Полибий 1 страница

Из предисловия к книге: различные виды истории, предпочтение политической истории (1—2). Тщетные усилия Ганнибала прорваться в Капую или заставить римлян снять осаду города; движение Ганнибала к Риму (3—5). Ганнибал под Римом, обратное движение его в Кампанию, захват множества региян (6—7). Доблести карфагенян и римлян (8—9). Римляне под Тарентом (9). Рассуждения автора по поводу ограбления Сиракуз Марцеллом (10). Поведение карфагенских вождей в Иберии (11). Необходимые для полководца познания в астрономии: случаи с Аратом под Кинефою, с Клеоменом под Мегалополем, с Филиппом под Мелитеей, с Никием под Сиракузами (12—21). Характер Ганнибала (22—26). Местоположение и достопримечательности Акраганта; переселение жителей Агафирна в Италию (27). Речь этолийского посла Хленея в Лакедемоне (28—31). Речь акарнана Ликиска в Лакедемоне (32—39). Замечание об афинянах; отчаянная решимость акарнанов в войне с этолянами (40). Осада Эхина Филиппом; нападение на него Публия и Доримаха (41—42). Взятие Эгины римлянами (42). Особенности реки Евфрата (43). Посольство римлян к Птолемею (44). Мелкие отрывки (45).

1....Таковы замечательнейшие события помянутой выше олимпиады ¹, четырехлетнего периода времени, который мы считаем нужным называть олимпиадою; постараемся рассказать их в двух книгах. Я не отрицаю, что сочинение наше страдает некоторою сухостью и при однородности содержания может быть пригодно и приятно для одного только класса читателей. Напротив, большинство историков, если не все почти, вводят в историю всевозможные предметы ² и потому привлекают к своим сочинениям множество разнообразных читателей, именно: любитель легкого чтения ³ увлекается генеалогической историей ⁴; человек, жаждущий сложных хитросплетений ⁵, — рассказами о колониях, об основании городов, о родстве племен, что имеется, например, у Эфора; наконец повесть о судьбах народов, городов и их правителей пленяет государственного человека. Так как мы во всем нашем повествовании имеем в виду изложение событий без всяких прикрас ⁶, то можем угодить, как выше сказано, одному только разряду читателей, потому что большинству чтение нашего труда не доставит никакого удовольствия. Хотя в другом месте мы подробно объясняли, почему опущены у нас все прочие задачи истории и почему мы решились излагать только государственные события, однако и здесь не излишне будет ради вящей ясности кратко напомнить читателю сказанное.

2. Многие на разные лады излагали генеалогии, мифы, историю колоний, а также родство племен и основание городов. Поэтому историку, теперь пишущему о тех же предметах, остается одно из двух: или выдавать чужое за свое собственное, что весьма предосудительно, или, раз он этого не желает, предпринимать совершенно напрасный труд, сознавая, что описываешь и разъясняешь предметы, которые достаточно разъяснены предшественниками и в таком виде переданы потомкам. По этим и многим другим соображениям мы оставили в стороне подобные предметы и избрали для себя тот вид истории, который занимается судьбами государств, во-первых, потому что события непрестанно меняются и требуют все нового оповещения, ибо предкам не суждено было поведать о событиях последующих; во-вторых, потому что этот вид истории наиболее полезен; таким он был раньше, таков он особенно теперь, когда, благодаря достигнутым в наше время успехам в точных знаниях и искусствах, человек любознательный имеет возможность как бы подчинять все, что от времени до времени случается, определенным правилам. Вот почему, преследуя не столько забаву любителей чтения, сколько пользу серьезного читателя ⁷, мы оставили все прочее в стороне и отдались нашей задаче. Внимательный читатель найдет в нашей истории вернейшее подтверждение высказанных здесь суждений (Сокращение и Сокращение ватиканское).

3....Ганнибал ⁸ окружил кольцом стоянку Аппия и сначала пытался вызвать неприятеля к открытому сражению мелкими стычками. Но так как римляне не поддавались искушению, то, наконец, дело получило вид правильной осады, именно: конница Ганнибала эскадронами устремлялась на неприятельский лагерь и с криком метала в него дротики, между тем как пехота нападала манипулами, стараясь прорвать линию окопов. Однако и этим способом действий Ганнибал не мог вынудить римлян отказаться от усвоенного плана: легкие войска их отражали нападения на окопы, а тяжеловооруженная пехота римлян, защищенная от метательных копий своим вооружением, оставалась на месте в боевом строю по манипулам. Ганнибала смущал такой оборот предприятия, потому что он не мог ни проникнуть в город, ни вызвать римлян на правильную битву, — и вот он стал обдумывать, что делать при таких обстоятельствах. Я полагаю, что тогдашнее положение дел способно было смутить не одних карфагенян, но и всякого, кто слышал о нем. Невероятным кажется, каким образом римляне, много раз побежденные карфагенянами и теперь не дерзавшие стать лицом к лицу против них, тем не менее отказывались склониться перед неприятелем и покинуть поле битвы. До сих пор римляне всегда только следовали за неприятелем издали, держась горных склонов; теперь же они утвердились в равнине, в прекраснейшей области Италии, и осаждали могущественнейший город, а враг теснил их со всех сторон, и римлянам даже на мысль не приходило померяться с врагом в открытой борьбе. С другой стороны и карфагеняне, неизменно побеждавшие в открытых битвах, в некоторых отношениях были не в лучшем положении, как и побежденные. По-моему, так объясняется поведение обеих сторон: те и другие ясно сознавали, что причина побед карфагенян и поражений римлян лежит в коннице Ганнибала. Отсюда понятно, почему тотчас после битвы легионы побеждаемых римлян только следовали за неприятелем издали, то есть шли такими местами, где неприятельская конница не могла причинять им никакого вреда. [4.] Таким образом, и поведение противников под Капуей имело достаточные основания, именно: римское войско не осмеливалось выходить в открытое сражение из страха перед неприятельской конницей; но оно спокойно держалось в своей стоянке в твердом убеждении, что та самая конница, которая наносила поражения в открытых битвах, будет теперь безвредна для него. Равным образом и карфагеняне не могли рассчитывать на то, что они продержатся со своей конницей долгое время на одном месте, ибо римляне уничтожали все кормовые запасы в окрестностях, чтобы затруднить долговременное пребывание на месте карфагенской конницы: на спинах животных совершенно невозможно было доставить издалека сена или ячменя для прокормления огромного количества лошадей и вьючного скота. В то же время карфагеняне не отваживались располагаться лагерем без конницы вблизи неприятеля и брать приступом защищающие врагов окопы и канаву; да и исход открытой борьбы равным оружием без участия конницы представлялся сомнительным. Помимо этого, карфагенян тревожила мысль о том, как бы новоизбранные консулы ⁹ не прибыли к месту сражения, не расположились поблизости лагерем и, отрезав доставку припасов, не поставили бы их тем самым в безвыходное положение. Таким образом, Ганнибал понял всю невозможность силою принудить неприятеля снять осаду и потому остановился на ином плане ¹⁰. Так, он рассчитывал, что если совершит тайный переход и внезапно предстанет перед Римом, то неожиданностью появления наведет ужас на городских жителей и, быть может, успеет кое-что сделать против самого города; и во всяком случае он, думалось Ганнибалу, вынудит Аппия или снять осаду и поспешить на помощь родному городу, или разделить свои силы, а тогда можно будет одолеть как идущие на помощь войска, так и оставленные на месте под Капуей.

5. Обдумав это, Ганнибал отправил гонца с письмом в Капую; в страхе за сохранность письма он уговорил некоего ливийца идти к римлянам под видом перебежчика, а оттуда проникнуть в город. Он был сильно озабочен тем, что капуанцы при виде его удаления придут в смущение и с отчаяния передадутся римлянам. Вот почему Ганнибал и отправил ливийца с сообщением о своем плане, дабы они, будучи осведомлены о его замыслах и о причине отступления, с бодростью выдерживали осаду. Между тем жители Рима по получении известий о Капуе, о том именно, что Ганнибал со своим лагерем находится вблизи и держит в осаде римские легионы, все заволновались ¹¹ и пришли в ужас при мысли, что близок час их окончательной гибели, и всецело поглощены были этой тревогой и тогда, когда отправляли войска, и тогда, когда заготовляли военные средства. Между тем капуанцы по получении письма от ливийца узнав замыслы карфагенян, упорствовали в своем сопротивлении, решив испытать еще эту надежду.

На пятый день пребывания под Капуей после вечери Ганнибал велел оставить горящими сторожевые огни и сниматься со стоянки так, чтобы никто из врагов не догадался, в чем дело. Быстрым непрерывным маршем прошел он через Самнитскую землю, не переставая исследовать лежавшие по дороге местности с помощью передовых отрядов и занимать их своими войсками, и в то время, как в Риме все было занято еще мыслями о капуанских делах, он тайком перешел реку Анион ¹² и подошел к городу настолько, что разбитый им лагерь отстоял от Рима не более как на сорок стадий*.

6. Весть о случившемся пришла в Рим и повергла находившихся в городе римлян в величайшее смятение и ужас: событие было внезапно и неожиданно, потому что никогда еще Ганнибал не подходил столь близко к городу. Вместе с тем зародилось предположение, что враги в своей дерзости подошли так близко потому только, что капуанские легионы уничтожены. Поэтому мужчины спешили занять стены и удобные пункты перед городом, а женщины ходили по храмам и молили богов, вытирали помосты святилищ своими волосами ¹³. Так поступают они обыкновенно, когда родной город постигает какое-либо тяжкое бедствие. Ганнибал тотчас расположился лагерем и собирался на следующий же день идти на самый город, и только случай неожиданный, ниспосланный судьбою спас римлян. Гней и Публий ¹⁴ перед тем произвели набор одного легиона и обязали солдат клятвою явиться в этот день во всеоружии в Рим, а теперь набирали и производили смотр другого легиона. Благодаря этому само собою случилось так, что в Риме в решительную минуту собрано было много войска. Консулы смело вывели свои войска, расположились станом перед городом и тем задержали движение Ганнибала. Дело в том, что карфагеняне вначале действительно устремились на город не без надежды взять приступом самый Рим. Но, завидя неприятеля в боевом порядке и вскоре узнав все от пленного римлянина, они не думали больше о нападении на город и занялись опустошением окрестностей, исходили их вдоль и поперек и жгли дома. С самого начала карфагеняне загнали в лагерь и собрали огромное множество скота, потому что совершили набег в такие места, куда, как всем казалось, не проникнет никакой враг. [7.] Но затем, когда консулы сверх всякого ожидания отважились противопоставить свой лагерь на расстоянии всего десяти стадий, Ганнибал, с одной стороны, собрав обильную добычу, с другой — отказавшись от надежды взять город, сосчитал наконец, — и это самое важное, — те дни, в течение коих, согласно его первоначальному расчету, Аппий должен был получить известие об угрожающей городу опасности, снять осаду и со всем войском спешить на помощь Риму или часть войска оставить на месте, а с другою, большею, поспешно идти к городу. Случилось ли то, или другое, думал Ганнибал, ему выгодно сняться с места, и он к утру двинул свои войска из лагеря. Со своей стороны Публий и Гней приказали разрушить мост на помянутой выше реке и, вынудив карфагенян переправляться вброд, теснили неприятеля во время переправы и сильно затруднили его движение. Правда, при многочисленности неприятельской конницы и при ловкости нумидян, всюду поспевавших на помощь, консулы не могли сделать чего-либо важного; но они отбили значительную долю добычи, перебили около трехсот человек врагов и возвратились пока в стоянку; тут же решили, что карфагеняне отступили с такою поспешностью из страха, и потому последовали за ними стороною по горным склонам. Сначала Ганнибал спешил к намеченной цели и потому шел ускоренным маршем, но потом, когда на пятый день был уведомлен, что Аппий продолжает осаду, остановился, выждал приближения следовавшего за ним неприятеля и ночью еще напал на римский лагерь, причем множество римлян положил на месте, а прочих вытеснил из стоянки. На следующий день Ганнибал увидел, что римляне отступили к сильным высотам и решил не дожидаться их более; он направил путь через Давнию и Бруттий и явился перед Регием столь неожиданно, что едва не захватил самого города, а всем жителям, которые вышли было на окрестные поля, отрезал путь к городу, вследствие чего весьма многие регияне попали в руки Ганнибала тотчас по его прибытии.

8. Мне кажется, справедливо будет отметить здесь доблесть карфагенян и римлян, какую они проявили в это время, и упорство их в ведении войны. В самом деле, все дивятся тому, как фиванец Эпаминонд ¹⁵, явившись с союзниками к Тегее и узнав, что и сами лакедемоняне всем ополчением прибыли к Мантинее и туда же собрали своих союзников с целью дать битву фиванцам, велел своим войскам вечерять в обычный час и немедленно с наступлением ночи двинулся в поход, как бы поспешая занять своевременно удобные места для предстоящей битвы; а потом, когда мысль эта перешла в массу войска, он продолжал путь по направлению к Лакедемону. В третьем часу ¹⁶ Эпаминонд неожиданно предстал перед городом и, так как в Спарте не было гарнизона, пробился до площади и завладел обращенными к реке частями города. План его не удался благодаря несчастной случайности, тому именно, что какой-то перебежчик ночью проник в Мантинею и дал знать царю Агесилаю о случившемся, и войско его явилось на помощь в то самое время, когда город переходил в руки неприятеля. После этого Эпаминонд велел войскам завтракать на берегах Евроты, дал им оправиться после трудного дела и тем же путем устремился обратно. Эпаминонд рассчитал, что с прибытием лакедемонян и союзников на помощь в Спарту, Мантинея теперь будет беззащитной, как действительно и случилось. Вот почему он обратился с ободряющими словами к своим фиванцам, совершил ускоренный переход ночью и явился под Мантинеей к полудню, когда в городе не было никакого гарнизона. В это время афиняне явились на помощь лакедемонянам, желая согласно договору принять участие в борьбе их против фиванцев. Уже передовой отряд фиванцев достиг святилища Посейдона, которое отстоит от города на семь стадий*, когда афиняне как бы нарочито появились на возвышенности, господствующей над Мантинеей. При виде их оставшиеся в городе мантинейцы воспрянули духом настолько, что взошли на городские стены и помешали нападению фиванцев. Поэтому историки не без основания выражают досаду по поводу рассказанных здесь событий; они говорят, что вождь исполнил все, что было в силах доблестного военачальника, что Эпаминонд одержал верх над неприятелем, но был побежден судьбою.

9. Подобное суждение могло бы относиться и к образу действий Ганнибала. Так, нападением на врага в небольших стычках ¹⁷ он пытался освободить Капую от осады, а когда потерпел неудачу, устремился к самому Риму; потом, когда по несчастной случайности и этот план не удался, он пошел обратно, причинил урон следовавшим за ним врагам и не без основания поджидал минуты, когда снимется с места осаждавшее Капую войско; наконец, не переставал вредить врагу, пока чуть не отнял города у региян ¹⁸. Разве можно не превозносить полководца за такие подвиги и не удивляться ему?

С другой стороны, и римляне в этих трудных обстоятельствах, нужно сознаться, оказались выше лакедемонян, именно: лакедемоняне при первом известии об опасности кинулись все поголовно к Спарте и спасли город, но зато по собственной вине потеряли Мантинею. Римляне и родной город защитили, и осады не сняли, оставаясь непоколебимо верными усвоенному плану действий, и потому с бодрым духом продолжали осаду капуанцев. Это рассказано мною не столько ради превознесения римлян или карфагенян, так как я много раз уже воздавал им хвалу, сколько в поучение вождям обоих народов ¹⁹ и будущих правителей любого государства, дабы они, памятуя прошлое или наблюдая настоящее, соревновали не тем деяниям, которые обличают слепую отвагу перед опасностями, но тем скорее, в которых проявляются непоколебимая решимость, изумительная проницательность, благородное, достойное вечной памяти настроение духа, без отношения к тому, удалось ли предприятие, или не удалось, лишь бы ведено было разумно (Сокращение).

...Когда римляне осаждали Тарент ²⁰, на помощь городу прибыл с огромнейшим войском Бомилкар, начальник морских сил карфагенян, но он не мог помочь жителям города, так как римляне крепко держались в своем лагере, и мало-помалу люди Бомилкара потребили все съестные запасы. Как прежде он прибыл в Тарент, уступая просьбам его жителей и щедрым обещаниям, так теперь мольбы осажденных вынудили его удалиться обратно (Герон).

10....Не внешнее великолепие ²¹ украшает город, но доблести его жителей (Сокращение).

...По этой причине римляне решили упомянутые выше предметы перевести на родину и ничего не покидать на месте. Долго можно бы говорить о том, правильно ли и с пользою для себя поступили в этом деле римляне или нет. Во всяком случае есть больше оснований утверждать, что и тогда они поступили неправильно, и теперь напрасно поступают таким образом. Если бы римляне превознесли отечество с помощью подобных предметов, то они поступали бы правильно, перевозя на родину те самые предметы, коим обязаны были своим могуществом. Напротив, если в то время, когда жизнь их отличалась наибольшею простотою, когда им более всего чужды были роскошь и великолепие, римляне покоряли один за другим народы, обладавшие подобными предметами самого высокого достоинства и в избытке, то нельзя сомневаться, что римляне поступали теперь неправильно. Если победоносный народ покидает свои привычки и усваивает себе нравы побежденных, а в то же время навлекает на себя следующую засим неразлучно зависть, коей больше всего должны опасаться властвующие народы, то всякий без колебаний скажет, что такое поведение ошибочно. Ибо при виде обладания чужим достоянием человек не столько восхищается счастьем обладателя, сколько завидует ему и вместе с тем проникается состраданием к тому, кому богатство это принадлежало первоначально. Но зло удваивается, когда счастье все больше и больше благоприятствует победителю, когда он собирает у себя богатства прочих народов и как бы приглашает на это зрелище всех ограбленных. Ибо тогда зрители жалеют уже не постороннего человека, но самих себя, памятуя свои собственные невзгоды. Вследствие этого против баловня судьбы возгорается не зависть только, но и злоба, потому что воспоминание о собственных несчастиях всегда служит как бы источником ненависти против виновника испытанных несчастий. Итак, накопление у себя золота и серебра еще может быть оправдано, ибо невозможно покорить своей власти мир без того, чтобы не обессилить прочие народы и не увеличить собственных средств. Но внешние украшения могущества подобало бы оставить вместе с завистью там, где они были первоначально, ибо вернее можно прославить и украсить родной город не картинами и статуями, но строгостью нравов и мужеством. Да послужат слова наши уроком для всех народов, приобретающих власть над другими; пускай они не думают, что ограблением городов и чужими страданиями они приумножат славу отечества. Что касается римлян, то, перевезя к себе перечисленные выше богатства сиракузян, они предметами домашней утвари украсили свои частные жилища, а предметы народного достояния употребили на украшение города ²² (Сокращение и Сокращение ватиканское).

11....Карфагенские военачальники ²³ одолели своих врагов, но не могли совладать сами с собою и, воображая, что война с римлянами кончена, начали распрю друг с другом. Побуждениями к тому постоянно служили любостяжание ²⁴ и властолюбие, от природы присущие финикиянам. Один из вождей Гасдрубал, сын Гескона, в ослеплении властью унизился до того, что дерзнул требовать большую сумму денег от вернейшего из карфагенских друзей в Иберии, Андобала ²⁵, задолго до того потерявшего власть из-за карфагенян и только недавно снова восстановленного в награду за верность им. Когда Андобал, полагаясь на преданность свою карфагенянам, отказал, Гасдрубал возбудил против него ложное обвинение и принудил выдать в заложницы своих дочерей (О добродетелях и пороках).

12....Все, что касается военных предприятий, требует большой осмотрительности; но в каждом деле можно достигнуть успеха, если только заранее начертанный план действия будет выполняться разумно. Всякий, кто пожелает черпать уроки из прошлого, может легко убедиться, что в военном деле не столько значат открытые действия силою, сколько вовремя употребленные меры хитрости. Что, с другой стороны, чаще кончаются неудачею, чем успехом, такие предприятия, которые рассчитаны на счастливую случайность, и это нетрудно узнать из обозрения событий. Верно, наконец, и то, что неудачи большею частию происходят от невежества или легкомыслия вождей. Теперь уже можно рассмотреть, каково должно быть поведение рассудительного вождя ²⁶.

Все, что происходит на войне независимо от заранее составленного плана, не заслуживает вовсе названия деяний; это скорее случайности или счастливые совпадения. Поэтому мы и не станем говорить о происшествиях случайных, не имеющих правильного устойчивого основания. Обсуждению должны подлежать те события, которые совершаются во исполнение плана; о них только и будет наша речь. Если каждое мероприятие приурочено бывает к известному времени и месту, имеет определенную продолжительность, нуждается в тайне и определенных условных знаках, в исполнителях и пособниках, а также в средствах исполнения, то наверное не потерпит неудачи военачальник, который правильно взвесит все стороны предприятия, и, напротив, все предприятие рушится, если упущена будет хоть одна из этих подробностей. [13.] Природа так устроила, что для неудачи в замыслах достаточно первой случайной мелочи, тогда как для успеха едва достаточно всей совокупности благоприятных условий. Вот почему вождям не следует пренебрегать ничем в подобных предприятиях. Первое из перечисленных выше условий — молчание, умение не выдавать тайны никому из посторонних ни в радости по случаю неожиданной удачи, ни из страха, ниже в порыве привязанности или любви, умение делиться своими планами с теми только, без кого невозможно осуществить их, да и с ними не преждевременно, а лишь тогда, когда время укажет надобность в услугах того или другого из них. Молчание должно быть не на языке только, но еще больше в душе; ибо многие люди, скрыв свои намерения молчанием, выдают себя самою наружностью или поведением. Во-вторых, необходимо быть осведомленным о дневных и ночных переходах, а равно о времени, которое требуется для них, не только о сухопутных, но и морских. В-третьих, и это самое важное, должно уметь распознавать время по состоянию неба, дабы верно приурочить к известной поре задуманное дело. Равным образом не должно пренебрегать выбором места действия, потому что часто в зависимости от места возможным становится то, что казалось невозможным, и, наоборот, казавшееся возможным, становится невозможным. Наконец, следует надлежаще позаботиться об условных знаках, простых или обоюдных ²⁷, равно как и о выборе исполнителей замысла и пособников.

14. Что касается перечисленных выше знаний, то одни из них приобретаются опытом, другие путем разведок ²⁸, третьи правильным изучением. Лучше всего, если вождь сам познакомится с дорогами и с тою местностью, куда он должен направиться, с ее природными свойствами, а равно с исполнителями предприятия и пособниками. Если этого нет ²⁹, он обязан тщательно поразведать, а не доверяться первому встречному, и в руках вождя, следующего за проводниками, всегда должен быть залог их верности. Я думаю, эти и подобные сведения начальники могут приобретать из знакомства с военными походами, которые они совершают сами или о которых узнают посредством разведок. Познания научные приобретаются изучением и исследованием, особенно к области астрономии и геометрии; приобретение этих познаний, по крайней мере для военных нужд, требует небольшого труда, но пользу они приносят большую и могут много содействовать успешному осуществлению военных предприятий. Наиболее необходимо знание того, как проходят день и ночь ³⁰. Если бы дни и ночи всегда проходили одинаково, тогда не требовалось бы ни малейшего труда и относящиеся сюда сведения были бы обычным достоянием всех людей. Но так как меняется не только отношение между днем и ночью, но и прохождение дней и ночей, то отсюда понятною становится настоятельность знаний о том, когда дни и ночи прибывают и когда убывают. В самом деле, есть ли возможность совершить благополучно дневной или ночной переход, когда не знаешь этих изменений дня и ночи. Без таких знаний невозможно поспеть куда бы то ни было своевременно, и всегда или опоздаешь, или поспешишь, а в военных предприятиях, и только в них, поспешность бывает хуже запоздания. Ибо если пропустить назначенное время, то только не будешь иметь удачи; поняв ошибку вдали от неприятеля, можешь беспрепятственно повернуть назад; напротив, если прибудешь раньше времени и о твоем прибытии узнает неприятель, то не только не достигнешь цели предприятия, но и поставишь себя в опаснейшее положение.

15. Если все человеческие дела находятся в зависимости от времени, то военные наипаче. Поэтому военачальник обязан иметь ясное понятие о летнем и зимнем солнцестоянии, о времени равноденствий, а также о промежуточной прибыли и убыли дня и ночи; ибо таким только способом можно вычислить с точностью время, потребное для совершения переходов сухим путем или морем. Потом, полководец обязан знать частичные промежутки времени, на которые делятся день и ночь, дабы иметь понятие о том, когда должно будить войско и сниматься со стоянки, потому что нет возможности увенчать дело, если дурно оно начато. Пору дня можно еще определить по тени, по движению солнца и по тем расстояниям, какие оно проходит на небе. Но пору ночи нелегко определить, если кто не умеет руководствоваться при взгляде на небесный свод двенадцатью созвездиями в их порядке и последовательности, что очень легко для человека, усвоившего себе познания в астрономии ³¹. Ибо хотя ночи и неодинаковой продолжительности, но в каждую ночь шесть созвездий ³² из двенадцати поднимаются над горизонтом; таким образом несомненно, одним и тем же частям ночи соответствуют одинаковые части двенадцати созвездий, поднимающиеся над горизонтом. Так как мы знаем ту часть небесного свода, какую солнце проходит днем, то после солнечного заката над горизонтом непременно должна подниматься прямо противоположная ей часть зодиака. Итак, каждый раз, чем больше та часть зодиака, которая от этого предела виднеется над горизонтом, тем больше должна быть минувшая часть ночи. Если созвездия нам известны и по количеству, и по объему, то благодаря этому самому становятся известными и отдельные периоды ночи. В облачные ночи должно обращать внимание на луну, ибо свет луны при величине ее виден почти всегда, в какой бы части небесного свода она ни находилась. Делать заключения следует по времени и месту или восхода луны, или, наоборот, заката ее, хотя и в этом отношении знание предмета должно простираться настолько, чтобы известны были ежедневные изменения во времени и месте восходов луны. Впрочем, движения луны легко изучить: они совершаются обыкновенно в пределах одного месяца, а все месяцы кажутся нам одинаковыми.

16. Вот почему нельзя не воздать хвалу поэту* за то, что он изображает нам Одиссея, прежде всего военачальника, человеком, который сообразуется с небесными светилами не только в своих странствованиях по морю, но и в похождениях на суше. Достаточно и того уже, что часто большие затруднения создаются случайностями неожиданными и потому не поддающимися точному предвидению, каковы проливные дожди, разливы рек, чрезмерные морозы и снежные заносы, а также пасмурная туманная погода и прочее тому подобное. Если же мы будем оставлять без внимания и такие явления, которые можно предусмотреть заранее, то, разумеется, по собственной вине будем терпеть неудачи в большинстве предприятий. Потому-то и не следует пренебрегать ни одною из упомянутых выше предосторожностей, дабы не повторять ошибок, в какие впадали в числе многих вождей и те, которых мы назовем ради примера.

17. Так, военачальник ахеян Арат вознамерился было овладеть городом кинефян с помощью измены и со своими сообщниками из города условился о том, в котором часу ночи ему надлежало явиться к реке, текущей от Кинефы, чтобы там с войском дожидаться на Препии ³³; находившиеся в городе заговорщики должны были, когда представится удобный случай, надеть на одного из своих плащ и, не нарушая тишины, отправить его около полудня через ворота за город с тем, чтобы он в некотором расстоянии от города остановился на условленной могильной насыпи; прочие соумышленники должны были напасть на должностных лиц, обязанных охранять городские ворота, когда они предадутся послеобеденному сну. После этого ахеяне должны были со всею поспешностью кинуться из засады к воротам. Все было условлено, и, когда настала пора действовать, явился Арат и, укрывшись подле реки, выжидал условного знака. В пятом часу показался некий владелец ягнят, из числа городских жителей, обыкновенно пасущих свои стада близ города. Ему приспело спросить о чем-то, относящемся к хозяйству, у своего пастуха, и он в плаще вышел из ворот за город и стал высматривать пастуха с той самой могильной насыпи. Воины Арата приняли это за сигнал, и все стремительно бросились к городу. Но находившиеся в городе соумышленники пока вовсе не были готовы, поэтому стража быстро заперла ворота, и отряд Арата не только потерпел неудачу в предприятии, но и на соучастников своих в городе навлек ужаснейшие бедствия: они были обнаружены, тотчас преданы суду и казнены. Что же можно считать причиною несчастия? А то, что начальник, человек очень юный еще и незнакомый с употреблением безошибочных сигналов, двойных или сложных, принял простой условный знак. Так, в военных предприятиях какая-нибудь мелочь решает исход дела в ту или другую сторону.

Поиск по сайту: