к князю варваров по имени Стойнеф был послан наместник Геро с предложением сдаться императору [на условии], что тогда его при­мут как друга и не будут испытывать как врага.

54. Геро обладал, конечно, многими хорошими качествами: военным опытом, большим благоразумием во внутренних делах, достаточным красноречием, широкими познаниями; свою рассу­дительность он сумел показать больше на деле, чем на словах: он был ловок в приобретении и щедр в пожалованиях и — что на­иболее важно — проявлял большое усердие в служении господу. Итак, через болото и реку, к которой примыкало болото, предво­дитель приветствовал варвара. Славянин ответил ему тем же. [Тогда] наместник сказал ему: «Хватит с тебя и того, что ты за­теял войну против одного из наших, против слуги моего господи­на, а не против [самого] господина, моего короля. Каким же должно быть твое войско и каким твое оружие, если ты такое предполагаешь? Если вы [действительно] хоть сколько-нибудь доблестны, если обладаете хитростью и [достаточно] храбры, тог­да дайте нам возможность пройти к вам или же вы придите к нам, и пусть тогда на ровном месте будет испытана храбрость воинов». [В ответ на это] славянин, по обычаю варваров скреже­та зубами и изрыгая множество ругательств, стал издеваться над Геро, над императором и над всем [саксонским] войском, зная, что оно из-за многих тягот оказалось в трудном положении. Тогда Геро, раздраженный этим и поскольку был человеком го­рячего нрава, сказал: «Завтрашний день покажет, храбры ты и твой народ или нет, ибо завтра вы без сомнения увидите, что мы вступим с вами в борьбу». Хотя Геро некогда уже снискал себе славу благодаря своим выдающимся деяниям, тем не менее его [вновь] стали провозглашать как великого и знаменитого за то, что он с [такой] великой славой начал [дело] со славянами, кото­рых называют руанами. Геро вернулся в лагерь и сообщил то, что услышал. Император же поднялся среди ночи и приказал метанием стрел и другими средствами вызвать [врага] на сраже­ние, делая при этом вид, что [наше] войско якобы хочет перейти реку и болото. Славяне, [после выслушанных] вчера угроз ни о чем другом не думавшие, стали готовиться к битве, всеми силами защищая дорогу. А Геро со своими союзниками руанами вывел на лагеря около тысячи воинов и, в то время как враги ничего не подозревали, быстро построил три моста и послал гонца к импе­ратору, вызывая все войско. Увидев это, варвары устремились навстречу [нашим] отрядам. Поскольку пешим воинам варваров пришлось пройти более длинный путь, [пока] они вступили в сражение, то, ослабленные усталостью, они скоро отступили [перед нашими] воинами и, когда пытались искать спасения в бегстве, без промедления были истреблены.

55. Стойнеф с конницей, [расположившись] на высоком холме, выждал исхода дела; увидев, что воевавшие на его стороне обратились в бегство, он попытался и сам бежать, однако вместе с двумя своими спутниками был настигнут в роще и, поскольку был утомлен сражением и лишился оружия, нашему воину по имени Госед удалось его обезглавить. Один из спутни­ков [Стойнефа], оставшийся в живых, был взят в плен и вместе с головой и доспехами короля тем же воином был доставлен к императору. Благодаря этому Госед стал известным и знаме­нитым; в награду за столь славный поступок он получил в дар от императора двадцать мансов² с доходами от них. В тот же день лагерь противника был взят, многие в нем были убиты или уведены в плен; икровопролитие продолжалось до глубокой ночи. На следующий день голову короля [варваров] выставили в поле, а возле [этого места] обезглавили семьсот пленных, советнику [короля варваров] выкололи глаза, вырвали язык и оставили как бесполезного среди трупов. Вихман и Экберт, сознавая свои злодеяния, ушли в Галлию, бежав к герцогу Гуго ³.

Поиск по сайту: