КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ

Предпочтение предварительных обозрений изводам (1а). Гасдрубал, брат Ганнибала, в Италии: поражение его консулами Ливием и Клавдием и гибель его; личные достоинства Гасдрубала (1—2). Значение этой победы для римлян (3). События в Этолии: речь посла из Родоса к этолянам с целью примирить этолян с Филиппом; согласие Филиппа на мир с этолянами (4—6). Война продолжается: вторичное разорение храма Аполлона в Фермах Филиппом (7). События в Пелопоннесе: несочувственные замечания автора об ахейских военачальниках и о самих ахеянах; похвалы Филопемену и его заслуги в военном деле ахеян; успех его начинаний (8—10). Война ахеян против тирана спартанского Маханида; битва при Мантинее; умерщвление Маханида Филопеменом; взятие Тегеи ахеянами; опустошение Лаконики (11—18). Из войны римлян с Ганнибалом; осторожность Ганнибала (19). Военные действия в Иберии: П. К Сципион против Гасдрубала, сына Гескона, против Магона и Масанассы (20—21). Победа Публия над Гасдрубалом; мнение Гасдрубала о Публии (22—24). Умение Публия поддерживать дисциплину в войске; усмирение возмутившихся солдат (25—30). Приготовления Публия к войне с Андобалом, правителем илергетов; война с Андобалом; победа Публия (31—33). Из войны Антиоха III Великого против Эвфидема (34).

1а. Общее замечание о предисловиях....Вероятно, кое-кто из читателей спросит, зачем мы не следуем примеру предшественников и не даем изводов в этих книгах, но каждый раз повести о событиях, обнимаемых тою или другою олимпиадою, предпосылаем самое обозрение их¹. Впрочем, я не отвергаю и пользы извода, ибо он возбуждает внимание человека, вознамерившегося прочитать книгу, поощряет и понуждает к прочтению того, кто случайно взял сочинение в руки, кроме того, дает возможность легко найти все, чего ищешь. Но я замечал, что по многим причинам, в том числе и несущественным, изводов не берегут и уничтожают² их, а потому и избрал новое средство. В самом деле, предварительное обозрение не только дает то же, что и извод, но даже больше, вместе с тем оно тесно связано с самим повествованием и вследствие того занимает более устойчивое положение. Вот главным образом почему мы решили пользоваться предварительными обозрениями во всем сочинении, за исключением первых шести книг. В этих последних мы употребляли изводы, ибо там не вполне применимы предварительные обозрения событий³ (Сокращение ватиканское).

1. Поражение Гасдрубала....Прибытие Гасдрубала⁴ в Италию совершилось легче и скорее (Свида).

...Город римлян в ожидании грядущих событий был в таком возбуждении и страхе, как никогда (там же).

...Хотя все это и тревожило Гасдрубала, но и медлить нельзя было: он видел, что враг двинулся из лагеря и наступает, а потому и сам вынужден был выстроить в боевой порядок иберов и находившихся при нем галатов⁵. Впереди Гасдрубал поставил слонов, числом десять, увеличил глубину рядов, все силы стянул на узком пространстве, наконец, сам занял место в середине боевой линии, там именно, где впереди стояли слоны, и повел войско против левого неприятельского крыла, заранее решив или победить в предстоящей битве, или пасть мертвым. Но Ливий гордо шел навстречу врагу, и в последовавшей схватке войска его дрались мужественно. Напротив, Клавдий, командовавший правым крылом, не мог ни двинуться вперед, ни обойти неприятеля с фланга; ему мешали неровности почвы⁶, на которые именно и рассчитывал Гасдрубал, когда сделал нападение на левое неприятельское крыло. Осужденный на бездействие, Клавдий наконец сообразил, что делать: сами обстоятельства научали его тому. Всех своих воинов, стоявших в тылу боевой линии, он увел с правого крыла, обошел с ними левое крыло римского войска и напал на карфагенян с фланга, где в передней линии⁷ стояли слоны. До сих пор битва шла с переменным счастием: противники не уступали друг другу в мужестве, потому что как римляне, так равно иберы и карфагеняне почитали себя в случае поражения погибшими, а слоны вредили в битве одинаково обеим сторонам. Отрезанные и с обеих сторон обстреливаемые, звери производили расстройство в рядах и римлян, и иберов. Но исход битвы был решен, как скоро Клавдий ударил на врага с тыла, ибо теперь римляне теснили иберов спереди и сзади. Благодаря этому большинство иберов было изрублено на месте сражения. Шесть слонов⁸ из десяти пали тут же вместе с воинами, а четыре прорвались сквозь ряды сражающихся и были пойманы потом одни, без индийцев.

2. Похвальное слово Гасдрубалу. Гасдрубал кончил жизнь в пылу битвы. Как в прежнее время, так и в последней битве он показал себя доблестным мужем, почему несправедливо было бы обойти его похвалою. Что Гасдрубал — родной брат * Ганнибала, что Ганнибал при удалении в Италию доверил ему ведение войны в Иберии, об этом мы говорили раньше. Точно так же в предыдущих частях истории мы называли многочисленные битвы, в коих он действовал против римлян, говорили о том, как часто по вине присылаемых из Карфагена военачальников он попадал в тягостное положение, однако всегда вел себя как достойный сын Барки, с мужеством и душевным благородством переносил все превратности счастия и всякие обиды⁹. Теперь нам остается сказать о последних деяниях Гасдрубала, ибо в них-то главным образом он показал себя достойным участия и соревнования. Так, хорошо известно, что большинство военачальников и царей перед решительной битвой непрестанно заняты мыслями только о славе и выгодах, ожидающих их после победы, много раз обдумывают и обсуждают всевозможные мероприятия на случай счастливого исхода согласно их расчетам, и вовсе не помышляют о последствиях неудачи, не задумываются над тем, что и как нужно будет сделать в случае поражения. Между тем для победителя все ясно само по себе, напротив, большая осмотрительность в действиях нужна побежденному. Так-то весьма многие вожди по собственному малодушию и беспечности бывают повинны в постыдных поражениях даже после того, как солдаты их храбро дрались в битве, покрывают бесславием прежние свои подвиги и уготовляют себе жалкий конец жизни. Всякий желающий легко поймет, что многие вожди страдают именно указанным недостатком, что в этом главным образом состоит отличие одного вождя от другого: история прошлого доставляет свидетельства тому в изобилии. Гасдрубал действовал не так: пока оставалась хоть слабая надежда совершить еще что-либо достойное прежних подвигов, он в сражении больше всего думал о том, как бы уцелеть самому. Если же судьба отнимала всякую надежду на лучшее будущее и вынуждала его идти в последний бой, Гасдрубал в предварительных действиях и в самой битве не оставлял без внимания ничего, что могло бы доставить ему победу, вместе с тем и в такой же мере он думал и о возможности поражения, чтобы в этом случае не склониться перед обстоятельствами¹⁰ и не дозволить себе чего-либо, недостойного прежней жизни. Вот что нашли мы нужным сказать людям, направляющим войну, дабы они слепой отвагой не разрушали упований доверившихся им сограждан и в неумеренной привязанности к жизни не покрывали себя в несчастии стыдом и позором.

3. Что касается римлян, то немедленно по окончании победоносной битвы они принялись за расхищение неприятельской стоянки, перерезали наподобие жертвенных животных множество кельтов, в пьяном виде спавших на соломе, потом собрали вместе доставшихся в добычу пленных, от продажи коих поступило в государственную казну больше трехсот талантов¹¹. Карфагенян пало в сражении, считая и кельтов, не менее десяти тысяч человек, а римлян около двух тысяч¹². Немногие знатные карфагеняне попали в плен, прочие все были перебиты. Когда весть о победе пришла в Рим, там сначала не поверили¹³: так горячо было у римлян желание победы. Потом когда со слов многих прибывших воинов стали известны все подробности события, город возликовал¹⁴ чрезвычайно, и граждане украшали каждый священный участок, наполняли каждый храм жертвенными печеньями и курениями; словом, бодрость духа и уверенность в себе поднялись так высоко, что никто и не думал о присутствии в Италии Ганнибала, которого перед тем так страшились (Сокращение).

Неизвестный отрывок....Он¹⁵ сказал, что произнесенные слова имеют лишь вид истины, а что действительность не такова, скорее противоположна им (Сокращение ватиканское).

4. Из этолийской войны. Речь родосского посла в собрании этолян....«Что ваше¹⁶ замирение, граждане Этолии, радует и царя Птолемея, и государства родосцев, византийцев, хиосцев, митиленян, об этом, мне кажется, ясно свидетельствуют самые события. Не первый и не второй раз мы обращаемся к вам теперь с просьбою о мире; с того самого времени, как вы возобновили войну¹⁷, мы не упускали ни одного случая, чтобы со всею настойчивостью напоминать вам о том же, в настоящем сокрушаясь потерями, какие терпите вы и македоняне, в будущем озабочиваясь благом наших собственных¹⁸ городов и прочих эллинов. Как скоро огонь брошен на воспламеняющиеся предметы, дальнейшее распространение его уже не во власти поджигателя, и пламя разбрасывается куда попало, обыкновенно по направлению ветра и в зависимости от горящих предметов¹⁹, причем часто сверх всякого ожидания огонь прежде всего обращается на самого поджигателя. Подобно этому война, раз она возгорается по чьей-либо вине, прежде всего губит самих виновников ее или уничтожает без разбора всех попадающихся на пути, и безрассудство прикосновенных к ней народов, как ветер, раздувает и распространяет ее. Посему, этоляне, вообразите себе, что все островные и азиатские эллины, — и они захватываются событиями, — предстали пред вами с просьбою кончить войну и водворить мир, одумайтесь и внемлите нашим увещаниям. В самом деле, если бы вам суждено было вести войну почетную по ее первоначальным побуждениям или если бы она приносила честь вам по завершении²⁰, тогда, будь она даже невыгодною, — такою бывает чуть не всякая война, — можно было бы еще оправдать вашу ревность. Но вы ведете войну постыднейшую, навлекающую на вас тяжкий позор и поношение. Неужели этого недостаточно, чтобы повергнуть вас в раздумье? Мысли наши мы выскажем откровенно, а вы, если только рассудительны, выслушаете нас спокойно. Гораздо лучше выслушать благовременно укоризны и сохранить себя в целости, нежели поддаваться льстивым речам, а потом самим погибнуть и погубить прочих эллинов.

5. Приглядитесь к вашей ошибке. Вы твердите, что воюете за эллинов против Филиппа, чтобы спасти эллинов и избавить их от подчинения Филиппу; на самом деле вы вашею войною уготовляете Элладе порабощение и гибель. Таков смысл вашего договора с римлянами; раньше он существовал только на письме, теперь его видят в исполнении. Если и тогда письмена договора сами по себе навлекали на вас бесчестие, то теперь действия ваши изобличают ваш позор воочию перед всеми. Филипп дает только имя этой войне и вывеску, а сам он от войны ничуть не страдает; но с ним в союзе большинство пелопоннесцев, беотяне, эвбейцы, фокидяне, локры, фессалийцы, эпироты; против них-то направлено условие договора, по которому люди и движимость присваиваются римлянами, а города и поля этолянами. Сами завладевая каким-либо городом, вы не дозволяете себе обид над свободными людьми, не предаете город пламени, почитая такой образ действий жестоким и пристойным для варвара. Но в то же время по силе заключенного договора вы предаете варварам всех эллинов на жесточайшее глумление и обиды. До сих пор мы не знали²¹ этого; но теперь злая доля орейцев²² и эгинян всем открыла глаза на вас: судьба как бы нарочно на подмостки²³ выставила ваше заблуждение. Это еще только начало войны и первые последствия ее. Чего же нужно ожидать в конце войны, когда замыслы ваши осуществятся вполне? Неужели это не будет началом тяжких бед для всех эллинов? 6. Что римляне, стряхнув с себя италийскую войну, — а это будет скоро, потому что Ганнибал заперт на теснейшем участке Бреттийской земли²⁴, — что римляне вслед за сим стремительно обратятся со всеми своими силами на земли Эллады под предлогом помощи этолянам против Филлиппа, на самом деле для покорения своей власти всей Эллады, это, мне кажется, совершенно ясно. Если римляне не пожелают по достижении власти поступать великодушно, они одни и пожнут за это благодарность и почет; если же будут поступать жестоко, то разом получат в добычу имущество погибших и господство над уцелевшими от гибели. Вы будете призывать тогда в свидетели богов, но никакое божество и никто из людей не пожелает и не сможет помочь вам ни в чем. Разумеется, вы должны были бы предусмотреть все это с самого начала; так было бы пристойнее всего. Но будущее часто не поддается предвидению человека; по крайней мере и теперь, когда на деле вы видите последствия вашей ошибки, надлежит более здраво поразмыслить о будущем. Во всяком разе мы не преминули сказать и сделать все так, как при настоящих обстоятельствах подобало истинным друзьям, и наши мысли о будущем высказывались откровенно, вас же просим и убеждаем не губить свободы и благополучия ни ваших собственных, ни прочих эллинов».

Эта речь, как казалось, сильно смутила присутствующих. Засим вошли послы от Филиппа. Не входя в какие-либо подробности, они в речах своих заявили только, что явились с двояким поручением: или с готовностью принять мир, если этоляне склоняются к тому же, или, если этоляне на это не согласны, призвать божества и присутствующие от Эллады посольства в свидетели того, что не Филипп, а этоляне должны почитаться виновниками бед, какие после этого обрушатся на эллинов²⁵ (Сокращение и Сокращение ватиканское).

7....И он (Филипп) сильно жалел, что Аттал ускользнул из его рук²⁶ (Свида).

Вторичное нашествие Филиппа на Ферм....Филипп направил свой путь к Трихонидскому озеру и прибыл в Ферм²⁷, где находилось святилище Аполлона. Все святыни, какие остались нетронутыми в первый раз, Филипп осквернил теперь. И в тот раз, и теперь ярость ослепляла Филиппа, ибо дозволять себе кощунство в гневе на людей можно только в состоянии крайнего ослепления (О добродетелях и пороках).

...Эллопий²⁸, город Этолии (Стеф. Визант.).

...Фитей, город Этолии (там же).

8. Предшественники Филопемена....Всякий желающий²⁹ верным путем усвоить себе искусство военачальника поступает одним из трех способов: или он подготовляет себя чтением исторических сочинений, или обучается последовательно у людей, умудренных опытом, или, наконец, достигает этого участием в делах собственным опытом. Все это ахейским стратегам и на мысль не приходило (Свида).

...Пышность и расточительность некоторых ахеян породили в среде остальных пагубное соревнование. Они старались отличиться друг перед другом блестящею свитою и изысканным одеянием, а эта пышность для весьма многих была не по средствам. На вооружение, напротив, не обращалось никакого внимания (Свида).

...Толпа старается подражать счастливцам не в том, что они делают доброго, но в предметах маловажных, и через то во вред себе выставляет собственную глупость напоказ (Сокращение, Свида).

9....Блеск доспехов, говорил он³⁰ (Филопемен) много содействует устрашению врага, а в битве весьма важно также, чтобы доспехи при облачении приходились впору воину³¹. Было бы всего лучше, продолжал он, если бы ахеяне обратили на вооружение ту самую заботливость, с какою теперь относятся к одеянию, а на одеяние перенесли бы теперешнюю беспечность относительно доспехов. От такой перемены улучшатся частные хозяйства граждан, она же, несомненно, даст им возможность спасти государство. Вот почему, говорил он далее, воин перед выступлением на учение или в поход обязан, когда надевает поножи, позаботиться о том, чтобы поножи лучше приходились и ярче блестели, нежели сандалии и башмаки³², а когда он берется за щит, панцирь³³ или за шлем, должен досмотреть, чтобы они были чище и наряднее, нежели его плащ или рубаха. Если какое войско больше заботится о негодных украшениях, чем о предметах нужных, то легко угадать, что из этого выйдет в сражении. Вообще он старался внушить ахеянам, что роскошь нарядов приличествует женщине, да и то не особенно скромной, тогда как роскошь и изысканность в доспехах отличают достойных мужчин, готовых с честью постоять за себя и за отечество. Все присутствующие с восторгом приняли речь Филопемена и дивились мудрости его советов, так что тут же при выходе из собрания³⁴ показывали пальцем на разряженных граждан и прогнали несколько человек с площади; с большею еще строгостью ахеяне исполняли его требования на учении и в походах.

10. Так нередко одно слово, кстати сказанное внушающим доверие человеком, не только отвращает людей от порочнейших поступков, но и побуждает их к благороднейшим действиям. Если к тому же поведение советника в частной жизни согласуется с его речами, то советы его непременно возымеют благотворнейшее действие³⁵; такое согласие слов с делом всякий мог бы легко наблюдать на Филопемене. В одежде и пище он был скромен и прост, равным образом вся внешность его, а также обращение с другими благопристойны и непритязательны³⁶. Зато во всю жизнь он больше всего стремился к тому, что бы говорить только правду. Вот почему даже немногие случайно брошенные им слова покоряли слушателей, ибо своею собственною жизнью он давал образец поведения при всяких обстоятельствах, и потому слушатели его не нуждались в многословии. Вследствие этого он не раз немногими словами решительно опровергал речи своих противников, говоривших долго и, по-видимому, прекрасно, только силою доверия, каким пользовался, и верным пониманием предмета.

Итак, по распущении собрания³⁷ все разошлись обратно по своим городам, преисполненные высокого удивления и к оратору, и к его речи, и убежденные в том, что с таким вождем им нечего опасаться какой бы то ни было беды. Со своей стороны, Филопемен немедленно отправился по городам, быстро и старательно производя этот обход, потом стянул отдельные отряды в одно место, строил их и обучал³⁸, наконец по прошествии восьми месяцев в подготовительных упражнениях он собрал войска под Мантинею с целью сразиться с тираном³⁹ за свободу всех пелопоннесцев.

11. Маханид был твердо уверен в своих силах, и ему казалось, что ничего не могло быть желательнее для него, как это наступление ахеян, а потому, лишь только узнал, что враги собрались в Мантинее, он в Тегее обратился к лакедемонянам с приличным случаю увещанием и на другой же день на рассветет двинулся к Мантинее. Сам он вел фалангу на правом крыле, наемников поместил по обеим сторонам передового отряда на равном расстоянии, за ними шли повозки со множеством машин и метательных снарядов для катапульт. В то же самое время Филопемен, разделив свое войско на три части, вышел из Мантинеи, причем иллирийцы, панцирные воины, а также все наемное войско и легковооруженные направлялись по улице, ведущей к святилищу Посейдона, ближайшей улицей к западу шли фалангиты, а следующей за нею конница из ахейских граждан. Легковооруженными Филопемен занял прежде всего довольно высокий холм перед городом, господствующий над Ксенидской улицей и упомянутым святилищем; вслед за ними по направлению к югу он поставил панцирных воинов, а к ним примыкали иллирийцы. За иллирийцами по той же прямой он поставил разделенные промежутками отряды фаланги вдоль канавы, которая проходит серединою мантинейской равнины к Посейдонову храму и достигает гор, пограничных с областью элифасиев. Подле фалангитов на правом крыле он выстроил ахейскую конницу с Аристенетом димейцем во главе. Левое крыло Филопемен занимал сам со всем наемным войском, отряды коего следовали один за другим.

12. Когда неприятельское войско можно уже было разглядеть хорошо, Филопемен обходил отряды фалангитов и обращался к воинам с кратким, но убедительным словом⁴⁰ о предстоящей битве. Впрочем, речи его большею частью и не слышали, ибо войска так любили его и были так уверены в нем, что рвались в бой и, как бы вдохновляемые божеством, сами обращались к вождю с увещанием и просили его довериться им и вести их в битву. Однако Филопемен, как только получал возможность говорить, всячески старался пояснить воинам, что в предстоящей битве враг будет сражаться за позорное, постыдное порабощение других, а они — за приснопамятную славную свободу.

Что касается Маханида, то вначале он делал вид, будто намерен повести растянутую в длину фалангу⁴¹ против правого неприятельского крыла; но с приближением к противнику, хотя и на достаточном от него расстоянии, он повернул свое войско вправо, растянул правое крыло так, что оно сравнялось с левым крылом ахеян, и выставил впереди по всей линии катапульты в некотором расстоянии одну от другой. Однако Филопемен постиг замыслы противника, понял, что он желает обстреливать из катапульт ряды фалангитов и разрушительным действием снарядов вызвать смятение во всем войске; посему, не теряя времени и не давая врагу опомниться, он приказал тарентинцам тотчас открыть сражение вблизи Посейдонова святилища, на местности ровной и удобной для действий конницы. При виде этого Маханид вынужден был сделать то же и послал вперед своих тарентинцев.

13. Первое время жаркий бой вели одни тарентинцы. Но мало-помалу присоединялись к теснимым воинам легковооруженные, и вскоре все наемные войска с обеих сторон приняли участие в схватке. Противники сражались то массами, то один на один, и долгое время бой шел равный. Прочие войска в ожидании того, в какую сторону понесется пыль⁴², не могли предугадать исхода сражения и оставались неподвижны на тех самых местах, какие занимали перед началом битвы. Наконец наемники тирана стали одолевать благодаря численному превосходству и приобретенной упражнением ловкости. Впрочем, так именно и должно было быть. Насколько народное войско в свободном государстве ревностнее на войне, нежели подчиненное тирану войско из граждан, настолько чужеземное войско самодержцев должно превосходить наемников в государствах свободных. Так как народ борется за свободу, а тиран за рабство, то одной стороне наемников борьба сулит несомненные выгоды, а другой верный ущерб. Ибо свободное государство, как скоро уничтожит своих врагов, не нуждается больше в наемниках для охраны свободы, тирания наоборот: чем дальше простираются ее вожделения, тем больше нуждается она в наемниках, ибо чем больше число угнетенных тиранией, тем многочисленнее тайные враги ее, а безопасность самодержца покоится всецело на преданности и силе наемного войска.

14. Вот почему и теперь наемное войско Маханида сражалось с такою ревностью и ожесточением, что стоявшие в тылу ахейских наемников иллирийцы и панцирные воины не могли выдержать натиска врагов, все подались назад и бежали в беспорядке по направлению к Мантинее, от этого города отстоящей на семь стадий. То, в чем иные сомневались, обратилось теперь в бесспорную и очевидную для всех истину, именно: большинство военных событий совершается в зависимости от искусства или неумения вождей. Так, если важно счастливому началу битвы положить такой же конец, то еще важнее не потерять присутствия духа после первых неудач, заметить несообразительность счастливого противника и воспользоваться его ошибками для наступления⁴³. И в самом деле, часто можно наблюдать, как вожди, уже мнившие себя победителями, терпят вскоре полное крушение, и наоборот: казавшиеся вначале побежденными неожиданно силою своей сообразительности совершенно изменяют ход дела и одерживают полную победу. То же самое случилось, несомненно, и теперь с двумя военачальниками. Так, когда все наемное войско ахеян обратилось в бегство и их собственное левое крыло было смято, Маханид не воспользовался этим, чтобы частью обойти неприятеля с фланга⁴⁴, частью ударить спереди и дать решительную битву. Вместо этого он с бессмысленным ребяческим пылом кинулся вслед за своими наемниками и стал теснить бегущих врагов, как будто страх, который обуял отступающих, сам по себе не мог бы загнать их до ворот. 15. Тем временем вождь ахеян всячески старался удержать наемное войско на месте, взывал поименно к его начальникам, ободрял их; потом, когда увидел, что наемники оттеснены, он не бежал в страхе, не отказался малодушно от битвы, но прикрылся левым крылом⁴⁵ фаланги и, как только преследующие враги пробежали мимо и очистили поле битвы, приказал передним рядам фалангитов повернуть влево и беглым маршем в боевом строю двинулся вперед. Быстро заняв покинутую местность, Филопемен тем самым и отрезал обратный путь погоне и занял положение, господствующее над неприятельским крылом. Своим фалангитам он велел оставаться спокойно на месте до получения от него приказания идти общими силами на врага. Мегалопольцу Полибию⁴⁶ военачальник приказал собрать уцелевших и не увлеченных бегством иллирийцев, панцирных воинов и наемников, возможно скорее занять место в тылу крыла фаланги и поджидать возвращения врагов из погони. Между тем лакедемоняне⁴⁷, воодушевленные успехом легковооруженных, не дожидались приказания и с опущенными сарисами устремились на врага, и так достигли края канавы⁴⁸. Раздумывать и возвращаться было некогда, ибо приходилось отдаваться в руки неприятеля, да и канава не страшила лакедемонян: спуск в нее шел полого издалека, на дне ее не было ни воды, ни каких-либо кустарников, и потому они без оглядки бросились переправляться через канаву.

16. Как только неприятель очутился в этом положении, предусмотренном задолго Филопеменом, этот последний дал знак всем фалангитам двинуться вперед с опущенными вниз сарисами. С пронзительным криком все как один кинулись ахейцы на врага, и вскоре те из лакедемонян, которые при нисхождении в канаву расстроили свои ряды, стали взбираться назад против стоявшего вверху неприятеля, струсили и оборотили тыл. Главная масса войска погибла тут же в канаве частью от рук ахеян, частью была раздавлена своими же людьми. Все рассказанное произошло не само собою, не случайно, но благодаря сообразительности вождя, ибо не из трусости, как полагали некоторые, Филопемен с самого начала устроил себе прикрытие из канавы, но потому что точно и мудро рассчитал все возможные случаи, именно: если Маханид, не зная о существовании канавы, подойдет к ней и поведет войско вперед, то — так думал Филопемен — с лакедемонской фалангой должно было бы случиться то самое, что, как мы видели, и случилось действительно. С другой стороны, если бы Маханид остановился перед трудностями переправы через канаву, отказался бы от принятого решения и с видом оробевшего человека отступил бы назад в то время, когда его воины уже выстроены были в боевой порядок и когда он зашел слишком далеко⁴⁹, он, думал о себе Филопемен, и без решительной битвы останется победителем, а Маханид будет побежден. Так было уже со многими вождями; когда они, выстроив войско к бою, вдруг убеждались, что не в силах будут устоять в борьбе с неприятелем, по причине ли неудобств местности, вследствие ли численного перевеса на стороне врага, или по другой какой причине; между тем уже пройден был длинный путь, а при отступлении одни рассчитывали победить, другие благополучно уйти от врага только при помощи задних рядов. В этих случаях вожди обыкновенно претерпевают величайшие беды⁵⁰.

17. Филопемен верно предугадал ход битвы: лакедемоняне бежали в ужасном беспорядке. Он видел, что фаланга его выигрывает сражение, что все дело принимает желанный, блестящий оборот, посему устремил заботу свою на то, чтобы достойно завершить все предприятие⁵¹, на то именно, чтобы Маханид не избежал его рук. Он знал, что Маханид в стремительной погоне за неприятелем отрезал себя вместе со своими наемниками на пространстве, отделяющем город от канавы, — и только ждал его возвращения. И вот, когда Маханид, возвращаясь из погони, увидел, что войско его бежит, когда он понял, что зашел слишком далеко и что все надежды его рушились, он быстро стянул находившихся при нем наемников и попытался было пробиться плотною массою сквозь ахеян, гнавшихся врассыпную за лакедемонянами. Часть воинов сначала во внимание к этому плану держалась крепко Маханида, так как иной надежды на спасение не было. Но когда по прибытии на место лакедемоняне увидели, что ахеяне стерегут ведущий через канаву мост, все они пали духом, покинули Маханида, и каждый спасался, как мог. В это самое время тиран, отчаявшись в переправе по мосту, скакал на лошади вдоль канавы и внимательно высматривал, где бы ему перейти.

18. Филопемен узнал Маханида по багряному одеянию и по убранству его лошади, оставил на месте Анаксидама с приказанием строго охранять переправу через ров и не щадить никого из наемников, так как они всегда содействовали упрочению тирании в Спарте. Сам Филопемен взял с собою Полиэна из Кипарисий⁵² и Симия, тогдашних своих щитоносцев, и с противоположной стороны канавы следил за движениями тирана и его оруженосцев⁵³. Два человека были тогда с Маханидом: Арексидам⁵⁴ и один из наемников. Маханид выбрал удобное для переправы место, пришпорил коня с целью заставить его перескочить через канаву, как вдруг по другую сторону канавы пред ним, повернув коня назад⁵⁵, предстал Филопемен, ловко метнул в тирана копьем, потом вторично ударил его нижним острием⁵⁶ копья и положил на месте. Та же участь постигла Арексидама от рук конных спутников Филопемена. Что касается третьего лакедемонца, то он не решился скакать через ров и спасся бегством в то время, как враги умерщвляли двух других его товарищей. По умерщвлении Маханида и Арексидама Полиэн и Симий тотчас сняли доспехи с убитых, взяли с собою голову тирана вместе с доспехами и поспешили к своим солдатам, гнавшим врагов; они же дали знать войску о гибели неприятельского вождя, дабы тем увереннее, спокойнее и отважнее оно преследовало врагов до города тегеян. И в самом деле, обстоятельство это сильно подняло дух в войсках; главным образом благодаря ему они с первого набега завладели Тегеей, на следующий день расположились лагерем вдоль Эвроты, так как окрестные поля были уже неоспоримо в их руках. Однако ахейцы долгое время не могли вытеснить врагов из пределов собственной их области, хотя беспрепятственно опустошали всю Лаконику. В сражении они потеряли немного своих, а лакедемонян перебили не менее четырех тысяч человек, еще больше взяли в плен, равным образом захватили все припасы их и вооружение (Сокращение и Сокращение ватиканское).

19а. Из Ганнибаловой войны. Общее замечание....Какую⁵⁷ пользу может извлечь читатель из рассказов о войнах, битвах, о покорениях и осадах городов, если при этом он не уясняет себе причины, по которой в каждом отдельном случае одна сторона выигрывала дело, другая теряла? Рассказом об исходе предприятий можно только забавлять читателя, тогда как должное изыскание мероприятий, предшествующих событиям, приносит пользу любознательному человеку. Наибольшую выгоду извлекает внимательный читатель из подробного выяснения отдельных событий (Сокращение ватиканское).

19. Доблести Ганнибала....Разве можно не превозносить военачальнические дарования, храбрость и умение жить лагерного жизнью, если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и мелких битвах, на осадах и отпадениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю обширность предприятия? В течение шестнадцати лет⁵⁸ войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы; подобно искусному кормчему он непрерывно удерживал их в повиновении, огромные полчища, к тому же не однородные, но разноплеменные, сумел охранить от возмущений против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливияне, иберы, бигуры, кельты, финикийцы, италийцы, эллины — народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах, ни в нравах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле, при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала⁵⁹. Вот почему нельзя не дивиться даровитости вождя в Ганнибале и не утверждать с уверенностью, что, начни он осуществление своего замысла с других частей мира и закончи римлянами, Ганнибал довел бы благополучно свое дело до конца. Начав же с того народа, коим следовало заключить, Ганнибал и начал предприятие, и кончил на этом народе (Сокращение).

20 ⁶⁰. Война в Иберии. Гасдрубал при Илипе....Гасдрубал стянул свои войска из городов, в которых они зимовали, двинулся вперед и расположился станом, невдалеке от города, именуемого Илипою⁶¹, здесь у подошвы гор возвел окопы, имея перед собою удобную для сражения равнину. Пехоты у него было до семидесяти тысяч, конницы до четырех тысяч⁶², слонов тридцать два. Со своей стороны, Публий отрядил Марка Юния * к Колиханту⁶³ принять нарочно для него заготовленные войска, три тысячи пехоты и пятьсот конницы; прочих союзников Публий принимал сам по пути к намеченной цели. С приближением к Касталону и Бекулу, когда к нему присоединился Марк с войсками от Колиханта, Публий почувствовал себя в большом затруднении. Дело в том, что одних римских войск без союзнических было недостаточно для того, чтобы отважиться на битву; между тем полагаться на союзников в решительной битве казалось и небезопасным, и слишком смелым. Долго Публий колебался, однако обстоятельства вынудили его к решению употребить в дело иберов, но с тем, чтобы вести сражение собственными легионами, а иберов выставить против неприятеля⁶⁴ только для виду. Когда это было решено, Сципион снялся с места со всем войском, в коем было до сорока пяти тысяч пехоты и около трех тысяч конницы. Подойдя к карфагенянам на такое расстояние, что они могли ясно различить его, Публий разбил лагерь на высотах прямо против неприятеля.

21. Успехи Сципиона в сражениях с Магоном, Масанассою, Гасдрубалом. Магону казалось, что настал удобный момент для нападения на римлян, пока они заняты разбивкою лагеря, и потому со значительнейшею частью собственной конницы и с нумидянами, предводительствуемыми Масанассою, он устремился на неприятельский лагерь в уверенности захватить Публия врасплох. Но Публий заранее уже предвидел нападение врага и укрыл свою конницу, равносильную карфагенской, за холмом. При внезапном нападении римской конницы многие всадники, устрашенные неожиданностью появления врагов, тотчас бросились бежать⁶⁵, прочие вступили врукопашную с римлянами и дрались храбро. Ловкость спешившихся римских всадников поставила карфагенян в большое затруднение; они выдерживали недолго и с большими потерями стали отступать. Сначала карфагеняне отступали в порядке, потом под натиском римлян ряды их расстроились, и они бежали до самой стоянки. Это подняло дух римлян и повергло карфагенян в уныние. В ближайшие за сим дни противники выстраивали свои войска на промежуточной равнине между стоянками; их конницы и легковооруженные легкими стычками дразнили друг друга пока наконец воюющие не решили померяться силами в открытом сражении.

22. На сей раз Публий употребил, как кажется, двоякую хитрость. По его наблюдению, Гасдрубал обыкновенно выводил свои войска из лагеря в поздний час и ставил ливийцев в центре, а слонов впереди обоих флангов. Сам Публий привык выходить из лагеря позднее Гасдрубала⁶⁶, римлян ставил в центре против ливиян, а иберов на флангах. Теперь Публий в решительный день расположил свои войска в обратном порядке и тем много содействовал перевесу своих и ослаблению неприятеля. Он послал своих слуг с приказанием всем трибунам и солдатам завтракать ранним утром⁶⁷ и, надев доспехи, выходить за окопы. Все догадывались, что будет битва, и охотно исполняли приказание. Тогда Публий отрядил вперед конницу и легковооруженных и приказал им подойти к неприятельской стоянке и смело тревожить врага легкими схватками. С пехотой, как только взошло солнце, он сам двинулся вперед и, дойдя до середины равнины, выстроил солдат в порядке, обратном прежнему, именно, в середине поставил иберов, а на флангах римлян. Так как римская конница приблизилась к окопам внезапно, и тут же выходило в поле и остальное войско, то карфагеняне едва успели вооружиться. Гасдрубал вынужден был, невзирая на то, что солдаты его были еще натощак и не приготовились, поспешно выслать свою конницу и легковооруженных против неприятельской конницы на равнину, строить пехоту в боевой порядок, причем он поставил ее, как бывало обыкновенно и раньше, на ровном месте недалеко от предгорья. Некоторое время римляне держались спокойно. Солнце поднималось все выше, а стычка легковооруженных не кончалась ничем, ибо теснимая сторона укрывалась под своей фалангой и затем снова шла в битву. Тогда Публий отвел своих застрельщиков за боевую линию промежутками между манипулами в тылу распределил их по флангам, легковооруженных впереди, за ними конницу, и начал движение на неприятеля с фронта; находясь на расстоянии от противника не больше стадии⁶⁸, он приказал иберам в том же порядке продолжать наступление⁶⁹, правому крылу римлян, манипулам и турмам сделать оборот направо, а левому налево.

23. Сам он отделил от левого крыла, а Луций Марций и Марк Юний от правого три передовых турмы, перед ними поставил по обычаю римлян легковооруженных и три манипула, — каковой отряд пехоты именуется у римлян когортою⁷⁰, — со своим войском сделал оборот влево, а Луций и Марк вправо, и колонна ускоренным шагом двинулась на неприятеля, по мере движения поворачивались и примыкали к ней следующие далее ряды. Когда римские войска были уже недалеко от неприятеля, а иберы, медленным шагом наступавшие в передовой линии, находились пока на значительном расстоянии, Публий согласно первоначальному плану повел римские войска колонною разом на оба крыла карфагенян. В последовавших за сим движениях задние ряды выстроились в одну прямую линию с передовыми и в одно время с ними вступили в бой с неприятелем, вместе с тем получилось расположение войска, обратное прежнему как вообще в отношении флангов друг к другу, так и, в частности, в отношении пехоты и конницы. Так, на правом фланге конница вместе с легковооруженными оборотом вправо соединилась с передовой линией и сделала попытку обойти противника с фланга, пехота, наоборот, подвигалась влево. Что касается левого фланга, то здесь пехота шла на соединение с передними рядами справа, а конница вместе с легковооруженными — слева. Благодаря такому движению один из двух флангов, состоящих из конницы и легковооруженных, правый, обратился в левый. Впрочем, вождю нужно было не это. Задача его более важная состояла в том, чтобы обойти неприятеля с фланга, и расчеты эти оправдались. Так, военачальнику должны быть вообще известны употребительные в битвах движения, а пользоваться ими надлежит сообразно с обстоятельствами.

24. В завязавшейся схватке жестоко терпели слоны, теснимые и обстреливаемые со всех сторон легковооруженными и конницей, и причиняли своим не меньший вред, как и чужим: слепо кидаясь из стороны в сторону, они давили всякого, кто попадался им под ноги, свой ли то был, или враг. Тогда как на флангах карфагенская пехота была сильно теснима, находившиеся в центре и составлявшие главную силу ливияне пребывали в полном бездействии. Под натиском иберов они не могли ни покинуть занимаемое ими место для оказания помощи флангам, ни исполнить свой долг, оставаясь на месте, потому что противостоявший неприятель не вступал в битву. Некоторое время фланги боролись с одинаковым мужеством, ибо для обеих сторон битва была решительная. Затем к полудню силы карфагенян стали падать, так как выход их из стоянки был вынужденный и преждевременный и они не успели приготовиться как следует к битве. Перевес был на стороне римлян как потому, что они были и сильнее и бодрее противника, так больше всего потому, что их дальновидный военачальник поставил отборнейшие войска против слабейшей части неприятеля. Теснимые римлянами, войска Гасдрубала вначале отступали шаг за шагом, потом оборотили тыл всею массою и устремились к предгорьям; наконец, когда римляне стали напирать сильнее, они в беспорядке бежали к собственной стоянке. Если бы не явилось на помощь божество, карфагеняне были бы теперь же выбиты и из стоянки⁷¹; но вдруг разразилась гроза, пошел проливной продолжительный дождь, так что римляне с трудом возвратились в свою стоянку (Сокращение).

...Илургия⁷², город Иберии (Стеф. Визант.).

...Весьма многие римляне погибли в огне, когда старались овладеть расплавленным золотом⁷³ и серебром, текущим с разных сторон (Свида).

24а. Широкие замыслы Сципиона....Все приветствовали Публия с изгнанием карфагенян из Иберии и уговаривали его отдохнуть от трудов и пожить спокойно после благополучного завершения войны. Публий благодарил за добрые пожелания, но тут же прибавлял, что его больше всего занимает мысль⁷⁴ о том, как бы начать войну против карфагенян. «До сих пор, — сказал он, — воевали карфагеняне против римлян, теперь судьба дозволяет римлянам идти войною на карфагенян» (Сокращение ватиканское и Свида).

...В беседе с Софаком Публий обнаружил такую приветливость и ловкость, — к этому он имел большую способность от природы, — что несколько дней спустя Гасдрубал заметил Софаку, что Публий показался⁷⁴ ему еще опаснее в дружеской беседе, чем на поле брани (Сокращение ватиканское).

25. Возмущение в римском лагере....Когда в римском лагере возмутилась часть войска⁷⁵, Публий при всей своей опытности в деле командования очутился в столь трудном и беспомощном положении, как никогда. Оно и понятно. По отношению к телесным немочам, когда они происходят от внешних причин, каковы холод, зной, усталость, раны, можно принять меры предохранительные, можно легко пособить и лечением; напротив, трудно и предупредить вереды и болезни и лечить их, когда они зарождаются в самом теле. Точно то же бывает в государстве и в войске, именно: против идущих извне замыслов и войн легко человеку бдительному принять меры заблаговременно, легко действовать против них впоследствии, и наоборот: трудно бороться против возмущений, возникающих в недрах государства, против междоусобиц и смут; тут требуются большое искусство и необычайная мудрость. По-моему, есть одно только средство, одинаково пригодное для всякого войска, для всякого государства и для отдельных лиц: никогда, особенно во времена счастья и обильного достатка, не допускать, чтобы войско, государство или отдельный человек пребывали долгое время в бездействии и покое.

Итак, Публий, человек в высокой степени рассудительный, как сказано нами с самого начала, к тому же дальновидный и осторожный, собрал у себя военных трибунов и предложил следующую меру к подавлению восстания: он сказал, что необходимо пообещать воинам уплату жалованья, а дабы они поверили обещанию, необходимо наложенные на города для содержания всего войска дани собирать на виду у всех и возможно ревностнее, как бы для уплаты обещаемого жалованья. Потом те же самые трибуны, продолжал он, снова отправятся к войскам, настоятельно будут убеждать их признать свою виновность и явиться за жалованьем к военачальнику, всем ли воинам разом, или по частям, как им будет угодно. Обстоятельства покажут, заключил он, как нужно будет поступить дальше.

26. Приняв это решение, начальники занялись собиранием денег. Потом, когда трибуны сообщили волю солдат⁷⁶, Публий, получив эти сведения, снова предложил совету обсудить, что делать. На совете было решено назначить день, в который солдаты должны явиться за жалованьем, даровать помилование толпе, а зачинщиков строго покарать; этих последних насчитывалось до тридцати пяти. В назначенный день, когда мятежники явились выслушать о помиловании и получить жалованье, Публий отдал тайный приказ трибунам, которых раньше посылал к войскам, выйти навстречу мятежникам, выбрать на свою долю каждому по пяти зачинщиков, обойтись с ними ласково и лучше всего пригласить к себе на жительство, а кому это не удастся, просить по крайней мере к столу и вообще к совместному время провождению. Находившемуся при нем войску он за три дня до этого приказал запастись дорожными припасами на довольно продолжительное время, так как, объяснял он, предстоит поход с Марком во главе на Андобала. Известие об этом ободрило мятежников, ибо они полагали, что с удалением прочих легионов им предоставлена будет свобода действия, когда они явятся к военачальнику. 27. Меры Сципиона против мятежников и расправа с зачинщиками. Возмутившиеся воины уже подходили к городу * когда Публий отдал приказ остальному войску выступать на следующий день на рассвете в поход с припасами, трибунам же и начальникам союзных войск⁷⁷ велел по выходе из города пропустить вперед обоз⁷⁸, а солдат во всеоружии задержать у ворот, потом распределить между собою городские ворота и принять меры к тому, чтобы из города не вышел ни один из мятежников. Трибуны, которым велено было встретить мятежников, приняли их радушно, лишь только они вошли в город, и согласно полученному приказанию увели зачинщиков к себе. Тогда же им дано было приказание схватить в это самое время тридцать пять зачинщиков возмущения, как только те пообедают, заковать их и содержать под стражей⁷⁹, после этого не выпускать из домов ни единого обитателя, за исключением от каждого дома того, кто должен будет уведомить военачальника о случившемся. Трибуны исполнили приказание. На рассвете следующего дня военачальник заметил, что явившиеся в город мятежники собрались на площади, и созвал их в собрание. По обыкновению все с разных сторон бежали на зов сигнальной трубы, озабоченные мыслью о том, как предстанет пред ними военачальник и что он им скажет по настоящему делу. Тем временем Публий послал гонцов к стоявшим у ворот трибунам с приказанием войти в город, с вооруженными солдатами и расположиться вокруг собрания, засим и сам явился в собрание, причем один вид его поверг всех в изумление. Войско воображало, что Публий все еще болен, и вот теперь они смутились, когда вдруг неожиданно увидели его совершенно здоровым.

28. Тогда-то Публий начал свою речь такого приблизительно содержания. Он выразил недоумение по поводу того, что побудило солдат к возмущению, недовольство ли чем или надежды на что-либо. Он сказал, что по троякому побуждению люди отваживаются встать на отечество или на вождей своих: или они могут укорить в чем-либо своих начальников и потому недовольны ими, или же они досадуют на свое положение, или, наконец, соблазняются надеждою на лучшее, более светлое будущее. «Какая же из этих причин была у вас, спрашиваю я? Ясно, вы негодуете на меня за то, что я не выдавал вам жалованья. Но это была не моя вина, ибо за время моего командования жалованье выдавалось вам всегда полностью. Так обвиняйте же Рим за то, что давно следовавшее вам жалованье не уплачено еще. Но можно ли простирать свое недовольство до того, чтобы восставать на отечество, вскормившее вас, и становиться врагами его? Не лучше ли было бы прийти ко мне для переговоров об этом, попросить друзей ваших принять участие в деле и пособить вам. Снизойти к восставшим воинам можно бывает тогда, когда они служат чужому господину за плату, но ни малейшего снисхождения не заслуживают солдаты, воюющие за себя самих, за своих жен и детей: все равно, как в денежном деле, и он явился бы с оружием в руках, чтобы отнять жизнь у того, кто ему самому б даровал жизнь. Или, быть может, вы скажете, что я причинил вам бóльшие опасности и лишения, чем другим, а эти последние получили бóльшие выгоды и более обильную добычу, чем вы? Но этого вы не дерзнете сказать, а если бы и сказали, то не сумели бы доказать. Итак, чем же вы недовольны и почему подняли возмущение против меня? Задавая этот вопрос, я уверен, что никто из вас ничего не скажет, ничего не придумает. 29. Точно так же не могло побудить вас к возмущению и недовольство настоящим положением. Ибо когда же дела наши шли лучше? Когда победы Рима были многочисленнее? Когда солдат ожидало более светлое будущее, чем теперь? Однако, быть может, какой-либо негодяй⁸⁰ скажет, что успехи врагов больше наших, что их ждет лучшее будущее и что оно обеспечено вернее, чем у нас. Но у кого же это? Не у Андобала ли, или у Мандония? Кому из вас неведомо, что раньше эти люди изменили карфагенянам и перешли к нам, а теперь снова попрали клятву и долг верности и объявили себя нашими врагами? Поистине, почетно опираться на таких людей и вставать на государство! Не могли вы тоже надеяться, что одними вашими силами добудете власть над Иберией. Если и в союзе с Андобалом вы были бы не в силах противостоять нам, то тем бессильнее вы сами по себе⁸¹. На что же возлагали вы ваши упования, желал бы я знать? Разве только на военный опыт и храбрость новоизбранных вами вождей⁸² или на прутья и секиры⁸³, предшествующие им! Стыдно говорить об этом больше. Итак, солдаты, ни одного из поводов к возмущению у вас нет, и вы не могли бы выставить ни единой справедливой жалобы, хотя бы самой маловажной, ни против меня, ни против отечества. Вот почему я готов оправдывать вас перед Римом и передо мною, в вашу пользу выставляя доводы, признаваемые всеми, именно: всякую толпу легко совратить и увлечь, на что угодно, потому что со всякой толпой бывает то же, что и с морем⁸⁴. По природе своей безобидное для моряков и спокойное, море всякий раз, как забушуют ветры, само получает свойства ветров, на нем свирепствующих. Так и толпа всегда проявляет те самые свойства, какими отличаются вожаки ее и советчики. Вот почему я и все прочие начальники прощаем вас и уверяем, что не станем взыскивать за случившееся ни с кого, только зачинщиков возмущения мы решили покарать нещадно, как они то заслужили преступлением своим против отечества и против нас».

30. Едва окончил Публий, как стоявшие вокруг солдаты в полном вооружении ударили согласно сигналу мечами в щиты, и вместе с тем введены были зачинщики возмущения, скованные и раздетые. Грозная обстановка и развертывающиеся перед глазами ужасы навели такой страх на толпу, что никто из присутствующих не изменился даже в лице, не издал ни единого звука, пока одних секли, другим рубили головы: все оцепенели, пораженные зрелищем. Зачинщиков мятежа, обезображенных, бездыханных, поволокли через толпу, а остальным солдатам вождь и прочие начальники дали от имени государства уверение в том, что никто больше не будет наказан. Со своей стороны, солдаты выходили поодиночке вперед и клятвенно обещали трибунам пребывать впредь в покорности велениям своих начальников и никогда больше не злоумышлять против Рима. Итак, Публий ловко отвратил грозную опасность и восстановил в своих войсках прежний порядок (Сокращение и Сокращение ватиканское).

31. Война римлян с Андобалом. Речь Публия к солдатам....Вскоре за сим в самом еще Карфагене⁸⁵ Публий созвал свои войска в собрание, говорил много и настойчиво о наглости и вероломстве Андобала и старался разжечь войска против поименованных выше владык⁸⁶. Вслед за сим он перечислил битвы, какие до сих пор они вели против совместных сил иберов и карфагенян с карфагенскими вождями во главе. Из этих сражений римляне всегда выходили победителями, а потому, сказал Публий, не подобает смущать себя мыслями о том, что они могут потерпеть неудачу в битве с одними иберами и с вождем их Андобалом. По этому же самому, продолжал Публий, он и решил ни за что не пользоваться пособничеством кого бы то ни было из иберов, вести борьбу единственно силами римлян, дабы для всех стало ясно, что мы восторжествовали в войне над карфагенянами и выгнали их из Иберии благодаря не иберам, как утверждают некоторые, что, напротив, и карфагенян, и кельтов, и иберов мы одолели доблестями римлян и собственным нашим мужеством. После этого Публий убеждал воинов действовать единодушно и бодро идти в предстоящую битву, как и во всякую другую, а он уж сам с помощью богов позаботится надлежаще о победе. Войско воспылало такою ревностью к битве и такою отвагой, что все солдаты походили с виду на людей, которые уже глядят на врага и почти что вступают в решительный бой.

32. Публий кончил речь и распустил собрание, а на следующий день снялся со стоянки, двинулся вперед и на десятый день достиг реки Ибера, четыре дня спустя после этого переправился чрез реку и разбил свой лагерь в виду неприятеля; между его лагерем и неприятельским расстилалась долина. На другой день он велел согнать в эту долину часть скота, следовавшего за войском, отдав приказание Гаю * держать наготове конницу, и нескольким трибунам такое же приказание относительно легковооруженных. Вскоре иберы напали на скот, и потому Публий отрядил против них часть легковооруженных. Произошла схватка, и так как обе стороны посылали подкрепление своим, то в долине завязался жаркий конный бой передовых отрядов. Момент был благоприятный для нападения, и Гай, у которого согласно распоряжению Публия конница была наготове, бросился к сражающимся и отрезал неприятелей от предгорья, благодаря чему большинство их, рассеянное по долине, было перебито конницею. Раздосадованные этим варвары беспокоились, как бы неприятель не вообразил, что вследствие понесенной неудачи они совсем упали духом, и потому чуть свет вышли из стоянки и все свои силы выстроили к бою. Публий готов был начать битву; но он видел, как бессмысленно иберы спускаются в долину и строят на равнине в боевой порядок не только свою конницу, но и пехоту, оставался поэтому в покое с целью дать врагу время выстроиться в долине в возможно большем числе. Надежды свои Публий возлагал на собственную конницу и еще больше на пехоту, ибо пехота его и мужеством солдат, и вооружением своим далеко превосходила иберийскую в открытом бою, в котором войско действует все разом⁸⁷.

33. Сражение Публия с Андобалом. Когда, по его мнению, настала пора действовать, Публий отрядил легковооруженных⁸⁸ против той части неприятеля, что выстроилась у предгорья, а против войска, спустившегося в долину, он разом повел из лагеря все прочие силы по четыре когорты в линию⁸⁹ и ударил на неприятельскую пехоту. В это время и Гай Лелий со своей конницей двинулся вперед по холмам, которые тянулись от стоянки в сторону долины, и ударил в конницу иберов с тыла, чтобы занять ее сражением. Вследствие этого неприятельская пехота лишилась поддержки конницы, на каковую она рассчитывала, когда спускалась в долину, и стала подаваться под натиском врагов назад; то же было и с конницей. Отрезанная и сдавленная в теснине, она терпела потери больше от своих, чем от врагов, потому что собственная пехота налегала на нее сбоку, пехота неприятельская теснила спереди, а неприятельская конница зашла с тыла. При таком обороте дела почти все войско, спустившееся в долину, было истреблено, а находившееся у предгорья бежало. Это последнее составляли легковооруженные, третья часть всего карфагенского войска; с ними-то и спасся Андобал бегством в укрепленную местность (Сокращение).

...По завершении иберийской войны Публий⁹⁰ возвратился в Тарракон среди величайшего ликования, ибо он возвращался с правом на великолепнейший триумф для себя⁹¹ и с блистательнейшей победой для отечества. Не желая запаздывать в Рим к консульским выборам, Публий сделал касательно Иберии все распоряжения, войско передал Юнию и Марцию⁹², а сам с Гаем и прочими друзьями отплыл в Рим (там же).

34. Мир Антиоха с Эвфидемом....Эвфидем⁹³ также был родом из Магнесии и потому в беседе с Телеем высказывал, что Антиох действует несправедливо, стараясь лишить его царства. Не он первый, продолжал Эвфидем, восстал на царя; напротив, он достиг владычества над Бактрианою тем, что истребил потомство нескольких других изменников. Долго говорил так Эвфидем и наконец просил Телея оказать ему услугу в мирном посредничестве и убедить Антиоха оставить за ним царское имя и сан; если Антиох не исполнит его просьбы, то положение обоих становится небезопасным. На границе, продолжал он, стоят огромные полчища кочевников, угрожающие им обоим и, если только варвары перейдут границу, то страна наверное будет завоевана ими. С этими словами Эвфидем отпустил Телея к Антиоху. Царь давно уже мечтал о прекращении войны и потому охотно принял сообщенные Телеем условия замирения. Не раз еще Телей переходил от одного к другому; наконец Эвфидем послал сына своего Деметрия привести переговоры к концу. Царь принял его ласково и нашел, что юноша и по наружному виду, и по прекрасному обращению достоин царского сана, поэтому, во-первых, обещал ему руку одной из дочерей своих, во-вторых, согласился удержать за отцом его царское звание. Прочие условия вошли в письменный договор, и клятвенный союз был заключен. Снабдив войска обильными припасами и взяв с собою слонов Эвфидема, Антиох снялся со стоянки. Он перевалил через Кавказ * и спустился в Индию, где возобновил дружественный союз с царем индийцев Софагасеном, и взял с собою его слонов, так что всех слонов у него было до полутораста, снова снабдил войско припасами и двинулся в обратный путь, а на месте оставил кизикенца Андросфена для получения от царя выговоренных сокровищ. Он прошел Арахосию⁹⁴, переправился через реку Эриманф⁹⁵ и проник через Дрангену в Карманию; зима приближалась, и потому здесь он остановился на зимовку. Так завершился поход Антиоха в верхнюю Азию, когда он подчинил своей власти не только сатрапов верхних областей, но также приморские города и владык земель по сю сторону Тавра, вообще упрочил свою власть отвагою и настойчивостью, внушавшими страх всем его подданным. И в самом деле, благодаря этому походу не только народы Азии, но и Европы признали в нем человека, достойного царской власти (Сокращение).

Поиск по сайту: