Форменная дипломатическая одежда почти 10 лет была неизменным спутником повседневной жизни советских дипломатов

В начале января 1954 года заведующий Протокольным отделом - Д.А. Жуков в докладной на имя А.А. Громыко внес предложения по совершенствованию дипломатической формы, указав на ряд недостатков, которые выявились за прошедшее десятилетие. Он предложил, в частности, отменить зимний головной убор к парадной форме и меховой воротник к ней, разработать фасон летнего кителя для повседневной носки, а также ввести в обиход парадный форменный костюм из легкого белого сукна для дипломатического состава в жарких странах. Финал рассмотрения предложений Д.А. Жукова оказался гораздо более кардинальным.

В 1954 году форменная одежда для дипломатических сотрудников МИД СССР (повседневная и парадная) была отменена. Для Чрезвычайных и Полномочных Послов и Посланников первого и второго класса сохранили парадные мундиры с соответствующим шитьем и знаками различия. Для руководителей загранпредставительств в жарких странах, имеющих соответствующие дипломатические ранги, летние светлые мундиры были введены в обиход в качестве парадной формы.

Послы и посланники перестали использовать форму старого образца после распада Советского Союза в конце 1991 года в связи с изменением государственной символики Российской Федерации (в частности, герба, который был непременным атрибутом парадного дипломатического мундира). Через 10 лет, в 2001 году, этот вопрос был вновь поставлен на повестку дня. Новые образцы дипломатической формы для российских послов и посланников разработаны с учетом требований времени и вводятся в обиход.
-------------------
1 Продолжение. Начало см. “Дипломатический вестник”, 2001, № 7—8; 2002, № 2.
2 А.М. Коллонтай. Дипломатические дневники. 1922—1940. Т. 1. М., 2001, с. 146—147.
3 Там же, с. 401.
4 Там же, с. 402.
5 АВП России, ф. 057, оп. 3, п. 101, д. 1, л. 20—26. Н. Колчановский. Дипломатическая техника. М. 1938.
6 Позднее, уже в 60-е годы Молочков Ф.Ф. несколько скорректировал понятие приема типа “журфикс” [jour-fixe - франц. определенное время], указав, что по времени проведения, угощению и форме одежды он не отличается от чая (а не от дневного приема). — Прим. авт.
7 Протокол Российской Федерации. М., 2000.
8 Н. Колчановский. Указ. соч., с. 77—78.
9 А.М. Коллонтай. Указ. соч., с. 147.

Источник

В своем подавляющем большинстве иностранные дипломаты рассматривают работу в Москве как весьма почетную и ответственную задачу. Нарком-индел, а позднее Министерство иностранных дел, в свою очередь, постоянно уделяют большое внимание активной работе с дипкорпусом, поддержанию хороших деловых отношений с аккредитованными в Москве дипломатами.

Наша протокольная практика в полном соответствии с общепринятой точкой зрения и нормами международного права никогда не рассматривала дипкорпус в качестве юридического лица. Вместе с тем в соответствии с международными традициями и обычаями дипломатический корпус признается в качестве определенного общественного института с ограниченными функциями. В узком смысле слова — это совокупность всех иностранных дипломатических представителей (то есть глав посольств, миссий и отдельных международных организаций).

В широком смысле понятие “дипломатический корпус”, как правило, употребляется в тех случаях, когда он рассматривается не с политической, а с административной или бытовой точек зрения. Тогда — это совокупность дипломатического персонала всех посольств и миссий в данной стране (от атташе до посла, включая торговых представителей и военных атташе).

Совместные или коллективные мероприятия дипкорпуса, связанные с какими-либо событиями в жизни страны пребывания, носят, как правило, церемониальный характер. Дипкорпус не вправе выступать с рекомендациями или требованиями перед Правительством или Министерством иностранных дел, если они носят политическую направленность.

С первых лет после Октябрьской революции попытки коллективных политических демаршей со стороны иностранных дипломатических представительств в Москве всегда решительно пресекались, а коллективные протесты отклонялись как полностью неправомерные.

Такой подход был четко сформулирован видным советским юристом, заведующим Договорно-правовым отделом Министерства иностранных дел СССР И.Н. Тункиным в январе 1960 года: “Международное право не считает дипломатический корпус каким-либо органом и не признает за ним никаких функций в отношении страны пребывания. Коллективные выступления дипкорпуса (обычно через дуайена) допускаются всецело по соображениям практического удобства и исключительно в области церемониальных вопросов и лишь постольку, поскольку эти выступления не носят политического характера”.

В практическом плане в начале 70-х годов эта точка зрения нашла свое выражение в циркулярном письме МИД СССР, подготовленном Протокольным отделом в связи с участием ряда наших послов в собраниях дипкорпуса в отдельных странах, на которых обсуждалась возможность коллективного демарша перед правительством страны. В письме за подписью заместителя министра иностранных дел Н. Фирюбина подчеркивалось, что дипкорпус не представляет собой объединения с какими-либо правами юридического лица, могущего действовать как политический орган, и не правомочен выступать коллективно по политическим вопросам страны пребывания.

Дипкорпус — это совокупность отдельных, независимых друг от друга дипломатических представительств, общностью которых является лишь место пребывания и род деятельности. Выступления дипкорпуса не могут быть правомерными еще и потому, что отношения между государствами строятся на двусторонней основе и на принципах взаимности. Поэтому все вопросы, связанные с претензиями сторон, должны регулироваться с учетом взаимных интересов.

Вместе с тем политические, деловые и личные контакты дипломатов различных стран в рамках дипкорпуса не регламентируются ни местным законодательством, ни какими-либо юридическими правилами. Дипломаты следуют в этих вопросах помимо указаний своих правительств установившимся в дипкорпусе традициям.

Особое место в дипломатическом корпусе занимает его дуайен. Российский протокол признает в качестве дуайена старшего по времени прибытия и вручения верительных грамот иностранного посла, то есть полностью следует исторически сложившимся международным традициям. Круг обязанностей дуайена с точки зрения нашей протокольной практики детально очерчен Ф.Ф. Молочковым в письме послу в Сомали Г.И. Фомину в январе 1964 года. (Кстати, во время Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы Г.И. Фомин был заместителем заведующего Протокольным отделом).

Дуайен дипломатического корпуса:

— консультирует своих коллег по вопросам мест-ного протокола, этикета, взаимоотношений с властями страны. Он должен поддерживать постоянный и тесный контакт с правительственными кругами, протокольной службой и владеть соответствующей информацией;
— выполняет роль посредника между местным протоколом и своими коллегами (например, извещает о мероприятиях с участием дипкорпуса и т. п.);
— реагирует от имени дипкорпуса на различного рода события в стране пребывания (как праздничного, так и траурного порядка), выступает на церемониях, передает поздравления и соболезнования;
— реагирует на события в повседневной жизни дипкорпуса (организация проводов коллег, вручение подарков и т. п.).

По мнению Ф.Ф. Молочкова, роль дуайена дипкорпуса весьма ответственна и деликатна. Вместе с тем она позволяет послу занять в стране пребывания особое, более выгодное, с точки зрения протокола, положение, дает возможность установления широких и прочных контактов и связей в политических, деловых и общественных кругах.

Несмотря на сравнительно небольшое число иностранных дипломатов в Москве в первые годы после Октябрьской революции, традициям и нормам протокола в повседневной жизни дипкорпуса придавалось повышенное внимание. В какой-то степени это была ответная реакция Народного Комиссариата иностранных дел СССР (НКИД) на риторические заявления дипкорпуса о “революционизировании протокола” и отказе от соблюдения “пустых формальностей”, предписываемых нормами международной вежливости.

В дипкорпусе практиковалась довольно сложная система чисто формальных визитов вежливости, обязательных ответных визитов, направления визитных карточек, “известительных” писем и т. п. В эту круговерть по долгу службы были вовлечены и ответственные сотрудники Наркоминдела, обязанные по долгу службы поддерживать официальные контакты с дипломатами.

В этой связи протокольная часть НКИД разработала подробную инструкцию, содержавшую минимум основных протокольных норм, которые рекомендовалось соблюдать при общении с иностранными дипломатами. При этом отмечалось, что, соблюдая этот необходимый минимум, “представители рабоче-крестьянского правительства не должны становиться рабами чуждого нам по духу этикета”. Инструкция содержала ряд полезных практических рекомендаций, не потерявших актуальность и по сию пору. Так, например, в ней говорилось, что одним из основных правил вежливости “должна быть безукоризненная аккуратность в соблюдении времени: своевременно и без опоздания приезжать в указанное время на приемы, обеды, церемонии, своевременно отвечать на визиты и т. д. Самая строгая пунктуальность в этом отношении совершенно необходима”.

В инструкции давались подробные рекомендации по вопросам вручения верительных грамот, нанесения визитов, проведения приемов, ответов на приглашения на протокольные мероприятия, выражения поздравлений и соболезнований, использования визитных карточек и протокольной одежды. Без соблюдения этого минимума невозможно поддержание отношений, а “резкое отступление от него может даже повести к нежелательным конфликтам, ввиду того значения, которое придается в буржуазном обществе внешним условностям”, говорилось в преамбуле инструкции.

Дипломатический корпус в Москве, особенно в 30—40-е годы, был поставлен в достаточно жесткие рамки. Возможность общения с широкими кругами общественности, особенно интеллигенции, была довольно ограничена, на что постоянно жаловались иностранные дипломаты. В определенной степени дипломатический корпус “варился в собственном соку”. Руководство Протокольного отдела НКИД, которое особенно остро чувствовало сложившуюся ситуацию, стремилось преодолеть ее, внося различные предложения по активизации работы с иностранными дипломатами.

В этом отношении несомненный интерес представляют наблюдения заведующего Протокольным отделом НКИД Д.Т. Флоринского, изложенные в его дневниковых записях.

Вот одна из них, относящаяся к 1928 году:

“От отдельных встреч и разговоров я вынес определенное впечатление, что корпус скучает, хиреет, выцветает. Чувствуется скука и апатия. Все друг другу надоели, но не видно больше прежних попыток проявить какую-то инициативу по оживлению общества, расширить каким-нибудь образом связи и выйти за пределы узкого круга иностранных дипломатов плюс несколько работников НКИД. Не слышно даже больше жалоб на отсутствие общества. Это показательно. Скука и замкнутость, с которыми все как будто примирились, как с чем-то абсолютно неизбежным. Итальянское посольство последовательно проводит тенденцию замыкания Корпуса в самом себе, отмежевывания от советского мира (правда никогда не отличавшегося особым гостеприимством в отношении иностранных дипломатов), проповедь своего рода снобизма, провозглашающего эту отчужденность. Такие тенденции, идеологом и вдохновителем которых является воинствующий фашист Чуррути, прививаются среди некоторой части Корпуса. Это определенно чувствуется. Мне кажется, что эти настроения формулируются приблизительно так: советские представители не проявляют по отношению к нам радушия и уклоняются от общения с нами; мы слишком горды, чтобы искать сближения и будем им отвечать такой же строгой официальщиной и лишь в тех случаях, когда это совершенно необходимо.

Таким образом в Корпусе создается группа, которая проповедует и начинает проводить политику отчуждения. Остальная же масса в своем большинстве остается инертной и равнодушной.

Такое положение вещей не изменяет по существу практиковавшихся до сего времени форм общения, которые сводились к редким встречам в официальной обстановке с небольшой примесью получастных отношений между ограниченным числом отдельных лиц. Но нынешние настроения (и снобирующей и инертной группы) свидетельствуют о том, что Корпус в большинстве своем осознал невозможность улучшить свое положение, отказался от всяких иллюзий и дальнейших попыток в этом направлении и что он мирится волей-неволей со своей замкнутостью, с необходимостью продолжать обособленное от внешнего мира существование, довольствуясь лишь собственными скудными ресурсами. Вот то новое, что выявляется в настроениях Корпуса. На смену прежним надеждам, устремлениям, интересу и даже известному энтузиазму, которые проявляли дипломаты, приезжающие в Москву в расчете на интересную работу и встречи, — пришли рутина и скука людей, обреченных вариться в собственном соку. Мне не хотелось бы сгущать краски, но мне кажется, что именно таково примерно состояние моральной депрессии, переживаемой ныне Корпусом. Конечно, Москва не единственная столица, в которой Дипкорпус обречен на замкнутую жизнь. Но это не довод. Мне не думается, чтобы нашим интересам отвечали указанные пессимистические настроения Корпуса, искусно используемые нашими наиболее непримиримыми врагами. В силу объективных условий нелепо было бы говорить о радикальном изменении положения Корпуса. Но кое-что может быть сделано, чтобы скрасить и оживить жизнь иностранных дипломатов. Они не избалованы вниманием и всякий шаг с нашей стороны в этом направлении возымеет свой эффект. Вот некоторые меры, которые можно было бы предложить:

1. Активизировать деятельность работников наших Политотделов по культивированию не только служебных, но и личных отношений с иностранными дипломатам. Насколько я знаю, сейчас в этом направлении почти ничего не делается; лишь один Отдел Центральной Европы идет дальше других и, не ограничиваясь редкими встречами на официальных приемах, развил более или менее интимные отношения со своими клиентами. Мне думается, что было бы вполне своевременно заострить внимание на этой стороне работы Политотделов, имея в виду не столько шефов Миссий, имеющих возможность встречаться и беседовать с членами Коллегии, сколько советников, секретарей, предоставленных всецело своей судьбе. Небольшие завтраки, чаепитие, ужины, совместные выходы в театр не связаны с большими расходами, а между тем такие небольшие знаки внимания способствовали бы рассеянию создавшейся атмосферы отчужденности, не говоря о том, что свободный обмен мнений в непринужденной обстановке всецело в интересах работы самих политотделов. Если бы такие методы работы были признаны нужными, следует поставить вопрос о необходимых ассигнованиях путем фиксирования определенной ежемесячной суммы, в пределах которой заведующие Политотделами получали бы возможность маневрировать. Отмечу также намечающиеся в этом сезоне возможности, создающие благоприятную почву для встреч, а именно предоставление Дипкорпусу Красной гостиной в Большой Московской, которая явится своего рода прототипом Клуба, и вероятное предоставление раз в неделю ложи дирекции в Большом театре.

2. Было бы полезно возобновить практиковавшиеся ранее чайные жур-фиксы у А.В. Литвиновой. Эти жур-фиксы пользовались большим успехом у Корпуса. Их ценили.

3. Иностранцы также весьма оценили бы появление хотя бы по одному разу в сезон наших ответственных сотрудников с женами на чайных приемах у иностранных дам, имеющих свои дни. Такие посещения заменили бы вместе с тем визиты этим дамам, которых у нас никогда не делают и к которым по существу обязывает международная вежливость.

4. Обратить внимание на то, чтобы при посещении иностранных приемов представители наших учреждений не держали бы себя так, как будто они делают великое одолжение и не проявляли бы явного пренебрежения к окружающему обществу в самых откровенных формах”.

Поиск по сайту: