АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ

Читайте также:
  1. I. ОБЩЕМУ ВОПРОСУ.
  2. VIII. ДЕСТРУКЦИЯ ОНТОЛОГИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
  3. А) В сфере мышления
  4. Адресная арифметика языка Си
  5. Бим И.Л. Система обучения иностранным языкам в средней школе и учебник как модель ее реализации. – М.: Просвещение, 1974.
  6. В соотношении с интерпретацией страховых контрактов
  7. В) Размышления над жизнеописанием благородного Пророка.
  8. Важные разъяснения к вопросу о макробиотическом питании больных раком, а также блуде и потомках Хама
  9. Введение. ПСИХОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ
  10. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка / РАН. Институт славяноведения. – М.: Индрик, 2002. – 334 с.
  11. Вернемся все же к исходному вопросу: как бы вы определили свою торговую концепцию?
  12. Взаимосвязь звуков русского языка

В. 3. Панфилов

Вопрос о характере взаимоотношения языка и мышле­ния принадлежит к числу кардинальных не только специ­альной науки о языке — языкознания, но также и марк-систско-ленинской теории познания. Общеизвестно указа­ние В. И. Ленина о том, что история языка является одним из важнейших источников, из которых должны сложиться марксистская теория познания и диалектика. Этот вопрос является одним из аспектов основного вопроса филосо­фии, в зависимости от того или иного решения которого философия разделяется на два противоположных направ­ления — материалистическое и идеалистическое.

Философский материализм хотя и утверждает, что мысль, сознание, мышление существуют так же реально, как. и различные формы движущейся материи, вместе с тем указывает, что, будучи обусловленной в своем бытии функционированием одной из форм материи — мозга, мысль существует лишь постольку, поскольку она осуще­ствляется в определенных материальных формах.

«На «духе»,— указывает К. Маркс,— с самого начала лежит проклятие — быть «отягощённым» материей, кото­рая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для Других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из насто­ятельной необходимости общения с другими людьми» 1.

' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, изд. 2, Господитаздат, 1955, стр. 29. ' '' ' " " ' '"


Итак, с точки зрения диалектического материализма вторичность сознания, духа и первичность материи прояв­ляется также и в том, что мышление, протекая в нераз­рывной связи с материальными физиологическими процес­сами головного мозга, вместе с тем может происходить и происходит только на основе и при помощи языка. Диа­лектический материализм утверждает в связи с этим, что мышление вне языка, невозможно, что язык и мышление неотделимы друг от друга как в своем возникновении, так и в своем существовании.

В противоположность этому идеализм, отрицая обус­ловленность мышления как способности отражения опре­деленными материальными физиологическими процес­сами, происходящими в головном мозгу, отрицая обуслов­ленность и вторичность содержания нашего сознания по отношению к объективной действительности, отрицает также и необходимую связь сознания, мышления с языком как совокупностью определенных материальных форм и процессов. Будучи вынужденным считаться с тем фактом, что мышление происходит при помощи языка, идеализм вместе с тем утверждает, что связь между языком и мыш­лением является чисто внешней, что мышление вполне может происходить и происходит также и в чистом виде, без помощи языка, более того, что мышление при помощи языка приводит только к различного рода недоразуме­ниям, ошибкам, проистекающим из несовершенства языка.

Если для каждого материалиста-лингвиста и материа­листа-философа является бесспорным положение о не­разрывной связи языка и мышления, взятое в общей форме, то ряд конкретных вопросов этой проблемы до на­стоящего времени еще требует своего разрешения или является дискуссионным. Таков, например, вопрос о конкретной форме связи языка и мышления (является ли язык формой, а мышление—ее содержанием), вопрос об отношении к мышлению различных сторон языка — его материальной, звуковой стороны и связанной с этой по­следней смысловой стороны, вопрос об отношении логиче­ских и грамматических категорий, о соотношении значе­ния слова и понятия, суждения и предложения и т. п. Все эти вопросы в той или иной мере ставятся и обсуждаются в нашей печати.

На наш взгляд заслуживает также серьезного обсуж­дения вопрос об отношении к языку (его материальной

оболочке) абстрактного содержания мышления, с одной стороны, и чувственно наглядных образов восприятия и представления — с другой.

Как нам кажется, существенным недостатком многих статей, посвященных этой сложной проблеме, является то, что обычно, говоря о мышлении, рассматривают его как нечто единое целое, и однородное. Между тем понятие мышления в его обычном употреблении включает два принципиально различных аспекта: говоря о мышлении, часто имеют в виду не только его абстрактное содержа­ние, его абстрактные процессьи, происходящие в форме по­нятий, суждений и т. п., но также и его чувственно-образ­ное содержание в виде образов восприятия и представле­ния. Таким образом, выдвигая тезис о прямой и непосредственной связи языка и мышления, предпола­гают тем самым, что характер отношения к языку этих двух различных сторон мышления один и тот же, т. е. что в прямой и непосредственной связи с языком (его мате­риальной оболочкой) находится как абстрактное содер­жание мышления, так и его чувственно-образное содер­жание.

Более того, во многих работах мьи находим прямые утверждения о том, что язык находится в прямой и непо­средственной связи с образами восприятия и представле­ния, что, например, слово выражает не только понятие, но и представление, что существовал такой этап в развитии языка и мышления, когда мышление происходило только в образах восприятия и представления и язык, следова­тельно, выражал только их. Эти взгляды не являются просто теоретическими соображениями, высказанными попутно, но входят как составная часть в систему взгля­дов многих лингвистов и философов на историю языка и мышления, на проблему соотношения языка и мышления. Они берутся некоторыми лингвистами за основу объясне­ния целого ряда особенностей исторического развития языков. Именно поэтому и представляется необходимым остановиться на них в настоящей статье.

В целях анализа этой точки зрения целесообразно рас­смотреть здесь следующие вопросы:

1) Существовал ли такой этап в развитии мышления человека, когда оно всецело происходило в образах вос­приятия и представления и совсем не обладало способно­стью образовывать понятия? При 'положительном решении


итого вопроса с неизбежностью Должен быть сделан вы­вод, что язык первоначально возник как средство выра­жения образов восприятия и представления и в какой-то период своего существования выражал только их.

2) Является ли язык (его материальная сторона) не­обходимым средством существования и средством осуще­ствления не только абстрактного содержания мышления, но и его чувственно-образного содержания или нет? Этот вопрос иначе может быть сформулирован так: находится ли чувственно-образное содержание мышления в такой же прямой и непосредственной связи с языком (его мате­риальной оболочкой), как и его абстрактное содержание?

Положение об особой чувственно наглядной стадии в развитии мышления получило особенно широкое распро­странение со времени опубликования работ Леви-Брюля по этнографии так называемых первобытных народов. В этих работах развивается точка зрения, согласно кото­рой мышление современных первобытных народов являет­ся по преимуществу чувственно наглядным, в прямую связь с чем ставятся и те особенности языков этих перво­бытных народов, которые они имеют в отличие от языков цивилизованных народов. «...Языки низших обществ,— пишет Леви-Брюль,— «всегда выражают представления о предметах и действиях в том же точно виде, в каком пред­меты и действия представляются глазам и ушам»». И да­лее: «Общая тенденция этих языков заключается в том, чтобы описывать не впечатление, полученное восприни­мающим субъектом, а форму, очертание, положение, дви­жение, образ действия объектов в пространстве, одним словом, то, что может быть воспринято и нарисовано» '.

Эти взгляды Леви-Брюля об особом характере мышле­ния и языка первобытных народов оказали сильное влия­ние на многих авторов, как лингвистов, так и философов, так или иначе касавшихся вопроса о языке и мышлении доисторического человека. Н. Я. Марр, некритически вос­принявший эти взгляды, переносит даваемую Леви-Брю-лем характеристику мышления современных первобытных народов на мышление доисторического человека и выде­ляет особую дологическую стадию в развитии мышления. «Человечество,—утверждает Н. Я. Марр,—тогда мыслило

' Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, М. 1930, стр. 104. 120

дологическим мышлением, без отвлеченных понятий, представлениями в образах и в их нашему восприятию чуждой взаимной связи» 1. Этой стадии в развитии мышле­ния, по мнению Н. Я. Марра, соответствовала особая стадия в развитии языка — так называемая линейная речь!2.

С. Д. Кацнельсон вслед за Н. Я. Марром утверждает, что вплоть до начала эпохи варварства существовало так называемое «первобытно-образное мышление», которое «оперировало конкретными представлениями, обобщен­ными восприятиями вещей» и что с эпохи варварства на­чинается период «чувственно-сущностной речи и мысли», когда «вырабатываются первые родовые понятия о вещах, но еще отсутствуют родовые понятия более сложного по­рядка, как, например, абстрактные слова типа «живот­ное», «растение», «предмет»» 3.

Рассматриваемая здесь точка зрения особенно под­робно развита в статьях Л. О. Резникова 4. Он утверж­дает, что мышление в понятиях появилось только в эпоху возникновения родового строя и что ему предшествовали два этапа чувственно наглядного мышления — мышление непосредственными восприятиями и мышление представ­лениями, которым соответствовали определенные этапы развития речи, а именно: комплексная и кинетическая речь 5.

Подобные высказывания по поводу характера перво­начальных этапов развития мышления и языка мы нахо-

1 Н. fl. Марр, Избранные работы, т. 2, Соцэкгиз, 1936, стр. 129.

2 См. Н. Я- Марр, Избранные работы, т. 1, изд. Государственной академии истории материальной культуры, Л. 1933, стр. 280.

3 С. Д. Кацнельсон, Историко-грамматические исследования, I, изд. АН СССР, М.—Л. 1949, стр. 72; см. также стр. 73, 129.

4 См. Л. О. Резников, К вопросу о генезисе человеческого мышле­ния, «Ученые записки Ростовского-на-Дону Государственного универ­ситета, Труды историко-филологического факультета, т. VI, вып. 3, 1945; его же. Проблема образования понятий в свете истории языка, «Философские записки», т. I, 1946.

5 См. Л. О. Резников, К вопросу о генезисе человеческого мышле­ния, «Ученые записки Ростовского-на-Дону Государственного универ­ситета». Труды. историко-филологического факультета, т. VI, вып. 3,

1945. стр. 143; см. также стр. 95, 113 и др. и его же. Проблема образо­вания понятий в свете истории языка, «Философские записки», т. I,

1946. стр. 183.


Дим и у целого ряда других авторов, так или иначе касав­шихся этого вопроса '.

Иная, и, по нашему мнению, правильная точка зрения по этому вопросу высказана известным советским антро­пологом В. В. Бунаком'2. Он относит возникновение спо­собности образования понятий к самым начальным этапам развития человеческого мышления, связывая ее с перехо­дом к изготовлению уже наиболее древних каменных ору­дий, еще не имевших четко зафиксированной формы.

Выдвигая положение о том, что на первых ступенях развития мышления человек не обладал способностью образовывать понятия и что его мышление в этот период всецело протекало в форме чувственно наглядных обра­зов восприятия и представления, сторонники этой точки зрения фактически отрицают качественное различие меж­ду способами отражения действительности первобытным человеком, с одной стороны, животными — с другой.

Вместе с тем прямо или косвенно игнорируется также и то существенное отличие, которое имеется между пер­вобытным человеком и животным в отношении их к при­роде, поскольку характер этого отношения стоит в непо­средственной связи со способом отражения действитель­ности; фактически отрицается и то решающее влияние, которое имели на развитие способа отражения действи­тельности у первобытного человека общественные фак­торы, и прежде всего его трудовая деятельность, не имев­шие места в ходе эволюции животного мира. Между тем положение об общественной природе языка и мышления должно быть положено в основу понимания путей и форм.их развития.

Действительно, хотя мышление человека представляет /собой индивидуальный акт и, по выражению Маркса,

-является «естественным процессом», оно, как способность

-опосредованного отражения человеком объективной дей-

1 См., например, Ф. И. Хасхачих, Материя и сознание. Госполит­издат, 1952, стр. 97, 101; Л. Г. Спиркин, Формирование абстрактного мышления на ранних ступенях развития человека, «Вопросы философию № 5, 1954 г., стр. 68; Д. В. Бубрих, 'Происхождение мышления:и речи, «Научный.бюллетень ЛГУ» № 7, 1946, стр. 38.

2 В. В. Бунак, Начальные этапы развития мышления и речи по данным антропологии, «Советская этнография» № 3, 1&51 г.; его же, •Происхождение речи по данным антропологии, Сб. «Происхождение.человека и древнее расселение человечества», М. 1951.

1.2.2

ствйтельностй, не могло возникнуть так же, как и сам человек, в результате простой биологической эволюции,а вызвано к жизни качественно новыми факторами, не имевшими места в животном мире. Марксизм-ленинизм учит, что человек и его мышление есть продукт общест-. венных отношений, и прежде всего тех отношений, в кото­рые люди были поставлены в процессе труда между собой | и к окружающей их действительности.; Отражение объективной действительности имеет место j и в животном мире. Это отражение совершается в форме | ощущений и восприятии, являющихся результатом воз-| действия отдельных свойств предметов или предметов в целом на органы чувств животных. В условнорефлектор-ных реакциях животных на воздействия из внешней действительности учитываются также связи и отноше­ния предметов и явлений внешнего мира'. Однако отсюда было 'бы неправильно делать вывод о' том, что животные осознают эти связи и отношения. Такого рода выводы несостоятельны не только в отношении низ­ших животных, но и в отношении человекообразных обезь­ян, наиболее близко стоящих к человеку по уровню своего развития. Даже у человека условные рефлексы могут образовываться без того, чтобы он их осознавал. В этой е связи, например, можно сослаться на опыты М. А. Алек­сеева по выработке двигательной условной реакции на короткий звуковой сигнал (стук метронома), который вна­чале сопровождался словесным подкреплением «согните (палец)», «нажмите». Анализируя данные проведенных им опытов, автор пишет: «Чрезвычайно характерна та сло­весная квалификация, которую давали испытуемые своим двигательным реакциям. Оказалось, что все испытуемые связывали их исключительно с речевым подкреплением, хотя отчетливо воспринимали и удары метронома. На вопрос, почему и в какой момент -они делали движения, они никогда не говорили, что делают их на звуковые сиг­налы, но только на приказ «нажмите» или «согните (па­лец)». В этих условиях, хотя временная связь между зву­ковым сигналом и двигательной реакцией уже образова-

1 Физиологической основой образования условных рефлексов является установление нервной связи между двумя очагами возбуж­дения в коре головного мозга, один из которых возникает в результате воздействия биологически значимого раздражителя, а второй — био­логически индифферентного раздражителя на органы чувств животного.


лась, она не находила отражения во второй сигнальной системе, а отражалась только связь между реакцией и речевым условным сигналом «нажмите». Поэтому в про­бах с экстренной отменой речевого подкрепления двига­тельная реакция, возникавшая только на звуковой сигнал, была для испытуемого всегда «неожиданной» и вызывала реакцию, по характеру близкую к ориентировочной» 1.

Таким образом, даже условнорефлекторная деятель­ность человека, основанная на тех или иных отношениях объектов реальной действительности, вполне может про­исходить без того, чтобы эти отношения им осознавались, как-то отражались во второй сигнальной системе чело­века.

В указанном отношении очень интересны также неко­торые опыты И. П. Павлова. В одном из опытов И. П. Павлов вырабатывал у собаки условные рефлексы на механический кожный раздражитель, действующий на различные участки кожи (например, на переднюю, заднюю ногу), сочетая его с безусловным раздражите­лем — вливанием кислоты в рот. Выработав рефлекс на том или другом участке кожи, И. П. Павлов затем не­сколько раз не подкреплял раздражение на одном из этих участков кожи (передняя нога) безусловным раздражи­телем (вливание кислоты), что привело к угашению реф­лекса. Но при этом оказалось, что, если сразу после раз­дражения того участка кожи, на который условный рефлекс уже угашен, приложить механический раздражи­тель к другому месту, собака будет на это реагировать обильным слюноотделением 2.

Очевидно, что если бы собака осознавала отношение механический раздражитель—кислота, то она и в этом последнем случае не реагировала бы на механический раздражитель слюноотделением.

Для опытов по выработке условных рефлексов харак­терно то, что практически любой раздражитель, воспри­нимаемый органами чувств животного, может стать сиг-

1 М. А. Алексеев, К вопросу о нервных механизмах и взаимодей­ствии двух корковых сигнальных систем при ритмических двигатель­ных условных реакциях человека, «Журнал высшей нервной деятель­ности им. И. П. Павлова», т. III, изд. Академии наук СССР, вып. 6, М. 1953 г., стр. 885

2 См. И. П. Павлов, Избранные произведения, Госполитиздат, 1951, стр. 356—360.

налом для безусловной рефлекторной деятельности жи­вотного, если только он совпадает по времени воздействия с жизненно- важным для животного раздражителем. Та­ким образом, условнорефлекторная деятельность живот­ного может быть основана на таких совершенно случай­ных, устанавливаемых по произволу экспериментатора связях двух реальных объектов, которые вне эксперимента никогда не могут быть связаны друг с другом в указанном отношении.

Не менее убедительные факты относительно коренного различия между мышлением человека и психикой живот­ных дает нам анализ поведения обезьян. Так, различные опыты по доставанию приманок показывают, например, что обезьяна не догадывается использовать для достава-ния плода гот же ящик, с которым она уже раньше имела дело, если на нем лежит другая обезьяна или он задвинут в угол клетки, а иногда пытается приставить его к стенке на некотором расстоянии от пола. Доставая без затрудне­ний из-за решетки приманку, привязанную к нитке или веревочке, обезьяна не могла решить ту же задачу в том случае, если нитку пропустить через ручку чашки, в кото­рой находится приманка: в этом последнем случае она тянула нитку всегда за один конец. Для того чтобы до­стать плод из-за решетки, обезьяна пыталась использо­вать с этой целью нитку, тесемку и т. п., стремясь орудо­вать ими, как палкой.

Все эти опыты показывают, что деятельность обезьян протекает в рамках наличной ситуации, что отношения предметов объективной действительности не осознают­ся ими.

Отличие человеческого мышления от «мышления» жи­вотных, в том числе и человекообразных обезьян, именно в том и заключается, что лишь человек осознает объек­тивные связи и отношения объектов действительности и на основе этого устанавливает их свойства. Только благо­даря этому человек и получает возможность строить мыс­ленный план своей деятельности и предвидеть ее резуль­таты.

Но способность отражения связей и отношений пред­метов и явлений объективной действительности и на основе этого отражение их свойств возникла в связи с тем, что в целях удовлетворения своих потребностей первобытные предки человека стали трудиться, т. е. использовать одни


предметы для воздействия на другие предметы окружаю­щей их среды.

Процесс труда, предполагая какое-либо целенаправ­ленное воздействие одного предмета на другой, характери­зуется прежде всего тем, что эти предметы ставятся в определенные отношения друг к другу. Установление же и осознание определенных отношений предметов труда друг к другу является непременным условием познания свойств этих предметов, так как, хотя эти последние и обладают теми или иными свойствами сами по себе, неза­висимо от их отношений, все же их свойства находят свое проявление только в тех отношениях, которые устанавли­ваются между ними.

Поскольку процесс труда имеет своей целью достиже­ние определенных результатов, а это возможно только при осознании тех отношений, в которых находятся или могут находиться предметы труда, и при более или менее пра­вильном отражении их свойств, то труд и явился тем фак­тором, благодаря которому и на основе которого воз­никло специфически человеческое мышление.

«Люди,— говорил Маркс,—...начинают с того, чтобы есть, пить и т. д., т. е. не «стоять» в каком-нибудь отноше­нии, а активно действовать, овладевать при помощи дей­ствия известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворять своя потребности (они, стало быть, начинают с производства). Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов «удовлетво­рять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери научаются и «теоретически» отличать внеш­ние предметы, служащие удовлетворению их потребно­стей, от всех других предметов» 1.

Но труд, так же как и познание свойств тех предметов и явлений, с которыми первобытные предки человека сталкивались в процессе труда, с самого начала носил общественный характер.

Говоря об общественном характере труда в первобыт­ном стаде предков человека, нельзя это понимать в том смысле, что трудовые действия всегда совершались не­сколькими лицами одновременно.

Трудовые действия первобытных предков человека, даже если они представляли собой или первоначально

' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, М. 1933, стр. 461. 126

возникли как индивидуальные, единичные акты, тем не менее являлись общественными по своему характеру, по­скольку возможность их совершения и самого возникно­вения создавалась только на основе общественной жизни этого индивида, которая, оказывая непосредственное влия­ние -на формы его поведения и на самое его нервную дея­тельность, придавала, таким образом, опосредованно об-|Лцественный характер любому его действию. В связи с втим уместно привести следующее замечание Маркса:

хИндивид есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни — даже если оно и не выступает в непосредственной форме коллективного, совершаемого;овместно с другими, проявления жизни,— является про-1влением и утверждением общественной жизни» '.

Как уже указывалось, переход человекоподобных збезьян к труду в ходе длительного исторического разви-гия привел к возникновению человека и специфически человеческого способа отражения и познания объективной действительности. Даже высшие человекоподобные обезь­яны отражают объективную действительность только в форме ощущений, образов восприятия и представления. Эти последние 'всегда носят конкретный, чувственно на­глядный характер и отражают только единичные, инди­видуальные предметы и их свойства. Животное не может одновременно отразить несколько сходных предметов в одном и том же образе восприятия или 'представления или в одном и том же ощущении несколько одинаковых свойств этих предметов. Несколько даже совершенно по­хожих предметов или несколько совершенно одинаковых свойств отражаются органами чувств животного всегда при помощи такого же количества образов этих предме­тов или ощущений. В отличие от этого специфически чело­веческое отражение объективной действительности носит абстрактный и обобщенный характер и происходит в фор-

|ме понятий и построенных на их основе суждений, умо­заключений и т. д. В отличие от чувственного познания, происходящего в форме ощущений, образов восприятия и представления, которые возникают или являются резуль­татом непосредственного воздействия предметов, явлений, свойств и т. п. на органы чувств, специфически человече-

' К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, Госполитиз­дат, М. 1956, стр. 590.


ское познание носит опосредованный, абстрактный харак­тер, так как образуемые в ходе этого познания понятия не есть результат непосредственного отражения соответ­ствующих предметов, явлений, свойств и т. п. Они воз­никают благодаря отвлечению от тех или иных сторон действительности в процессе анализа предметов, явлений и т. п. действительности, выделения в них существенных и несущественных свойств и происходящих на этой основе обобщений. «Познание есть отражение человеком при­роды. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc...» '

Выше уже говорилось о том, что психике животных, в том числе и человекообразных обезьян, не презентиро-ваны связи и отношения предметов объективной действи­тельности, хотя их деятельность и строится на их основе благодаря тому, что в коре их головного мозга образуются условнорефлекторные связи. Поскольку же свойства пред­метов, явлений действительности проявляются в тех отно­шениях, которые между ними устанавливаются, постольку же животные отражают только те свойства, которые могут быть непосредственно восприняты органами чувств в форме ощущений и образов восприятия, причем и эти по­следние также не являются фактом их сознания. При нали­чии только чувственно наглядной формы отражения дей­ствительности невозможно никакое осознанное отвлечение от тех или иных сторон действительности, от тех или иных свойств предметов, явлений и т. п., от тех связей и отно­шений, в которые поставлены эти предметы, явления в настоящее время, невозможно установить то общее, что присуще целой группе их. Этому положению, на первый взгляд, противоречит то обстоятельство, что процесс обра­зования условных рефлексов животных происходит таким образом, как если бы животное отвлекалось от некоторых сторон действительности, производило элементарный ана­лиз и синтез и делало элементарные обобщения. Однако это не так. Все дело заключается в том, что, как и уста­новление связей и отношений предметов и явлений внеш­ней действительности, имеющее место при образовании условных рефлексов, эти процессы также носят неосознан-

1 В. И. Ленин, Философские тетради, Госполитиздат, 1947, стр. 156. 128

ный характер, не являются достоянием субъективного мира животного.

Между тем труд как процесс опосредованного воздей­ствия человека одним предметом действительности на другой возможен только при следующих условиях:

1) Любой трудовой акт строится на основе, с одной сто­роны, установления тех связей и отношений, в которые могут быть поставлены предмет и орудие труда, с другой стороны, отвлечения от тех связей и отношений, в которых находятся предмет и орудие труда к другим предметам действительности перед началом трудового акта.

2) Использование того или иного орудия труда для воздействия на предмет труда с целью достижения опре­деленных результатов предполагает, с одной стороны, познание таких свойств орудий и предметов труда, многие из которых не могут быть отражены при помощи органов чувств, с другой стороны, наличие перед началом трудового акта мысленного образа того предмета, который должен получиться в конечном итоге. Так, например, при изготов­лении уже самого примитивного каменного орудия перво­бытному человеку необходимо было знать, насколько тверд или мягок материал, из которого он делает орудие, знать, какие свойства должно будет иметь изготовленное орудие (острая режущая поверхность и т. п.). Уже на этом этапе изготовления орудий, 'следовательно, предполагается наличие у первобытного человека способности отвлекаться от всех других свойств, несущественных с точки зрения возможности использования данных орудий для достиже­ния каких-либо целей, наличие способности устанавливать то общее, что должно быть присуще всем орудиям дан­ного типа.

3) Изготовление любого, даже самого примитивного, орудия, а собственно с этого момента и должно датиро­ваться начало трудовой деятельности первобытных пред­ков человека, могло иметь место только в том случае, если первобытный человек был уже способен предвидеть свои будущие трудовые действия', для выполнения которых

1 «Совершенно ясно, что целесообразные действия, направленные к отдаленной цели, могут развернуться, хотя бы в зачаточной форме, лишь тогда, когда достигнута способность образовать общие понятия, выделить себя из внешнего мира, т. е. когда вступает в действие процесс мышления» (В. В. Бунак, Происхождение речи по данным антропологии, Сб. «Происхождение человека и древнее "расселение человечества», стр. 258).


было необходимо это орудие, следовательно, также уста­новить те общие моменты, которые присущи отличаю­щимся друг от друга трудовым актам, построенным на использовании этого орудия. Таким образом, акт изготов­ления орудия мог быть совершен только при наличии воз­можности отхода от непосредственного. созерцания дей­ствительности.

Итак, анализ предпосылок даже самой элементарной трудовой деятельности человека показывает, что она воз­можна только на основе опосредованного, абстрактного и обобщенного отражения действительности. Следовательно, переход к трудовой деятельности с неизбежностью должен был привести к возникновению этого специфически чело­веческого способа отражения действительности '.

В подтверждение своего положения о чувственно-об­разном мышлении первобытных предков человека сторон­ники этой точки зрения обычно выдвигают тезис о том, что представление как чувственный образ2 может носить об­общенный характер. Однако в этой связи обычно ссыла­ются лишь на то, что в отличие от образов восприятия в образах представления могут опускаться некоторые второ­степенные черты или признаки предмета. Но ясно, что этим еще не создается обобщенности образа представле­ния, так как он, как и образ восприятия, продолжает тем не менее отражать только тот или иной единичный пред­мет. Действительно, мы не можем себе представить дом

1 Данная постановка вопроса о взаимоотношении трудовой дея­тельности человека и его абстрактного и обобщенного мышления может показаться противоречивой: труд привел к возникновению абстракт­ного и обобщенного способа отражения действительности, но сама тру­довая деятельность возможна только на основе этого последнего. Од­нако здесь лишь мнимое противоречие. С нашей точки зрения, трудо­вая деятельность и абстрактное и обобщенное мышление представляют собой такое единство, в котором ни одна из сторон не может рассматри­ваться как предшествующая другой во времени, но в котором трудовая деятельность является определяющей как в плане возникновения, так и в плане дальнейшего развития

2 Слово «представление» часто употребляют также в смысле эле­ментарное, научно не отработанное понятие, которое, как и всякое понятие, конечно, является обобщенным. В близком к этому значении употребляет слово «представление» И. М. Сеченов, который противо­поставляет его «расчлененному чувственному облику» как «умственную форму», являющуюся результатом и умственного и физического анализа «предметов и их отношений друг к другу и к человеку» (См. И. М. Сече­нов, Собрание сочинений, т. 2, М. 1908, стр. 366).

I или собаку вообще и т. п. И это понятно, так как мы могли бы это сделать только в том случае, если бы были воз-

!можны обобщенные ощущения, являющиеся элементами представления. Опущение некоторых признаков предметов в представлениях у современного человека происходит в результате взаимодействия этих последних с абстрактными понятиями о предметах, и, следовательно, было бы непра­вильно переносить эту особенность на представления пер­вобытного человека, если согласиться с тем, что его мыш­ление не обладало способностью образовывать понятия, как это утверждают сторонники данной точки зрения.

В обоснование положения об особой чувственно нагляд­ной стадии в историческом развитии мышления человека сторонники этой точки зрения привлекают этнографиче­ские данные, а также материалы по языкам этих народов. В этой связи в работах ряда ученых рассматривался счет и его выражение в языках этих народов.

Леви-Брюль, например, посвящая в своей работе спе­циальную главу этому вопросу, следующим образом опре­деляет ее задачи: «Различные способы исчисления и счета, образования числительных и их употребления позволят, быть может, уловить, так сказать, самые приемы мышле­ния в низших обществах в том, что касается его специфиче­ского отличия от логического мышления» 1. Характеризуя мышление этих народов в связи с особенностями счета, Леви-Брюль пишет далее: «Так как первобытное мышле­ние не разлагает синтетических представлений, то оно пре­имущественно работает памятью. Вместо обобщающего отвлечения, которое дает нам понятия в собственном смысле слова, в частности, понятия чисел, оно пользуется отвлечением, которое считается со специфичностью, с опре­деленным характером данных совокупностей. Короче го­воря, это мышление считает и исчисляет способом, кото­рый, по сравнению с нашим, может быть назван кон­кретным» 2.

Леви-Брюль утверждает далее, что для первобытных народов характерно непосредственное восприятие количе­ства тех или иных предметов, в силу чего эти народы, по мнению Леви-Брюля, не нуждаются в числительных. Он пишет: «Благодаря привычке каждая совокупность пред-

Л. Леей Брюль, Первобытное мышление, стр. 120.

2 Там же.


метов, которая их интересует, сохраняется в их памяти с той же точностью, которая позволяет им безошибочно рас­познавать след того или иного животного, того или иного лица. Стоит появиться в данной совокупности какому-нибудь недочету, как он тотчас же будет ими обнаружен. В этом столь верно сохраненном в памяти представлении число предметов или существ еще не дифференцировано:

ничто не позволяет выразить его отдельно. Тем не менее, качественно оно воспринимается или, если угодно, ощу­щается... Когда они собираются на охоту, они, сидя уже в седле, осматриваются вокруг, и если нехватает хотя бы одной из многочисленных собак, которых они содержат, то они принимаются звать ее...» '.

Э. Кассирер, работа которого также содержит спе­циальный раздел, посвященный истории счета, высказы­вает по этому вопросу аналогичную точку зрения 2.

В соответствии с этими особенностями первобытного мышления, утверждает далее Леви-Брюль, в языке (чис­лительных) этих народов выражаются восприятия кон­кретных множеств предметов.

«То, что первобытное мышление выражает в языке, это — не числа в собственном смысле слова, а «совокупно­сти-числа», из которых оно не выделило предварительно отдельных единиц... оно (мышление.— В. П.) представляет себе совокупности существ или предметов, известные ему одновременно и по своей природе и по своему числу, при­чем последнее ощущается и воспринимается, но не мыс­лится отвлеченно» 3.

В этом утверждении Леви-Брюль, как и Э. Кассирер, опирались на то, что: 1) в ряде языков (индейских, поли­незийских и меланезийских) народов, причисляемых к «первобытным», существует несколько рядов последова­тельно возрастающих числительных, каждый из которых (рядов) используется только при счете определенных пред­метов; 2) в ряде языков существуют самостоятельные обозначения некоторых количеств определенных предме­тов, не образующие последовательного числового ряда.

1 Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, стр. 121.

2 См. Е. Cassirer, Philosophic der symbolischen Formen, Erster Teil, Berlin 1923, S. 187—188.

8 Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, стр. 129.

!32

Леви-Брюль и Э. Кассирер в этой связи ссылались, на­пример, на числительные в индейских языках Северной Америки (цимшиан, где имеется 7 рядов числительных, употребляющихся для подсчета предметов, принадлежа­щих к разным классам,— длинных предметов, круглых предметов, людей и т. д.), а также языки туземцев Фиджи, Соломоновых островов, где, например, есть отдельные на­звания для 100 челноков, 100 кокосовых орехов, 1 тысячи кокосовых орехов и т. п.'

Однако при ближайшем рассмотрении соответствую­щих фактов теория Леви-Брюля — Кассирера о непосред­ственном восприятии количества у первобытных народов, согласно которой числительные языков этих народов обо­значают чувственные образы восприятия того или иного конкретного множества предметов, оказывается несостоя­тельной.

Во-первых, по данным зоопсихологии (исследования Ладыгиной-Коте, Г. 3. Рогинского и др.) и детской психо­логии, непосредственное восприятие конкретных множеств предметов, т. е. когда разница в количестве предметов улавливается самим восприятием без какого-либо под­счета, возможно лишь в очень небольших пределах (до 5).

Во-вторых, как уже правильно отметил Ф. Боас, пер­вобытные люди не потому замечают отсутствие одной ло­шади в большом стаде или собаки в большой своре, что они непосредственно ощущают разницу в количестве, а потому, что они хорошо знают каждую лошадь или собаку2. Это подтверждается также наблюдениями над народами Крайнего Севера СССР.

Ссылки Леви-Брюля и других сторонников этой тео­рии на числительные так называемых первобытных наро­дов также оказываются несостоятельными.

Во-первых, Леви-Брюль и др. односторонне подби­рают факты из языков этих народов и совершенно не объ­ясняют, почему в языках не менее первобытных народов счет любых предметов ведется при помощи одних и тех же числительных (как, например, в языке туземцев остро­вов Муррей, в языке гуарани, по данным самого Леви-Брюля). То же самое можно наблюдать в эскимосском, чукотском и целом ряде других языков народов Севера.

1 См. Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, стр. 129—130.

2 См. Ф. Боас, Ум первобытного человека, М.—Л. 1926, стр. 84.


Во-вторых, как показывает анализ числительных в не­которых из тех языков, где при счеге разных предметов употребляются различные числительные, конкретный счет в этих языках объясняется отнюдь не тем, что числитель­ные этих языков обозначают восприятия соответствующих конкретных множеств.

Для подтверждения этого положения мы остановимся на числительных в нивхском (гиляцком) языке.

В нивхском, как и в вышеуказанных языках, для обо­значения одного и того же количества различных пред­метов используются отличающиеся друг от друга числи­тельные.

Ниже из соображений экономии места мы даем таб­лицу 26 систем числительных только до 10 включительно, хотя в нивхском языке счет возможен по крайней мере до миллиона (см. таблицу на стр. 136—137)'.

Лингвистический анализ числительных различных си­стем показывает, что при отличии соответствующих числи­тельных этих систем друг от друга они имеют в своем со­ставе общие собственно количественные обозначения, что различие числительных одной системы от соответствую­щих числительных других систем в тех случаях 2, когда оно имеет место, создается за счет того, что эти числительные, кроме собственно количественных обозначений, имеют 'в своем составе дополнительные форманты, называемые •нами показателями систем.

Там собственно количественное обозначение в составе '•числительных «один» всех систем восходит к корню ни, «два» — к корню ми, «три» — к корню те, «четыре» — к жорню ны, «пять» — к корню т'о, «шесть» — к н'ах, «семь»—к н'ам(ы)к, «восемь»—к минр (миныр), «де-

1 Эти числительные записаны нами в с. Тахта, Тахтинского района, 'Н.-Амурской области, от носителей Амурского диалекта нивхского язы-'ка. В тексте нами иногда привлекаются также данные из Восточно-Юахалинского диалекта. Сокращенно оба диалекта соответственно обо-

•значаются: Ам. д., В.-С. д.

В примерах из нивхского языка знак V над графемой означает 1велярность соответствующего согласного; г'—заднеязычный звонкий

•щелевой; н'— заднеязычный сонант; в сочетании с остальными гра-

'фемами знак' означает придыхательность соответствующего смычного.

2 Специфичность счета выдерживается последовательно только до пяти. Как видно из приведенной таблицы, числительные после 5 не­которых систем не включают в свой состав показателей систем. В боль-

:шинстве систем не включают в свой состав особых показателей числи-

.тельные, кратные 10.

вять»—к ньыньбен (Ам. д.), няндорн' (В.-С. д.), «де­сять» — К Л1ХО.

Некоторые отличия собственно количественных обозна­чений, наблюдаемые по различным системам числительных te настоящее время, являются результатом позднейших фо-яетических изменений первоначально общих для всех них собственно количественных обозначений.

Этимологический анализ показывает, что показатели ряда систем существуют в языке как самостоятельные зна­менательные слова до настоящего времени, а показатели остальных систем восходят к знаменательным словам исто­рически.

Так, показателем III системы является слово ар (связка юколы)', IV системы — слово ма (ручная четверть), V си­стемы—слово а (ручная сажень), VI системы—слово хуви (связка корма для собак), VIII системы — слово кос (прут, на который нанизывается корюшка). Показатель I системы— м<^му (лодка); показатель II системы— рш<^т'у (нарта) {т-^рш по закону чередования начальных согласных); показатель VII системы— н'ак<^н'акс (прут). Показатель IX системы вор образован от основы глагола эвдь (держать) при помощи суффикса орудий-ности р(рш,е) (ср. меньвос— рулевой (Ам. д.), к'увос— обойма (Ам. д.), где мень — руль, к'у — пуля). Показате­лем Х системы является слово фат (веревка саженной длины), ныне вышедшее из употребления. Показатель XI—так же, как и показатель XII системы, в которых числительные были первоначально общими, восходит к слову иу (отверстие) (ср. к'иу— (неводная ячея), где на­чальное к' от к'е — невод). Показатель XIV системы лай выступает в нивхском языке в некоторых лексикализован-ных словосочетаниях 'в значении прядь. Показатель XV системы йуг'(и)ть также встречается в нивхском языке в;

некоторых лексикализованных словосочетаниях в значе­нии палец. Показатель XVI системы зчу возник как ре­зультат удвоения слова чу (семья). Показатель XVII' системы ла^>л образован от слова, передававшего поня­тие о длинном деревянном предмете (ср. тла — рукоятка остроги), где т<^ти— дерево (ср. тьых— вершина дерева,

1 Показатели I, II, III, IV, V, VI, IX, XX, XXII систем выделены и правильно этимологизированы Е. А. Крейновичем (см. «Гиляцкие дпслительные», 1932).


Таблица нивхских числитель

    I и ill IV V VI    
Число Лодок (му) Нарт (m'v} Связок юколы (ар) Ручных четвертей {ма) Ручных саженей (о) Связок корма для собак (хуви)    
  ним нирш няр ньма НЯ ньг'уви    
  мим мирш мер мема ме миг'ви    
  тем терш тяр тьма тя тег'ви    
  ным нырш ныр ным а ны нуг'ви    
  т'ом т'орш т'ор т'ома т'о т'ог'ви    
  н'аг' н'аг' н'аг' ap н'аг' ма аг'и н'а(г') хуви    
  н'амк н'амк н'амк ap н'амк ма амги н'ам(к) хуви    
  минр минр минр ap минр ма мины а мин(р) хуви    
  ньыньбен ньыньбен ньыньбен ньыньбен ма ньынь­ ньыньбен    
            ap     бен а г'уви    
  мх о мхо мхор мхома мхо а мхог'уви    

 

ных до 1U для счета:

    XIV XV XVI XVII XVIII XIX    
Число Прядей веревки Количество пальцев при измерении толщины сала Семей (чу) Шестов Мест Парных предметов    
  ньлай ни(г')ить низчу ньла нявр паек или    
                        н ьваск    
  мелай ми(г')ить мизчу мел мевр мевск    
  тьлай те(г')ить тезчу тьла тявр тьфаск    
  нлый ну(г')ить нызчу нлы нывр нвыск    
  т'олай т'о(г')ить т'озчу т'ола т'овр т'оваск или    
                        T'OBCK    
  н'аг'лай     н'аг' су н'аг'ла н'аг' н'аг'васк    
                    (йивф)        
  н'амклай     н'амк су н'амгла н'амк н'амк васк    
                    (йивф)        
  минрлай     мин(д)р минрла мин(д)р мин (д)р васк    
            чу     (йивф)        
  ньынь-     ньынь­ ньынь- ньыньбен ньыньбен    
    бенлай     бен чу бенла (йивф) васк    
  мхолай     мхо су мхола мховр мхо васк    

 

    VII VIII IX х XI XII XIII
    Прутьев с нанизан­ной ко­ Прутьев с на­низанной корюшкой 1 Неводов Снастей для ловли тюленей Невод­ных Неводов и сегок для рыб­ Неводных полос
    рюшкой (кос)     и калуги ячей ной ловли    
    ньн'ак НЬГ'ОС ньвор ньфат ниу нео нершке
    мен'ак мег'ос мевор мефат миу мео мершке
    тьн'ак тьг'ос тьфор тьфат теу тео тершке
    нн'ык нг'ыс нвур нфыт "УУ ну ныршке
    т'он'ак T'or'oc т'овор т'офат т'оу или т'оу т'оршке
                    т'ои        
    н'аг'н'ак н'ах кос н'аг'вор н'аг'фат н'ах н'ах    
    н'амкн'ак н'амк г'ос н'амквор н'амкфат н'амк н'амк    
    минрн'ак мин (д) р к'ос минрвор минрфат минр минр    
    ньынь- ньыньбен ньынь- ньынь­ ньыньбен ньыньбен    
    бен'ак г'ос бенвор бенфат            
    мхон'ак мхог'ос мховор мхофат мхоу мхоу    

 

мхоу Продолжение

    XX XXI XXII XXIII XXIV XXV XXVI
    Кедровых и еловых досок Тонких и плоских предметов Длинных предметов Мелких округлых предметов Людей Живот­ных Предметов разнооб­разной формы
    неть ньрах нех НИК НИН ньынь някр
    меть мерах мех мик мен мор мякр
    теть тьрах тех тех тякр тёр тякр
    ныть T'OTb нрых т'орах ных т'ох ных т'ох ныр т'ор нур т'ор ныкр т'окр
    н'аг'эть H'ar'pax н'ах н'ах н'ах н'ах н'ах
    н'амгэть н'амграх H'BMK н'амк н'амк н'амк н'амк
    минрэть минррах минр минр минр минр минр
    ньынь- ньыньбен- ньыньбен ньыньбен ньыньбен ньыньбен ньыньбен
    бенэть мхоэть рах мхорах MX OX мхох мхо мхон' мхокр

 


ых— конец); •к'ла— деревянные трубы над нарами, иду­щие от очага, где к' восходит к корню K'a-^-к'ы (ср. к'ант (В.-С. д.), к'ынть (Ам. д.) —палка, посох; хант (В.-С. д.), ладь (Ам.д)—подпирать, •'K'aypui (В.-С. д)—тормозная палка, хаунт (В.-С. д.) — тормозить и др.)

Показатель XVIII системы вр, отмечаемый в качестве словообразовательного форманта в ряде других слов (ср. т'хывр — крыша, т'хы — на, сверху), передает в них понятие «место». Как показывает анализ, этот форманг со­стоит из двух аффиксов, каждый из которых передает зна­чение место: аффикса в, восходящего к слову шеф (ме­сто), и аффикса р, употребляемого в этом значении в ряде наречий.

Показатель XIX системы паек (Ам. д.), пазрш(В.-С. д.) употребляется также и самостоятельно в значении поло' вина как одна из двух сторон, как один из членов парного единства и состоит из корня па^-ва и соответственно аффиксов к, с (Ам. д.) и з, рш (В.-С. д.).

Показателем XX системы является слово эть со значе­нием плоский плиткообразный предмет (ср. этьн'ир (Ам.д.)—плоская тарелка, где н'ир— чашка, посуда;

этьг'ылмр— тарелка, досчатая посуда, где кылмр^-г' ылмр — доска).

Показатель XXI системы pax исторически выступал как знаменательное слово со значением слой (ср. ршан' зрач'н'а?— сколько слоев?). Показатель XXII системы х ^восходит к корню K'a-^-к'ы (см. выше). Показатель XXIII системы к(х) восходит к корню к'ы-^-хы. По-види­мому, корень к'ы-^хы обозначал мелкое каменное орудие, при помощи которого копали, рубили и т. д. Показатель XXVI системы кр(кр) используется также в качестве сло­вообразовательного элемента в ряде наречий (ср. а кр — задняя (нижняя) часть чего-либо, нижний (по течению реки) конец деревни и т. п., а во — нижняя по течению реки деревня, где во — деревня, тукр — эта сторона, туин — здесь). Основы этих наречий указывают на пространствен­ные положения, а формант к р(кр) в их составе—на объект, занимающий такие положения, объект, лишенный конкретности. Это значение он имел и в составе числитель­ных XXVI системы. Показателем XXIV системы в числи­тельных «один», «два» выступает формант н (Ам. д.), нын' (нан') (В.-С. д.); в числительных «четыре», «пять» — формант р(ш). Этимологические исследования позво-

ляют установить, что каждый из этих формантов в прошлом был связан с выражением понятий о человеке и животных. Показатели XXV системы нь в числительном «один» и р(ш) в числительных «три», «четыре», «пять» по своему происхождению оказываются общими с соответ­ствующими показателями XXIV системы (исторически счет животных и людей велся при помощи одних и тех же чи­слительных).

Таким образом, анализ числительных позволяет прийти к выводу, что в генезисе числительные всех систем, имею­щие в своем составе особые форманты (а такими, как мы видели, являются далеко не все), каковыми они отлича­ются друг от друга, представляли собой сочетания собст­венно количественных обозначений со словами, обозна­чающими различные предметы счета: лодки, нарты, связки юколы, связки корма для собак, ручные четверти и сажени, людей и животных и т. д.

В настоящее время собственно количественные обозна­чения до пяти уже не существуют в нивхском языке как отдельные знаменательные слова ' и не выделяются гово­рящими из состава числительных. Но, судя по тому, что они входят в числительные, кратные 100, обозначая в них соответствующее количество сотен, собственно количест­венные обозначения до пяти перестали употребляться как отдельные слова или, по крайней мере, выделяться гово­рящими в их значении из состава соответствующих числи­тельных «один», «два» и т. д. относительно недавно, так как счет свыше ста мог возникнуть только в относительно недавний период. Об этом же говорят отдельные случаи самостоятельного употребления собственно количествен­ного обозначения ми (два), которые встречаются в фоль­клорных текстах.

Собственно количественные обозначения «один», «два», «три», «четыре», «пять» выделяются также из состава так называемых повторительных числительных (нршак — од­нажды, мершк — дважды, тьршак — трижды, нршык — четырежды, т'оршак— пять раз), а собственно количест­венное обозначение ни (один) выделяется из состава дроб­ного числительного ньлами (одна вторая, буквально —

'Сравни китайский язык, где абстрактные числительные сохра­няются наряду с конкретными предметными числительными, кото­рые образуются oi этих первых при помощи особых суффиксов клас­сификаторов.


одна половина). Кроме того, некоторые собственные коли­чественные обозначения входят в состав сложных слов:

1) нинях— глаз (ни— один, нях— глаза, глаз), 2) тя-выг'рыть — название созвездия, состоящего из трех звезд (тя <^ ме — три, в — суффикс места, ыг'рыть < уг'рыть —

вместе).

Все эти факты говорят о том, что в прошлом собственно количественные обозначения до пяти употреблялись как самостоятельные слова.

Проведенный анализ дает, как нам кажется, основание для вывода, что в относительно недавнем прошлом в нивх­ском языке счет любых предметов велся при помощи одних и тех же числительных, каковыми были выделенные выше собственно количественные обозначения, что современный конкретный счет, т. е. счет при помощи числительных, от­личающихся друг от друга соответственно характеру пред­метов счета, возник как вторичное явление по отношению к этому первому счету, т. е. к счету при помощи собст­венно количественных обозначений.

Этот вывод, конечно, не означает, что выделенные нами собственно количественные обозначения, исторически вы­ступавшие как самостоятельные числительные, изначально передавали абстрактные понятия чисел 1, 2, 3 и т. д., не означает, следовательно, изначальности и априорности по­нятия абстрактного количества.

Этимологическое исследование выделенных выше соб­ственно количественных обозначений показывает, что они восходят к словам с конкретным предметным или иным значением. Собственно количественное обозначение ни (один) сопоставляется с личным местоимением 1-го лица единственного числа ни (я). Собственно количественное обозначение ми (два) сопоставляется с корнями личных местоимений 1-го лица двойственного и включительных форм множественного числа. Обозначение т'о(то) (пять) восходит к понятию «рука». Собственно количественное обозначение н'ах (шесть) состоит из корня н'а и пока­зателя XXII системы х. Корень н'а входит в качестве ком­понента в слово ршан'а (много), больше известного в форме ршан''га. В составе этого слова значение множест­венности связано только с его последним компонентом н'а,н'га. Обозначение н'ам(ы) к (семь), вероятно, состоит из н'а (шесть) и м(ы)к, значение которого остается не­ясным. Количественное обозначение минр, миныр (восемь)

14Q

состоит из ми (два), ны (четыре) и р — показателя XXIV и XXV систем. Собственно количественное обозначение девять в нивхском языке имеет две основные диалектные формы: ньыньбен, ньыньбин (Ам. д.), няндорн' (В.-С. д.). В форме ньыньбин (девять) этимологизируется как «один находящийся», что при ручном счете означало один (палец) находящийся (в смысле один палец не загнут). В форме няндорн' (В.-С. д.) девять этимологизируется как один, пять, что при счете на двух руках понималось как один до пяти на другой руке.

Еще более показательны в этом отношении, например, этимологии числительных в эскимосском языке, в котором все числительные от 1 до 10 связаны в своем происхожде­нии с рукой и операциями ручного счета '.

Данные анализа нивхских количественных числитель­ных, таким образом, свидетельствуют лишь о том, что не­правильно считать конкретный счет в нивхском языке след­ствием того, что соответствующие числительные возникли как обозначения образов восприятия и представления кон­кретных множеств предметов, что было бы ошибочным делать из факта существования конкретного счета вывод о том, что носители этого языка неспособны отвлечься от качественных особенностей предметов счета.

Как уже отмечалось, современный нивхский конкрет­ный счет имеет многочисленные параллели в других язы­ках, например в индейских языках Северной Америки (цимшиан, дене и др.). В этих последних отличающиеся друг от друга числительные, обозначающие одно и то же количество, по-видимому, также включают в свой состав общее для всех них собственно количественное обозначе­ние 2, т. е. факт конкретного счета в этих языках, как и в нивхском, также не доказывает того, что числительные

1 См. Г. А. Меновщиков, Из истории образования числительных в эскимосском языке, «Вопросы языкознания» № 4, 1956 г.

а Например, следующие числительные из языка каррье, являю­щегося одним из диалектов дене, приведенные в книге Леви-Брюля «Первобытное мышление», стр. 130: пгхане (три лица), mxam (три раза), тхапгоэн (в трех местах), тхаух (тремя способами), тхайлтох (три пред­мета вместе), тхоэлтох (три лица вместе), тхахултох (три раза, рас­сматриваемые вместе), имеющие общий компонент тха, с которым, очевидно, и связано значение три. Очевидно, что окончательные выво­ды в отношении генезиса числительных в этих языках могут быть сдела­ны только после специального лингвистического анализа. Такой ана-


в этих языках якобы выражают чувственные образы вос­приятия и представления конкретных множеств пред­метов '.

Говоря о причинах возникновения современных кон­кретных числительных нивхского языка (как, очевидно,. и аналогичных числительных указанных языков), необхо­димо прежде всего учитывать внутренние закономерности развития самого языка.

Выступая в качестве определителей количества, соб­ственно количественные обозначения образовывали с на­званиями предметов счета синтаксические сочетания. Эти сочетания, как и сочетания современных количественных числительных с именами существительными, происходили по способу примыкания.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.058 сек.)