ПРИРОДА СУЖДЕНИЯ И ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ ЕГО В ЯЗЫКЕ

П. В. Копмин

Сущность и структура суждения

Анализом суждения философы и логики занимались давно, большинство из них по преимуществу обращали внимание лишь на описание различных его форм, а не на изучение гносеологической, познавательной сущности этой логической формы. Подмечали в суждении то, что сразу бросалось в глаза,— внешнюю его форму. Суждение изуча­лось только постольку, поскольку оно служило посылкой в умозаключении.

Аристотелевская теория суждения, хотя и содержала много верного, материалистического, была ограниченной. Суть теории Аристотеля о суждении можно кратко свести к следующим положениям: 1) истина или ложь имеются только там, где есть утверждение или отрицание; 2) утвер­ждение или отрицание чего-либо о чем-либо есть сужде­ние; 3) только относительно суждения правомерно ста­вить вопрос об истинности или ложности; 4) не всякое высказывание содержит в себе суждение; вопрос, прось­ба что-то значат, но не являются ни истинными, ни лож­ными, а потому не заключают в себе суждения; 5) сужде­ние истинно, если в нем соединено то, что соединено в дей­ствительности, и разъединено то, что разъединено в ней. Суждение ложно, если оно соединяет то, что в действитель­ности разъединено, и разъединяет то, что соединено в ней.

При анализе форм мышления Аристотель прежде всего отличал формы, являющиеся сочетанием некоторых мы­слимых содержаний, от значения слов без их соединения. А среди форм мысли, являющихся сочетанием мыслимых содержаний, он выделял формы, в которых отсутствуют отношения к действительности (например, в понятии ко-

зел-олень), и формы, в которых обязательно мыслится бытие или небытие сочетаемого. Наиболее важной в позна­вательном отношении признает он последнюю форму, в которой он также выделяет две модификации: 1) форма мысли, в которой отношение к действительности не высту­пает в виде утверждения или отрицания, а следовательно, не является ни истиной, ни ложью (вопрос, молитва и т. д.); 2) мысль как непосредственное утверждение или отрицание необходимо является либо истинной, либо ложной '.

Только последнюю форму мысли Аристотель называл суждением. В класс суждения он включал только ограни­ченный круг мыслей; по содержанию суждение — закон­ченная мысль о присущности или неприсущности чего-либо чему-либо, а по своей логической функции — посылка или заключение в силлогизме. Формой суждения является со­единение имени с глаголом (подлежащего со сказуемым).

Логики-идеалисты выхолостили материалистическую суть учения Аристотеля осуждении—мысль о том,'что суждение носит предметный характер, а истинность или ложность его определяется соответствием с действитель­ностью. Представители современной буржуазной логики подвергают критике и самое форму аристотелевского по­нимания суждения, которая у Аристотеля связана и про­питана его онтологией (по их выражению — метафизикой, а вернее сказать, материализмом)².

¹ Обстоятельный анализ сущности учения Аристотеля о суждении дан в книге А. С. Ахманова «Логическое учение Аристотеля». «Уче ные записки МОПИ», Труды кафедры философии, т. XXIV, вып. 2 М. 1953.

² Так, один из представителей современной логики отношений — Ш. Серрюс, оценивая понимание Аристотелем суждения, пишет: «Сле­дует заметить, что итару.м всегда означает у Аристотеля то, что суще­ствует в некоторой природе и что, будучи выражено в высказывании относится к некоторому субъекту.

И действительно, апофантическое высказывание или суждение пред­ставляет отношение субстанции и ее акциденций. Его дальнейшее раз­витие в силлогизм происходит из внутренней необходимости. Оно действительно содержит свет и порождает свет в умах, так как именно суждение обосновывает достоверность заключения. Отсюда — эта железная связь мысли, насквозь пропитанная первой филосо­фией: средний термин есть причина заключения—одновременно формальная и действующая (человеческая природа в Сократе есть истинная причина смертности)». (Ш. Серрюс, Опыт исследования значения логики, Издательство иностранной литературы, М. 1948, стр. 56).

Выхолащивая объективное содержание мысли, логики-идеалисты рассматривают суждение как чистую форму, со­вершенно равнодушную не только к конкретному, но и ко всякому содержанию. Они выдвинули понятие о «предло-жительной функции», под которой разумеется выражение, содержащее одну или несколько переменных и становя­щееся суждением при подстановке вместо этих переменных каких-либо постоянных. «X — человек» — предложитель-ная функция, которая становится предложением, сужде­нием при замене переменного Х постоянной, например «Сократом» («Сократ — человек» — суждение). Функции суждения, по Расселу, могут быть трех родов: 1) верные при всех значениях аргумента или аргументов; 2) ложные при всех значениях; 3) верные для одних аргументов и ложные для других. Первые он называет функциями суж­дения необходимости, вторые — функциями суждения невозможности и третьи — функциями суждения возмож­ности. Так, например, функция суждения «X — человек и его зовут Джон Смит» есть функция суждения возможно­сти, так как верна для некоторых значений Х и ложна для других. Конечно, никто не будет спорить, что суждение имеет определенную форму. Такой формой, в частности, является субъектно-предикатная форма (S—Р), имеющая очень широкое содержание. И в этом значении понятие предложительной функции имеет смысл. Но это не чистая форма. Еще Аристотель говорил, что она отражает опре­деленное объективное содержание: связь явлений в объек­тивном мире. Аристотель не изобрел форму суждения «S—Р», а, изучая формы бытия и истинного мышления о нем, нашел, что форма суждения «S—Р» соответствует объективной логике вещей.

Выхолащивание объективного содержания суждения особенно характерно для современной семантической фи­лософии, которая рассматривает суждение как символиче­ский акт сообщения. Эти сообщения могут быть различны. Во-первых, сообщения о том, что сами видели или слы­шали. Такие сообщения они рассматривают как наиболее надежные, имеющие экстенциональное значение. Напри­мер, суждение «длина этой комнаты— 15 метров» можно проверить непосредственным опытом. Далее идут сообще­ния о сообщениях, т. е. сообщения о том, что видели и чув­ствовали другие. Они менее надежны, но их тоже можно проверить опытом. Наименьшее значение имеют сообще-

ния, которые вообще нельзя проверить непосредственным опытным путем.

Любое сообщение семантики рассматривают как сим­волический акт. Так, например, суждение 2 X 2 == 4, по их мнению, является только соглашением о символах. С од­ним значением символов все согласны, а с другим — нет.

Аристотелевское понимание сущности суждения, не-^смотря на содержащуюся в нем здоровую материалистиче­скую основу, в настоящее время не может удовлетворить нас, оно недостаточно. Аристотель создавал учение о суж­дении для потребностей своей теории умозаключения, точ­нее силлогистики, а поэтому ограничился только такими мыслями, которые могут служить посылкой для умоза­ключения.

Пороком аристотелевской концепции суждения яв­ляется метафизическое понимание истины. Для него истина — нечто застывшее, раз навсегда данное. Резкое разграничение Аристотелем утверждения и отрицания между собой: утверждение—только утверждение, а отри­цание — только отрицание, а также столь же резкое отде­ление утверждения и отрицания от вопросов, побуждений не создавало возможностей для глубокого понимания взаимосвязи и специфических особенностей различных форм мысли.

В логике последующего времени были попытки преодо­леть недостатки аристотелевской концепции суждения и, в частности, дать ему более широкое толкование. Можно указать на ряд логиков, которые протестовали против тра­диционного резкого разграничения суждения и таких форм мысли, как вопрос, побуждение. К таким логикам принад­лежали Лотце, Больцано, Б. Эрдман и другие, которые под суждением понимали вообще всякую связь мыслей, представлений. Но, истолковывая мышление идеалисти­чески, последние извращали природу суждения. Главный удар они направляли против материалистического содер­жания в аристотелевском понимании суждения. Для них суждение — связь понятий или представлений, не имею­щая никакого отношения к объективной связи вещей ма­териального мира.

Нам представляется, что термином «суждение» необ­ходимо обозначать более широкое содержание, чем в него вкладывал Аристотель. Суждение — это всякая относи­тельно законченная мысль, отражающая вещи, явления

материального мира с их свойствами, связями и отноше­ниями. Поскольку суждение либо верно отражает действи­тельность, либо отражает ее в искаженном виде, для него, как формы мысли, естественно и существенно имеет смысл постановка вопроса об его истинности или лож­ности.

Со стороны содержания для суждения характерно, что посредством него что-то устанавливается, сооб­щается, побуждается и вопрошается об интересующих нас предметах, явлениях материального мира. Со стороны формы для суждения характерна субъектно-предикат-ная структура.

В суждении всегда имеется мысль о предмете сужде­ния (субъект), затем мысль о том, что устанавливается, сообщается о предмете суждения (предикат), и связка, указывающая, что содержание предиката относится к предмету суждения. Например, в суждении «критика и самокритика есть важнейшая закономерность развития социалистического общества» мысль о критике и само­критике является субъектом суждения, другая мысль-важнейшая закономерность развития социалистического общества — есть предикат, а мысль о том, что свойство, мысль о котором составляет предикат суждения, принад­лежит предмету, мыслимому в субъекте, будет связкой.

Субъектно-предикатная форма является общей для всех суждений. «У всех народов всех веков, всех племен и всех ступеней умственного развития,— писал Сеченов,— словесный образ мысли в наипростейшем виде сводится на наше трехчленное предложение. Благодаря именно этому, мы одинаково легко принимаем мысль древнего че­ловека, оставленную в письменных памятниках, мысль ди­каря и мысль современника» '.

Элементы суждения: субъект, предикат и связка, яв­ляются элементами некоторой целостной мысли, поэтому их нельзя отождествлять, с одной стороны, просто с ве­щами, явлениями и их свойствами, с другой стороны, просто со словами. Субъект суждения и предмет сужде­ния так же отличаются друг от друга, как мысль о пред­мете и сам предмет. Предикат суждения — это не само свойство, закономерность, отношение и т. д., существую-

¹ И. М. Сеченов, Избранные философские и психологические произведения, Госполитиздат, 1947, стр. 376.

щие независимо от нашего суждения, а мысль о них. Связь субъекта и. предиката в суждении является только отра­жением в нашем сознании объективно существующих свя­зей в природе.

Нельзя субъект и предикат суждения отождествлять и со словами, которыми они обозначены в языке. Субъект и предикат суждения — это мысли о предметах, но не го­лые слова.

В истории логики встречается отождествление частей суждения как с самими вещами объективного мира, так и со словами. Номинализм в истолковании суждения с са­мого начала способствовал развитию формализма в ло­гике. Он неизбежно приводит к утверждению, что если суждение состоит из имен, а имена условны, то, следова­тельно, содержание суждения не имеет объективного зна­чения. Значение имеет только форма суждения как тако­вая. Этот взгляд на сущность суждения проповедует со­временный логический позитивизм.

Хотя субъект, предикат и связка суждения являются мыслями, но 'не всякое истолкование суждения как соеди­нения мыслей (понятий или представлений) является пра­вильным. Кантианцы, например, настойчиво проводили мысль, будто суждение является соединением понятий или представлений в сознании на основе «чистых», «априор­ных» категорий рассудка. Как отдельные мысли, состав­ляющие части суждения, так и суждение в целом, по мне­нию кантианцев, не имеют никакого объективного содер­жания, не касаются самих предметов материального мира. Напротив, неокантианцы считают, что сами предметы воз­никают из некоего содержания в процессе суждения. С их точки зрения, субъектом всякого суждения первоначала (Urteil der Ursprung-) является «некоторое X», о котором высказывается, что оно есть «Р или Л». Наторп ', напри­мер, определяет суждение как некоторое уравнение, в ле­вой стороне которого стоит не мысль о предмете, а неиз­вестное X, а в правой — то, что рождает или производит в процессе суждения предмет.

Утверждение, что само суждение и есть действитель­ность, характерно для идеалистической логики. В наибо­лее яркой форме эта концепция представлена у Бозанкета, Гуссерля. Последний считал, что истинное суждение суще-

' См. П. Наторп, Философская пропедевтика, М. 1911, стр. 23. 281

ствуег до и независимо от человека '. Он признавал суще­ствование таких истин, которые никогда никем не мысли­лись, а существовали извечно в мире.

Инструменталист Дьюи превращал категории мышле­ния (суждения) в категории действия. Для него мир тоже своеобразное суждение, субъект — среда, на которую реа­гируют, предикат — навык или образ поведения, посред­ством которого реагируют на раздражение среды, а связка — действие, при помощи которого чувственный факт связывается с его значением; результатом суждения будет в этом случае ситуация, «преобразованная на пользу организма».

Отбрасывая все и всякие хитросплетения идеалистов, материалистическая диалектика рассматривает суждение как форму отражения действительности в сознании чело­века, она утверждает, что содержание суждения имеет объективный характер. Цель суждения — отразить дейст­вительность такой, какой она является сама по себе. Со­держание предиката суждения относится не к субъекту, а к тому предмету, который отражается в субъекте. Поэтому суждение — это мысль не о понятии, а о предмете, суще­ствующем вне суждения (вне субъекта и вне предиката). В суждении «пшеница — злаковое растение» предмет «злаковое растение» утверждается не о понятии «пше­ница», а о самом растении «пшеница».

Содержание предиката многообразно. Существует, на наш взгляд, неправильное мнение, что содержанием пре­диката является признак, а содержанием субъекта — пред­мет. Поэтому связь субъекта с предикатом в суждении есть отражение связи предмета и признака ².

Общим во всех формах суждения является только то, что они отражают, непосредственно или опосредованно, явления материального мира и их отношения; эти отноше­ния многообразны, их связывает только то, что они явля­ются отношениями явлений, предметов, вещей, событий материального мира. Содержанием предиката может быть как мысль о признаке, свойстве, отношении, так и мысль о побуждении субъекта к какому-либо действию, о суще­ствовании какого-либо признака с одновременным запро-

¹ См. Э. Гуссерль, Логические исследования, ч. I, Спб. 1909, стр. 110.

а». ² См. П. В. Таванец, Суждение и его виды, изд. Академии наук СССР, 1953, стр. 32.

"сом и указанием характера дальнейшего развития нашей мысли. Содержанием суждения являются не только объ­ективные связи явлений, но и наше отношение к ним. Мыслящий субъект активно отражает действительность. В. И. Ленин писал: «Если рассматривать отношение субъ­екта к объекту в логике, то надо взять во внимание и об-дие посылки бытия конкретного субъекта (== жизнь человька) в объективной обстановке»'.

В силу этого всякое суждение в той или иной мере со­держит субъективный момент — отношение мыслящего субъекта к отражаемому предмету. В суждениях о различ­ных предметах степень этого субъективного момента различна.

Некоторые логики-идеалисты форму суждения «S есть Р» заменяют формой «a R. в», где нет ни субъекта, ни пре­диката, т. е. неизвестно, о каком предмете что-либо уста­навливается и что именно устанавливается, а предполага­ются два мыслимых предмета и мыслимое отношение между ними. При этом предполагается, что подлинной реальностью является якобы только отношение. Суждение в таком случае сводится к установлению отношения между понятиями или терминами. Путем суждения об отноше­ниях создаются объекты, предметы. Не суждение есть от­ражение предметов и отношений между ними, как пола­гают материалисты, а путем суждений об отношениях якобы создаются предметы — таков главный тезис неко­торых буржуазных логиков, отвергающих субъектно-предикатную, аристотелевскую форму суждения.

Нельзя возражать вообще против формулы «a R в», тем более что эта формула продуктивно используется в математической логике при описании структуры суждения. Вообще могут существовать самые различные формулы, оттеняющие те или иные стороны строения суждения. Но нельзя не возражать самым решительным образом против идеалистического истолкования природы суждения, кото­рое у буржуазных логиков нередко связывается с фор­мулой «а R в».

Формула «а R в» может иметь значение только в связи с признанием субъектно-предикатной структуры всякого суждения, с утверждением, что суждение не создает пред­мет, а отражает его.

¹ В. И. Ленин, Философские тетради, Госполитиздат, 1947, стр. 175. 283

Примером того, как представители логики отношений идеалистически извращают форму суждения, может слу­жить истолкование суждения Ш. Серрюсом, который исключает и субъект и связку из суждения, оставляя один предикат'.

Основная идея Серрюса состоит в утверждении, что суждение состоит из одного предиката (развитие и испы­тание мысли происходят лишь в плане предикации), что мысль якобы не направлена и не отражает никаких объ­ективно существующих предметов. Так, вынося субъект за пределы суждения, он лишает суждение предметной направленности, отрывает его от объективного мира.

В борьбе против субъектно-предикатной формы сужде­ния Серрюс не одинок. Против нее выступает и Рассел, объявляющий субъектно-предикатную форму «лингвисти­ческой схемой», которой будто бы люди склонны приписы­вать метафизическое значение. Он считает, что современ­ная наука будто бы разбила традиционную точку зрения, согласно которой все суждения приписывают субъекту предикат. По его мнению, схема суждения «a R в» соот­ветствует представлениям современной физики, якобы от­казавшейся от твердой материи в пользу понятия «миро­вой линии», включающей в себя ряд явлений, связанных друг с другом определенными отношениями. Но мы уже говорили, сколь противоположны целям подлинной науки эти стремления современных идеалистов лишить суждение его предметного, объективного содержания.

Суждение как форма нашей мысли представляет собою нечто органически целое. Каждая из частей суждения в отдельности не может составить суждение, одну часть

¹ «Отбрасывая решительно субъект суждения,— пишет он,— чего не мог сделать позитивизм,— она (т. е. логика отношений.— П. К.-) может принять сразу относительные субъекты и субъекты субстанциаль­ные, то есть субъекты, выделенные из совокупности уже познанных отношений, и более или менее бесформенные объекты, выкроенные из восприятия. Что она отвергает — это отношение, мнимым образом отмечаемое связкой. Даже там, где имеется возможность положить отношение рода и вида, она отклоняет это отношение от субъекта — так же, как это сделал О. Конт». Или: «Его (суждения — П. К.) естест­венная форма — безличное предложение,— форма, разумеется, более выразительная и более примитивная, чем аристотелевская схема S есть Р. А так как безличное предложение есть предикат, то уже это об­стоятельство доказывает нам, что одного предиката достаточно для того, чтобы составить фразу». (Ш. Серрюс, Опыт исследования значения логики, стр. 167, 156).

Суждения нельзя отрывать от другой и абсолютизировать. Субъект в суждении не может быть субъектом без преди­ката, а предикат — без субъекта. Оба они немыслимы без связи между ними, в результате которой они и становятся субъектом и предикатом некоторого суждения.

Некоторые логики считают, что возможны суждения без субъекта, с одним предикатом. В советской литературе такую точку зрения высказывает П. С. Попов ^\. В действи­тельности же суждений без субъекта или без связки, или без предиката быть не может. Если есть предикат, то должен быть и субъект. Если в суждении устанавливается некоторое содержание, то должен быть указан и тот объект мысли, которому принадлежит или не принадлежит это содержание. Также нельзя говорить о какой-либо «чистой связке», без субъекта и предиката, ибо это равно­сильно признанию существования связи между вещами без самих вещей.

Связь между субъектом и предикатом — не внешняя, а внутренняя, органическая. Суждение можно сравнить с ор­ганизмом, где субъект и предикат являются очень важ­ными органами, которые нельзя удалить, не уничтожив самого организма.

Форма суждения исторически выработалась как отра­жение диалектики объективного мира. Связь частей суж­дения, субъекта и предиката, отражает диалектику взаи­моотношения единичного и всеобщего в объективном мире. Эту диалектику суждения видел Гегель, рассматривавший суждение как единство общего и единичного. «Субъект,— пишет Гегель,— в сопоставлении с предикатом можно, сле­довательно, ближайшим образом понимать как единичное по отношению ко всеобщему, или также как особенное по отношению к всеобщему, или как единичное по отношению к особенному, поскольку они вообще противостоят друг другу лишь как более определенное и более всеобщее» ². Всякое суждение, согласно Гегелю, построено по форме:

единичное есть всеобщее (субъект есть предикат). С одной стороны, единичное есть всеобщее (субъект есть преди­кат), с другой стороны, единичное не есть всеобщее (субъект не есть предикат), ибо каждый из них является самим собою (единичное единичным, а всеобщее всеоб-

¹ См. П. С. Попов, Суждение и его строение «Философские за-писки», т. VI, изд. Академии наук СССР, М. 1953.

² Гегель, Сочинения, т. VI, Соцэкгиз, 1939, стр. 58.

щим) и отличается от другого. Это единство и противоре­чие единичного и всеобщего (субъекта и предиката) в суж­дении является источником развития, движения суждения.

«Субъект есть предикат,— пишет Гегель,— вот что бли­жайшим образом высказывается в суждении; но так как предикат не должен быть тем, что представляет собой субъект, то получается противоречие, которое должно быть разрешено, должно перейти в некоторый результат» '.

Основоположники марксизма-ленинизма материалисти­чески переработали положение Гегеля о суждении как единстве единичного и всеобщего. В. И. Ленин указывает, что в предложении (суждении) есть диалектика связи еди­ничного и всеобщего, которая отражает объективную диа­лектику в тех же качествах (превращение отдельного в общее, случайного в необходимое, переходы, переливы, взаимная связь противоположностей). Примером сужде­ния, в котором устанавливается связь единичного с всеоб­щим, могут служить и такие суждения: «Золото — ме­талл»; «Пшеница — злаковое растение». В этих сужде­ниях или устанавливается наличие у единичных вещей общих свойств, или мы включаем некоторые единичные предметы в общие классы вещей. Эта связь есть в объек­тивном мире, и суждение ее отражает.

Положение о том, что в суждении мы имеем дело с диа­лектикой единичного и всеобщего, нельзя понимать таким образом, будто во всех решительно суждениях предикат нечто более общее, чем субъект. Так, в суждении «мой спутник оказался студентом Петровым» субъект и преди­кат нельзя рассматривать как единичное и общее. Между тем Гегель все суждения подводил именно под подобную схему — «единичное — общее», а те суждения, которые не укладывались в эту схему, он исключал из разряда суж­дений. По Гегелю, единичное предложение становится суждением только тогда, когда какие-либо элементы его подвергаются сомнению. «Для суждения,— пишет Ге­гель,— требуется, чтобы предикат относился к субъекту по типу отношения определений понятия, следовательно, как некоторое всеобщее к некоторому особенному или единичному. Если то, что высказывается о единичном субъекте, само есть лишь нечто единичное, то это — про­стое предложение. Например, «Аристотель умер на

¹ Гегель, Сочинения, т. VI, стр. 65. 286

73-м году своей жизни, в 4-м году 115-й Олимпиады»— есть простое предложение, а не суждение»'. Оно было бы суждением, если бы время смерти, или возраст философа, или сам факт его смерти подвергались сомнению.

Искусственность истолкования Гегелем отношения субъекта и предиката не вызывает сомнений. В объектив­ном мире существуют не только связь единичного с об­щим, но и другие формы взаимосвязи; каждая вещь не­посредственно или опосредованно находится во взаимной связи с любой другой вещью. Эти разнообразные взаимные связи и находят свое отражение в суждении, во взаимо­отношении субъекта и предиката.

Суждение как форма мышления имеет своей главной целью вскрыть сущность вещей, закон развития, движения их. Но закон — всегда нечто общее по отношению к от­дельным единичным вещам, поэтому в суждении, направ­ленном на познание закона движения единичных вещей, субъект, отражающий эти единичные вещи, является еди­ничным по отношению к предикату, в котором отражает­ся сущность, закон движения явлений. Вот почему от­ражение связи единичного и всеобщего в суждении в форме субъекта и предиката является ведущим, оно выражает основную тенденцию в развитии суждения — движение к постижению сущности явлений, закона.

Между субъектом и предикатом суждения существует сложное взаимоотношение. Во-первых, несомненно, между ними существует единство, предикат в некотором смысле повторяет субъект, поэтому всякое суждение устанавли­вает, что субъект есть предикат. Но в то же время пре­дикат всегда представляет нечто отличное от субъекта. Между субъектом и предикатом существует отношение диалектического единства, включающего и тождество и различие. «Тот факт,— пишет Ф. Энгельс,— что тождество содержит в себе различие, выражен в каждом предложе­нии, где сказуемое по необходимости отлично от подлежа­щего. Лилия есть растение, роза красна: здесь либо в под­лежащем, либо в сказуемом имеется нечто такое, что не покрывается сказуемым или подлежащим... Само собою разумеется, что тождество с собою уже с самого начала имеет своим необходимым дополнением отличие от всего другого» ².

1 Гегель, Сочинения, т. VI, стр. 61.

² Ф. Энгельс, Диалектика природы. Госполитиздат, 1955, стр. 169.

Если суждение не представляет собой тавтологии, то в нем предикат должен быть отличен от субъекта, содержит в себе нечто, что в субъекте не мыслится. Предикат суж­дения отражает то, что есть в предмете суждения, но суж­дение отражает не весь предмет, а только некоторую часть, сторону его, поэтому с каждым новым суждением мы все дальше и дальше идем к познанию предмета.

Как правило, известное до данного акта суждения от­ражается в субъекте суждения, а новое знание — в преди­кате суждения. В этом смысле мы и можем говорить о под­вижном субъекте и предикате. По мере развития нашего знания с прибавлением нового предиката содержание предшествующего предиката будет переходить в субъект:

1. Неизвестное соединение—кислота;

2. Эта кислота — серная;

3. Серная кислота оказалась разбавленной водой и т. д.

Сложным единством является не только суждение в це­лом, но и его отдельные части: субъект и предикат. В про­цессе развития суждения они меняются, обогащаются, между отдельными элементами как субъекта, так и пре­диката могут существовать разнообразные формы связи (конъюнкция, дизъюнкция), которые изучаются логикой. Отдельные элементы субъекта или предиката нельзя счи­тать самостоятельными субъектами и предикатами.

При развитии нашего знания о предмете происходит развитие суждений, переход от одного к другому, это раз­витие нельзя представлять как механическое добавление к субъекту или предикату нового термина или понятия.

Важнейшей частью суждения является связка, природа которой различно истолковывалась логиками. Существо­вала точка зрения, представители которой отрицали суще­ствование связки как самостоятельной части суждения и растворяли ее в предикате. Такого взгляда придерживался Б. Эрдман ', который считал связку элементом предиката. В действительности связка является в такой же мере само­стоятельным элементом суждения, как субъект и предикат.

Философы-идеалисты отрицали за связкой в суждении всякое объективное содержание. Отводя связке функцию связи между понятиями или терминами, идеалисты отры­вали суждение от объективного мира. Этим отрывом гре­шат как объемная теория суждения, так и теория содер­жания^^

¹ См. В. Erdmann, Logik, Halle 1907.

В действительности же основное назначение связки суждения состоит в том, что она отображает такие отно­шения между субъектом и предикатом суждения, которые соответствуют объективно существующим связям явлений, вещей и т. д.

Связка настолько важная часть суждения, что неко­торые логики отождествляли ее с самим суждением. Ко­нечно, раз связка выполняет функцию соотнесения с дей­ствительностью, она составляет сердцевину суждения, но умалять роль других частей — субъекта и предиката — нельзя, без них также не может осуществиться суж­дение.

Связка суждения не может указывать на существова­ние или несуществование предмета мысли. Мысль о су­ществовании или несуществовании какого-либо предмета в объективной реальности составляет предикат специального суждения существования.

Об экзистенциальности связки можно говорить только в том смысле, что связка указывает на наличие или от­сутствие в некотором объекте мысли того, что содержится в предикате, иными словами, связка в суждении говорит только о том, что связь, которая утверждается в суждении между субъектом и предикатом, соответствует связи пред­метов в действительности и степени познания их в сужде­нии. Если в суждении «медь — электропроводна» угвер-ждается связь предмета и его свойства, то экзистенциаль-ность связки в данном случае означает, что свойство (электропроводность), которое в суждении устанавли­вается у меди, действительно существует у нее. В этом и только в этом смысле связка экзистенциальна.

Традиционным является мнение, что связка существует в двух формах — утвердительной и отрицательной. В дей­ствительности же формы связки более многообразны. Если мы возьмем суждение вероятности: «S вероятно Р» («по­мидоры в этом году, вероятно, созреют рано»), то в этом суждении связка не утвердительна и не отрицательна, а особая форма связки — «вероятно». Как потом будет видно, существуют и другие формы связки. Связка — это не только утверждение или отрицание, а тот общий, основ­ной вид предицирования, посредством которого отдельные мысли в суждении (субъект и предикат) связываются со­ответственно объективной связи явлений и так точно, как они установлены нами. Этот акт присущ всем суждениям,

?89

независимо от того, какое конкретное отношение объектив­ной действительности является предметом нашей мысли.

Важнейшей проблемой теории суждения является во­прос об истинности его.

Логика, ставя вопрос об истинности суждения, не мо­жет устанавливать истинность или ложность любого от­дельно взятого суждения,—эту задачу могут выполнить и выполняют конкретные отрасли науки и практика. Ло­гика исследует и решает лишь принципиальные вопросы;

она дает метод для решения вопроса об истинности лю­бого суждения, определяет, что нужно разуметь под истин­ностью суждений, каковы общие условия достижения ее, критерий истинности и т. д., что должен делать ученый, чтобы выяснить вопрос об истинности суждений своей науки. Подлинно научная логика в решении этих вопро­сов опирается на материалистическую диалектику. В ча­стности, диалектический метод указывает, что для решения вопроса об истинности нужно анализировать весь процесс развития мысли, всю систему научного знания.

Современные позитивисты отрицают, что логика может дать метод для решения вопроса об истинности суждения. Так, известный семантик Хайакава пишет: «Логика есть совокупность правил, управляющих последовательностью в употреблении языка. Когда мы бываем логичны, наши утверждения согласуются друг с другом; они могут быть точными «картами» реальных «территорий», или не бьпь таковыми, но вопрос о том, являются ли они таковыми или не являются, находится за пределами области логики. Ло­гика — это язык о языке, а не язык о вещах и событиях» '.

Семантики полагают, что логика не интересуется отно­шением суждения к объективному миру, она интересуется отношениями между утверждениями. Типичным для идеа­лизма является утверждение, что материальная истинность суждения невозможна — речь якобы может идти только о соответствии суждений друг другу. Такое толкование идет от Канта и кантианцев. Кантианские положения на все лады повторяют современные идеалисты. Примером могут служить рассуждения логических позитивистов. Хотя во взглядах на сущность и истинность суждения у представителей логического позитивизма (Виттгенштейн, Шлик, Карнап, Рассел, Айер и т. д.) имеются некоторые

1 S. /. Науаксаша, Language in Thought and Action, New York 1949, p. 240.

различия, даже у одного и того же автора встречаются противоречивые положения, но в основном все они схо­дятся между собой. Целью их концепции является деонто-логизация суждения, выхолащивание его объективного содержания. Так, один из зачинателей этого модного те­перь чечения Л. Виттгенштейн в своем «Логико-философ­ском трактате» прямо утверждает, что сфера суждений, как и всякой мысли вообще, есть лишь субъективный мир махистски понимаемого «опыта» и самого мышле­ния. Мысль, по Виттгенштейну, не может выйти за пре­делы ощущений. По Виттгенштейну, все суждения, пы­тающиеся постигнуть сущность вещей объективного мира,— бессмысленны. «Большинство предложений и во­просов,— говорит он,— которые написаны о философских вещах, не только ложны, но и бессмысленны. Мы не мо­жем поэтому вообще отвечать на вопросы этого типа, мы можем только утверждать их бессмысленность» ¹.

Заимствованное у махизма сведение действительности к совокупности ощущений является краеугольным камнем логических построений неопозитивизма. М. Шлик, напри­мер, также заявлял, что нужно будто бы самым решитель­ным образом отбросить мысль, будто суждение в отноше­нии фактов действительности может быть чем-либо более, чем знаком. Он сравнивает отношение суждения к сущ­ности явления с отношением между нотами и тоном, между именем человека и самим человеком: «Однознач­ность — единственно существенное достоинство отнесения, а так как истинность — единственное достоинство сужде­ния, то истинность обязана основываться на однозначности обозначения, целям которого должно служить суждение» ².

Шлик следует утверждению, которое легло в основу логических теорий неопозитивизма, что значение суждения основано на способе его проверки. Сущность этой проверки состоит в следующем: из некоторого суждения на основе законов логики выводятся другие суждения до тех пор, пока не получат суждение типа «в том-то и том-то месте, в то-то и то-то время, в тех-то и тех-то условиях можно наблюдать и пережить то-то и то-то». Далее идут на ука­занное место, с тем, чтобы оказаться там в указанное время, реализуют указанные условия и описывают полу-

¹ L. Wittgenstein,TTactat\is Logico-Philosophicus, London 1955, р 63

² M. Schlick, Allgemeine Erkenntnislehre, 2 Auflage Berlin 1925, S 57.

ченные при этом наблюдения или переживания в некото­ром суждении W. Если суждение W идентично с тем суж­дением, которое выведено из первоначального суждения U, то тем самым достигнута верификация последнего.

Порочность этих приемов проверки, рекомендуемых Шликом, доказать нетрудно. Они не пригодны для дей­ствительной проверки истинности суждения. В самом деле, допустим, необходимо проверить суждение: «Все элементы являются проводниками электричества». Путем дедукции получаем суждение «все металлы являются проводниками электричества», а из последнего — суждение «медь — про­водник электричества», которое можно проверить на опыте. Но из истинности суждения «медь — проводник электри­чества» не следует с логической необходимостью истин­ность суждения, что «все элементы являются проводни­ками электричества».

Семантик Тарский в работе «Семантическое понятие истины» согласен с традиционным пониманием истины суждения. Он постоянно повторяет, что истина сужде­ния заключается в его согласии или соответствии с дей­ствительностью. «Предложение «снег — белый» является истинным тогда и только тогда, когда снег белый»¹. Но это только форма. В действительности он развивает самую субъективистскую концепцию истины. Истина, по его мне­нию, выражает не отношение суждения к отражаемому им объекту, а свойства (или служит признаком класса) опре­деленных выражений. Он ставил истину в зависимость от системы языка. «Проблема определения истины получает точное значение и должным образом может быть разре­шена только для тех языков, у которых точно определена структура» ². Единственным языком, имеющим определен­ную систему, является формализованный язык различных систем дедуктивной логики. Для этого языка можно по­строить удобную концепцию истины, действительную в этой системе. Для разговорных, естественных языков это сделать труднее. Свою концепцию истины Тарский объяв­ляет свободной от связи с какой-либо определенной тео­рией познания. «Мы можем,—пишет он,—оставагься наивными реалистами, критическими реалистами или идеа­листами, эмпириками или метафизиками — кем бы мы ни

¹ A. Tarski, The Semantic Conception of Truth, «Semantics and the Philosophy of Language», Urbana 1952, p. 15.

² Ibid., p. 19.

были раньше. Семантическая концепция абсолютно ней­тральна ко всем этим направлениям» '. В действитель­ности, нетрудно заметить, что Тарский, ставя истину в за­висимость от системы языка, отрицает объективную истин­ность суждений, т. е. встает на позиции идеалистической теории познания.

Логические позитивисты Нейрат и Карнап в понима­нии истинности суждений выдвинули теорию когеренции. По их мнению, наука состоит из однотипных суждений, критерием истинности которых является непротиворечи­вость системы. Суждение проверяется через соответствие его другим суждениям на основе формального критерия непротиворечия.

В выхолащивании объективного содержания суждения Карнап идет дальше Шлика. «Развитие логики в послед­нем десятилетии...— пишет он,— обнаружило, что она лишь тогда может претендовать на точность, если она бу­дет иметь дело не с суждениями (мыслями или содержа­нием мысли), но с языковыми выражениями, в особен­ности с предложениями. Только в отношении последних могут быть установлены строгие правила» ². По его мне­нию, задача логического анализа состоит в том, чтобы переводить суждения в предложения чистого или описа­тельного синтаксиса. С этой целью он предложил перево­дить предложения из материального модуса, где решается вопрос об источнике суждений, в формальный модус, где предложение имеет значение чисто синтаксического наи­менования. Предложение «луна есть небесное тело» в фор­мальном модусе речи будет значить «луна есть слово, обо­значающее небесное тело».

Карнап проводит различие между фактической исти­ной, зависящей от случайности фактов, и логической исти­ной, зависящей не от фактов, а от определенных семанти­ческих правил. «Семантическая система,— пишет Кар­нап,— это система правил, формулирующих условия истинности предложений какого-либо предметного языка и тем самым определяющих значение этих предложений» ³. Правила определяют значение и смысл суждений.

¹ A. Tarski, The Semantic Conception of Truth, «Semantics and the Philosophy of Language», p. 34.

² R. Carnap, Logische Syntax der Sprache, Wien 1934, S. 1.

³ R. Carnap, Introduction to Semantics, v. I, Cambridge-Massachu-fietts 1946, p. 22.

Карнап, как и другие семантики, склоняется к опера-ционалистскому пониманию истины. Формальная истина — истина как обоснование — никак не связана с наблюде­нием и опытом. Она определяется через соответствие одного утверждения какому-нибудь другому утверждению посредством каких-либо правил, совершенно независимых от объективного мира.

Фактическая истинность, согласно Карнапу, опреде­ляется через соответствие суждения какому-либо опыту или наблюдению. Никакое формальное доказательство не уста­новит, что трава зелена, нужна проверка. Но не всякое суждение можно проверить прямым опытом. Например, никакой непосредственный опыт не может удостоверить, что земля шарообразна. Подобного рода суждения прове­ряются через косвенные опыты и наблюдения. Поэтому по­нятие проверки, по мнению Карнапа, следует заменить понятием подтверждения, а само подтверждение может быть разной степени.

Истинность суждения — это якобы соответствие его не объективному миру, а какому-либо нашему опыту, воз­можность подтвердить его опытом. На объективность же суждение не может претендовать. Семантик не рекомен­дует говорить— «карандаш желтый», ибо это утверждение помещает желтизну в карандаш, т. е. это суждение пре­тендует на объективность. Надо говорить так: «То, что производит на меня такое впечатление, которое приводит меня к тому, чтобы сказать «карандаш», производит на меня также такое впечатление, которое приводит меня к тому, чтобы сказать «желтый»». Иными словами, сужде­ние — это знание не о самом предмете, а только о наших ощущениях.

Учение логического позитивизма о сущности суждения и критерии его истинности в систематической форме изла­гает Айер в своей книге «Язык, истина и логика». Как субъективный идеалист, Айер не признает существования объективной реальности вне и независимо от нашего ощу­щения. Он объявляет бессмысленными все суждения, ко­торые выходят за пределы непосредственного чувствен­ного опыта.

Как и все логические позитивисты, все предложения он делит на два рода: 1) логические и чисто математические, 2) предложения, относящиеся к эмпирической реальной действительности.

Первые предложения необходимы, верны потому, что являются чисто аналитическими. Они не подлежа г ника­кой опытной проверке, ибо ничего не утверждают об эмпи­рическом мире, а касаются только употребления симво­лов. Виттгенштейн назвал их тавтологиями.

Среди эмпирических суждений Айер выделяет чисто чувственное, под которым разумеется суждение, относя­щееся только к чувственно данному в любой отдельный момент, т. е. описывающее данный чувственный опыт. Истинность таких суждений, названных Айером основ­ными, поскольку они распространяются на те сигуации, к которым они непосредственно относятся, может быть установлена путем простого наблюдения.

Но так как такие суждения малозначимы, поскольку в них нет никакой экстраполяции непосредственного опыта, они по существу и не являются суждениями. Истинность же других, высших категорий суждений устанавливается косвенно, при помощи основных суждений. Но так как суждения высшей категории строго логически не выво­дятся из основных суждений, то их истинность всегда со­мнительна, они могут быть опровергнуты последующими наблюдениями.

«Сейчас,— пишет Айер,— должно быть ясно, что не су­ществует никаких совершенно верных эмпирических пред­ложений. Только тавтологии являются верными. Все эмпи­рические предложения вместе и каждое в отдельности суть гипотезы, которые можно подтвердить или подвергнуть сомнению в действительном чувственном опыте. А пред­ложения, в которых мы регистрируем наблюдения, прове­ряющие эти гипотезы, суть сами по себе гипотезы, кото­рые подлежат проверке при помощи дальнейшего чув­ственного опыта»'.

А так как такой проверке нет конца, то Айер и упи­рается в тупик юмовского скептицизма.

В математике нередко термины «истина» и «утвержде­ние», «ложно» и «отрицание» употребляются в одном и том же смысле, отрицание суждения рассматривается как отрицание того, что было принято за истину. На этом осно­вании Айер, как и другие семантики, считает, что вообще в предложениях формы «<7 — истинно» слово «истинно» является излишним. Он предлагает понятия истины или

1 Л. /. Ayer, Language, Truth and Logic, London 1936, p. 131—132. 295

лжи заменить понятиями утверждения или отрицания. Когда говорят, рассуждает он, «Королева Анна умерла» — истинно, то это значит, что она умерла, а когда говорят, что «Оксфорд — столица Англии» — ложно, то это значит «Оксфорд не есть столица Англии». «Таким образом,— заключает он,— сказать, что предложение истинно, это и значит утверждать это, а сказать, что оно ложно, это зна­чит утверждать обратное. А это указывает на то, что тер­мины «истинный» и «ложный» ничего не означают, а функ­ционируют в предложении только как знаки утверждения или отрицания» '.

Выбросить, как ненужные, понятия «истинный» и «лож­ный», свести на нет различие между истиной и ложью— вот цель рассуждении семантического идеалиста. На самом же деле истинность суждения состоит не в утверждении или отрицании самих суждений, а в соответствии их с объ­ективной действительностью. Правила проверки и доказа­тельства не создают истинности суждения, а только удо­стоверяют ее, убеждают людей принять эти суждения как истинные. Суждение «Земля вращается вокруг Солнца» было истинным и тогда, когда наука еще не могла дока­зать его; истинность этого суждения состоит в верном отражении действительности. Доказательство — средство убеждения в истинности, но не средство создания ее.

Доказательство не может изменить истинности или ложности суждения, истинное суждение не может в ре­зультате доказательства превратиться в ложное, а лож­ное — в истинное. Так, суждение «на Марсе есть жизнь» либо истинно, либо ложно, хотя современная наука еще не может доказать ни его достоверности, ни ложности.

В процессе доказательства все суждения могут быть рассматриваемы как истинные. Так, например, в доказа­тельстве по методу reductio ad absurdum исходное сужде­ние, ложность которого доказывается, принимается за истинное. Но от того, что с ним оперируют как с истинным, оно в действительности не становится таковым.

Решить вопрос об истинности суждения — значит вы­яснить отношение суждения к отражаемому им предмету, а не к способу проверки или доказательства его.

Конечно, истина не только стихийный, но и сознатель­ный процесс постижения предмета. Осознание истинности

¹ Л. /• Ayer, Language,'Truth and Logic, p. 122 296

мышления зависит от доказательства и проверки, которые способствуют развитию нашего знания. В этом смысле вопрос об истинности решается через доказательство и проверку и зависит от них.

В истинности суждений нужно различать две стороны:

1) что образует истинность суждения, 2) как устанавли­вается и развивается она. Истинность суждения образует его соответствие с объективной действительностью, а уро­вень нашего познания объективного мира зависит от прак­тики, которая выступает основой и критерием истинности. Смешение этих двух сторон в истинности, подмена первой стороны второй приводит к субъективистскому пониманию истины.

Суждение отражает предмет, а степень постижения суждением предмета зависит от практики, в этом смысле истинность суждения обусловлена практикой, которая яв­ляется источником развития объективной истинности суж­дения.

Когда речь идет об истинности суждения, то истину надо понимать не как нечто застывшее, а как процесс все более глубокого постижения предмета, углубление в сущ­ность его. Всякое суждение только относительно завер­шенная мысль, которая в дальнейшем будет развиваться и уточняться. Противопоставление истинных суждений лож­ным относительно.

Марксистская диалектика считает, что в наших зна­ниях о внешнем мире есть момент приблизительного, условного. Но признание относительности нашего знания не означает отрицания объективности и абсолютности его. Наше знание одновременно и относительно и абсолютно. В. И. Ленин писал: «С точки зрения современного мате­риализма, т. е. марксизма, исторически условны пределы приближения наших знаний к объективной, абсолютной истине, но безусловно существование этой истины, без­условно то, что мы приближаемся к ней. Исторически условны контуры картины, но безусловно то, что эта кар­тина изображает объективно существующую модель. Исто­рически условно то, когда и при каких условиях мы по­двинулись в своем познании сущности вещей до открытия ализарина в каменноугольном дегте или до открытия элек­тронов в атоме, но безусловно то, что каждое такое откры­тие есть шаг вперед «безусловно объективного познания».

Одним словом, исторически условна всякая идеология, но безусловно то, что всякой научной идеологии (в отличие, например, от религиозной) соответствует объективная истина, абсолютная природа» '.

Характер относительной истины имеет не только чело­веческое знание в целом, но и отдельные суждения. Отно­сительность нашего знания состоит не только в том, что в нем наряду с истинными суждениями имеются ложные и недоказанные, а еще и в том, что одно и то же суждение может содержать «истинные» и «ложные» моменты. Неко­торые склонны объявлять суждение в целом ложным, если хотя бы какой-то момент его не истинен. Но это неверно, ибо в таком случае сфера истинных суждений науки очень сузится, а главное, неверно объявлять ложным то, что является в основном истинным, хотя и содержит некото­рый момент заблуждения.

Относительная истинность суждений объясняется отно­сительностью практики, которая не позволяет сразу цели­ком и полностью установить для всех суждений, что в них истинно, а что ложно.

Развитие суждений науки на базе практики и в соот­ветствии с нею идет по пути обогащения их новым содер­жанием, уточнения, в результате чего моментов иллюзор­ного в них становится все меньше. Поэтому суждения, на­ходящиеся на разных ступенях познания, в различной степени и мере истинны.

Семантики тоже говорят о различии истинности суж­дений, но это различие они понимают операционалистски, т. е. как различие в способе проверки суждений. Так, Хайа-кава различает по крайней мере четыре смысла «истинно­сти суждения». Так, в истинности суждения «некоторые грибы ядовиты» можно убедиться путем прямого опыта. Суждение «Сэлли — самая лучшая девушка в мире» будет истинным, когда все другие люди будут чувствовать то же самое по отношению к ней. А так как это маловероятно, поэтому об истинности подобного рода суждений нельзя говорить. Третьей формой истинности, по их мнению, яв­ляется директива. Так, суждение «все люди рождаются равными» 'истинно в том смысле, что оно выражает дирек­тиву, которой следует всем 'подчиняться. И, наконец, чет-

1 В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 123. 298

вертый смысл истинности суждения — согласование од­ного суждения с другими, т. е. то, что носит название пра­вильности.

В действительности же между истинностью различных суждений есть разница только в том смысле, что они с разной степенью точности отражают предмет и их истин­ность или ложность в разной степени установлена. Исти­на — процесс, и разные суждения составляют различные звенья в этом процессе. Несомненно, существуют разли­чия в формах установления истинности суждений. Но особый способ доказательства истинности суждения имеет своей задачей установить соответствие суждения предмету.

В логике принято говорить не только об истинности мышления, но и его правильности, причем правильность часто противопоставляется истинности и отрывается от нее. Так, например, истинность суждений противопостав­ляется правильности догадок, вопросов и т. д. Суждения истинны или ложны, а догадки и вопросы только пра­вильны или неправильны.

Однако нельзя правильность отрывать и противопо­ставлять истинности. Правильность — момент, конкретная форма истинности. Правильность догадок, вопросов носит объективный характер и означает также в конечном счете соответствие материальной действительности. Никакого дуализма истинности и правильности нет, истинность нужно понимать широко, как процесс верного отражения действительности.

Противопоставление правильности истинности возник­ло в результате метафизического понимания истины — не как процесса постижения действительности, а как некото­рого абсолютного состояния, которое присуще только тем формам мысли, в которых имеется непосредственное, явно выраженное утверждение или отрицание. Но истинность создается не явно выраженным утверждением или отрица­нием, а соответствием мысли действительности. А мысль может верно отражать действительность даже тогда, когда нет явного, непосредственного утверждения или отри­цания. Подмена истинности утверждением или отрицанием ведет, как мы видели, к субъективно-идеалистическому по­ниманию истины.

Правильность догадок, вопросов и т. д. надо отличать не от истинности вообще, а как одну форму истинности от

другой ее формы. Только в этом смысле, нам кажется, можно оперировать в логике понятием «правильность».

Процесс установления истинности суждения является сложным. Критерием истинности является практика, вы­ступающая в разных формах. Но практика какого-то пе­риода не всегда может -доказать истинность или ложность суждений, которые имеют место в науке. Только в своем развитии практика может установить истинность или лож­ность суждений науки.

Практическое подтверждение истинности не исчерпы­вается, как представляют современные позитивисты, непо­средственной опытной проверкой суждений, регистрирую­щих отдельные факты. Практической проверке подверга­ются все суждения, как единичные, так и общие. Практика может подтвердить универсальное суждение, ибо общест­венно-историческая практика имеет качество всеобщ­ности.

Формы практической проверки суждения многообразны, в различных науках пользуются различными способами установления истинности суждений.

Одной из форм установления истинности суждения яв­ляется выведение этого суждения по законам логики из других суждений. Но и в этом случае критерием истинно­сти является практика, которая установила объективную истинность как законов, правил вывода, так и тех сужде­ний, из которых выводится новое суждение.

Поиск по сайту: