Часть 19

Всё утро Фрэнк работал над их с Джерардом планом. Исписанные и исчерканные листы то и дело попадали ему в руки, покидая уютное место на незаправленной кровати, после чего юноша нервно ходил из стороны в сторону по своей комнате, беззвучно перебирая губами. Иногда он останавливался, чтобы несколько раз повторить что-то, а затем продолжал свои импульсивные шаги по паркету. Он так волновался, что даже попросил у Маргарет пока не занимать его хозяйственными делами – всё-таки, это было первое и уже настолько серьёзное дело Фрэнка, что он совершенно не хотел отвлекаться на что-либо другое сейчас.

Вся комната являла собой образец жуткого творческого беспорядка: часть одежды была вывалена на пол из незакрытого шкафа и перемешана с несколькими парами обуви, с десяток скомканных листов составляли им компанию, то и дело попадаясь под ноги хозяину покоев, на тумбе у кровати ваза красовалась огрызками от давно съеденных яблок и засыхающими веточками от винограда, а постель выглядела так, словно на ней предавались любовным утехам всю ночь напролёт. Но Фрэнк не пускал Маргарет ни на шаг в свою комнату. Юноша считал, что такая атмосфера помогает и раскрепощает его.

– Фрэнки? – Джерард вошёл в покои, немного напугав своим окликом совершенно ушедшего в размышления юношу. – Прости, я стучал, но ты никак не реагировал.

– Извините… Я просто повторяю всё, что мы придумали с вами. Задумался.

– О, ты молодец. Всё в порядке. Хотел сказать тебе, что только что разговаривал с моим доверенным человеком по особым поручениям. Он выследил все те детали, о которых ты говорил. Место, куда наш старик ездит почти через день, недалеко от Парижа и называется Аббатством Сен-Дени, и, возможно, это совпадение, но по описаниям, форменные рясы послушников очень похожи на те хламиды, в которые Русто заставлял обряжаться мальчиков в борделе.

– Отлично! – неподдельно обрадовался Фрэнк. Он догадывался, что пошлые фантазии пожилого мужчины возникли не на ровном месте. Наверняка, тот следит в Сен-Дени за кем-то, или просто там полно красивых юных мальчиков в рясах. – А что с другой моей просьбой?

– Вот, – мужчина протянул Фрэнку листы, на которых было что-то нарисовано. – Лоран извинялся – он не художник. Но он зарисовал примерное расположение главного храма относительно сторон света, его внутренний план, и в какое время из каких окон падает свет. Он хорошо поработал.

– Поблагодарите его и от меня тоже. Гигантская и очень качественная работа, – Фрэнк увлечённо рассматривал наброски на бумаге и улыбался тому, как всё удачно складывалось! И почти одинаковое время визитов, и очень удобное освещение из витражей в то время как… Но дальше этого Фрэнк старался не заходить в своих мыслях. Он мечтал заниматься любовью только с Джерардом и не собирался ложиться под старого, дряблого старика, даже если бы тот был способен на что-либо. – Вы сможете устроить меня в Сен-Дени? Выдать за сына какого-нибудь обнищавшего буржуа или что-то в это роде? Было бы просто замечательно начать действовать уже в понедельник или вторник…

– Не думаю, что могут возникнуть проблемы, – чуть подумав, ответил мужчина. Он смотрел на Фрэнка так странно сейчас. Было в его взгляде и что-то тёплое, что-то родительское, словно тот и одобрял, и волновался одновременно. А с другой стороны, изредка его глаза непривычно прищуривались, а крылья носа быстро расширялись, тут же возвращаясь в привычное состояние, словно тот хотел вдохнуть больше запаха Фрэнка, стоящего совсем близко. – Шарлотта отправляла довольно много благотворительных средств туда последние месяцы. Уж не знаю, счастливое стечение обстоятельств или у этой женщины невероятное чутьё. Но есть одно «но». Я хочу остаться инкогнито и воспользуюсь подставными именами для нас, чтобы позже ничего не всплыло в этой истории, могущее привести к королеве. А Шарлотте всё равно, она… – Джерард замер, чуть не проговорившись: «Она скоро уезжает и вряд ли вернётся во Францию», но успел смолчать. Её предложение о том, чтобы забрать с собой всех подопечных Джерарда, было в силе, и мужчина всерьёз рассчитывал на это, но не хотел предупреждать никого заранее. Он знал, насколько упертыми и своевольными могут быть дорогие ему люди, и надеялся сыграть за счёт внезапности и того, что не останется времени на их пререкания и ненужные раздумья.

– Почему мадам Шарлотте будет всё равно? – не понял Фрэнк.

– Потому что она совершенно ничем не связана с королевой и вообще может сказать, что не знает никого с тем именем, которым я назовусь у настоятеля монастыря, – нашёлся Джерард, мысленно аплодируя себе. – Я еду сейчас же, мой мальчик. Ты остаёшься за старшего, надеюсь, что вечером я буду дома, – он ласково, скрывая жадность своих движений, потрепал юношу по жестковатым густым волосам и пошёл в сторону двери.

– До вечера, Джерард, – смущённый Фрэнк говорил негромко, но надежда ещё увидеться сегодня буквально сквозила в каждом звуке его речи.

– И, Фрэнки… – юноша заинтересованно поднял голову, когда наставник замер в самых дверях, обращаясь к нему. – Я не имею ничего против царящего тут бардака, если он тебе чем-то помогает, – он обвёл взглядом помещение, – но огрызки из вазы выкинь, будь добр. От них уже несёт кислятиной, не устраивай свинарника в моём доме.

Мужчина, довольный последней своей словесной пикой, вышел, а окончательно смущённый юноша поплёлся к вазе, чтобы отнести её вниз, на кухню, и освободить от содержимого.

Время до вечера протекло так незаметно, что Фрэнк едва мог вспомнить – прерывался ли он в своих репетициях на приёмы пищи или нет. Ужин он помнил более отчётливо, потому что разъярённая Маргарет грозилась разнести дверь в щепы, если «этот самоуверенный и невозможный мальчишка» тотчас не спустится к столу. Фрэнк сдался: желудок, и правда, тянуло, и силы были на исходе. Он репетировал так много, поскольку сегодня был крайний день, когда он мог всего себя посвятить этому делу. И если на завтрашнюю субботу планов пока не было, хотя они могли возникнуть в любой момент у наставника, то воскресенье выпадало полностью: в воскресенье все обитатели поместья были приглашены для торжественного обеда в дом баронессы фон Трир. В воскресенье был день рождения Джерарда…

Юноша прервался в своём монологе, чтобы достать из прикроватной тумбы небольшую книжицу с пером, заложенным в её середину. Он работал над своим подарком учителю уже несколько дней, и тот был очень близок к завершению. Подправив несколько строк и накидав последнее, заключительное четверостишие, Фрэнк вдруг почувствовал, что за его плечом кто-то стоит. Быстро захлопывая дневник, он обернулся. Там оказалась заинтересованная Луиза в простой ночнушке из тонкого льна, которая робко улыбнулась ему.

– Что ты делаешь, Фрэнки?

– Разве маленьких симпатичных принцесс не учили стучать в дверь чужой комнаты, прежде чем войти? – наставительный тон юноши, кажется, вызвал ещё большую улыбку, а потом она будто стёрлась с красивого личика:

– Я больше не принцесса, – уверенно сказала она. – Мама сказала мне забыть об этом для своего же блага. И я стучала, но даже после третьего стука ты не ответил, и я осмелилась войти. Было не заперто.

– Ох, – вздохнул Фрэнк, признавая поражение. – Тебя не так-то просто воспитывать, крошка Лулу, – девочка негромко хихикнула, отвечая в том же духе:

– Мне все учителя так говорили и мама пару раз. Но потом привыкали и даже хвалили. Я на самом деле много знаю, потому что мне всё интересно. Так чем ты тут занимался? – не теряла нить беседы малышка.

– Я охотно верю твоим учителям. Таких любопытных девочек я никогда прежде не встречал, – он потрепал Луизу по щеке, решив признаться: – Вообще я сейчас репетирую очень важную роль для сложного дела, которое затеяли мы с месье Джерардом, чтобы вывести кое-кого на чистую воду.

– Ух ты! А мне покажешь? – запросто спросила девочка, смотря на Фрэнка таким взглядом тёмных, почти круглых глаз, что было ясно: отказ не принимался ни в каком виде.

– Что именно? – Фрэнк развернулся к ней передом и одной рукой стал заталкивать книжицу с пером под подушку.

– Роль! – выпалила Луиза.

Юноша подумал ещё немного, размышляя – а не отказать ли? Но всё же решил, что не стоит прятать свои, хоть и не большие, но искренние способности от девочки.

– Садись и будь горда – ты мой первый зритель. Надеюсь, ты оценишь.

И Луиза, приготовившись к чему-то особенному и почувствовав какую-то необычайную важность момента, уселась на краешек скомканной кровати.

Дальнейшее она помнила очень смутно, потому что совершенно не ожидала увидеть ничего подобного от весёлого и озорного Фрэнка, уже успевшего стать ей другом.

Он был в такой же светлой ночнушке, как и она – видимо, также готовился ко сну. Но сейчас эта грубая ткань была чем-то большим, обхватывая хрупкие плечи невероятно печального создания, чья бледная кожа будто светилась изнутри волшебным светом.

Девочка ахнула. Это чудо, двигаясь невыразимо плавно по комнате, а потом вдруг резко срываясь на какое-то импульсивное движение, подошло, наконец, к комоду с горевшей на нём свечой. Опустившись на колени, создание начало истово, от всей души молиться перед распятием, висящим на стене над комодом. Обкусанные, розоватые губы на бледном лице жарко шептали слова молитвы, и Луиза ощущала себя странно, будто её обливали горячей и холодной водой одновременно. Сам вид движущихся уст опалял теплом, но тут же ледяные струи слов молитвы и собранного, бледного образа возвращали девочку на землю.

Канделябр сзади фигуры высвечивал тело и острое плечо, открывшееся под сползшим широким воротом ночной рубашки. Свечение от волос казалось нимбом, оно окутывало весь силуэт, и Луиза, теряя связь с реальностью, вслушивалась в слова молитвы, что творил этот ангел перед распятием:

– Отец небесный! Услышь раба твоего и смилостивься надо мной… Многие скорби и печали я перенёс, но дай перенести ещё большие, ибо только в печалях я могу найти покой душе своей. Не остави меня, Господи, не призри твоим неусыпным вниманием грешное создание твоё. Погибаю под тяжестью грехов своих, но прошу: пошли ещё больше соблазнов, ибо только преодолевая их, чувствую себя живым…

Девочка не слышала слов, что следовали дальше. Она настолько прониклась происходящим, что сердце её билось, как у испуганного кролика. Забыв, что перед нею Фрэнк, она спрыгнула с кровати и, подбежав к чудесному созданию, крепко обняла его сзади за шею.

– Ангел, милый ангел, – зашептала она сквозь слёзы, чуть не душа слегка опешившего Фрэнка в объятиях. – Прошу, помолись и о моей мамочке тоже! Она там совсем одна, ей так грустно и одиноко, и я даже не могу успокоить её. Прошу, ангел, попроси Боженьку – пусть он присмотрит за мамочкой? Пусть успокоит и согреет, потому что я теперь не могу быть рядом с ней… Помолись, мой ангел, пусть с ней всё будет хорошо!

– Тише, милая Лулу, тише, не плачь, прошу тебя, – негромко твердил Фрэнк, повернувшись к девочке и держа её в объятиях, гладя по спине. Он не ожидал, что его спектакль произведёт такое действие на ребёнка.

За окном между раздвинутых портьер виднелось уже совершенно потемневшее к ночи небо, и юноша подумал о том, как же это прекрасно – не быть одному. Разделять свои радости и горести с теми, кто рядом, не боясь почувствовать себя глупо или ненужно. Когда умерла от чумы старшая сестра, а затем и мать, когда всех младших разобрали голодать по приютам, и лишь он ухитрился сбежать, наивно полагая, что так будет лучше, никого не было рядом с ним. Никого из тех, кто смог бы разделить и поддержать, были только такие же одичавшие, озлобленные и отчаявшиеся, почти потерявшие человеческий облик, как и он сам, дети.

Свечи догорели, с еле слышным шипением окуная комнату в полумрак.

****

– Как же я рад видеть тебя, друг мой! – искренне улыбаясь, говорил Люциан, сжимая плечи друга в крепких ладонях. Они не виделись несколько недель, а казалось – целую вечность.

– Я также рад, Люци! – отвечал улыбкой Фрэнк, усаживая светловолосого юношу напротив себя на софу в малой гостиной. Хотелось сказать друг другу так много, но мысли сбивали одна другую, и слова просто запутывались в этой куче-мале. – Замечательно, что ты выбрался к нам, друг. Я так устал за последние дни, голова просто опухла. Повторять свою роль с утра до вечера и не сойти при этом с ума – не такая уж и простая задача.

– Что за секретное и сложное дело вы готовите? – взволнованно спросил Люциан и тут же перебил сам себя: – Хотя нет, не говори. Не желаю знать тайн великого и ужасного Джерарда Уэя. Себе дороже, – усмехнулся он.

– Нам нужно очернить одного очень видного и известного деятеля революции, – всё же проговорился Фрэнк и с удовольствием отметил, как округлились глаза друга. – Я буду в главной роли. Джерард – на подстраховке, чтобы контролировать ситуацию. Хотя лично я не понимаю, как можно хоть что-либо контролировать в том, что мы задумали. Всё или пройдёт гладко само по себе, или накроется медным тазом сразу же – если старик на меня не клюнет.

– Не подумай, что я не верю в тебя, но… Будь осторожен, Фрэнки? – с тревогой сказал Люциан, сжимая пальцы и смотря на юношу напротив глазами с застывшей внутри них мировой скорбью. Это выражение всегда жило там, даже когда светловолосый улыбался, но Фрэнка пробрало, – он только сейчас вдруг осознал, что это задание ко всему прочему ещё и опасно.

– Ох, Люци… Конечно, я буду максимально осторожен. Остаётся только молиться за то, чтобы всё прошло успешно.

– Я помолюсь за вас, – серьёзно ответил собеседник, и Фрэнк понял, что эта тема закрыта.

– Ты верхом?

– Да, Фрэнки. Я искренне надеялся, что мы прокатимся с тобой сегодня.

– Так чего же мы ждём? Пойду, отпрошусь у Джерарда, если тот уже проснулся, переоденусь, и можем ехать.

Люциан обрадованно поднялся с софы. Серебряные часы на камине показывали начало одиннадцатого утра, за окном любвеобильно расплёскивало лучи солнце и пели птицы, а перед ним сидел лучший друг, готовый составить ему компанию. День определённо задался.

За открытой дверью в коридоре раздались шаги, и Фрэнк, узнавая эту лёгкую, пристукивающую каблуками, походку наставника, немыслимо приободрился. Не ясно, что нашло на него, но общее приподнятое настроение решило сыграть с юношей злую шутку: он быстро поднялся с кресла и, шёпотом бросив ничего не понимающему другу: «Прости, Люци, я потом объясню», обхватил его руками и впился в губы требовательным поцелуем.

Закружившаяся от резкого подъёма и необъяснимого порыва голова поплыла туманом, но Фрэнк только и делал, что вслушивался в шаги. Вот они наверняка уже раздались на входе в малую гостиную, потом последовала недолгая тишина и снова шаги, но более быстрые и удаляющиеся. Где-то вдалеке громко хлопнула дверь, и Фрэнк, выдохнув, оторвался от друга.

– Может, объяснишь мне, что это было? – спросил тяжело дышащий и ошарашенный Люциан у не менее ошарашенного Фрэнка.

– Ох… Друг, прости. Не знаю, что на меня нашло. Хотелось позлить его, такой глупый и детс…

Люциан, чуть подумав, вдруг сам заткнул рот Фрэнку коротким, но чувственным поцелуем, добавляя в него немного нежности. Широко распахнутые ореховые глаза встретились с изучающим взглядом голубых, когда язык Люциана на прощание прошелся по нижней губе Фрэнка. Оторвавшись от друга, светловолосый победно заявил:

– Пожалуй, теперь мы квиты, и моя гордость отмщена.

После секунды повисшего молчания оба юноши заразительно расхохотались, распрощавшись с неловкой ситуацией.

– Но откуда ты научился так волшебно целоваться, негодник? – удивился Люциан уже на пути к конюшне. Сегодня спрашивать разрешения у Джерарда на поездку никто не стал, но Фрэнк надеялся, что ему всё сойдёт с рук: всё же впереди сложное и важное дело, с которым без него наставник не справится. На этом он и рассчитывал сыграть, если вдруг вопрос встанет ребром.

– Ох… У меня был более чем хороший учитель, – туманно изрек Фрэнк, легко запрыгивая на свою лошадь.

Каково это, чувствовать себя свободным? Летать над землёй, разглядывая полноводные реки и движущиеся от порывов ветра кроны деревьев, восхищаться седыми морщинами гор и чувствовать, как само небо принимает тебя за равного?

Фрэнк не знал, что чувствуют птицы при полёте. Но сейчас, скача на дикой скорости по росным луговым травам бок о бок с лучшим другом, он определённо чувствовал себя свободным. Он чувствовал себя летящим.

Они смеялись, как дети, то и дело сжимая бока кобыл пятками, посылая их в нещадный галоп, соревнуясь, кто же из них двоих быстрее. Прижимались лицами к конским гривам, прячась от резких порывов ветра и ловя всем телом единый ритм этой бешеной погони. Скакали, отпустив уздечку и расставив руки в стороны, пытаясь обнять весь этот прекрасный мир, цветущий травами в мокрой от росы траве, греющий тёплым солнцем и, кажется, обнимающий их в ответ.

Сейчас в этих двоих было так много детского и беспечного, что даже седой взгляд глаз светловолосого потеплел, словно ледяная корочка таяла, являя на свет своё истинное содержимое. Они не помнили о проблемах, не думали и секунды о том, что ждёт их впереди. Революция и волнения в стране казались отголосками из страшной детской сказки, а эти юноши чувствовали себя всесильными повелителями мира, несясь на лошадях во весь опор и улыбаясь так широко, что ломило скулы.

Как жаль, что счастье не бывает вечным. Оно словно насмехается, отщипывая каждому лишь по кусочку себя, словно тщится научить нас ценить даже такие малости.

****

Джерард рвал и метал. Фрэнк, целующий Люциана… Его Фрэнк! Его сладкий мальчик, ведущий себя так нескромно…

Он нервно мерил шагами небольшой кабинет, в котором заперся после увиденного, и никак не мог остыть.

Что это вообще могло значить? Эти двое – у них роман? Но как подобное могло пройти мимо него? Да и не похожи они совершенно на влюблённых. Это какая-то шутка…

Джерард сел в кресло, доставая из небольшой шкатулки вишнёвую трубку и крепкий табак. Ему нужно было успокоиться и подумать. Скорее всего, Фрэнк просто проверяет его на прочность. А может быть, ещё мстит за тот его показательный урок на кухне, когда Джерард позволил себе несколько больше, чем следовало. Что ж. Как бы то ни было, сейчас совершенно не время думать об этом и, тем более, играть роль ревнивого наставника. Дьявол, самому с себя тошно. Сходить с ума по своему ученику и делать вид, что не чувствуешь ничего особенного. Связывать ему руки своим же безразличием, а потом метаться по комнате, меряя шагами силу своей ревности… Господи, помилуй. Когда он стал настолько слабым? Разве таким он был, начиная выгрызать положение и статус своими же зубами? Нужно срочно брать себя в руки, сейчас самое дурное время для того, чтобы раскиснуть подобно мочёному яблоку в бочке.

Мужчина неспешно втягивал в себя дым, зажимая мундштук трубки зубами и чувствуя, как горьковатая ароматная смесь проникает внутрь, окуривая его лёгкие, прогоняя внутренних демонов. Он курил безумно редко, но это занятие всегда помогало ему привести в порядок растрепавшиеся чувства.

Успокоившись, Джерард понял, что он чувствует. Тревогу. Волнение. Беспокойство. Впервые он не будет участвовать в осуществлении плана. Впервые будет не главным актёром, а лишь режиссёром, наблюдающим действо из зрительного зала. Это и пугало, и раззадоривало одновременно. Мужчина так сильно и безоглядно доверял Фрэнку, что готов был заплакать от этого щемящего тоской и нежностью чувства, но никак не мог перестать волноваться.

«Нужно просто пережить эти выходные и начать работать. Спокойно, без торопливости и ошибок. А дальше всё пойдёт, как по маслу», – уверял он себя, докуривая и уверенно поднимаясь с кресла.

Джерард решил игнорировать сегодняшнее поведение Фрэнка. Он не скажет ему ни слова, пусть тот мучается в предположениях, что же думает мужчина. Но для себя он понял накрепко. Произошедшее сегодня наглядно показало, что он не сможет отказаться от этого мальчика. Слишком сладок плод, слишком больно даже думать о том, что подобное сокровище будет не его, окажется с кем-то другим. Нет, этому не бывать. Нужно лишь немного потерпеть, пока план с месье Русто не сработает, и вот тогда…

Вот тогда он сделает Фрэнка своим.

– Жерар? – из-за двери донёсся стук и голос Маргарет.

– Войдите, – устало пригласил мужчина, ладонью разгоняя дым, плотно висевший в небольшой и тёмной комнате. Окна до сих пор были занавешены тяжелыми портьерами и закрыты, лишь между полотнами оставалась щель, через которую поступал свет, по мнению Джерарда, достаточный для освещения этого помещения и его настроения в целом.

– Господи, Жерар, ну что за мрак! – затараторила Марго, кинувшись к окнам. Портьеры полетели в стороны, рамы зазвенели, сталкиваясь друг с другом, и в комнату начал поступать свежий воздух. Оглянувшись, мужчина увидел, что Маргарет не одна. У входа, явно стесняясь и чувствуя себя довольно скованно, топталась на месте малышка Лулу.

– Марго, – весомо сказал Уэй и, когда женщина остановила бурную деятельность, вопросительно указал взглядом на переминающуюся девочку, с интересом разглядывающую корешки книг в большом шкафу у противоположной стены.

– Ох, Жерар, – спохватилась Маргарет, – чуть не забыла. Лулу нужна шляпка. На завтрашний приём. У неё есть прекрасное изумрудное платье для него, и ни одной подходящей шляпки. Это даже неприлично.

Джерард еле слышно вздохнул. Началось. Всегда с этими женщинами что-нибудь, да не так. Женщине плохо, женщине нужно новое платье. Женщина тоскует, так как к новому платью не подходят ни одни из старых туфель. Женщина в печали, так как с новыми туфлями не сочетаются имеющиеся шляпки. А новая шляпка прекрасна, но совершенно не для этого платья. И этот замкнутый круг можно повторять сколь угодно долго. Насколько же проще всё было с мужчинами! Нет, он никогда не заведёт семьи.

– Жерар, – женщина настойчиво припечатала его имя, зная не понаслышке, как мужчина относится к подобным вещам.

– Ладно, ладно, я понял, не продолжай, – сдался мужчина, для наглядности поднимая руки. – Съездим к Сьюзи. Это недалеко и она работает быстро. Лулу, собирайся!

Уже через два часа девочка крутилась перед большим зеркалом в доме швеи и шляпницы, которая ко всему оказалась очень милой, рано поседевшей женщиной средних лет.

– Джерард, что это за прелестное создание? – спрашивала она с зажатыми в губах иглами, которыми прикрепляла те или иные украшения к заготовке шляпки, что начала делать для девочки. – Как-никак, одна из твоих дочерей? – она хрипло засмеялась, не расцепляя краешка рта.

– Племянница. Приехала ненадолго погостить из провинции. Вот, хочу сделать подарок, а то завтра уже уезжает… – Джерард лгал, не моргнув и глазом. Такая ничего не значащая ложь давалась настолько просто, что, порой, заменяла в его голове саму правду.

– Ох, тогда я постараюсь поскорее. Можете пока попить чай в саду, на свежем воздухе. Я попрошу накрыть.

– Благодарю, Сьюзи. Вот почему я никогда не променяю тебя на этих чванливых зазнаек из Парижа. Твоё тёплое отношение к любому клиенту совершенно бесценно!

На обратной дороге Джерард оказался в одной карете с девочкой, трепетно прижимающей к себе круглую картонную коробку с новой великолепной шляпкой в зелёно-изумрудных тонах, украшенной атласной лентой, фетровыми листиками и цветами. Малышка всё так же не воспринимала мужчину и сторонилась его, ещё ни разу не заговорив с ним самостоятельно.

Джерарда это раздражало. Он не претендовал на то, чтобы стать ей лучшим другом, отнюдь. Но он хотел, чтобы с ним общались и спокойно, без трепета смотрели в глаза. Он не любил быть воплощением чего-то пугающего.

– Что с тобой, крошка Лулу? – произнёс он наконец. – Молчишь, будто воды в рот набрала.

Девочка удивлённо подняла глаза, а потом робко улыбнулась. Её ресницы такие длинные и тёмные, что если взмахнуть ими, вполне возможно немного подлететь.

– Я… – тихо начала девочка, отводя глаза к окну. Опять не смотрела на него, ну сколько можно? – Месье Джерард, я просто очень сильно скучаю по мамочке, – почти пошептала Луиза, пытаясь спрятать резко подступившие к уголкам глаз слёзы. – Я так волнуюсь, как она там… Хоть мы и не проводили вместе всё своё время, я всё же чувствовала, что она где-то рядом. А теперь всё не так, я будто осталась совсем одна, и мне страшно. Я не понимаю, что происходит вокруг, и это незнание пугает меня ещё больше, – и две слезинки, не удержавшись, быстро покатились вниз по щекам. – Простите, я снова разнылась. Мне так неловко…

Джерард смотрел на размазывающую по щекам слёзы принцессу какое-то время, утопая в раздумьях. Он совершенно не знал, что говорить маленьким девочкам в такие моменты, и искренне считал себя плохим утешителем. Мужчина пододвинулся к краю сидения и похлопал по освободившемуся сбоку месту рукой. Малышка удивлённо подняла на него заплаканные глаза, заставляя его улыбнуться.

– Хочешь, я отвезу твоё письмо маме на следующей неделе?

Лицо принцессы расцвело, она радостно закивала и, осмелев, пересела на сидение к мужчине.

Джерард, боясь ошибиться, мягко, но настойчиво наклонял плечики девочки, пока та не оказалась головой у него на коленях, и тут же начал гладить мягкие, нежные кудри рукой, тихо напевая себе под нос очень старую колыбельную, которую ещё никогда и никому не пел. Эту колыбельную его мама пела тогда, когда он был маленьким и боялся засыпать в темноте. Но свечи были дорогим удовольствием для бедного семейства, поэтому его мама пела эту песню, просто сидя рядом во мраке у его кровати.

Карета мерно покачивалась, поскрипывали рессоры, а Джерард негромко мурлыкал себе под нос, уносясь из замкнутого пространства экипажа в далёкие дали неусидчивых мыслей.

Сначала Луиза была зажата и тверда, точно маленький замёрзший камушек. Но постепенно плечи стали расслабляться, спина обмякла и руки поудобнее устроились под щекой. А ещё через какое-то время мужчина услышал ровное детское сопение, которое означало лишь то, что ребёнок доверчиво уснул на его коленях.

Ноги затекли довольно быстро, но рука и не думала останавливаться, мягко поглаживая золотые кудряшки. Джерард Артур Уэй смотрел в окно, не думая ни о чём, стараясь не слишком глубоко дышать и боясь лишний раз пошевелиться, ощущая на себе бесценный груз, неожиданно свалившуюся ответственность за этого искреннего ребёнка.

И ещё что-то такое тёплое внутри груди, чему он не мог дать объяснения сейчас.

Поиск по сайту: