Федерация этолян

Полибий — горячий ахейский патриот; на ахейский союз он возлагал самые смелые надежды; в нем он видел осуществленными те начала единения на основе демократии и равенства всех входивших в него государств, которые должны были спасти свободу Пелопоннеса и Эллады от господства иноземцев. К тому же Полибий был образованнейший эллин своего времени, искавший оправдания всякого явления в современных требованиях, в понятиях определенной цели и осмысленной, рассчитанной системы средств. Руководящим началом в его критической оценке личностей и событий настоящего и прошлого был субъективный рационализм, замыкавшийся в личных представлениях историка о выгодном и невыгодном, целесообразном и нелепом и т. п., но не проникавший в исторические и бытовые условия и особенности событий, народов и стран. Следствием этого являлись, с одной стороны, перенесение в прошлое несвойственных ему мотивов, но таких, которые, по личному убеждению историка, были бы в его собственное время наиболее уместными и действительными; с другой стороны, от историка укрывались во многих случаях подлинные причины явлений и подлинные побуждения народов и отдельных личностей. Пока мы ограничимся немногими примерами. Веру в богов и преисподнюю он считает мудрою выдумкою предков, назначение коей обуздывать порывы страсти, присущие легкомысленной и нерассудительной толпе. Полумифический Ликург руководствуется в законодательной деятельности такими же самыми соображениями, какие определяли образ действий Сципиона Младшего. Любовь аркадян к музыке насаждена, по словам Полибия, праотцами их с определенными воспитательными целями. Об ахейском союзе и его учреждениях он говорит так, как будто в Элладе не существовало никакой другой демократии, никакого другого союза эллинов. Все, что не отвечало его представлениям о справедливом или практически выгодном, о целесообразных способах действия, что препятствовало осуществлению сочувственных ему планов и намерений, — все это, по его убеждению, было последствием злонамеренности, нравственной испорченности и вызывало в нем осуждение или даже негодование, но не охоту к исследованию и объяснению причин и условий. По словам самого Полибия, внимания историка заслуживают положительные, а не отрицательные явления. Субъективным настроением историка запечатлена вся оценка поведения этолян.

Перед Клеоменовой войной (227 г. до Р. X.) этоляне не воспрепятствовали Клеомену занять союзные с ними города Аркадии Тегею, Мантинею, Орхомен. «Таким образом, — замечает по этому поводу историк, — тот самый народ, который раньше под всякими предлогами из алчности ходил войною и на тех, от коих не терпел никакой обиды, теперь прощал нарушение договора и потерю важнейших городов, лишь бы создать из Клеомена могущественного противника ахеянам». Виновниками так называемой союзнической войны (220 и 217 гг.) он называет одних этолян. «Этоляне давно уже тяготились мирным положением, вынуждавшим их расходовать собственные средства, тогда как они привыкли жить на счет соседей, а потребности их из врожденной хвастливости были велики; она-то побуждает их вести постоянно хищнический, дикий образ жизни; никого они не считают другом себе, напротив, во всех видят врагов». Около этого времени этоляне вторглись в Мессению; на пути чрез владения ахеян «неумеренно жадная к добыче толпа не могла удержаться от хищения, а потому этоляне на всем пути разоряли и грабили поля, пока не дошли до Фигалии. Отсюда они совершили внезапное и дерзкое вторжение в область мессенян невзирая на дружественный союз, искони существовавший между ними и мессенянами, нарушая общепризнанные права народов; все принося в жертву своей алчности, они опустошали безнаказанно страну, так как мессеняне не дерзали выходить против них». Привыкшие жить грабежом и добычею, они роптали на Агелая за то, что с заключением по его настоянию мира отрезаны были им все пути к грабежу. Для этолян не существовало границы между мирным и военным состоянием, и они во всякое время шли на дела, нарушавшие общечеловеческие права и установления. Святость и неприкосновенность храмов и изображений богов не останавливают хищнических нападений этолян. В Кинфе они ограбили храм Артемиды, в Дии, кроме городских стен, частных домов и гимназии, сожжены были прилегавшие к храму портики, уничтожены все священные предметы, служившие к украшению храма или употреблявшиеся на празднествах. Начальник этолян Скопас воевал не с людьми только, но и с богами, а народ по возвращении его в Этолию не только не признал его нечестивцем, но превознес почестями и взирал на него как на доблестного мужа, оказавшего услугу государству. Когда этот же Скопас возвратился из Мессении после хищнического набега, этоляне выбрали его в стратеги. «Я не знаю, что и сказать об этом, — замечает историк. — Не воевать по общенародному постановлению, но со всем ополчением совершать хищнические набеги на соседей, при этом ни одного из виновных в том не только не карать, но еще оказывать почет избранием в стратеги людей, руководивших подобными предприятиями, — такое поведение представляется мне верхом коварства». Ради удобств в совершении разбоев и грабежей они постоянно держались дружбы с элейцами. По словам Филиппа, и он, и прочие эллины многократно обращались к этолянам, с требованием отменить закон, дозволяющий им «брать добычу на добычу», но они отвечали, что скорее «Этолия будет изъята из Этолии», чем отменен этот закон. Этоляне грабили Элладу непрерывно, без объявления войны нападали на многие народы, а когда обиженные требовали у них отчета, те не удостаивали их оправдания и еще издевались над вопрошающими. Грабят этоляне не только тех, против кого воюют: если другие народы ведут между собою войну, будь они в дружественном союзе с Этолией, этоляне без соизволения на это союзного собрания нападают на территорию воюющих народов, грабят обе стороны, не зная границы между дружбою и враждою. Нет насилия, которого устыдились бы этоляне, если только они могут извлечь корысть из него.

Словом, насилие, грабеж и другие подобные преступления, сопровождаемые завистью, коварством, наглостью, вероломством, входили в привычки этолян, по представлению нашего историка. Фламинин потому будто бы и не пожелал очистить Элладу от Филиппа после победы при Киноскефалах, что знал хорошо наклонность этолян к грабежам и не хотел отдавать им эллинов на жертву; раздражала его и кичливость этолян. Во вторую македонскую войну во время переговоров Фламинина с Филиппом при Никее (198/197 г. до Р. X.) сей последний на вопрос римского консула, почему он боится подойти ближе, отвечает, что он боится только богов, а не доверяет очень многим, больше всего этолянам *. Большинство этолян Филипп называет неэллинами, именно аграев, аподотов, амфилохов.

Римский преемник Полибия, Ливий, рисует этолян такими же или почти теми же самыми чертами. Этоляне — народ беспокойный (inquieta gens), жестокий в несвойственной эллинам мере (ferociores quam pro ingeniis Graecorum gentis), всюду несущий за собою разорение и грабежи *. Впрочем, показания Ливия не могут прибавить ничего к Полибиевой характеристике: во-первых, римский историк Августова века стоял еще дальше от древнеэллинских нравов, нежели эллинский; во-вторых, в своих известиях об Элладе этого времени он находится в полной зависимости от эллинского оригинала; в-третьих, этоляне были злейшими врагами римлян. Интересно, напротив, что Плутарх, хорошо зная Полибия, сочувствуя ахейскому союзу и в биографиях Агида, Клеомена, Фламинина и др. не раз упоминая об этолянах, не обнаруживает по отношению к ним той нетерпимости и раздражения, какими запечатлены повествования Полибия и Ливия, хотя и знает о наклонности их к грабежу и об их кичливости **. Много занимается этолянами Страбон в своей «Географии», и, однако, ни от себя, ни со слов Эфора, часто упоминаемого, он ничего не говорит о тех пороках, какими наделены этоляне у Полибия.

Впрочем, хищнические набеги этолян на эллинские поля совершались и раньше описываемого Полибием времени. Афеней (II—III вв. до Р. X.) сохранил нам итифаллическую песню, которою афиняне встречали Деметрия Полиоркета по возвращении его из Левкады в Афины (302—301 г. до Р. X.). Этоляне называются здесь Сфинксом, во власти которого не одни Фивы, но целая (?) Эллада, который похищает и уносит тела афинян, раньше грабил соседей, а теперь и дальние народы ***. Хотя итифаллический гимн, исполняемый веселым хором замаскированных, в женщин переодетых певцов, и не имеет значения исторического свидетельства, тем паче что обыкновенно этоляне и афиняне находились в дружественных взаимных отношениях, что сочинитель гимна желал польстить одному из македонских владык, которым много приходилось бороться с этолянами, однако и он может служить к подтверждению существовавшего у этолян обычая искать добычи в чужих землях.

В этом, как и во многих других отношениях, этоляне среди более преуспевших эллинов представляли обломок давней старины, когда, по словам Фукидида, эллины ходили всегда в вооружении, когда занятие разбоем и грабежом «не почиталось постыдным, скорее приносило некоторую славу». Взаимные распри соседей и даже разделенных значительными расстояниями племен, нападения друг на друга и грабежи составляли обычное явление в гомеровском обществе; последствием похищения стад и опустошения полей бывали обыкновенно войны. Недаром Ахилл говорит Агамемнону, что для него нет основания воевать с троянцами: ибо никогда не уводили они ни его коров, ни лошадей, не опустошали его полей. Нестор рассказывает о распре этолян с элейцами из-за похищенных стад и т. п. 4* От того отдаленного времени сохранился у эллинов обычай до последних дней независимости Эллады дозволять гражданам перед началом открытых военных действий ходить за добычею в неприятельскую землю, отсюда такие выражения, как σΰλα, σύλας διδόναι, λάφυρον πικηρύττειν, ύσια καταγγέλλειν, — обычай, свойственный всем эллинам безразлично и засвидетельствованный самим Полибием 5*. Во взаимных отношениях между племенами или коленами в гомеровскую эпоху преобладали вражда и хищение, что вело за собою пренебрежение к человеческой жизни, вороватость, обман, неуважение личности врага и ее прав; рядом с этими чертами стояли привязанность к родине, почтение к родителям и старикам, человечное обращение с нищими и рабами, неприкосновенность гостеприимства, верность родственным связям и дружбе.

Во времена Фукидида в Этолии три главных племени с многочисленными подразделениями их жили неукрепленными деревнями, имели легкое вооружение, а в трагедии Еврипида воспитатель говорит Антигоне, что все этоляне носят легкие щиты и весьма искусно метают дротики, — также остаток глубокой старины 6*. С течением времени этолийские племена все более сближались между собою и, наученные опытом, хранили свое лучшее вооружение в Ферме, месте союзных собраний, хорошо укрепленном природою. При первом вторжении в Ферм (218 г. до Р. X.) Филипп V нашел в портиках тамошнего храма огромное количество оружия. Благодаря этому любая ярмарка или народный праздник, любое союзное собрание этолян могло в случае нужды обратиться в военное ополчение и тотчас двинуться в поход или встать на защиту родной страны *. Но то, что входило в обычай и ловкость в чем прославлялась поэтами как доблесть в так называемое героическое время, казалось позднейшим эллинам и римлянам, особенно Филиппу V, Полибию и Ливию, бессмысленною жестокостью, этолийскою алчностью, исключительною принадлежностью природы этолян, а сочинителю гимна чем-то загадочным, напоминающим кровожадность Сфинкса. С гомеровскими ахеянами сближает этолян искусство их сражаться врассыпную, один на один, а не в строю, равно как и тот обычай, в силу которого отдельные, наиболее предприимчивые личности независимо от общесоюзного постановления отправлялись во главе верной дружины за добычей и потом как бы в награду за смелость и удачу выбирались в союзные стратеги. Вожди этолян наподобие гомеровских басилеев получали большую часть добычи. Филипп, Полибий и римляне считали подобный порядок признаком нечестия и коварства, умышленным изобретением ради безнаказанного совершения насилий и грабежей **. Много архаического сохранилось и в их вольном политическом строе. Дольше прочих эллинов жили они в стороне от исторического движения в малодоступных горах и оставались безучастными к успехам образованности, которые создавали, правда, блестящие городские республики, науку, искусства, смягчали нравы и вводили в жизнь более определенные правовые отношения, но вместе с тем ослабляли первоначальные устои политического общежития и затрудняли совместные действия эллинов в случаях общей опасности.

К несчастью для этолян, из среды их не вышло историка, который дал бы нам повествование об учреждениях их и деяниях, по крайней мере столь же обстоятельное и правдивое, какое Полибий оставил об ахейской федерации. Полибий и Ливий — не беспристрастные дееписатели этолян, к тому же чуждые понимания давно пережитых другими эллинами бытовых отношений. От того история этолян, как выражается Страбон, остается во многом неясною. В столкновениях с более развитыми народами, были ли то эллины, или македонские владыки и римский сенат, этоляне не раз оказывались слишком простодушными, обманутыми в своих расчетах, неразумеющими положения дел ***, а не расположенные к этолянам историки не могут скрыть ни похвальных проявлений их храбрости, ни заслуг перед Элладою, ни вражды их к изменникам, хотя бы и послужившим на пользу им. Полибий рассказывает, что по вторжении в Кинефу этоляне прежде всего умертвили предателей, впустивших их в город; он же признает за ними и умение быть благодарными за оказанные им услуги 4*. Не слепую отвагу обнаружили этоляне в войне с римлянами, но необыкновенную стойкость и военную изобретательность, когда нужно было защищать Амбракию против консула М. Фульвия Нобилиора, или когда они в течение двух месяцев доблестно выдерживали осаду римлян в Навпакте (189 г. до Р. X.). Сам Полибий устами Ликиска не отрицает того, что этоляне достойным образом защищали Элладу от галлов 5*. В память этой победы этоляне установили в Дельфах Σωτήρια, благодарственное празднество за спасение; по этому случаю афиняне и хиосцы поспешили отправить посольства свои к союзу этолян для торжественного признания нового праздника, что было вместе с тем выражением благодарности могущественному народу: факт этот засвидетельствован двумя надписями 6*. Битва при Киноскефалах (197 г. до Р. X.) решена в пользу римлян этолийской конницей, как о том свидетельствуют Полибий и Зонара 7*. По словам Плутарха, в то время среди эллинов было весьма распространено стихотворение, в котором главными виновниками поражения македонян в этой битве назывались этоляне. По изображению Полибия и Ливия, хотя не по мнению их, нападки этолян на римлян за то, что те не освободили эллинов, а только наложили на них новые кандалы, побудили римский сенат вывести гарнизоны из Коринфа, Халкиды и Димитриады. Уверения этолян, что освобождение Эллады римлянами было мнимое, историки эллинский и римский называют клеветою, но клевета вполне подтвердилась дальнейшими событиями, да и в то время принимались с доверием большинством эллинов 8*. Вообще отвага этолян вошла в поговорку, хотя Полибий и говорит о ней в тоне неодобрения *. В отношении храбрости и военного искусства этоляне до последнего времени оставались такими же, какими они показали себя в борьбе за свободу с Филиппом, Александром, Антипатром, Кассандром и прочими македонскими вождями, и еще раньше в период пелопоннесской войны с афинянами. Уже Гомер называет их стойкими в битве; ту же любовь к свободе и то же упорство в борьбе за нее показали потомки этолян в последней освободительной войне при защите Мисолунги. Словом, уже отсюда ясно, что этоляне были не только хищники, каковыми являются они в суждениях Полибия и в оценке большинства новых историков. Разумеется, и защитники этолян, как Лукас, Брандштетер, Ларош, заходят слишком далеко. Тем и другим недостает строго исторического понимания предмета: занятие разбоем и грабежом в среде гомеровских ахеян не исключало ни истинно гражданских доблестей, ни общественных привычек и порядков, которые развились впоследствии в систему республиканских учреждений. Эта самая вольница хищников или хотя бы клефтов, как называют их Дройзен, Герцберг, Моммзен, вела неустанную систематическую борьбу с македонскими царями и вождями, дала новую организацию дельфийской амфиктионии, заключала союзы с другими народами, более всего с афинянами, распространила свое союзное устройство на значительную часть Эллады, наконец, выработала политические учреждения, во многом отвечавшие общеэллинским требованиям времени, весьма сходные с учреждениями другой федерации, ахейской, в некоторых отношениях даже превосходившие эти последние по степени целесообразности.

Первый знаменательный факт в истории этолян — ассимиляция с ними нескольких племен, частью эллинских, частью инородных, хотя и родственных эллинам.

Первоначальная или древняя Этолия, спускавшаяся к Коринфскому заливу между реками Эвеном и Ахелоем, на севере занимавшая гору Аракинф и области озер Трихониды и Гирий, составляла не больше одной трети той обширной области, которая носила имя Этолии в историческое время, только юго-западный угол этой последней; остальные две трети были добавочною, или приобретенною, Этолией **. В таком же приблизительно отношении, если не большем, находились собственные этоляне к прочим частям населения, вместе с именем этолян усвоившие себе, разумеется, и некоторые бытовые черты их. Способность этолян к ассимиляции проявилась прежде всего в слиянии с ними под одним именем прежних обитателей древней Этолии: гиантов, куретов, эолян; эти последние дали было самой стране название Эолиды, памятное еще во время Фукидида и Ксенофонта, а куретов Страбон называет племенем (φύλο) этолян в том же смысле, «как офионян, агреев, эфританов и многих других» ***. В «Илиаде» этоляне выступают как один народ под управлением легендарного басилея Фоанта, сына Андремона, «чтимого как бог у своего народа». Он привел с собою под Трою храбрых, стойких в битве жителей Плеврона, Олена, Халкиды, Пилены, Калидона. Сам всегда бодрый духом, Фоант воодушевляет и других воинов, «забывающих доблесть», словом и примером. Желая ободрить Идоменея, Посейдон обращается к нему с укоризною и при этом принимает облик и голос Фоанта. Другой, еще более знаменитый герой ахейцев, бесстрашный в бою, мудрейший в совете, любимец Афины, Диомед — этолиец по происхождению: он — сын Тидея, внук калидонского царя Ойнея. Отец его женился на дочери аргивского владыки Адраста и принимал участие в походе на Фивы. В «Илиаде» же устами Нестора рассказывается прославленная в легендах война между куретами и этолянами с участием Мелеагра, другого сына Ойнея 4*. С именем Ойнея связано сказание о водворении Дионисова культа в Калидоне, как и в прочих частях Эллады; местом рождения другого общеэллинского божества Аполлона почиталась гора Этолии Ортигия, название коей перешло потом на Делос и прочие Ортигии, присвоившие себе честь места рождения Аполлона 5*. Весьма возможно, что позднейшие притязания свои на заведование дельфийским святилищем этоляне оправдывали между прочим и ссылкою на первенство в почитании Аполлона. Имя Ортигии было одним из эпитетов Артемиды, занимающей видное место в сказаниях о калидонских владыках, а культ Артемиды Лафрии был общим культом Калидона, Навпакта и ахейского города Патр: впоследствии при нашествии галлов на Элладу жители ахейских Патр одни послали этолянам вспомогательный отряд по дружбе с ними. Есть основание предполагать, что близкие отношения существовали между этолянами и другим ахейским городом, Димою, в конце V и начале IV вв. до Р. X. * Деятельное участие в троянской войне, почитание общеэллинских божеств, воцарение этолийца Диомеда в ахейском Аргосе свидетельствуют не только о принадлежности этолян к эллинской расе, но и о близких взаимных отношениях между ними и ахейским племенем в доисторическое время. Пелопоннес был не совсем чужд тем этолянам, которые с Оксидом во главе примкнули к Гераклидам, согласно преданию, были проводниками их в Пелопоннес и поселились в Элладе. В близком родстве элейцев с этолянами следует искать объяснения дружественных отношений между двумя народами и в занимающий нас период времени, тех отношений, в основе коих, по словам Полибия, лежали только хищнические наклонности этолян. Историк упускает из виду, что отношениями этими не меньше этолян дорожили сами элейцы, менее всего, по изображению нашего же историка, походившие на скопище грабителей или разбойников. В Олимпии была статуя элейца Килона, освободителя Эллады от тирана Аристотима, поставленная этолянами. Самое освобождение от тирании совершилось при деятельном участии этолян (266—263 гг. до Р. X.). Должно быть, с этого же времени установился и союз Элиды с Этолией, о котором упоминает Полибий **.

В историческое время под именем Этолии разумелась обширнейшая после Эпира и Фессалии область Эллады, две трети коей заняты были различными иллирийскими горцами: аподотами, офионянами, эвританами, аперантами, агреями. Многочисленнейшим и наиболее грубым из этих племен были эвританы, по словам свидетелей Фукидида говорившие непонятнейшим для эллинов языком и питавшиеся сырым мясом. В описании афинского историка, со слов мессенян, этоляне являются народом многолюдным и воинственным, но живущим по деревням, которые разделены большими расстояниями и не защищены стенами. В случаях общей опасности они собираются воедино даже из отдаленнейших частей Этолии, и тогда трудно одолимы, в чем убедились афиняне собственным опытом; также сообща действуют этоляне и при заключении союза с Лакедемоном и Коринфом: отправленное в эти города посольство состояло из офионца, эвритана и аподота (426 г. до Р. X.). Итак, уже в V в. до Р. X. различные племена Этолии не только носили общее имя, но должны были иметь и некоторые общие учреждения, по крайней мере на случай опасности обеспечивавшие совместные действия. От этолян не укрылись самые замыслы Демосфена, не только приготовления его к походу в их страну; врагу достаточно было перейти границу Этолии у Навпакта, чтобы навстречу ему вышло грозное поголовное ополчение этолян, не исключая жителей Малийского побережья, от театра войны отделенных большими, трудно переходимыми пространствами.

Как видно из Фукидида ***, отдельные племена этолян, даже подразделения племен, как бомияне и каллияне в среде офионян, жили в своих горах особою жизнью, независимо друг от друга, что, однако, не исключало соглашений между ними от времени до времени и соответствующих общим действиям учреждений. Историк называет агрейского царя (βασιλεύς) Салинфия 4*, не определяя точнее характера его власти; скорее всего это был начальник племени, опиравшийся в своем управлении на совет родовых старшин и на народное собрание. Стояли ли во главе прочих этолийских племен подобные начальники с наследственною, хотя и ограниченною властью, мы не знаем; во всяком случае, местные особенности в общественном строе этолян не могли быть существенны. По описанию Фукидида эвританы, по словам Филиппа V агреи и аподоты — не эллины; но тот же Фукидид путем изысканий пришел к убеждению, что эллины на низкой ступени гражданственности не отличались в образе жизни от варваров 5*. Бытовая близость между собственными этолянами и племенами иллирян привела к слиянию их в один народ под общим именем этолян с общим родоначальником Этолом, сыном Эндимиона, с общенародным божеством Аполлоном. Уже Эфору, писателю IV в. до Р. X., известен был документ в Ферме, удостоверяющий единство этолийского народа, а из объяснений мессенян с Демосфеном у Фукидида легко заключить, что совместные, предварительно условленные военные действия этолян были к тому времени (426 г. до Р. X.) обычными, хотя знали о них не многие из эллинов 6*. В ближайшей связи с образованием союза этолийских племен должно было находиться и перенесение политического центра с Коринфского побережья внутрь страны, из Калидона к северным берегам озера Трихониды в Ферм, открытое, сильно укрепленное природою место. Ферм представлял собою не город в собственном значении слова, — таковых в добавочной Этолии не было вообще, и у Полибия Ферм ни разу не называется городом (πόλις), — но лишь соединение общеэтолийских кумиров, храмов, подворий, складов, лавок и иных приспособлений на случай многолюдных собраний; отдельные поселения (οκίαι, τόποι) расположены были вокруг святилища Аполлона. Спарта до позднейшего времени сохранила черты первобытного расположения городов *. Тем не менее родовой быт этолян совмещал в себе условия самостоятельности внутри отдельных родовых групп и соединения их в союз племен, в большой народ (μέγα θνος). Ни освобождение Калидона от ахейского гарнизона Эпаминондом (367 г. до Р. X.), ни получение Навпакта от Филиппа, сына Аминты (339 г.) ** не изменили раз принятого этолянами направления: дальнейшее расширение Этолии совершалось в сторону Акарнании и средней Эллады. Усвоение локрского Навпакта было наиболее выдающимся явлением в домакедонской истории этолян.

Вот почему мы лишены возможности определить хотя бы приблизительно время возникновения этолийской федерации. Существовала она издавна, подобно другой федерации — ахейской; но, тогда как эта последняя была временно расторгнута македонскими владыками, союз этолийских племен не только уцелел во время разгрома остальной Эллады при Филиппе, Александре и преемниках их, но в борьбе с сильными врагами и в разнообразных сношениях с прочими эллинами приобрел большую плотность и определенность. И раньше того Фукидид, Ксенофонт, Арриан, Диодор, говоря об этолянах, разумели обыкновенно совокупность этолийских племен как один народ: этоляне ведут войны, заключают мир, этоляне вступают в договоры с другими народами, этоляне отправляют и принимают посольства; по словам Страбона, Аристотель оставил сочинение о государственном управлении этолян (τν Ατωλν πολιτεί, а не α —πολιτεΐαι). Фукидид и Арриан считают нужным отмечать те случаи, когда этоляне, действуя сообща, выбирают послов по племенам; но при этом ни один из историков даже не намекает на то, чтобы племена отправляли свои посольства независимо одно от другого ***. Более постоянное участие этолян в общеэллинских делах давало известность союзному строю их, что и засвидетельствовано литературными известиями о событиях македонского периода. К 314 г. до Р. X. (ол. 116, 3) приурочивается самое раннее упоминание о союзном собрании этолян (το κοινν τν Ατωλν), на котором Аристодем, полководец Антигона Одноглазого, искал у этолян поддержки против Кассандра. В 310 г. до Р. X. (ол. 317, 3) Полисперхонт обратился в этолийское союзное собрание с письменною просьбою помочь ему в возведении сына Александра, Геракла, на отцовский престол. В 304 г. до Р. X. (ол. 119, 1) собрание этолян определило послов для примирения родосцев с Деметрием Полиоркетом, который после этого заключил союз с этолянами против Кассандра и Полисперхонта 4*. Нет, кажется, нужды прибавлять, насколько было бы ошибочно считать эти года начальными в летописях этолийского союза. Ни надписи, ни историки македонского и римского периодов не сообщают ничего, напоминающего политическую раздельность этолийских племен, хотя сознание племенной раздельности никогда не утрачивалось в среде этолийского народа: названия отдельных племен рядом с именем народа встречаются у Полибия, Страбона, Ливия 5*.

Со вторжением Филиппа II в Элладу начинается быстрое возрастание этолян, второй период этолийской истории: внутри он характеризуется окончательным слиянием этолийских племен в один народ и упорядочением общенародного управления, извне — расширением территории союза путем завоеваний и добровольного вступления в него новых членов. Союзники Филиппа в херонейском сражении, награжденные от него Навпактом, этоляне увлечены были общим движением эллинов против юного преемника его, и только быстрота, с какою Александр смирил восставшие Фивы (335 г. до Р. X.), воспрепятствовали этолянам искупить недавнюю вину. Зато в ламийской войне (323—322 гг. до Р. X.) они выставили против Антипатра чуть не четвертую долю всей союзной армии и, хотя по причине домашних замешательств (διά τινας θνικς χρείας), вероятнее всего восстания недавно покоренных акарнанов, удалились с поля войны до решительной битвы *, но не потеряли через то доверия афинян и прочих эллинов, не примирили с собою и македонских правителей. И в самом деле, в то время как Антипатр праздновал полную победу над Элладой, когда противники македонян вынуждены были или покориться, или обречь себя на верную гибель, этоляне открыто давали убежище всем эллинским изгнанникам и беглецам и, таким образом, как некогда афиняне, уготовляли македонским владыкам новую освободительную войну. С десятитысячным войском запертые в зимнюю пору в горах, они среди всевозможных лишений выдержали натиск пятидесятипятитысячной армии Антипатра и Кратера и принудили врага заключить выгодный для них мир **. Мало того: удалением македонских полководцев в Азию этоляне не замедлили воспользоваться тогда же (322 г. до Р. X.) для вторжения в покоренную македонянами Фессалию и там подняли восстание, на пути покорили несколько поселений локров озольских и разбили в сражении Антипатрова полководца Поликла. Опять домашние дела, именно нападение акарнанов на Этолию, не дали им довершить начатое: Фессалия без труда усмирена была Полисперхонтом. Но уже лет пять спустя Кассандр вынужден был страхом перед этолянами восстановить Фивы и призвать к жизни беотийский союз, расторгнутый было Александром ***. Неудачи этолян в борьбе с Македонией были лишь временные, не причинявшие ущерба ни их военному могуществу, ни значению их в Элладе. К этому времени относятся упомянутые выше сношения македонских владык с союзным собранием этолян. Как в 316 г. они преградили путь Кассандру из Македонии в Беотию через Фермопилы, так в 290 г. (ол. 122, 3) Деметрий Полиоркет вынужден был праздновать пифийские игры в Афинах, потому что Дельфы и все парнасские перевалы находились во власти этолян. Тогда-то в Афинах сочинен был тот гимн в честь Деметрия, в котором этоляне сравнивались с свирепым сфинксом 4* и который, между прочим, назначался для устранения всяких подозрений в сочувствии афинян врагам счастливого завоевателя: незадолго перед тем афиняне действовали в союзе с этолянами. Ни македонянам, ни союзным войскам пелопоннесцев не удалось освободить Дельфы от этолийского владычества: очевидно, оно поддерживалось крепкими узами, соединявшими этолян с фокидянами и другими народами средней Эллады.

Важное значение дельфийского святилища не в религиозной только, но и в политической жизни эллинов, связь его с важнейшей амфиктионией давали с этого времени этолянам возможность влиять на судьбу всей Эллады. Вскоре господство этолян нашло себе оправдание и освящение в геройской защите как самого святилища, так и Эллады от диких полчищ галлов (279/278 г. до Р. X.). В течение семидесяти лет, до начала союзнической войны при Филиппе V (220—217 гг. до Р. X.), этоляне неоспоримо ведали дела дельфийского храма и до подчинения римлянам (189 г. до Р. X.), быть может, даже дольше, занимали преобладающее положение в дельфийской амфиктионии. Победу над варварами этоляне ознаменовали учреждением празднества в честь Зевса Спасителя и Аполлона Пифийского (Σωτηρια), к участию в нем они приглашали и прочих эллинов. Две дошедшие к нам надписи дают яркое представление о чувствах признательности к этолийскому народу, какие одушевляли даже отдаленных эллинов в ответ на предложение союзного этолийского собрания и стратега Хариксена признать новоучрежденное празднество. Надписи содержат в себе народные постановления афинян и хиосцев; интересна особенно, как лучше сохранившаяся, вторая надпись. Хиосский народ постановил воздать хвалу союзному собранию этолян и увенчать его золотым венком «за храбрость, благочестие к богам и доблесть против варваров», признать новый праздник в том виде, как он установлен этолянами, состоявшееся по этому предмету постановление начертать на каменной плите и выставить ее в Дельфах; дабы все знали об оказываемых этолянам почестях, прочитать это постановление в театре на Дионисовом празднестве. Позднейшие известия об этом событии у Диодора, Юстина и особенно у Павсания имеют характер чудесных легенд с землетрясениями, смертоносными раскатами грома, призраками и т. п. * Чем сильнее поражено было воображение эллинов, тем живее была радость их по случаю спасения и благодарность главным виновникам его.

С этого времени могущество этолян достигает высшей степени и сохраняется почти нерушимым в царствования Антигона Гоната, Димитрия II и Антигона Досона. Как прежде Кассандр, так теперь Антигон Досон и Филипп V вынуждены были переправлять свои войска из Фессалии в Пелопоннес морем, ибо занятие этолянами Фермопил и Гераклеи Трахинской (280 г. до Р. X.) прерывало сухопутное сообщение между Македонией и Пелопоннесом. Приблизительно к тому же времени нужно отнести вступление Фокиды и восточной Локриды в этот союз. На западе владения этолян простирались по ту сторону реки Ахелоя после того, как часть Акарнании досталась на долю этолян в силу соглашения с Александром эпирским (ок. 265 г. до Р. X.). В сороковых годах того же столетия начинается движение этолян дальше на юг. К союзу их вынуждена примкнуть Беотия; если верить Полибию, они замышляли с Антигоном Гонатом расторгнуть возродившуюся ахейскую федерацию, совершали неоднократные вторжения в Пелопоннес. В один из таких походов этоляне увели в плен из Лаконики 50 000 периэков, утвердились на границе Мессении и Аркадии в Фигалии, а равно на мегалопольской земле; Элида и раньше уже была в союзе с Этолией. Значительны были и морские силы этолян. Кефалления служила опорным пунктом для этолийских пиратов — по словам Полибия; этолиец Тимарх высадил эскадру на малоазийском побережье и на время отнял Самос у Птолемея; союзниками этолян были Кеос, один из Киклад, Теос на ионийском берегу; правильный договор был заключен с Эвменом II, царем Пергама; кноссяне на Крите получали подкрепление из Этолии и сами сражались в рядах этолян. Отдаленнейшие пункты на Фракийском Боспоре у входа в Черное море, в Пропонтиде, на Геллеспонте, именно Калхедон, Киос, Лисимахия находились в дружественном союзе с этолянами при Филиппе V. Словом, Этолия в III в. до Р. X. разрослась в сильнейшую эллинскую державу, какою никогда не была ахейская федерация. Исключенные из дельфийской амфиктионии ахеяне и македоняне вознамерились лишить этолян первенствующего положения в союзе эллинских племен, и так называемая союзническая война (220—217 г. до Р. X.), поднятая против этолян Аратом и Филиппом V, впервые подорвала их могущество.

Однако необычайные успехи этолийского оружия и продолжительное господство этолян в средней Элладе и за ее пределами достигнуты были и обеспечены силами не гомеровских и не фукидидовских этолян. После смерти Александра Македонского и до победы Мания Ацилия Глабриона (190 г. до Р. X.) этоляне являются во главе многих народов и городов, частью слившихся с этолянами в один народ, частью соединенных с ними и между собою на положении равноправных членов федерации добровольно или по принуждению, частью находящихся в дружественном союзе с этолянами. Локры озольские, часть акарнанов, амфилохи, доряне метрополии, энианы, малияне, этейцы, ахеяне фтиоты ассимилировались с этолянами и, усвоив себе имя этолийского народа, тем самым как бы отказались от политической обособленности. Уже при отражении галлов (279/278 г. до Р. X.), проникших через Фермопилы в среднюю Элладу, не встречаются в рядах эллинов имена ни дорян, ни локров озольских: те и другие разумеются под общим именем этолян **. И в самом деле, Дельфы с прилегающими местностями находились во власти этолян с 290 г. до Р. X.; западные, или озольские, локры, не исключая «наибольшего и важнейшего» города их Амфиссы, обратились в этолян, предпочитая новое имя своему собственному, как выражается Павсаний. Обращение это, начавшееся в давнюю пору, сделало успехи в ламийскую войну (323—322 гг. до Р. X.) и последовало окончательно к 290 г. до Р. X.

В первую македонскую войну из всей Локриды только Антикира находится вне этолийского союза (207 г. до Р. X.). Уроженцы Локриды Озольской называются с этого времени этолянами, как например Ксенофан из Амфиссы, олимпийский победитель 132-й олимпиады; поселения локров Эанфея, Эрифры подле Эвпалия зачисляются в Этолию у Полибия и Ливия, а уроженец Эриор Лих выбирается в государственные секретари этолийской федерации между олимпиадами 137-й и 145-й; в описываемое Полибием время глава исполнительной союзной власти этолян, стратег Агелай, был родом из Навпакта, как и другой стратег, Халеп, из более позднего времени, и другой Агелай, вероятно сын первого; к тому же периоду относятся многие дельфийские надписи, в коих жители локрских поселений нередко обозначают время составления документа именем этолийского стратега *. Вместо этеян, малиян, энианов позднейшая история знает только этолийские города Гераклею, Ламию, Гипаты до расторжения этолийского союза римлянами; в описываемое Полибием время во всех этих городах так же, как в Ферме и Навпакте, происходят союзные собрания этолян; жители Гераклеи, Гипат, Ламии обозначают свои официальные документы именами этолийских стратегов; то же самое наблюдается в документах дорийских поселений: Эринея, Боия, дрионов **. В знаменитом списке амфиктионов, объясненном Вешером, а равно в троадской надписи в честь Кассандра, сына Менесфея, снова появляются под своими первоначальными именами маленькие народы средней Эллады; во второй из этих надписей собрания (τ κοιν) дорян, энианов, этейцев поименованы рядом с собранием этолян (τ κοινν τ Ατωλν). Но и та и другая надписи относятся ко времени после Персеевой и даже ахейской войны (168, 146 гг. до Р. X.), т. е. к тому, когда не было больше ни этолийского, ни даже ахейского союзов. В многочисленных надписях предшествующего времени, содержащих в себе списки депутатов, или гиеромнемонов, от амфиктионов, число этолийских депутатов превосходит без всякого сравнения число представителей прочих членов амфиктионии: на 1 или 2 гиеромнемона от фокидян, локров, беотян, афинян, спартанцев и пр. приходится этолийских 5, 7, 9, 11, 14, по Фукару даже 17. Причина крайней неравномерности в распределении голосов кроется в том, между прочим, что этейцы, малияне, энианы, доряне, долопы, ахеяне фтиоты посылали своих представителей в собрание амфиктионии нередко под именем этолийских: в вешеровском списке амфиктионов все эти народности поименовываются снова ***. Акарнаны в силу принадлежности к этолийскому народу (ς τ Ατωλικν συντελοΰντες) сражались в рядах этолян еще на полях Ламии (322 г. до Р. X.): в тех же выражениях отмечено Павсанием вступление гераклеотов, т. е. этеян, в состав этолийского народа 4*. Около 265 г. до Р. X. часть Акарнании досталась на долю этолян по соглашению с Александром, царем Эпира; хотя другая часть акарнанов никогда не переставала враждовать с этолянами, однако некоторые первоначально акарнанские города, как Ойниады, Метрополь, Фойтея, Страт, Агриний, отнесены Полибием и Ливием к Этолии; один из стратегов этолян Ликиск был родом из Страта, другой из Агриния. В одно время с акарнанами вошли в состав Этолии и амфилохи, пограничный с Этолией народ на северо-западе; у Полибия и Ливия амфилохи изображаются такою же составною частью этолян, как аподоты, эвританы и другие этолийские племена. Должно быть, вскоре после того отошла к Этолии Амбракия, резиденция эпирского царя Пирра: по мирному договору Т. Квинкция Фламинина с Филиппом V (196 г. до Р. Х.) Амбракия возвращена была этолянам, как город, раньше им принадлежавший. По свидетельству Ливия, амбракиоты, амфилохи, малияне вошли добровольно в этолийский союз 5*. В конце второй македонской войны (200—196 гг. до Р. X.) этоляне предъявляют притязание на города Фессалии, Фарсал, Ларису Кремасту, Эхин и Фивы фтиотидские, потому что они принадлежали им раньше, до начала войны, или, как выражается Полибий, составляли одно с ними государство (μετ ατν συμπολιτευομένας). Города эти, судя по Фивам, вошли в союз этолян еще до первой македонской войны (215—205 гг. до Р. X.).

Для характеристики этолян и для оценки политической способности их весьма важно, что входившие в состав их народности обнаруживали редкую среди эллинов привязанность и верность относительно преобладающего в союзе народа. В этом отношении обращает на себя внимание то обстоятельство, что на протяжении ста с лишним лет этолийская гегемония в амфиктионии и в особенности в средней Элладе не оставила по себе ни в литературе, ни в надписях следов жалоб или недовольства. Единственное историческое свидетельство о притязаниях этолян в амфиктионии находится у Полибия; оно следует за перечислением жалоб различных эллинских народов на этолян, тех жалоб, которыми мотивировано было постановление союзников начать против этолян так называемую союзническую войну. Этолянам вменяется в вину самое стремление их заведовать дельфийским святилищем, но ничего не говорится о злоупотреблениях их в амфиктионии. Между тем преобладание этолян в дельфийской амфиктионии, как мы и выше видели, было решительное. Помимо большего числа депутатов в собрании амфиктионов, этоляне посылали в Дельфы «блюстителя храма и города»; важнейшие союзные дела этоляне решали или в союзном собрании, или в собрании амфиктионов: огромное большинство голосов в этом последнем собрании принадлежало этолянам и союзникам их. Ненавистник этолян Полибий не называет в числе враждебных им эллинов ни одного из народов, входивших в этолийскую федерацию, и решение о помощи амфиктионам исходило, по всей видимости, от исключенных из амфиктионии ахеян и Филиппа, ибо из прочих союзников ни один не жалуется на преобладание этолян в союзе эллинских народов, ни один не указывает в числе поводов к войне на невыгоды этолийского преобладания в амфиктионии. Напротив, в войнах с Филиппом V, потом с римлянами локры озольские, доряне, малияне и прочие эллины, жившие в Мелите, Фивах фтиотидских, Тавмаках, Эхине, Страте, Ойниадах и мн. др., оказывали упорное сопротивление врагам этолян. Между прочим, на требование сдаться гипатяне, т. е. энианы, отвечали римскому консулу Ацилию, что без союзного постановления этолян они не сделают ничего, — ответ, с которым можно сопоставить разве указание вернейших афинских союзников в пелопоннесскую войну, платеян, на необходимость испросить решение афинян. Ни одно из поселений, собственно этолийских или впоследствии вошедших в состав Этолии, не перешло на сторону врагов этолян, неоднократные примеры чего представляет история ахейской федерации. Мало того: одна из ламийских, т. е. малийских, надписей, датированных именем этолийского стратега, наделяет званием проксена и благодетельницы ионийскую поэтессу Ирену из Смирны за то, что она сочинила несколько стихотворений во славу предков чествующих ее ламиян, а также этолян, и все их читала публично с величайшим старанием; за эту же заслугу ей и потомству ее дарованы права ламийского гражданства, приобретение недвижимости на ламийской земле, пастьбы скота, права убежища и неприкосновенности на суше и на море, в военное и мирное время и т. п. Некоторые дельфийцы и беотяне, быть может, и другие эллины, давали своим детям знаменательные имена Этолиона, Филэтола, Панэтола в то время, — о чем свидетельствуют относящиеся сюда надписи, — когда этоляне боролись уже с римлянами и македонянами за существование, а равно и по расторжении этолийского союза. К 167 г. до Р. X. относится случай, рассказанный Ливием и со всею очевидностью обнаруживающий, что даже после Персеевой войны этолийские союзники не отказывались от противодействия Риму. С целью угодить римскому консулу и одним ударом положить конец заботам сената об успокоении Этолии друзья Рима, Ликиск и Тисипп, предали в руки римских солдат 550 этолийских старейшин, составлявших союзный совет Этолии: членами этолийского совета были, как увидим ниже, выборные представители от союзных городов и селений. В этом-то собрании союзных представителей и сосредоточена была в то время сила оппозиции против завоевательных планов Рима; истребить старейшин значило очистить Этолию от врагов завоевателя. Римляне прекрасно понимали опасность, какую создавала для них организация этолийского союза, а потому одним из условий мира с побежденными этолянами в 189 г. до Р. X. они постановили, чтобы «этоляне не принимали в свой союз ни стран, ни городов, ниже людей, прежде находившихся во власти их и при консулах Луции Квинкции и Гнее Домиции или позже покоренных римлянами или вступивших в дружбу с ними». Можно сказать наверное ввиду свидетельств, но не суждений Ливия и Трога Помпея, что в союзных учреждениях этолян имелись условия, благоприятствовавшие слиянию различных эллинских и родственных эллинам народностей в единое политическое тело, в могущественную, плотную этолийскую федерацию. И в самом деле, уже к началу первой македонской войны акарнаны составляли органическую часть этолийского народа, и потому потеря их была для этолян особенно тягостна. Амфилохи были отторгнуты от этолян только после Персеевой войны, и к этому времени относится выражение Трога об этолийских городах, отрываемых от единого тела. Древнейший и величайший город Аркадии Мантинея добровольно вышел из ахейской федерации и примкнул к этолянам во второй половине III в. до Р. X.; за нею, вероятно, последовали Тегея и Орхомен. Тогда же состоялся союз между Этолией и Мессенией. Позже, чем амфилохи и акарнаны, и менее крепкими узами соединены были с Этолией Фокида и восточная, или опунтская, Локрида. Фокидяне и локры называются под своими именами в числе эллинов, сражающихся против галлов (279 г. до Р. X.). Однако в 196 г. до Р. X., по окончании так называемой второй македонской войны, Фокида и Локрида отошли к Этолии как земли, принадлежавшие ей раньше и лишь временно отторгнутые Филиппом V; они оставлены были за Этолией и по условиям навпактского мира, которым закончилась союзническая война (217 г. до Р. X.). В 205 г. до Р. X. восточные локры поименовываются в числе союзников Филиппа, но опунтяне в 197 г. на стороне этолян. В 220 г. на собрании эллинских союзников Филиппа V фокидяне жалуются на этолян за нападение на города Амбрис и Давлий. Документы фокидских городов, датированные стратегом этолян, весьма редки; чаще такого рода надписи принадлежат различным поселениям локров опунтских, именно опунтян, скарфейцев, фрониев; в надписи половины III в. до Р. X. (ол. 135) Эратон из Опунта называется этолийцем. Вообще известия Полибия и Ливия приводят к заключению, что Локрида, и особенно Фокида, настойчиво и часто не без успеха оспаривались у этолян македонянами, что лишь некоторые части этих земель, как, впрочем, и в Акарнании, предпочитали принадлежность к этолийскому союзу фактической зависимости от Македонии *.

Еще труднее было поддерживать политическое единство аркадских городов Тегеи, Орхомена и Мантинеи с Этолией, тех пелопоннесских городов, которые, по словам Полибия, были не только союзниками этолян, но входили в состав этолийской федерации перед Клеоменовой войной (228—221 гг. до Р. X.). Понятно, почему этоляне по случаю перехода этих городов к Клеомену (227 г. до Р. X.) не обнаружили охоты взяться за оружие, и едва ли справедливо вслед за Полибием усматривать в равнодушии к судьбе этих городов один из примеров коварства и злобы этолян против ахейского союза.

В сопровождении к переводу Полибия мы не пишем полной истории этолийской федерации; нет у нас также намерения брать на себя апологию их против нападок Полибия или Ливия. Но мы сочли нужным вникнуть старательнее в свидетельства историков и надписей об этолянах, дабы уяснить себе единственное в эллинской истории явление — политической ассимиляции разнородных эллинских племен, достигнутой не только силою оружия этолян, но главным образом их политическими учреждениями и общественными нравами. Ввиду изложенных выше фактов, большею частью имеющих за себя или документальные свидетельства, или показания противников этолян, нет, кажется, нужды настаивать на том, что многие подробности в судьбе этолийской федерации решительно несовместимы с представлением об этолянах как о дикой орде хищников и разбойников. Между тем такое именно представление может вынести читатель из беглого чтения эллинского или римского историка, такое представление и господствовало до последнего времени в исторической науке. Дройзен в «Истории эллинизма» неоднократно называет этолян «организованным сотовариществом разбойников», «клефтами»; еще настойчивее в этом отношении Фримен в «Истории федеративного управления». Союз этолийских племен для него немногим более шайки разбойников, «верных друг другу и враждебных остальному миру». Все политическое поведение этолийской лиги, противополагаемой ахейской, в течение целого столетия Фримен называет подлым; все помыслы этолийской лиги направлены были только к грабежу или в большинстве случаев к эгоистической завоевательной политике. Как видит читатель, уравнительным союзом или новый историк соединяет предметы далеко не однородные. Словом, этолийская федерация предстает перед историком как собрание разбойников и пиратов, как общий враг Эллады и человечества. Не менее суровый приговор произнесен над этолянами Моммзеном, для которого этоляне — шайка клефтов, а политика их — «организованное разбойничество», «безобразнейшее распутство и своеволие»; самый народ — «ничтожный, жалкий и лукавый». Профессор Васильевский в упомянутой выше монографии нашел удобным вовсе не касаться учреждений и судьбы этолийской федерации, хотя, казалось бы, трудно обойти столь выдающееся явление в исследовании, посвященном заключительному периоду независимой Эллады; но и наш ученый называет народ этолян «этолийскими ландскнехтами», «этолийскими разбойниками». Почти такое же отношение к этолянам мы находим у Гарцберга и Пети-де-Жюльвиля **.

Однако этоляне имеют и многочисленных защитников. Не говоря о Рейске, подвергающем Полибия жестокому обличению в лживости вообще, а равно о Шорне, воздерживающемся от каких-либо общих заключений о древних свидетелях, уже Титман в историческом очерке союзов ахейского и этолийского заподозревает беспристрастие Полибия по отношению к этолянам, а Лукас, Брандштеттер, Ларош решительно принимают этолян под свою защиту и всячески стараются подорвать авторитет эллинского историка. Слабая сторона защиты состояла в том, что защитники располагали почти исключительно тем самым материалом, какой находили у древних историков, и только путем сличения и субъективного толкования литературных известий старались открыть ошибки или преувеличения в отрицательном освещении этолян. Но за десять лет до выхода в свет «Истории» Фримена 138 дельфийских надписей изданы были в замечательном сочинении Леба и Вадингтона «Voyage archéologique en Grece» (1853), но они остались неизвестными английскому историку, равно как и те надписи, которые в 1861 г. изданы Михаелисом и Конце (Annali del’ Instit. di correspond. XXXIII 66—74). Наконец, в 1863 г. благодаря много раз упомянутому сборнику дельфийских надписей Вешера и Фукара стало известно 620 подлинных документов, проливающих новый свет на федерацию этолян в период векового преобладания их в дельфийской амфиктионии, в тот самый период, к которому относятся известия Полибия и Ливия и который, по выражению Фримена, представляет в этолийской истории сплошной ряд грабежей и разбоев. После этих открытий в области эпиграфики сделалось совершенно невозможным противоположение федераций ахейской и этолийской или уверение, будто «около зерна древней панэтолийской общины располагалась механически, внешним образом масса племен и политий, ближних и дальних, причем одни из них были обложены данью, другие связаны сомнительной дружбой, третьи состояли на положении покровительствуемых союзников, и все определялось случайными обстоятельствами» *. С другой стороны, получает настоящий смысл и значение указание Филопемена на одну из особенностей этолийского политического строя, как на пример, достойный подражания. Глава ахейского союза, доблестнейший из эллинов своего времени, Филопемен в собрании ахеян 192 г. до Р. X. отказывается от подачи голоса в вопросе о войне, мотивируя отказ свой тем, что у этолян точно так же стратег не участвует в голосовании по вопросу о предстоящей войне. И собрание ахеян довольствовалось таким ответом своего стратега. Очевидно, ни ахеяне, ни Филопемен не могли бы руководствоваться в своем поведении примером разбойничьей шайки.

Во всяком случае, изложенные выше факты, как засвидетельствованные надписями, так и сообщаемые историками, неизбежно приводят к заключению, что точка зрения Полибия, Ливия или Филиппа V на этолян не может считаться ни общеэллинскою, ни исторически верною. Могущество этолян создано было совокупными силами многих эллинских народностей и поселений; в течение десятков лет имя этолян было собирательным, под которым разумелись не одни аподоты, эвританы и агреи; многие племена эллинов, усваивая себе имя этолян, органически сливались с ними в одно политическое целое, не обнаруживали охоты покидать их в самую критическую годину. Понятно, почему выяснение федеративной организации этолян, а равно положения ее среди прочих эллинов сделало в последние годы значительные успехи в исследованиях А. Моммзена, Вешера, Фукара, Бюхера, Вейля, Зауппе, Бюргеля, Куна: эпиграфический материал занимает в этих исследованиях главное место. Дюбуа, бывшему члену французской школы в Афинах, принадлежит первая попытка представить на основании не только литературных, но и эпиграфических данных исторический очерк обеих федераций и сравнительную характеристику их учреждений. Господствовавшего раньше противопоставления ахейской и этолийской федераций здесь нет уже и следа. На стр. 214 упоминавшегося выше сочинения «Les ligues étolienne et achéenne, leur histoire et leurs institutions, nature et durée de leur antagonisme» автор, между прочим, выражается так: «В обоих союзах система представительства городов и союзных народов была одинакова, организация центрального управления и исполнительной власти сходная, права местной автономии охранялись в обоих в равной мере». К сожалению, историческая часть, состоящая исключительно в сухом перечне внешних фактов, не дает никаких объяснений роста этолян. Далее, помимо отдельных неточностей, на которые указано будет ниже, Дюбуа не обращает должного внимания на исконные основы федеративного строя эллинов и на общие политические стремления их в занимающий нас период времени. Оттого образование ахейской и этолийской федераций представляется автору чем-то случайным, искусственно вызванным посторонними обстоятельствами. «Что такое в сущности, — спрашивает он, — этолийская лига? Опыт восстановления северной Эллады, чему благоприятствовали войны за наследство, вспыхнувшие по смерти Александра и парализовавшие Македонию. Позволительно ли видеть в образовании ахейской лиги результат благородных порывов юного народа, здорового и живучего, среди остальных истощенных эллинских народов? Нет, дело стоит проще. Как Антигону Гонату заблагорассудилось для обеспечения за собою союза этолян расторгнуть ахейский союз, так Антигону Досону и Филиппу V захотелось восстановить его, дабы против своих этолийских союзников, не в меру усилившихся, создать выгодный противовес в Пелопоннесе» *. Мы знаем уже, что условия позднейших федераций в Элладе содержались в первоначальных основах племенного или родового быта; те народы, у которых ко времени борьбы за независимость Эллады с македонянами и римлянами древний уклад жизни сохранился полнее, и стали во главе опытов объединения эллинов. По степени образования и гражданственности этоляне и соединившиеся с ними племена отстали от народов, игравших руководящую роль в истории городских республик и союзов на началах гегемонии; в нравах и во всем житейском обиходе они сохранили много первобытной грубости, в глазах более просвещенных эллинов сближавшей их с варварами; но унаследованные от старины учреждения этих самых «варваров» оказались весьма пригодными для образования могущественной республиканской организации.

Верховная власть (суверенитет) принадлежала в союзе этолян народу. Народ составляли как древние племена этолян, известные нам еще из Фукидида, так и народности и поселения, входившие в союз в позднейшее время. В самом названии народа, как носителя верховных прав, το κοινον τν Ατωλν «совокупность этолян», содержалось указание и на составное происхождение его, и на сохранение автономии за политическими организациями, из коих союз складывался. К народу этолян обращается за поддержкой Антигон Одноглазый, у народа этолян просит помощи другой македонский владыка, Полисперхонт; с народом этолян заключает союз Деметрий Полиоркет (314, 310, 304 гг. до Р. X.) **. Когда в 200 г. до Р. X., в начале второй македонской войны, римские легаты убеждали собравшихся в Навпакте этолян вступить в союз с Римом против Филиппа, этолийский стратег Дамокрит отложил решение дела до сознания общеэтолийского собрания. «Законами нашими предусмотрено, чтобы вопросы о войне и мире обсуждались только в Панэтолийском и (или?) Пилейском собрании, а потому на сей раз достаточно постановить, чтобы стратег, если желает подвергнуть обсуждению вопрос о войне и мире, созвал собрание без обмана и чтобы все то, что будет там предложено и решено, имело бы совершенно такую же силу, как если бы дело решено было на Панэтолийском или Пилейском собрании» ***. Несколько выше один из римских легатов напоминает этолянам, что «они, будучи созваны согласно законам должностными лицами, вольны выбирать по своему желанию союзников и врагов, решать войну и мир 4*. Когда в 190 г. до Р. X. консул Маний Ацилий Глабрион требовал от этолян порвать союз с Антигоном Великим, стратег их Фений объявил, что он и апоклеты принимают предложение консула, но что необходимо согласие народа для того, чтобы решение их вошло в силу. Хиосцы и афиняне по случаю установления праздника «Сотерий» венчают золотым венком и наделяют различными почестями народ этолян. В свою очередь народ этолян делает постановление о признании празднества Никефорий, установленного пергамским царем Эвменом II (197—159 гг. до Р. X.) и о чествовании как самого Эвмена, так и трех братьев его, а также матери их Аполлониды и народа пергамлян 5*. Народ этолян наделяет вольностями жителей дружественных городов Акса, или Оакса, на Крите, Кеоса, Теоса. Словом, верховное ведение дел внешних, решение вопросов о войне и мире, о союзах с другими государствами принадлежали народу этолян. Он же устанавливал положение отдельных членов союзного тела и наблюдал за исполнением союзных обязательств и взаимных отношений между этолийскими поселениями. Должностные лица союза, исполнявшие народные постановления, выбирались народом. Таким образом, частью непосредственно, частью при посредстве своих избранников союзный народ этолян почитался полновластным распорядителем своих судеб.

По мнению Дройзена, которое повторяется Фрименом и разделяется даже Гильбертом, в недрах этолийского союза господствовала большая неравноправность: наряду со свободными общинами, сохранявшими местную самостоятельность, здесь были будто бы и общины подчиненные, обложенные данью, занятые этолийскими гарнизонами, ограниченные в союзных правах, сносившиеся с господствующим народом только через посольства 6*. Подобное представление об этолийской федерации держится на смешении членов союзной организации, каковые находились главным образом на прилегающей к Этолии территории, с союзниками федерации, а также на неправильном толковании терминов симполития и синтелия (συμπολιτεία, συντέλεια). Как ясно видно из Полибия, Калхедон, Лисимахия, Киос находились в дружественном союзе с Этолией и потому пользовались ее покровительством. Отношения этих городов к этолянам определяются у Полибия различными терминами: раз они друзья и союзники Этолии, состоящие под ее защитой, другой раз члены этолийской федерации, если буквально понимать употребляемое историком выражение (σύμπολιτευεσθαι). Весьма вероятно, что это были приблизительно такие же отношения, скрепленные договором, какие существовали между этолийской федерацией, с одной стороны, Кеосом и Теосом — с другой, и засвидетельствованы несколькими надписями. Они должны были ограждать дружественные поселения и народы от набегов этолийских пиратов, обеспечивать удовлетворение от федерации за причиненные пиратами потери и обиды и обязывать к обоюдной поддержке в определенных случаях: это последнее обстоятельство со стороны союзников отмечает историк термином τάττεσθαι μετ Ατωλν или π Ατωλούς: первое сочетание применяется к жителям Киоса, второе к фигалянам. В одной из надписей жители Киоса приравниваются в некоторых отношениях к этолянам, т. е. к членам федерации, но не отождествляются с ними; ибо они только «как бы этоляне» ς Ατωλν ντων τν Κειων *. В союзе с федерацией, не будучи членами ее, были элейцы и, кажется, кефалленяне, хотя эти последние могли быть временно и членами федерации. Доводы Шорна, выделяющего Кефаллению в разряд подчиненных союзников или данников федерации, весьма недостаточны. Кун склонен зачислить Кефаллению в члены этолийского союза **. Удобный для наблюдения пример подобных союзнических отношений представляет Мессения, не входившая в федерацию. Хорошо сохранившеюся надписью из Фигалии и свидетельствами Полибия удостоверяется существование дружественного союза между Мессенией и Этолией до союзнической войны; начало дружбы, как выражается историк, восходило к древности. Во главе управления Мессении стояли эфоры; они своею властью звали на суд этолийца Доримаха и требовали у него отчета в учиненных пиратами насилиях. Договор относительно границ между мессенцами и фигалянами заключается при посредстве представителей от этолян; в управлении страною мессенские власти независимы от этолийских ***. Союзнические города и страны получали иногда из Этолии военачальника, например Элея или Киос. Во всяком случае, необходимо различать внутреннее устройство этолийского союза, как целого, объединенного в своих частях общими учреждениями, от внешних отношений к разным народам и государствам, враждебных или дружественных, определявшихся данным положением союза в среде других полновластных государств. Различие это обязательно, раз мы не желаем впасть в ошибку, какую повторяет и Дюбуа, перенося черты одних отношений на другие.

Союз этолян, подобно ахейскому, складывался двояким путем: добровольного соглашения или вынужденного присоединения. Так, только после неудавшейся мирной попытки этоляне пошли войною на акарнанский город Медеон (231 г. до Р. X.), дабы принудить его ко вступлению в союз, причем о низведении города на положение подданного ничего не говорит историк. По принуждению примкнули к союзу гераклеоты, город которых впоследствии был одним из важнейших центров федерации. Против воли вступили в союз и беотяне. Но раз поселение или область входили в союзную организацию, граждане их пользовались политическими правами этолян и составляли часть того союзного народа (το κοινον), которому принадлежало верховенство в союзе. Этоляне представляют собою единую организацию в противоположность, например, гегемонии афинян в делийском союзе, в котором различались «афиняне и союзники». Никаких признаков подобного расчленения в среде этолян мы не находим ни у историков, ни тем менее в надписях. В верховное народное собрание единой симполитии сходятся этоляне отовсюду; должностные лица союза обязаны созывать этолян из всех городов, с каковою целью посылаются в города письменные приглашения; после собрания народ удаляется по своим городам; совет союза называется у Юстина сенатом всех этолийских городов 4*.

Поиск по сайту: