Фромм Э. Бегство от свободы

Социальная история человека на­чалась с того, что он вырос из состояния единства с природой, осознав себя как существо, отдельное от ок­ружающего мира и от других людей. Про­цесс растущего обособления инди­вида от первоначальных связей, процесс «индвидуализации» дости­гает наивысшей стадии в Новое вре­мя, то есть от эпохи Возрождения до наших дней.

В истории жизни каждого ин­дивида мы видим тот же процесс. По мере роста ребенка у него развивается стремление к сво­боде и независимости. Но что происходит с этим стремлением, это мы можем понять лишь в том случае, если примем во внимание диалекти­ческий характер процесса растущей индивидуализации. Этот процесс имеет два аспекта. Прежде всего, ребенок становит­ся сильнее и физически, и эмоционально, и интеллектуально, актив­ность и энергия развиваются в каждой из этих сфер. В то же время эти сфе­ры больше интегрируются, развива­ется определенная структура, руково­димая волей и разумом индивида. Если мы назовем эту структуру - совокупность черт характера, стрем­лений, разума и воли индивида - личностью, то можно сказать, что первым аспектом растущей индивиду­альности является развитие личнос­ти. Границы роста индивидуализации и развитие личности в какой-то мере определяются и индивидуальными условиями, но в основном - социальными. Различия между инди­видами в каждом обществе кажутся значительными, но в любом общест­ве существует определенный предел индивидуализации, за который нор­мальный индивид выйти не может.

Другой аспект индивидуализа­ции - растущее одиночество. Первичные узы обеспечивают фундамен­тальное единство с окружающим миром и ощущение безопасности. По мере того как ребенок обособляется от этого мира, он начинает осозна­вать свое одиночество, свою отдель­ность от других. Эта отдельность от мира, который в сравнении с инди­видуальным существом представляет­ся ошеломляюще громадным, мощ­ным - а иногда и опасным, угрожа­ющим, - порождает чувство безза­щитности и тревоги.

Возникает стремление отказаться от своей индивидуальности, побороть чувство одиночества и беспо­мощности, а для этого - слиться с окружающим миром, раствориться в нем. Однако новые узы, возникаю­щие из этого стремления, не иден­тичны первичным связям, которые были оборваны в процессе роста. Попытки такого возврата неминуемо принимают ха­рактер подчинения. Однако подчинение - это не единственный способ избавиться от одиночества и тревоги. Другой путь - единственно продуктивный, не при­водящий к неразрешимым конфлик­там, - это путь спонтанных связей с людьми и природой, т.е. таких связей, которые соединяют человека с ми­ром, не уничтожая его индивидуаль­ности. Такие связи, наивысшими проявлениями которых являются лю­бовь и творческий труд, коренятся в полноте и силе целостной личности и поэтому не ограничивают развитие личности, а способствуют этому раз­витию до максимально возможных пределов.

Итак, растущая индивидуализация приводит либо к подчинению, либо к спонтанной активности.

Процесс развития человеческой свободы имеет тот же диалектичес­кий характер, который мы обнаружи­ли в процессе индивидуального рос­та. С одной стороны, это процесс развития человека, овладения приро­дой, возрастания роли разума, укреп­ления человеческой солидарности. Но с другой - усиление индивидуализа­ции означает и усиление изоляции, неуверенность, а следовательно, ста­новится все более сомнительным мес­то человека в мире и смысл его жизни. Вместе с этим растет и чувст­во бессилия и ничтожности отдель­ного человека.

Каждый шаг на пути большей индивидуализации угрожал людям новыми опасностями. Первичные узы, уже разорванные, невосстанови­мы; человек не может вернуться в по­терянный рай. Для связи индивидуализированного человека с миром су­ществует только один продуктивный путь: активная солидарность с дру­гими людьми (любовь и труд), кото­рые снова соединяют его с миром, но уже не первичными узами, а как свободного и независимого индивида.

Однако если экономические, со­циальные и политические условия, от которых зависит весь процесс инди­видуализации человека, не могут стать основой для такой позитивной реа­лизации личности, но в то же время люди утрачивают первичные связи, дававшие им ощущение увереннос­ти, то такой разрыв превращает сво­боду в невыносимое бремя: она ста­новится источником сомнений, вле­чет за собой жизнь, лишенную цели и смысла. И тогда возникает сильная тенденция избавиться от такой сво­боды: уйти в подчинение или найти какой-то другой способ связываться с людьми и миром, чтобы спастись от неуверенности даже ценой сво­боды…

Современный человек, освобожденный от оков доиндустриального общества, которое одновременно и ограни­чивало его, и обеспечивало ему безопасность и покой, не приобрел свободы в смысле реализации его личности, то есть реализации его интеллектуальных, эмоциональных и чувственных способностей. Свобода принесла человеку не­зависимость и рациональность его существования, но в то же время изолировала его, пробудила в нем чувство бессилия и тревоги. Эта изоляция непереносима, и человек ока­зывается перед выбором: либо избавиться от свободы с по­мощью новой зависимости, нового подчинения, либо дора­сти до полной реализации позитивной свободы, основанной на неповторимости и индивидуальности каждого.

Индивид перестает быть самим собой; он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть. Исчезает различие между собственным «я» и окружающим миром, а вместе с тем и осознанный страх перед одиноче­ством и бессилием. Отказавшись от собственного «я» и превратившись в робота, подобного миллионам других таких же роботов, человек уже не ощущает одиночества и тревоги. Однако за это приходится платить утратой своей личности. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен, почти на грани отчаяния. Он судорожно хватается за все индивидуальное, он хочет быть «не таким, как все», ведь нет лучшей реко­мендации для чего бы то ни было, чем слова «что-то осо­бенное».

Что же означает свобода для современного человека? Он стал свободен от внешних оков, мешающих посту­пать в соответствии с собственными мыслями и желания­ми. Он мог бы свободно действовать по своей воле, если бы знал, чего он хочет, что думает и чувствует. Но он это­го не знает; он приспосабливается к анонимной власти и усваивает такое «я», которое не составляет его сущности. И чем больше он это делает, тем беспомощнее себя чув­ствует, тем больше ему приходится приспосабливаться.

Когда индивид противостоит миру вокруг себя как чему-то совершенно чуждому, перед ним от­крываются два пути. Один путь ведет его к «позитивной» сво­боде; он может спонтанно связать себя с миром через любовь и труд, не отказываясь при этом от независимости и целостности своего собственного «я». Другой путь - это путь назад: отказ человека от свободы в попытке преодолеть свое одиночество, устранив разрыв, возникший между его личнос­тью и окружающим миром. Такое бегство имеет вынужденный характер, и в то же время оно связано с более или менее полным отказом от ин­дивидуальности и целостности человеческого «я». Это реше­ние не ведет к счастью и позитивной свободе.

Отчетливые формы этого механизма можно найти в стремлениях к подчинению и господству.

Общая черта всего авторитарного мышления состоит в убеждении, что жизнь определяется силами, лежащими вне человека, вне его интересов и желаний. Единственно возможное счастье состоит в подчинении этим силам. Люди ожидают, что некто их защитит, что «он» позаботится о них, и возлагают на «него» ответственность за результаты своих собственных поступков. Человек надеется получить все, чего он хочет от жизни, из рук «волшебного помощника», а не собственными усилиями. Чем сильнее проявляется эта тенденция, тем больше центр тяжести его жизни смеща­ется с его собственной личности в сторону «волшебного по­мощника» и его персонификаций. Эта зависимость дает чело­веку какую-то защищенность, но вместе с тем вызывает и чувство слабости, связанности.

С помощью рассмотренных нами механизмов «бегства» индивид преодолевает чувство своей ничтожности по сравне­нию с подавляюще мощным внешним миром или за счет от­каза от собственной целости, или за счет разрушения других, для того, чтобы мир перестал ему угрожать.

Другие механизмы «бегства» состоят в полном отрешении от мира, при котором мир утрачивает свои угрожающие черты, либо в психологическом самовозвеличении до такой степени, что мир, окружающий человека, становится мал в сравнении с ним.

Главное заблуждение всегда одно и то же: считают или воображают, что человек подобен пчеле, не име­ющей возможности отходить от задачи, которую она выполняет в рое. Но в действительной жизни человек постоянно зависит от выборов, которые он совершает, и он должен учиться делать их совместимыми с вы­борами других и благотворными для самого себя. А этому он может научиться только из опыта, кото­рый осуществляет в отношении с другими, в соотне­сении с самим собой, в столкновении с трудностями и проблемами, которые в каждый момент перед ним ставит жизнь.

Нельзя полагаться на искренность и доброту есте­ственных импульсов, которые могут повести индивида по худшему пути. Дисциплина и самоконтроль необ­ходимы, чтобы придать порядок индивидуальной и социальной жизни. К реализации такого порядка человека направляют не действующие в нем гипоте­тические естественные силы, но призывает мудрость, которую человечество накопило в веках и которая вы­ражается в нормах морали и религии.

Поиск по сайту: