АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Различные способы выражения грамматических значений в языке

Читайте также:
  1. G. Ожидаемые результаты и способы их оценки
  2. I. Система грамматических времен в страдательном залоге
  3. III. Виды синтаксических связей в современном русском языке
  4. III. Переведите слова и выражения из первого столбика (1-10) на русский язык.
  5. III. Переведите слова и выражения из первого столбика (1-10) на русский язык.
  6. III. Переведите слова и выражения из первого столбика (1-10) на русский язык.
  7. IV. Типы склонений имен существительных в современном русском языке
  8. АЗОТИСТАЯ КИСЛОТА, СПОСОБЫ ПОЛУЧЕНИЯ, СТРОЕНИЕ.
  9. АЗОТНЫЙ АНГИДРИД, СВОЙСТВА, СТРОЕНИЕ, СПОСОБЫ ПОЛУЧЕНИЯ.
  10. Акцентная структура слова в русском языке. Система акцентных противопоставлений. Функции словесного ударения.
  11. Акцентная структура слова в русском языке. Функции словесного ударения.
  12. АММИАК, ЕГО СТРОЕНИЕ, СПОСОБЫ ПОЛУЧЕНИЯ И СВОЙСТВА.

Насколько различны в языках грамматические значе­ния и способы их выражения, можно увидеть и осознать только при сопоставлении' и сравнении различных фонети­ческих и грамматических систем языка.

Известно, что каждый язык имеет свою более или менее отличную от других языков фонетическую систему, кото­рая является необходимым средством материализации мысли.

Во многих случаях мягкость и твердость согласных, звонкость и глухость, долгота гласных и согласных помо­гают нам различать слова или лексически, или граммати­чески. На этом основании в недалеком прошлом лингвисты полагали, что сами звуки обладают смыслоразличи-тельными свойствами. Однако это не так. Настоящая при­чина такого различия смыслового значения близких друг к другу слов лежит не в физической природе звуков са­мих по себе, а во всей истории слов, сложившихся и живу­щих в той или иной системе языка. Например, слова мол и мал различаются не гласными о и а, а тем, что они обо­значают разные' понятия и являются разными частями речи.

Тем не менее для современного состояния глухость или звонкость определенных согласных, долгота гласных и со­гласных и т. д.— все это является одним из средств раз­личия лексического и грамматического значения слова в некоторых языках.

38§


В английском языке в словах cub (детеныш, щенок) и сир (чашка, кубок), bid (приказываю), bit (кусочек), beat (удар) значение различается в зависимости от того, как будет произнесено слово — с звонким или глухим зву­ком на конце слова. Звуковая система английского языка такова, что глухость и звонкость конечных фонем слова различает слово по смыслу. В других же языках, как на­пример в японском, глухость и звонкость не играют такой роли. Можно одинаково сказать kodan и kotan, и смысл слова от этого не изменится.

Долгота (или удвоение) и краткость согласных в фин­ском языке служат также смысло-различительным фак­тором: например, kato — потеря и katto — крыша, palo — пожар, a pallo — мяч. То же самое в итальянском языке сапе — собака, а саппе — трость, fero — дикий, ferro — железо.

В русском языке долгота согласного также различает смысл некоторых слов и их грамматическую природу:

сора — родительный падеж от сор и ссора — именитель­ный падеж существительного. Но в русском языке нет та­кой системы звуковых соответствий, чтобы каждое слово, имеющее определенный смысл с наличием конечного твер­дого, становилось бы другим по смыслу, если его заменить мягким, как это наблюдается с некоторыми словами типа мол и мол', падал и подал', кон — кон', пыл — пыл', жар — жар'1. Поэтому в современном русском языке твердость и мягкость согласных являются средством различения зна­чения только некоторых слов, так же как глухость и звон­кость согласных на конце слова или в середине слова перед согласными также являются способом различения смысла слова только на письме, а не в произношении, например пруд и прут, лед и лет, мог и мок, род и рот, плод и плот. Однако в русском языке нет последовательных соответст­вий глухих и звонких фонем, посредством которых разли­чалось бы значение слов. Если случайные соответствия и имеются, то они очень немногочисленны, например баба — папа, кора — гора, сол'и — зол'и, жар — шар и др.

Встречающиеся в современном русском языке соответ­ственно парные слова с твердым и мягким, звонким и глу­хим звуком в начале или середине слова не составляют последовательной системы (ср. плот и плод, но плота и плода).

1 ' — знак мягкости согласного.

Все звонкие в русском языке на конце слова произно­сятся глухо, и уже потому глухость и звонкость согласных не являются в данном случае фактором различения смысла в устной речи.

В словах — глаголах 2-го спряжения с основой на глас­ный и— твердость и мягкость различают формы глаголов, например: кроить— инфинитив, а кроит— глагол треть­его лица, единственного числа. Таких глаголов в русском языке немало: строить — строит, веригь — верит, кра­сить — красит и др.

Точно так же различают по грамматическим формам твердости и мягкости формы инфинитива и глаголов бу­дущего времени 3-го лица, множественного числа, напри­мер, толкнуть — толкнут, махнуть — махнут, пихну гь — пихнут, качнуть — качнут и т. п.

В семитских языках согласные звуки несут лексическое значение, а гласные выражают грамматическое значение. Корень слова в арабском языке характеризуется только своими согласными, что же касается гласных, то за каж­дой согласной корня могут следовать а, а, I, I, и, и1. Каж­дый из этих арабских гласных звуков служит для характе­ристики грамматической категории. Гласные у них служат только для образования и изменения слов, а значение кор­ня связано только с согласными звуками.

В арабском языке согласные, несущие лексическое зна­чение, встречаются во всех родственных словах, различ­ных по грамматической форме, которая выражена глас­ными звуками. Корень ktb выражает значение писать.

kataba— он написал kutib— писатель kitab— написанное.

Функцию различения грамматических значений в не­которых языках несет ударение. Например, в греческом только ударением различаются: то^ос — порез (суще­ствительное), т^ос;—режущий (причастие), ттятрохтбуо;

— убивающий своего отца, патрохто/ое — убитый своим отцом. Также различаются значения в санскрите:

Papa— дурной (имя прилагательное), Papa— грех (имя существительное), Brahman — благочестие (существи­тельное среднего рода), Brahman— жрец (существитель-

1 i, а, и — те же гласные, но долгие. 387


ное мужского рода именительного падежа, единственного числа), Sudpati— сам себе господин, Svapa.'i— имею­щий господина.

В русском же языке эмфатическая долгота гласных выражает только экспрессию речи, например, сильное удивление: Это ты-ы сказал? Слово, сказанное с эмфазой, может служить не утверждением, а отрицанием, напри­мер: «Ты взял мою книгу?» — «Нужна-а мне твоя кни-и-га», т. е. «Мне книга не нужна».

Высота тона в русском языке не несет функции лек­сического различения слов, как, например, это имеет ме­сто в японском языке, fu, произнесенное высоким то­ном,— цветок, а fu, произнесенное низким — означает нос. В одном из африканских языков — шиллук — слово «jit», произнесенное высоким тоном, означает ухо в един­ственном числе, а произнесенное низким тоном значит уши '. Еще большее значение имеет тон произношения в китайском языке, в котором при различной мелодике ме­няется лексическое значение слова. Комплекс звуков та, произнесенных с различной интонацией, которую мы обо­значим знаками, будет означать разные явления дейст­вительности: та— мать, та— конопля, та— лошадь, та — ругать.

Долгота и краткость гласных в некоторых языках так­же служит средством различения значения, например, в финском vapa — прут; иараа — свободный; karl — мель;

kaari — дуга.

Как известно, многие грамматические категории, на­пример значение числа, падежа, свойственны большин­ству языков, другие категории имеются далеко не у всех языков, например категория вида.

В языках различных систем грамматические катего­рии менее схожи, а способы выражения грамматических значений совершенно различны в разносистемных языках. В языках аффигирующих грамматические значения боль­шей частью выражаются аффиксами. Аффигирующие языки делятся на 2 типа: 1) языки, в которых граммати­ческие значения выражаются флексией; такие языки назы­ваются флективными (сгибающимися), 2) языки, в кото­рых грамматическое значение выражается присоединением

1 Пример взят из книги А. А. Реформатского «Введение в языко знание», Учпедгиз, М. 1955, стр. 206.

отдельных морфем; такие языки называются агглютина­тивными (склеивающимися).

Если в русском языке флексия а в слове жена ука­зывает сразу на четыре грамматических значения (един­ственное число, женский род, именительный падеж, первое склонение), то в языках агглютинативных, например в грузинском, в слове сахлэбс (домам) суффикс эб обо­значает множественное число, а суффикс с — дательный падеж '.

В индоевропейских языках корень слова выражает лексическое значение, а морфемы выражают граммати­ческое. Например, в русском языке корень слова рук-а с прибавлением суффиксов и префиксов образует новые и лексические и грамматические разряды слов с иными грамматическими значениями: рук-ав, рук-ай-ица, да-г&, ца-ча, да-р, да-р-ыгб и т. д. Корень don во французском языке, обрастая морфемами, приобретает новые грамма­тические значения:

pour donner — чтобы дать, je donne — я даю,

tu donnais —ты давал, la donation —дар,

des donateurs—дарители, au donateur—дарителю.

Значение времени присуще многим языкам, а формы выражения его в языках различны. В языках индоевро­пейской системы время выражается присоединением мор­фем: флексии, суффиксов и префиксов. В русском языке:

сиж-у, сиде-л, по-сижу, в немецком: Ich le'oe—ich leb-te;

во французском настоящее время — Je dis, прошедшее — je dis-als. В английском языке одни глаголы образуют грамматическое различие во времени особыми морфема­ми: hide, hid, hidden, другие — чередованием гласных ос­новы, например: speak — spoke — spoken; get — got—got. В английском чередованием гласных различаются также причастия и инфинитивы: held — hold, strike — struk. В немецком языке чередование гласных также служит для выражения форм времени wir geben — wir gaben, ich wende — Ich wand.

В санскрите значение времени имперфекта выражает­ся наращением префикса а:

1) bhdrami — несу ">

2) bharasi — несешь \ (в настоящем времени)

3) bharati — несет )

1 См. А. С. Чикобава, Введение в языкознание, часть I, Учпедгиз, М. 1952, стр. 184.


В имперфекте: abharam. — я нес, abharas — ты нес, abharat — он нес.

Многие языки путем приращения указывают на форму прошедшего времени (сравни санскритское sunomi — asunavam — выжимаю, выжимал), например, в греческом:

).гу(о — говорю, глеуе^ — говорил. Однако в греческом язы­ке эпохи Гомера приращение аффиксов в прошедшем времени факультативно, так же как и в ведийском языке, где приращение аффикса не влияет на грамматическое значение.

Во многих языках существительному присущи формы падежа, числа и рода, но способы выражения этих значе­ний разные. В английском — значение числа выражается присоединением морфем: girl-s, boy-s, table-s, book-s и др.; посредством внутренней флексии— foot—feet; по­средством внутренней флексии и внешней: child — child­ren.

В английском языке значение числа выражается и дру­гими средствами: употреблением неопределенного артикля в единственном числе и отсутствием его во множествен­ном, упогреблением другого местоимения — в единствен­ном числе U, во множественном they и т. д., где it и they служат для замещения существительного.

Иногда суффикс, бывший морфемой множественного числа, уже не осознается как форма выражения этого грамматического значения, так как слово понимается в единственном числе, например: new-s — новость, work-s —• завод (функция морфемы выражать множественность уже не проявляется).

В английском, немецком, русском языках значение числа выражается чередованием гласных основы, напри­мер: foot — нога, feet — ноги, goose — гусь, geese — гуси. В немецком внутренняя флексия, так же как и в англий­ском, служит средством выражения значения множест­венного числа при изменении еще и артикля, например:

die Ofen — печь, die Ofen — печи; die Mutter — мать, die Mutter — матери; die Tochter — дочь, die Tochter — дочери.

В современном русском языке сохраняется различение единственного и множественного числа, оно выражается флексией — окончанием, внутренней флексией и перено­сом ударения, например: нога—ноги, рука—руки, стол — столы, но весло и вёсла, ведро и вёдра, стекло —

стёкла. Значение двойственного числа исчезло, исчезла и форма его выражения. В настоящее время существи­тельное рука и при сочетании с числительным две и с чи­слительным десять выражается одинаково, например, в творительном падеже: двумя рукалш и десятью рукалш (в древнерусском было бы дв'Ьма рукалш).

В японском языке множественное число создается по­вторением слова с измененной первой согласной hito — человек, hito-bito — люди, kuni — страна, kuni-guni — страны.

Значения родового признака в разных языках выража­ются также по-разному, причем во многих языках это раз­личение не сохранилось. Во французском оно выражается особыми артиклями 1е — la; в немецком der, die, das;

а в русском — особыми флексиями: для мужского ъ, ь, (т. е. нулевым окончанием после твердой и мягкой соглас­ной), и, и; для женского — а, я, ь, для среднего — о, е, я.

В маньчжурских языках различение рода осуще­ствляется путем различной огласовки при одинаковых со­гласных, в женском— е, в мужском роде— а; например:

хехе — женщина, а хаха — мужчина, emile — самка, ami-la — самец.

Б. Я. Владимирцов ' отмечает такой же способ лекси­ческого различения мужского и женского рода в монголь­ском языке, например: abal— отец, батюшка, ebel— ма­тушка; в тюркском аса — батюшка, все — матушка; в гре­ческом aSs^yoi;—брат, а5е'луг|—сестра.

Но в греческом языке у многих слов нет никаких фор­мальных признаков для отнесения их к тому или иному роду, например: ттатг)?—отец, p-s-c^p—мать, Гтттт?:; (ло­шадь) обозначает самку и самца. Однако родовые при­знаки прилагательных в некоторых падежах выражаются особыми формами, например: здЕ)о- —милый, (p'/.Tj— милая, a'Xov—милое; vs'и—молодой, vsa—молодая, vsov — молодое2.

Падежные значения, т. е. выражение отношений между существительными и другими именами, также выражаются очень различно, например в русском языке падежные зна­чения выражаются падежной формой и предлогом, напри-

1 См. Б. Я- Владимирцов, Сравнительная грамматика монголь­ского письменного языка и халхаского наречия, Л. 1929, стр. 130

2 См. С. И. Соболевский, Древнегреческий язык, Издательство ли­тературы на иностранных языках, М. 1948, стр. 32—34.


мер: дом, дома, дому и к дому, у дома, над домом; выра­жение отношений может быть дано и посредством наречий, перешедших в предлог: дом близ реки, дом около реки.

В английском языке падежные значения выражаются только предлогом, например system of grammar (система грамматики), так же, как и во французском: la maison du roi (дом короля).

В языках полисинтетической системы грамматические значения совершенно иного порядка, так как в них высту­пает своеобразное взаимоотношение слова и предложения.

Резко отличаются языки аналитические от синтетиче­ских. В первых нет личных аффиксов для образования лиц глагола, вместо которых употребляются личные местоиме­ния. В русском языке местоимение употребляется при гла­голе прошедшего времени, например: я шел, ты шел, он шел, но другие формы глагола могут выражать категорию лица и аффиксом глагола: пишг/— пишешь— пишег и т. д. Степени сравнения в русском языке образуются как синтетически, так и аналитически (сравни: сильныйсильнее, более сильный, сильнейший—самый сильный).

Порядок слов в нефлективных языках играет очень большую роль, так как отношения в них выражаются только порядком слов; например, в китайском, японском языках порядок следования придает слову совершенно другой характер. В монгольском языке существительные и прилагательные не дифференцируются по форме и только порядок слов может подсказать, где надо понимать — прыткий заяц, где — заячья прыть. Определенный порядок слов здесь компенсирует отсутствие морфологических средств выражения. Например, jabuusan kumiln — шед­ший человек и kumiln jabuusan — человек шел.

В европейских языках порядок слов также несет грам­матическую функцию. В повествовательных предложениях французского языка подлежащее всегда впереди сказуе­мого: la terre est ronde (Земля—круглая). В русском языке место слова в предложении также выражает грам­матическое значение, например синтаксическая функция некоторых слов узнается только по месту: бытие опреде­ляет сознание. Субъект — подлежащее — бытие, а созна­ние — объект — дополнение. Перестановка этих членов привела бы к изменению их синтаксической природы. Новое платье — словосочетание, которое может стать но­минативным предложением при утвердительной интона-

ции; платье — новое — двусоставное предложение, в ко­тором налицо и подлежащее и сказуемое. Слово «новое» в первом случае было определением, во втором — предика­тивным членом при нулевой связке. В английском языке только место членов предложения помогает понять, что является субъектом и объектом: The brother helps the sister (Брат помогает сестре) и The sister helps the brother (Сестра помогает брату).

Порядком слов и интонацией в этом языке различаются утвердительные и вопросительные предложения: Can you write with a pen? (Можете ли вы писать пером?) You can write with a pen. (Вы можете писать пером.) В русском вопросительное предложение может быть начато любым словом.

В древнеирландском языке порядок слов играет функ­циональную роль различения членов предложения и син­таксических конструкций: infer malth— добрый человек, но maith infer — человек добр ', т. е. при одном порядке мы имеем словосочетание из определяемого и определяющего, а при втором — предложение из подлежащего и сказуе­мого. Перемещение членов влечет за собой изменение смысла и в русском языке: Ранняя весна — предложение номинативное, а Весна — ранняя — предложение двусо­ставное. В первом предложении слово «ранняя» — опреде­ление, а во втором предложении — сказуемое.

Согласно Вандриесу, в таких «аморфных» языках, как валлийский, отношения членов предложения выражаются также только порядком слов, например: tl brenhin— дом короля, имя владельца ставится после названия того, чем он владеет. А в китайском ван дянь — князя дом — обо­значает те же отношения, но имя владельца ставится перед тем, чем он владеет. В латинском языке, языке совер­шенно иной системы, выражается это отношение флексией, а порядок слов в нем свободнее: можно почти безразлично сказать regis domus — царя дом, или domus regis — дом

царя 2.

Однако иногда одной последовательности бывает недо­статочно, и она не восполняет утраты флексий, например в том случае, когда требуется отличить прямой падеж от косвенного; достаточно эллипсиса глагола, чтобы тут воз-

1 См. Ж. Вандриес, Язык, Соцэкгиз, М. 1937, стр. 120—121. 3 См. там же, стр. 81.


никла двусмысленность: Pierre traite Paul en ennemi — Петр обращается с Павлом как с врагом (как враг) '.

Повторение в русском языке или создает экспрессив­ную форму — например, далеко-далеко, т. е. очень да­леко, или создает превосходную форму в именах прилага­тельных, например, синий-синий. Повторение показывает и длительность процесса: сидел-сидел, стучал-стучал, или интенсивность действия: просил-просил, учил-учил, помо­гал-помогал. А в японском языке, как мы видели, повто­рением выражается множественное число.

Для отрицания в русском языке одной из форм служит глагольное слово «нет», отрицательные местоимения и на­речия 2, а в японском языке лексически полное слово «мей» (утонул) служит для выражения отрицания.

Таким образом, мы видим, что как грамматические значения, так и их выражение в языках очень различны потому, что различен грамматический строй. Даже в язы­ках индоевропейской системы, например в языках, где грамматические значения близки, отношения между сло­вами выражаются не одинаково: в русском, латинском, не­мецком — флексиями; во французском, английском — формой предлога и внутренней флексией.

Во многих языках грамматические отношения выра­жаются до сих пор целыми словами, не потерявшими еще лексического значения, например в болгарском языке вместо предлога по употребляется слово «след»: След смерть покаяне-то небыва. Вместо по употребляется и сло­во «според» (в котором лексически полное слово «ряд»):

Според попат и приход-ат, т. е. по попу и приход. Вме­сто предлога за употребляется лексически полное слово «зад», например: зад-врата-та— за ворота3.

В некоторых негритянских языках отношения слов вы­ражаются не падежными окончаниями, а целыми сло­вами. Вместо за — словом «спина», вместо предлога под — словом «пол», «почва», вместо предлога перед — словом «налицо». (Сравни в русском языке: «стань пере-

1 См. Ш. Балли, Общая лингвистика и вопросы французскою языка, Издательство иностранной литературы, М. 1955, стр. 290.

2 При этом в русском языке повторное отрицание делает кон­струкцию утвердительной: fJ не мог не видеть — видел. Я не мог не заметить — заметил.

3 См. Л. Потебня, Из записок по русской грамматике, t.i—II, стр. 28.

Дом, а не задом», т. е. лицом); /г<зр(?(9-существительное и перед--преллот в русском языке, несомненно, одного эти­мологического образования (так же как в старославян­ском гар/гхЗ'5-предлог произошел из наречия прлди).

В русском языке многие предлоги еще не порвали связи с наречиями, от которых они образовались, напри­мер, предлог под, возможно, образован из существитель­ного под (печи); предлог около — из наречия, а наре­чие — из существительного коло — круг; предлог кроме — из наречия, а наречие — из существительного крома (край, сторона).

Во французском языке предлог chez, выражающий местные отношения у или к, образован из слова «casa» (дом); еще и теперь в некоторых областях Франции мож­но найти такие названия местностей, как Chez Rolland (дом Ролланда), Chez Pierre (дом Петра)'.

Во французском языке форма будущего времени обра­зовалась из сложения инфинитива одного глагола (напри­мер, finir) и настоящего времени глагола avoir, что дало:

]е finirai, tu finiras, il finira, где глагол, утратив само­стоятельное значение, стал выражать только грамматиче­ское значение. В украинском языке будущее время писа-тиму (меш, ме и т. д.) образовалось таким же способом, где му (иму), само по себе означающее имею, являлось отдельным словом 2.

В немецком языке частица empor, употребляющаяся со значением вверх, воз, в сложных словах в средненемец-ком языке звучала en bare, а в старонемецком — in bare, a bare —- имя существительное, означающее верхнее поме­щение. Таким образом, вначале было существительное

1 См. Ж. Вандриес, Язык, стр. 160.

2 См. Д. Н. Ушаков, Краткое введение в науку о языке, изд. 9, М. 1929, стр. 77. «Синтетична (складна) форма майбутнього часу д!есл1в недоконаного виду утворюеться додаванням до форми в1дпов1дного шф1-штива особових закшчень: в однит-му (1-а особа), -меш (2-а осо­ба),-же (3-я особа)...

Ця синтетична форма за походженням була також анал1тичною i складалася з 1нф1штива в1дмшюваногод1еслова i особових форм колиш-нього д1еслова я-ти (пор. вз-я-ти): писати-иму, писати-имеш i т. д.» (См. «Курс Сучасно'1 украЧнсько'! л1тературно1" мови», т. 1, Ки'1'в 1951, стр. 474).

Дальше говорится, что со временем эти формы утратили свое са­мостоятельное глагольное значение и стали служить для выражения будущего времени.


I

bare — чердак, a in — предлог — на. Затем предлог слился с существительным, образовав наречие — en bare — наверху, что потом перешло в частицу етрог со значением воз (вознесся), т. е. поднялся вверх. Во многих языках мы могли бы проследить эволюцию развития грамматических значений, грамматических категорий предлогов, союзов, суффиксов, префиксов, глагольных и именных окончаний из лексически полных когда-то слов. Этот взгляд на обра­зование формальной категории из лексически полных слов разделяется многими лингвистами, причем очень убеди­тельны примеры в русском языке (сравни: кругом — суще­ствительное, кругом — наречие, кругом дома — предлог).

Так, Вандриес, например, пишет: «Прежде чем стать простым суффиксом, «полное слово» постепенно освобож­дается от своего собственного значения... Лишаясь своего конкретного значения, слова, ставшие суффиксами, при­обрели отвлеченное значение, которое давало возмож­ность выражать ими известную морфологическую кате­горию» '.

И действительно, есть языки, в которых различные грамматические категории выражаются отдельными сло­вами. Так, если мы возьмем предложение человек убил кролика, в русском языке в самой форме человек уже вы­ражено понятие единственного числа, мужского рода, а в форме глагола убил заключено понятие времени, числа, значение активности и т. д. В слове «кролика» выражено самой формой и число, и род, и одушевленность, в то время как в языке индейцев понка все эти значения вы­ражаются отдельными словами. Чтобы выразить человек убил кролика, индеец понка должен сказать: «Человек, он, один, живой, стоя (в именительном падеже), нарочно убил, пустив стрелу, кролика, его, живого, сидящего (в ви­нительном падеже)», ибо форма глагола «убить» для дан­ного случая должна быть выбрана из числа нескольких форм. Глагол меняет свою форму путем инфлексии или инкорпорации (присоединения) частиц, чтобы обозначить лицо, число, род, одушевленность или неодушевленность, положение (стояние, лежание, сидение) и падеж. Форма глагола выражает также, совершено ли действие убий-

1 Ж. Вандриес, Язык, стр. 163, 164. 396

ства случайно или преднамеренно, совершено ли оно при помощи снаряда... лука и стрелы, или ружья...» '.

Случается и так, что звукового выражения формы сов­сем нет, а грамматическое значение имеется: например, в болгарском языке в предложении насилом можеше ме зе (букв. = възл), но не можеше ми да2 (силой можешь взять, но не можешь мне дать). Формы инфинитива здесь нет, а есть значение, которое узнается по функции слова в предложении. Это отмечал еще Овсянико-Куликовский, говоря, что «в прогрессирующих языках ярко сказывается стремление устранять суффиксы и окончания, в силу чего многие слова являются лишенными этих внешних знаков грамматических форм. Значит ли это, что в таких словах совсем нет этих форм? Они есть, но только они поставлены в зависимость от форм синтаксических» 3. Они только вы­ражаются не морфологически. Мы наблюдаем на многих примерах, что часто грамматические понятия не выраже­ны никакими морфемами. Так, например, в русском языке в родительном падеже множественного числа нет морфе­мы, выражающей значение множественного числа: сол­дат, турок, сапог. Но мы не смешиваем эту форму с име­нительным падежом единственного числа, так как, при' бегнув к синтаксической соотнесенности, мы выявляем иное грамматическое значение, а именно: множественное число, родительный падеж. А если есть грамматическое значение, то оно найдет то или иное выражение, потому что все в языке значит и у всякого слова грамматическая форма выражает какие-либо отношения, хотя это выра­жение и имеет «нулевое выражение».

Следовательно, думать, что слово может быгь лишено грамматической формы, нелепо. «В русском языке нет слов (т. е. социально осознанных лексических единств) без грамматической формы, так как формальное, грамматиче­ское значение органически входит в семантическую струк­туру слова» 4,— справедливо утверждает В. В. Виногра­дов. Это можно высказать и в отношении всякого другого

1 Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, М. 1930, стр. 96.

2 См. Л. Потебня, Из записок по русской грамматике, т. I—II, стр. 31.

3 Д. Н. Овсянико-Куликовский, Синтаксис русского языка, Спб. 1912, стр. 8.

4 В. В. Виноградов, Современный русский язык, вып. 1, Учпедгиз, М. 1938, стр. 127.


языка, в котором грамматические формы лишь по-разному проявляются.

Если слово в статике не может обнаружить того или иного своего грамматического значения, то это же слово в движении, т. е. в речи, в контексте, в связи с другими словами, найдет другие средства и способы обнаружить грамматическое значение. Этими средствами могут быть:

место слова в предложении, соотнесенность с другими сло­вами, особенности сочетаний слова, порядок слов и инто­нация. Правда, проявления эти будут не морфологические, а синтаксические.

Случается, что иные синтаксические формы возмещают недостаточность морфологических средств в языке. Так, например, во многих языках интонация, помимо смысло­вого различения, является широко используемым средст­вом выражения различных грамматических значений. Де­ление предложений на утвердительные, вопросительные и восклицательные в русском языке главным образом осно­вывается на различии интонации '.

Интонация служит: 1) средством обособления членов предложения, 2) для выявления подчинительной или сочи­нительной связи предложения, 3) для выявления харак­тера подчинения. Во многих предложениях (неполных, инфинитивных и др.) интонация является единственным средством выражения сказуемости. «Значит,— указывает А. М. Пешковский,— во всех неполных предложениях интонация прямо создает важнейшую форму словосочета­ния — предложение. Мало этого, даже и в тех случаях, когда эта форма выражена другими средствами, именно в так называемых полных предложениях, интонация все же помогает выразить этот оттенок, так как ведь и полные предложения произносятся все с той же интонацией за­конченной мысли. Следовательно, интонация в той или иной мере всегда входит в форму словосочетания» 2.

Соотносительность с другими словами также является грамматическим средством, помогающим устанавливать грамматическую природу слова. Некоторые слова выде-

1 В других языках имеет значение и порядок слов (сравни утвер­дительные и вопросительные предложения в английском, немецком, французском языках).

2 Л. М. Пешковский, Русский синтаксис в научном освещении, стр. 70.

ляются из числа других именно по этому средству выра­жения грамматического значения. Так, например, в рус­ском языке у наречия соотносительность является 'отличи-гельным грамматическим признаком, так как оно соотно­сительно со всеми основными классами изменяемых слов;

и соотносительно наречие не только потому, что оно обра­зовалось из этих частей речи, но и потому, что до сих пор оно еще хранит явную связь лексического значения со все­ми частями речи: существительным, прилагательным, ме­стоимением, числительным, даже глаголом, например:

вдаль, широко, там, всяко, однажды, чуть-чуть и др.

О соотносительности, как грамматическом средстве, стали говорить лингвисты только в последнее время. Мало разработано в лингвистике и понятие «отнесенное™» к слову как средству выражения грамматического значения, в то время, как в русском языке это широко распространен­ное явление. Например, слова просто, прямо, примыкаю­щие и относящиеся к глаголу, будут наречиями образа действия: он просто и толково говорил, он прямо провел линию на карте. Эти же слова, внешне неизменные, при­мыкая к существительному с лексико-качественным зна­чением, становятся усилительными наречиями количества.

Например, в предложении она просто прелесть слово «просто» — наречие качества, переходящее в усилитель­ную частицу. В предложении он просто ушел и ничего не сказал слово «просто» будет ограничительным словом, пе­реходящим из полнозначных слов в частицы. Сравнитель­ная форма прилагательного, отнесенная и примыкающая к существительному (белее снега, светлее солнца), и будет именем прилагательным в сравнительной степени. Одина­ковое по звучанию слово, отнесенное и примыкающее к глаголу в предложениях красивее одевается, светлее све­тит будет наречием в сравнительной форме. Количествен­ные слова мало, много, немного, примыкая к существи­тельному (мало денег, много работы), являются неопреде­ленно-количественными словами. Эти же слова, примыкая и относясь к глаголу, будут наречиями количества: мало работает, много читает. Ту же внутреннюю трансформацию претерпевают и слова капельку, чуточку, крошечку при отнесении к глаголам и существительным. Точно так же наречия около, близ, впереди становятся предлогами при отнесении их к родительному падежу существительного:

около дома, близ леса, впереди толпы.


Особенно ярко проявляется грамматическая функция отнесенное™ при выделении категории состояния и раз­граничении ее с именем существительным среднего рода, с краткой формой имени прилагательного среднего рода и наречием. В предложении Ровное тепло струилось от пред­вечернего солнца слово тепло является именем существи­тельным, в предложении Пальто тепло, удобно и дешево это же слово является прилагательным среднего рода. Отец встретил нас тепло и ласково (тепло — наречие). Ребятам было тепло и сытно (категория состояния). Слово тепло мы можем поставить в тот или иной разряд частей речи только по соотнесенности к другим словам как ча­стям речи и членам предложения.

Следовательно, различить части речи не всегда можно па основе только морфологических признаков; часто при­ходится прибегать и к выявлению синтаксической способ­ности слова сочетаться, относиться или примыкать к тому или другому разряду слов, что в свою очередь обусловлено смыслом всего предложения. Поэтому никак нельзя согла­ситься с де Соссюром, утверждающим, будто «с лингви­стической точки зрения у морфологии нет своего реаль­ного и самостоятельного объекта изучения...» '.

Взаимосвязь форм словоизменения и форм словообра­зования и форм словосочетания — явление установленное. Так, например, Булаховский пишет: «Формы словообразо­вания не существуют в славянских языках строго обособ­ленно от форм словоизменения...»2 И действительно, мы видим, что одно и то же внешнее проявление — интона­ция — служит выражением и лексического, и морфологи­ческого, и синтаксического значения.

На основе всего сказанного можно думать, что языко­веды, стремящиеся в своих работах выяснить законы раз­вития языка в связи с историей народа на основе маркси-стско-ленинской теории, правильно утверждают неразрыв­ную связь языка и мышления.

1 Ф. де Соссюр, Курс общей лингвистики.Соцэкгиз, М. 1933, стр.130.

2 Л. А. Булахоеский, Курс русского литературного языка, т. 1, изд. 5, Учпедгиз, Киев 1952, стр. 131.

Утверждение примата формы над содержанием в трудах структуралистов

Языковые материалы показывают, что нельзя понять язык, изучая только форму языка. Поэтому вряд ли можно ограничиваться только наблюдением, экспериментом и си­стематическим описанием внешних явлений в языке, чтобы понять всю сложность взаимосвязи и взаимообусловленно­сти языковых фактов. Такой описательный метод не помо­жет познать законьв развития языка, его органической связи с мышлением. Новые дескриптивные структурали-стические методы сознательно или бессознательно ведут к иррационализму, т. е. к отрыву языка от мышления.

Эти далеко не новые идеи нашли новое истолкование в работах некоторых современных лингвистов, в которых ясно обнаруживаются идеалистические тенденции. Неза­висимость языка от мышления проповедовал еще Фосслер. Такое же разграничение языка от мышления дает Ф. де Соссюр. Он пишет: «Единственным и истинным объ­ектом лингвистики является язык, рассматриваемый в са­мом себе и для себя» '.

Изучая лингвистическое наследство как отечественных, так и зарубежных филологов, нельзя игнорировать дости­жения науки, но необходимо бороться с возродившимся глубоко реакционным течением агностицизма в некоторых теориях неопозитивизма, структурализма и семантики.

Особенно широко в настоящее время распространяются два лингвистических течения, различно называемые, но сводимые к единой методологической сущности — к агно­стицизму. Неопозитивизм и семантика стали развиваться под воздействием теории реакционного французского со­циолога Э. Дюркгейма. Видимо, также оказал влияние и III. Серрюс, выпустивший в 1933 г. книгу «Логико-грамма­тические параллелизмы», где он утверждал, что объектом суждения должны быть не объективно существующие вещи, а только мыслимые отношения. По его утвержде­нию, между логическими и грамматическими категориями не существует никакого единства и соответствия. Стрем­ление этих ученых алогизировать язык исходит из отрица­ния возможности познания действительности и отрыва языка от мышления. Эти теории, которые стали широко

1 Ф. де Соссюр, Курс общей лингвистики, стр. 207. 401


распространяться на Западе и казались на первый взгляд новым словом в науке, на самом деле являлись перепевами старых идеалистических учений.

Работы Виттгенштейна и Карнапа, создающие так на­зываемые «логические» школьв, являются подновленным берклианским и махистским агностицизмом, который пу­тем словесных ухищрений, путем введения новых терми­нов выступает как новое откровение. Идя наперекор дей­ствительности, они доказывают, что наше знание ограни­чено содержанием нашего личного опыта. Виттгенштейн в своем «Tractatus Logico-Philosophicus» пытается устано­вить соответствие предложения тому, что обозначает это предложение. Природа, по его мнению, состоит из объек­тов. Предложение есть определенная совокупность терми­нов. Последние обозначают определенные объекты, кото­рые в действительности соединены определенными отноше­ниями. Термины также между собой связаны. Если термины соединены соответственно тому, как соединены объекты действительности, тогда предложение истинно, если нет, тогда оно ложно. Что же такое предложение? Предложение есть изображение факта. «Изображение или соответствует реальности или нет; оно бывает верным или неверным, истинным или ложным» 1. «Для того, чтобы обнаружить, каким является изображение,— истинным или ложным, мы должны сравнить его с действительно­стью. На основании одного изображения нельзя обнару­жить, является ли оно истинным или ложным» 2.

На первый взгляд все как будто 'обстоит благополучно. Объекты действительности отражаются в терминах пред­ложения, и истинность или ложность проверяется практи­кой. Однако при более вдумчивом отношении видно, что в этом трактате пропагандируется неверная теория, утвер­ждающая, что предложение—определенная структура терминов — должно быть соотнесено, или, вернее сказать, должно соответствовать совокупности связанных объектов, т. е. язык отождествляется с явлениями природы, а сам язык представлен как некий фактор, способный отражать непосредственно явления действительности. По Виттген-штейну, предложение есть изображение факта, объекта,

1 L. Witfgensfein, Tractatus Logico-Philosophicus, London 1955, p. 43.

2 Ibidem.

а отношение между предложением и фактом представлено как отношение факта и его образа. Такое понимание при­водит к тому, что язык якобы также «отражает», как и мышление. Знание о мире возникает из пассивного созер­цания данных фактов индивидуальным сознанием, а не из взаимодействия познаваемых объектов и познающих субъ­ектов, которые, будучи сами частью мира, приобретают знание через практическую деятельность, направленную на изменение мира, и познать мир можно якобы только посредством логики языка.

«Предложения не показывают логическую форму дей­ствительности. Они выделяют ее» 1. «Что может быть по­казано, не может быть сказано» 2. Что может быть и что не может быть сказано — определяется методом проверки. Если сказано, что вода закипает при 100° по Цельсию, то нужно проверить, опустив термометр в воду, нагреть воду и заметить ее температуру, когда она закипает, ре­комендует Виттгенштейн. Значит, «чтобы обнаружить, яв­ляется ли изображение истинным или ложным... мы дол­жны сравнить его с действительностью»; то, что нельзя проверить на опыте, то не соответствует законам логики. Что не соответствует законам логики, то не имеет значе­ния, так как значение предложения дается посредством метода проверки в моем опыте. Таким образом, согласно Виттгенштейну, истинно и имеет значение только то, что проверено личным опытом. Вся предыдущая многовеко­вая жизнь природы и общества не может быть проверена личным опытом, следовательно, она не имеет якобы значе­ния, она не существует для человека.

Все будущее находится также вне опыта, и все, что не существует в данный момент, не может быть проверено опытом, также ускользает из сферы познаваемого — таким образом, все это не имеет значения. В результате всех рас-суждений Виттгенштейн приходит к субъективному идеа­лизму, к солипсизму, т. е. к философии Беркли, подновлен­ной модными словечками и терминами: «логический ана­лиз языка», «атомарные факты», «простые объекты» и пр.

Не менее модной в западной лингвистике является логическая теория Карнапа. По его мнению, философия должна ограничиваться только логическим анализом языка без соотношения с миром действительности. Как

^T^'Wittgenhfein, Tractatus Logico-Philosophicus, p. 79.

2 Ibidem.


будто взгляд Карнапа противоположен взгляду Виттген-штейна. Карнап полагает, что наука имеет дело с объек­тами действительности, а логический анализ — с предло­жениями, словами, теориями. Никакой проверки здесь нет. «Логика есть синтаксис» '. Логический синтаксис зани­мается только символами безотносительно к значению речи. Он изучает правила оформления, правила соеди­нения символов (слов) одного с другим в предложении, правила трансформации предложений. Карнап игнорирует смысл, соотношение с формами действительности в логи­ческом синтаксисе. Правда, он не совсем изгоняет смысл, а разъединяет изыскания смысловой стороны предложения и формальной стороны. Он делит речь на материальный модус и формальный модус. Приведем его некоторые сопо­ставления двух совершенно разграничиваемых модусов.

Материальный модус

1) Мир есть совокупность факто­ров, а не вещей

2) Факт есть сочетание объектов (сущностей вещей)

Формальный модус

1) Наука есть система предло­жений, а не имен

2) Предложение есть ряд симво­лов

Правильным Карнап считает только «формальный мо­дус», а материалистический тезис существования объектив­ного материального мира и соответствия наших ощущений и мыслей этому миру, по его мнению,— бессмыслица, так как подобные утверждения принадлежат к разряду не поддающихся проверке псевдопредложений. Поэтому Карнап требует устранения из языка материального мо­дуса речи, который говорит о смысле, о значении слов.

Карнап также игнорирует значение содержания пред­ложений, утверждая, что мы должны иметь дело только с отношениями между предложениями и фактами, и реши­тельно заявляет, что принципы логики в собственном смы­сле и являются синтаксическими правилами. Он требует для полной безопасности избегать употребления мате­риального модуса. Он допускает употребление только такого материального модуса, который можно выра­зить также в формальном модусе. Таким образом, Кар­нап выхолащивает из мышления всякое реальное содержа­ние, а из языка — значение, ратуя за изучение формаль­ного модуса.

1 R. Carnap, Logical Syntax, 1937, р. 259. 404

Широко в языкознании распространяется структурали-стическая теория. А у структурализма есть нечто общее с неопозитивистами. Так, структурализм проповедует необходимость изучения только структуры того или иного явления, уделяя внимание не самим элементам, образую­щим структуру, их взаимообусловленности и зависимости одного от другого, а именно только тем связям, зависимо­стям и взаимообусловленностям, которые устанавливались между этими элементами.

Структуральная лингвистика возникла в Пражском и Копенгагенском лингвистических кружках.

Структурализм в этих кружках существенно отличает­ся один от другого. Пражский лингвистический кружок, в составе которого были виднейшие западноевропейские ученые Н. С. Трубецкой, Б. Гавранек, В. Скаличка, С. Кар-цевский и др., признает социальную роль речевой дея­тельности, которая различается в зависимости от связи с внеязыковой реальностью, т. е. культурой, искусством, литературой. Они признают, что язык выражает слож­ные мыслительные операции, абстрактные понятия. В сво­их «Тезисах» (1929) участники кружка понимают язык как функциональную систему средств выражения, служащую какой-то определенной цели. Было вьчсказано в тезисах иное отношение к синхронному и диахронному изучению языка, без такого резкого разграничения их, как это было у де Соссюра.

Таким образом, в структуральной теории Пражского лингвистического кружка наряду с неверными положе­ниями имеется много положительного. Сторонники Праж­ского структурализма большое внимание уделяют учету разнообразия лингвистических функций и форм их реа­лизации. В «Тезисах» авторы подчеркивали, что необхо­димо различать внутреннюю речевую деятельность и вы­раженную речевую деятельность; они считают важным различать интеллектуальность и аффективность лингви­стических проявлений; учат различать язык ситуативный и язык формулировок!. «Тезисы» содержат немало и других верных теоретических положений.

Второй лингвистический кружок, где проповедуется структурализм иного характера,— это кружок датских

1 См. «Хрестоматия по истории языкознания XIX—XX веков», стр. 433—434.


ученых. В Дании структуральный подход к изучению язы­ка был провозглашен в 1935 г. Копенгагенским кружком во главе с Луи Ельмслевом. Основателем этого структу­рального направления в языкознании является Виго Брён-даль, который в 1939 г. опубликовал статью «Структураль­ная лингвистика».

Брёндаль критикует компаративизм и позитивизм XIX века и излагает принципы «новой точки зрения, известной под названием «структурализма»». «Здесь важно,— пишет Брёндаль,— уметь различать чисто формальные свойства системы и ее материю, или субстанцию... Точно так же не менее важным, чем изучение формальной структуры, яв­ляется и изучение реальных категорий, содержания или основы системы» '. Таким образом, и здесь имеются какие-то упоминания о необходимости изучения реальных кате­горий содержания наряду с необходимостью изучения 4)ормальной структуры. На самой крайней точке зрения структурализма в языкознании стоит Л. Ельмслев. Язык он представляет как универсальную систему чистых абст­рактных отношений. Языковые категории в системе Ельм-слева лишены реального содержания, существуют сами по себе, вне отношения к внешнему миру, к жизни человече­ского общества. «Суть не в звуках или знаках и значе­ниях как таковых, а во взаимных соотношениях между ними в речевой цепи и в парадигмах2 грамматики. Эти именно соотношения и составляют систему языка...» 3. Он говорит, что «структурный метод в языковедении имеет тесную связь с определенным научным направлением, оформившимся совершенно независимо от языковедения... а именно с логистической теорией языка, вышедшей из математических рассуждении и особенно разработанной Вайтхэдом и Бертрандом Рэсселем, а также венской логи­стической школой, специально Карнатюм, в настоящее время профессором Чикагского университета, последние работы которого по синтаксису и семантике имеют неоспо­римое значение для лингвистического изучения языка» 4.

Ельмслев определяет понятие структуры так же, как и Карнап: как «явление чистой формы и чистых соотноше-

1 «Хрестоматия по истории языкознания XIX—XX веков», стр. 418.

2 Парадигмы — образец склонения или спряжения.

3 «Хрестоматия по истории языкознания XIX—XX веков», стр. 419.

4 Там же, стр. 423,-

ний». Лингвистика же описывает схему языковых соотно­шений, не обращая внимания на то, чем являются самые элементы, входящие в соотношения.

Возникло и третье структуралистическое направление в Америке. Это так называемая дескриптивная лингви­стика Л. Блумфильда, 3. Харриса, Треджера и др. Отдель­ные американские структуралисты хотя и трактуют по-разному отдельные языковые явления, но все имеют общую установку по следующим вопросам:

1) значимую сторону языка (субстанцию языка) остав­ляют вне лингвистического изучения;

2) понимают язык как систему произвольных звуко­вых символов — знаков;

3) изучают только формальную сторону языка, т. е. дают лишь формальное определение конструкций и классов слов;

4) описывают, сопоставляют формы языка без объяс­нений и обоснований.

Советское языковедение критически относится к общим положениям структурализма, который, так же как и семан­тика и неопозитивизм, в большинстве положений исходит из агностицизма. Но некоторые правильные положения структуралистов не только разделяются, но и претво­ряются в практике исследования. Принять же всецело' основы копенгагенского и американского структурализма невозможно сторонникам материалистической теории в языкознании '. В таком случае пришлось бы отказаться от признания единства мышления и языка, единства формы и содержания в языке. Решая вопрос об отношении к структурализму, следует выяснить, насколько применим метод структурализма во всех разделах языка: фонетике, лексике, грамматике. Следует глубже и основательнее вскрыть общетеоретические основы структурализма, так как советские языковеды не могут применять методы, враждебные общей марксистско-ленинской теории. Но в тех случаях, если отдельные положения не ведут к идеали­стическому осмыслению языковых фактов, необходимо полностью использовать и усвоить опыт зарубежной линг­вистики.

1 Поэтому нельзя согласиться с точкой зрения С. К. Шаумяна, выраженной в статье «О сущности структурной лингвистики» в жур­нале «Вопросы языкознания» № 5 за 1956 г.


СОДЕРЖАНИЕ

Опиркин А. Г. Происхождение языка и его роль в формиро­вании мышления................... ………………………………………………………………………. 3

Горский Д. П. Роль языка в познании............................................................... 73

Панфилов В. 3. К вопросу о соотношении языка и мышления ……………..117

Ахманов А. С. Логические формы и их выражение в языке ………………..166

Богуславский В. М. Слово и понятие............................................................... 213

Копнин П. В. Природа суждения и формы выражения его в языке 276 Галкина-Федору к Е. М. О форме и содержании в языке …………………352

МЫШЛЕНИЕ И ЯЗЫК

Редактор И. Щербина

Оформление художника В. Николаева Художественный редактор С. Сергеев Технический редактор Н. Троановская- Ответственные корректоры Ю. Болховитпянов и Н. Эйдман

Сдано в набор 11 января 1957 г. Подписано в печать 11 мая 1957 г. формат 84 X 108'/э2. Физ. печ. л. 123/,. Условн. печ. л. 20,9. Учетно-иэд. л. 21,71. Тираж 25 тыс. экз. А 05111. Заказ № 176. Цена 7 руб.

Государственное издательство политической литературы. Москва, В-71, Б. Калужская, 15.

Министерство культуры СССР. Главное управление полиграфической промышленности Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова. Москва, Ж-54, Валовая, 28.

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.037 сек.)