Рыбу вытащили из воды

Холодный ветер налетел с моря и устроил чертовски замечательную продувку в Талинском порту. Или чертовски отвратительную, в зависимости от того, хорошо ли ты одет. Трясучка был одет скорее плохо. Он натянул свою туго облегавшую плечи тоненькую курточку, хотя от неё было столько пользы, что он мог бы и не утруждаться. Он сузил глаза и несчастно покосился на последний порыв ветра. Сегодня он, как положено, оправдал своё имя. Как оправдывал уже которую неделю.

Он вспоминал тёплые посиделки у огня, там, на Севере, в крепком доме в Уффрисе. Его живот был набит мясом, а голова набита грёзами, и он всё говорил с Воссулой о дивном городе Талинсе. Воспоминания были горькими - ведь именно тот проклятый купец с блестящими глазами и приторными россказнями о доме подбил его на это кошмарное путешествие в Стирию.

Воссула утверждал, что в Талинсе всегда солнечно, поэтому Трясучка и продал перед отбытием свою тёплую куртку. Ты же не хочешь истечь потом и помереть, так ведь? Сейчас, когда он трясся как сморщенный осенний листик, что продолжает цепляться за ветку, было похоже, что Воссула изуродовал правду до неузнаваемости.

Трясучка смотрел, как волны грызли набережную, окатывая ледяными брызгами гнилые ялики у гнилых причалов. Он слушал скрип перлиней, злобное курлыканье морских птиц, ветер, стучащий незакреплёнными ставнями, ропот и возгласы окружающих его людей. Все они столпились здесь в надежде на шанс поработать, и ни в каком ином месте не найти такого сборища печальных судеб. Немытые и неопрятные, в рваных лохмотьях и крайней нужде. Люди, готовые на всё. Другими словами, такие же как Трясучка. За исключением того, что они-то здесь родились. А он был настолько глуп, что сам себе такое выбрал.

Он вынул из внутреннего кармана чёрствую горбушку, бережно, как скряга распечатывает свои запасы. Отщипнул чуть-чуть с краешка, собираясь не упустить насладиться каждой её крошкой. Затем он заметил, что ближайший к нему человек уставился на него, и облизывает свои бледные губы. Плечи Трясучки резко обвисли. Он разломил хлеб и передал.

- Спасибо, друг, - жадно глотая хлеб, ответил тот.

- Не вопрос, - ответил Трясучка, хотя за эту горбушку ему пришлось несколько часов рубить дрова. На самом деле целая куча весьма болезненных вопросов. Теперь и все остальные смотрели на него большими грустными глазами, как щенята, которых забыли покормить. Он всплеснул руками. - Если б у меня был хлеб для каждого, то с хуя бы мне здесь околачиваться?

Ворча, они отвернулись. Он шумно втянул холодную соплю и харкнул. Кроме кусочка чёрствого хлеба это было единственное, что с утра прошло сквозь его губы, и вдобавок не в том направлении. Он приехал сюда с карманом, набитым серебром, с лицом, трещащим от улыбок, и грудью, полной надежд на счастье. Десять недель в Стирии - и все три этих источника оказались испиты до зловонного дна.

Воссула говорил ему, что люди Талинса ласковы как ягнята, и гостеприимно встречают иноземцев. Его не встретили ничем кроме презрения, и куча народу шла на любую мерзость, чтобы освободить его от истощающегося кошелька. Второй шанс здесь дают вовсе не на каждом углу. Также как и на Севере.

Подошедшая шаланда принимала швартовы - рыбаки сновали по ней и рядом, тянули канаты и материли... парусину. Трясучка почувствовал, как оживились остальные доходяги, надеясь, что для кого-то из них может что-нибудь поменяться с работой. Он и сам ощутил в груди угрюмый проблеск надежды, однако подавил его и в ожидании встал на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Рыба высыпалась из сетей на доски, сверкая серебром на бледном солнце. Рыбачить - хорошее, честное ремесло. Жизнь на просоленном морском просторе, где не говорят ехидных слов, где мужчины, плечом к плечу, наперекор ветру собирают сверкающие дары моря и всё такое. Благородное ремесло - а может это Трясучка так убеждал себя, в озлобленности на вонь. Теперь любая работа, на которую бы его взяли, казалась вполне благородной.

Выцветший от непогоды как старый столб, человек спрыгнул с шаланды и важно выступил вперёд, излучая самомнение, и попрошайки отпихивали друг друга чтобы попасться ему на глаза. Капитан, предположил Трясучка.

- Нужно двое гребцов, - сказал тот, сдвигая назад потёртую фуражку и осматривая эти исполненные надежды и безнадёжности лица. - Ты, и ты.

Вряд ли стоило говорить, что Трясучка не был одним из них. Он вместе с остальными поник головой, глядя, как счастливая парочка взбежала на судно вослед капитану. Один из них оказался той тварью, с которой Трясучка поделился хлебом. Даже не посмотрел в его сторону, не говоря о том, чтобы замолвить за него слово. Может то, что ты отдаёшь, а не то что ты получаешь взамен и делает тебя мужчиной, как говорил брат, но получать что-то взамен здоровско помогает от голода.

- Насрать. - И он тронулся за ними, пробираясь между раскладывающими улов в бочонки и корзины рыбаками. Нацепив самую дружелюбную из усмешек, какую только нашёл, он прошёл туда, где капитан хлопотал на палубе. - Хорошее у вас судно, - начал он, хотя, на его взгляд оно было мерзкой бадьёй говна.

- И?

- Вы бы не взяли меня на борт?

- Тебя? И чё ты знаешь о рыбах?

Трясучка набил руку в обращении с секирой, мечом, щитом и копьём. Был названным. Тем, кто водил в атаку и держал оборону по всему Северу. Тем, кто получил несколько скверных ран и нанёс множество гораздо более худших. Но он настроился заниматься правильным, мирным ремеслом, поэтому цеплялся за своё, как утопающий за плывущую корягу.

- Я много рыбачил, когда был пацаном. На озере, вместе с отцом. - Камушки хрустят под его босыми ногами. Сверкающий свет на воде. Отцовская улыбка и улыбка брата.

Но капитан не предавался сладости воспоминаний. - На озере? Мы рыбачим в открытом море, парень.

- В морском промысле, надо сказать, у меня нет опыта.

- Тогда что-ж ты тратишь моё чёртово время? Да я наберу кучу опытных стирийских рыбаков, лучших работников, каждый в море по дюжине лет. - Он махнул на заполонивших причал неприкаянных оборванцев, выглядевших скорее так, будто те провели по дюжине лет в кружке с элем. – С какой стати давать работу какому-то северянину-попрошайке?

- Я буду трудиться не покладая рук. У меня полоса невезенья, вот и всё. Мне просто нужен шанс.

- Как и всем нам, но я не расслышал, почему именно я должен его тебе дать?

- Лишь шанс чтобы...

- Вали с моего судна, здоровенное бледное мудило! - Капитан схватил с палубы рейку неструганого дерева и сделал шаг вперёд, будто собаку бить собрался. - Убирайся, и забирай своё невезенье с собой.

- Может рыбак из меня и никакой, зато я всегда умел пускать людям кровь. Лучше выбрось палку, пока я, блядь, не заставил тебя её сожрать. - Трясучка бросил предупреждающий взгляд. Убийственный взгляд настоящего Севера. Капитан заколебался, замедлился и ворча остановился. Затем отбросил палку и начал орать на одного из своих людей.

Трясучка ссутулил плечи и не оглядывался. Он устало протащился к началу аллеи, мимо наклеенных на стены изорванных объявлений с расплывшимися словами. Пролез в тень промеж слепленных вместе построек, за спиною стихал портовый шум. Случилась та же самая история, что и с кузнецами, и с пекарями, и с каждым сучьим ремесленником в этом сучьем городе. Даже с сапожником, хотя он-то казался весьма подающим надежды. До тех пор пока не послал Трясучку на хуй.

Воссула сказал, что в Стирии везде есть работа и всё что требуется это только спросить. Похоже, что по непостижимым причинам Воссула брехал ему всю дорогу. Трясучка задавал тому всевозможные вопросы. Но только теперь, когда он, поскользнувшись у грязного порога, влез в своих сапогах-обносках в помойную канаву, где жила компания рыбьих голов, до него дошло, что единственного вопроса, который должен был, он так и не задал. Одного вопроса, что встал перед ним как только он сюда добрался. Скажи мне, Воссула - если Стирия такой кусок чуда, какого ж хрена ты переехал сюда, на Север?

- Ебал я эту Стирию, - прошипел он на северном наречии. Боль в переносице означала, что скоро потекут слёзы, но он уже дошёл до того, что не испытал от этого никакого стыда. Коль Трясучка. Сын Гремучей Шеи. Названный, который вставал лицом к лицу со смертью при любых обстоятельствах. С кем бок о бок дрались величайшие имена Севера - Рудда Тридуба, Чёрный Доу, Ищейка, Хардинг Молчун. Кто возглавлял атаку на войска Союза при Камнуре. Кто держал строй против тысячи шанка у Дунбрека. Кто бился семь гибельных дней на Взгорьях. Его губы почти стянула улыбка при мысли о тех вольных, смелых временах, из которых ему удалось выйти живым. Он понимал, что и тогда постоянно умудрялся обосраться от страха, но какими же счастливыми те дни казались сейчас. По крайней мере, он был не один.

При звуке шагов он огляделся. Четверо мужчин вступили в аллею со стороны порта, тем же путём, что и он. У них был тот извиняющийся вид, какой бывает у людей с нехорошими замыслами. Трясучка вжался в свою подворотню, надеясь, что их нехорошие замыслы его не коснутся.

Душа северянина сорвалась в пропасть, когда они стали полукругом, рассматривая его. У одного был заплывший красный нос - такой запросто заимеешь обильно выпивая. Другой, лысый как носок ботинка, держал длинную деревяшку. У третьего - жидкая борода и полон рот коричневых зубов. Не очень приятный мужской коллектив, и Трясучка не предполагал, что что-то приятное было у них на уме.

Тот, кто стоял впереди, оскалился – мерзкая сволочь с рябой крысиной мордой. - Что ты для нас приготовил?

- Хотел бы я иметь что-нибудь путное, чтоб вам отнять. Но у меня ничего нет. Можете спокойно идти своей дорогой.

Крысиная Морда мрачно поглядел на лысого приятеля, сердитый от того, что им может ничего не достаться. - Значит, сапоги.

- В такую погоду? Я же замерзну.

- Замерзай. Мне ль не похер. Давай сапоги, пока мы тебе не навешали ради поднятия настроения.

- Ебал я ваш Талинс, - прошевелил губами Трясучка, угли жалости к себе внезапно вспыхнули в нём кровавым пламенем. Его грызло, что приходится так унижаться. Мудакам не нужны его сапоги, они просто хотят почувствовать себя крутыми. Но один против четырех, и без оружия в руках - дурацкая драка. Только дурак решит погибнуть из-за какого-то куска старой кожи, как бы ни было холодно.

Он низко склонился и, бормоча, взялся за сапоги. Затем его колено влетело Красному Носу прямо по яйцам, и тот с выдохом согнулся пополам. Трясучка удивился не меньше ихнего. Должно быть, хождение босиком лежало за пределами его гордости. Он врезал Крысиной Морде по подбородку, схватил за куртку и пихнул в одного из его товарищей. И те свалились вместе, визжа как коты под ливнем.

Трясучка уклонился от опускающейся дубинки лысого подонка - та лишь скользнула по его плечу. Противника занесло силой взмаха. Он открыл рот, теряя равновесие. Трясучка вмочил ему прямо в середину отвисшего подбородка, задирая голову наверх, затем сапогом подсёк ноги, опрокидывая на спину, и сам прыгнул следом. Кулак Трясучки с хрустом вошёл в лицо лысого - два, три, четыре раза - и навёл там порядок, забрызгав кровью рукав грязной трясучкиной куртки.

Он отступил назад, оставив Лысого плеваться зубами в канаве. Красный Нос всё завывал, свернувшись, зажав руки между ляжек. Но у двух других оказались ножи - сверкнул острый металл. Трясучка сжался - кулаки стиснуты, дышать тяжело, глаза перебегают с одного на другого. Его гнев быстро увядал. Надо было просто отдать сапоги. Наверно они снимут их как трофеи с его холодных мёртвых ног уже через короткий и болезненный промежуток времени. Проклятая гордость - от такого барахла один вред.

Крысиная Морда утёр кровь из-под носа. - О, вот теперь ты покойник, хуй ты северный! Ты хорош как... - Внезапно под ним поехала нога и он, завизжав, рухнул и выронил нож.

Кто-то выскользнул из тени позади него. Высокий и закрытый капюшоном, меч свободно свисал из бледной левой руки, тонкое лезвие отражало весь свет, что нашелся в этом проулке, и горело убийством. Последний из похитителей сапог продолжал стоять, тот, с хреновыми зубами. Смотрел на стальную полосу большими, как у коровы, глазами - его нож вдруг оказался жалким ссаньём.

- Может, хочешь за чем-нибудь сбегать? - Застигнутый врасплох Трясучка остолбенел. Женский голос. Гнилым Зубам не было нужды повторять дважды. Он повернулся и чесанул вниз по аллее.

- Моя нога! - Кричал Крысиная Морда, вцепившись за обратную сторону колена окровавленной рукой. - Блядь, моя нога!

- Хорош скулить или я и другую подрежу.

Лысый лежал, ничего не говоря. Красный Нос наконец-то одолел свой долгий подъём на колени.

- Сапоги хочешь, а? - Трясучка приблизился на шаг и врезал ему по яйцам снова. Того, замяукавшего от боли, приподняло и бросило лицом вниз. - Вот тебе один, сука! - Он посмотрел на вновь прибывшую, в голове гудел кровавый гул. Он не понимал, каким образом он пережил всё это, не словив в кишки немножко стали. Впрочем, не ясно пережил или нет - эта женщина не выглядела хорошей новостью. - Чё те надо? - прорычал он ей.

- Ничего такого, от чего бы возникли проблемы. - Он заметил уголок улыбки внутри капюшона. - Возможно, у меня есть для тебя работа.

Здоровенная тарелка мяса с овощами в какой-то подливке, рядом кусочки плохо пропечённого хлеба. Может хорошего, может и нет. Трясучка был слишком занят, запихивая всё это в себя, чтобы поделиться мнением. Скорее всего, он выглядел сущим животным, небрит две недели, опрыщавел и грязен от ночлега в подворотнях, вдобавок в не самых лучших. Но он был далёк от беспокойства за внешность, даже несмотря на женское общество.

На ней всё ещё был капюшон, хотя они и ушли с улицы. Она расположилась спиной к стене, там, где было темно. Когда люди подходили ближе, рыскала по сторонам, свешивая на щёку смолисто черную прядь. Всё же он прикидывал, каким должно быть её лицо, в те мгновения, когда отрывал глаза от еды, и решил, что хорошеньким.

Сильная, крепкие кости, подвижная челюсть и гибкая шея, сбоку виднеется синяя жилка. Опасная, счёл он, хотя это и не было особо сложной догадкой после того как он видел как она без особых сожалений сзади рассекла человеку колено. Но помимо этого, в том, как она не сводила с него суженных глаз, было что-то, заставившее его нервничать. Что-то спокойное и холодное, будто она уже отмерила его полной меркой и наперёд знала все его действия. Знала лучше него самого. Вниз по её щеке шли три длинных отметины - старые порезы, однако всё ещё не зажили до конца. Правая рука, которой она вроде бы не пользовалась, была в перчатке. Вдобавок прихрамывает, как он подметил на пути сюда. Должно быть, замешана в каких-то тёмных делах, но у Трясучки было не так уж и много друзей, чтоб позволить себе привередничать. К чему притворяться, любой, кто бы ни накормил его, тут же всецело завладевал его верностью.

Она смотрела, как он ест. - Голодный?

- Есть маленько.

- Далеко от дома?

- Есть маленько.

- Кое с чем не повезло?

- Полно с чем. Правда, и я делал неправильный выбор.

- Эти вещи идут рука об руку.

- Твоя правда. - Нож и ложка, когда он их отбросил, звякнули о пустую тарелку. - А я сразу не сообразил. - Он подобрал подливу последним ломтиком хлеба. - Но я всегда был своим самым худшим врагом. - Оба сидели молча, рассматривая друг друга, пока он жевал. - Ты не сказала, как тебя зовут.

- Нет.

- Так и называть?

- По-моему, плачу здесь я. Будешь называть так, как я скажу.

- А за что ты платишь? Мой друг... - Он прочистил глотку, начав сомневаться, а был ли Воссула другом хоть с какого-то боку. - Мой знакомый сказал, чтобы я не ждал в Стирии ничего задаром.

- Хороший совет. Мне кое-что от тебя нужно.

Трясучка лизнул нёбо, и оно было кислым на вкус. Он перед этой женщиной в долгу и не знал, чем придётся расплачиваться. По её виду он решил, что это ему обойдётся недёшево.- Что тебе надо?

- Прежде всего, вымойся. Никто не станет иметь дело с тобой в таком состоянии.

Раз голод и холод ушли, то появилось немного места для стыда. - Я бы рад не вонять, веришь - нет? У меня ещё осталось чутка невъебенной гордости.

- Рада за тебя. Бьюсь об заклад, ты жаждешь стать невъебенно чистым. Стало быть.

Стало неудобно сидеть, он поводил плечами. Почувствовал, будто шагает в пруд, ничего не зная о его глубине. - Стало быть - что?

- Ничего особенного. Ты зайдёшь в курильню и спросишь человека по имени Саджаам. Скажешь, Никомо требует его присутствия в обычном месте. Приведёшь его ко мне.

- Почему бы не сделать это самой?

- Потом что я плачу, чтобы это сделал ты, балда. - затянутой в перчатку рукой она протянула монету. Серебро сверкало в огне очага, на светлом металле отштампован рисунок полновесного серебренника. - Приведёшь Саджаама ко мне - вот тебе монета. Захочешь рыбу - купишь себе полную бочку.

Трясучка нахмурился. Какая-то красивая баба возникает из ниоткуда и, более чем вероятно, спасает ему жизнь, а затем делает такое выгодное предложение? Его везенье и рядом не стояло ни с чем подобным. Но обед лишь напомнил ему, как раньше он радовался еде. - Ладно, согласен.

- Прекрасно. Или ты согласен на что-то ещё, за пятьдесят серебренников?

- Пятьдесят? - Голос Трясучки каркнул. - Это шутка?

- Видишь, как мне смешно? Да, пятьдесят, и если тебе так захочется рыбу, купишь собственную шаланду, да переоденешься во что-то приличного пошива, как тебе такое?

Трясучка стыдливо потянул за изношенные полы куртки. С такой суммой он смог бы успеть следующим судном назад в Уффрис, пнуть сморщенную задницу Воссулы так, чтоб тот пролетел от одного конца города до другого. Эта мечта уже некоторое время была его единственным источником наслаждения. - Чего ты хочешь за пятьдесят?

- Ничего особенного. Ты зайдёшь в курильню и спросишь человека по имени Саджаам. Скажешь, что Никомо требует его присутствия в обычном месте. Приведёшь его ко мне. - На мгновение она замолкла. - Потом поможешь мне убить человека.

Если уж начистоту, то его это не обескуражило. Существовал лишь единственный вид работы, в котором он на самом деле был хорош. Определённо единственный из тех, за которые кто-то пожаловал бы ему пятьдесят серебренников. Он приехал сюда чтобы начать новую жизнь. Но вышло как раз так, как говорил Ищейка. Раз уж твои руки в крови, не так-то просто их отчистить.

Что-то уткнулось под столом ему в ляжку и он чуть не слетел со стула. Между его ног оказался эфес длинного ножа. Боевой кинжал, стальная гарда светится оранжевым, клинок в ножнах, которые женщина держит затянутой в перчатку рукой.

- Будет лучше его взять.

- Я не сказал, что кого-то убью.

- Я в курсе, что ты сказал. Кинжал только для того чтобы подтвердить Саджааму, что ты настроен без дураков.

Приходится признать, что его не так уж и привлекает женщина, всовывающая ему кинжал между коленей. - Я не сказал, что кого-то убью.

- Я не сказала, что ты сказал.

- Ну ладно. Просто, чтобы ты знала. - Он перехватил кинжал и засунул его вглубь под куртку.

Когда он приблизился, кинжал давил на грудь, прильнув, как вернувшаяся былая возлюбленная. Трясучка знал, что гордиться тут нечем. Любой дурак способен носить нож. И всё же не сказать, что ему неприятна тяжесть стали у рёбер. Он будто снова стал кем-то.

Он прибыл в Стирию в поисках честного труда. Но когда кошелёк пуст, приходится браться и за бесчестный. Трясучка не знал, бывал ли когда в более бесчестном на вид месте. Тяжёлая дверь в грязной, голой стене без окон, громилы стоят на страже по бокам. По их стойке Трясучка понимал, что они наверняка вооружены и готовы пустить своё оружие в ход. Один был темнокожий южанин - чёрные волосы болтались вокруг лица.

- Надо чё? - спросил он, пока другой с подозрением таращился на Трясучку.

- Повидать Саджаама.

- Оружие есть? - Трясучка вытащил кинжал, протянул вперёд рукояткой и охранник забрал его. - Пошли со мной. - Скрипнули петли, дверь распахнулась.

С той стороны воздух был густым, затуманенным сладким дымом. Дым влез в трясучкино горло, и ему захотелось кашлять, щипал глаза и исторг из них влагу. Тишина и полумрак, чрезмерно приторная жара после заморозков снаружи. Светильники из разноцветного стекла отбрасывали узоры на покрытые пятнами стены - зелёные, и красные, и жёлтые вспышки во мгле. Это место было похоже на дурной сон.

Сверху свисали занавески, грязный шёлк шуршал во мраке. На подушках раскинулись люди - полусонные и полуодетые. С широко открытым ртом на спине лежал мужчина, в его руке покачивалась трубка - клубы дыма продолжали виться из её чашечки. Лёжа на боку, к нему прижималась женщина. Усыпанные каплями пота лица обоих обвисли, как у трупов. Похоже, что только тонкая грань отделяла наслажденье от безнадёжности, неуклонно сдвигаясь к последнему.

- Сюда. - Трясучка проследовал за своим проводником сквозь кумар и далее вниз по затемнённому коридору. О дверной косяк облокачивалась женщина, наблюдавшая за проходившим мимо Трясучкой безжизненными глазами, не произнося ни слова. Кто-то где-то, вроде бы устало, хрипел - О, о, о...

Сквозь завесу из цокающего бисера в другую большую комнату, менее прокуренную, но более тревожную. В ней разместились люди всех цветов кожи и телосложений. Судя по их виду, не чужды насилия. Восемь сидело за столом с разбросанными стаканами, бутылками и мелочью, играя в карты. Ещё больше развалившись, отдыхало в тени по сторонам. Взгляд Трясучки сразу упал на отвратно выглядевший тесак под рукой одного из них - уж наверно не единственное здешнее оружие. К стене приколочены часы, шестеренки крутились туда-сюда, тик, так, тик. Вполне громко, чтобы ещё больше разбередить его нервы.

Крупный мужчина сидел во главе стола - на месте вождя, если б дело происходило на Севере. Пожилой, с лицом мятым и сморщенным, как далеко не новая кожа. Сам цвета тёмного масла, борода и короткие волосы запорошены металлической сединой. У него была золотая монета, и он ею играл, перемещая костяшками пальцев с одной стороны перевёрнутой ладони на другую. Провожатый наклонился, что-то шепнул ему на ухо, а затем вручил кинжал. Глаза старика, как и глаза остальных теперь обратились к Трясучке. Внезапно, серебренник начал казаться слишком маленькой платой за задание.

- Ты Саджаам? - Громче чем было на уме у Трясучки, голос от дыма скрипучий.

Улыбка пожилого прорезалась жёлтым шрамом на тёмном лице. - Все мои добрые друзья подтвердят, что Саджаам это моё имя. Знаешь, можно ужасно много сказать о человеке по оружию, что он носит.

- И что же?

Саджаам вытащил кинжал из ножен и приподнял его, свет свечей заиграл на стали. - Не дешевый клинок, но и не дорогой. Удобный для дела, и без вычурной ерунды. Острый и прочный, и означает, что ты пришёл не базарить. Я попал в цель?

- Где-то рядом с ней. - Было ясно, что он один из тех, кто любит потрепаться, поэтому Трясучка не стал упоминать, что это даже не его кинжал. Чем меньше слов, тем скорее он будет в пути.

- Как же тебя звать, друг? – Однако, что-то не верилось в его дружеские замашки.

- Коль Трясучка.

- Брррр. - Саджаам потряс громадными плечищами, как будто ему стало холодно, чем вызвал у своих людей хихиканье. С виду смешливый народ. - Ты проделал далёкий путь. Далеко, далеко от дома, дорогой мой.

- А-то я, блядь, не знаю. У меня послание. Никомо требует твоего присутствия.

Шутливый настрой вытекал из комнаты. Стремительно, как кровь из перерезанного горла. - Где?

- В обычном месте.

- Он требует? - Пара людей Саджаама отделились от стен, скрытые тенями руки зашевелились. - Ужасно смело. И почему это мой старый друг Никомо послал поговорить со мной большого белого северянина с ножом? - Трясучке пришло на ум, что женщина, по неизвестным причинам, пожалуй, подставила его жопой кверху. Дураку ясно, что она вовсе не этот Никомо. Но он уже сожрал свою долю презрения за последние несколько недель и пусть его заберут мёртвые, нежели он пригубит ещё.

- Спроси его сам. Я пришёл сюда не перебрасываться вопросами, старик. Никомо требует твоего присутствия в обычном месте, и это всё. А теперь двигай своей жирной чёрной жопой, пока я не потерял выдержку.

Пока все размышляли над этими словами, настало длинное, некрасивое молчание.

- Мне по душе, - хрюкнул Саджаам. - Как тебе? - спросил он одного из своих головорезов.

- Если такое в твоём вкусе - неплохо.

- Время от времени. Громкие слова, бахвальство и мужественно волосатая грудь. Перебор утомляет, а чуток порой разгоняет тоску. Итак, Никомо требует моего присутствия?

- Требует, - выпалил сходу Трясучка, позволив течению тащить себя куда вздумается, и надеясь, что его прибьёт к берегу невредимым.

- Тогда ладно. - пожилой бросил карты на стол и медленно встал. - Да не скажет никто, что старый Саджаам изменил своему долгу. Если Никомо зовёт... пусть будет обычное место. - Он просунул принесённый Трясучкой кинжал за пояс. - Я всё же придержу его, хммм? Всего минутку.

Уже припозднилось, когда они добрались до места, которое ему показала женщина, и в прогнившем саду было темно, как в погребе. И также, насколько мог понять Трясучка, пусто. Лишь ночной ветерок колыхал рваные бумажки - старые, свисающие со скользких кирпичей новости.

- Ну? - грубо произнёс Саджаам. - Где Коска?

- Сказала, что она будет здесь, - пробормотал Трясучка, в основном самому себе.

- Она? - Его рука оказалась на рукояти кинжала. - Какого чёрта ты...

- Здесь околачиваешься, старый хрен. - Она скользнула из-за дерева в полоску света, откидывая капюшон. Сейчас Трясучка отчётливо её увидел - она оказалась даже красивее, чем он представлял и ещё более суровой на вид. Очень красивая и очень суровая, с красной линией сбоку шеи, будто шрам, что увидишь на висельнике. У неё был такой хмурый вид - твёрдо сдвинутые брови, плотно сжатые губы, прищуренные, глядящие прямо глаза. Как будто решила головой пробить дверь и хер клала на последствия.

Лицо Саджаама сморщилось как потная рубашка. - Ты жива.

- Всё такой же проницательный, а?

- Но я слышал...

- Нет.

Собраться с мыслями не заняло у старика много времени. - Тебе нельзя быть в Талинсе, Муркатто. Тебе нельзя подходить на сотню миль к Талинсу. А самое главное - тебе нельзя подходить на сотню силь ко мне. - Он выругался на каком-то незнакомом Трясучке наречии и запрокинул лицо к тёмному небу. - Боже, Боже, отчего же ты не вывел меня к честной жизни?

Женщина фыркнула. - Потому что тебя от неё воротит, вот почему. А ещё ты слишком любишь деньги.

- Каюсь, всё это правда. - Может они и разговаривали как старые друзья, но рука Саджаама всё никак не оставляла нож. - Что тебе нужно?

- Чтоб ты помог кое-кого убить.

- Мяснику Каприла требуется моя помощь в убийстве, а? Ну, поскольку среди них нет приближённых герцога Орсо...

- Он будет последним.

- Да ты охерела. - Саджаам медленно покачал головой. - Как же ты любишь испытывать меня, Монцкарро. Как же ты всегда любила нас всех испытывать. Ты же так не поступишь. Никогда, даже если ждать до гибели солнца.

- А что, если всё же поступлю? Не рассказывай только, что не лелеял мечту об этом все эти годы.

- Все те годы, когда ты его именем несла по Стирии огонь и меч? Радостно принимала от него приказания и плату, лизала ему жопу, как щенок новую косточку? Ты про эти годы? Что-то не помню, чтобы ты предлагала мне поплакать на своём плече.

- Он убил Бенну.

- Неужели? Объявления гласили, что до вас обоих добрались агенты герцога Рогонта. - Саджаам указал на старые огрызки, прилепленные к стене за его плечом. На них было женское лицо и мужское. Трясучка понял, и от этого его нутро резко сжалось, что женское лицо было её. - Убиты Лигой Восьми. Все очень сильно расстроились.

- Я не в настроении шутить, Саджаам.

- Когда ж ты в нём была? Впрочем это не шутка. В этих краях ты была героем. Так назовут, когда ты убьёшь столько, что простым словом "убийца" уже не обойтись. Орсо произнёс торжественную речь - говорил, всем нам надо сражаться ещё яростней, чтобы за тебя отомстить. И у каждого увлажнились глаза. Прости за Бенну. Я всегда любил мальчишку. Но я со своими чертями примирился. Тебе надо сделать то же самое.

- Прощают мёртвые. Прощают мёртвых. Для остальных из нас есть занятие получше. Я хочу чтоб ты мне помог - а ты мне должен. Расплачивайся, сволочь. - Долгое время они мрачно глядели друг на друга. Затем старик испустил протяжный вздох. - Всегда говорил, что ты станешь моей смертью. И какова твоя цена?

- Направь меня по нужному пути. Сведи меня кое с кем кое-где. Ты же этим сейчас и занимаешься, ведь так?

- Кое-кого знаю.

- Одолжи мне человека с холодной головой и твёрдыми руками. Кто не упал бы в обморок при кровопролитии.

Саджаам, казалось, поразмышлял об этом. Затем он повернул голову и позвал через плечо. - Знаешь такого, Дружелюбный?

Из тьмы донеслось шарканье. Оттуда, откуда пришёл Трясучка. Видимо кто-то за ними следил и делал это мастерски. Женщина переместилась в боевую стойку, сузила глаза, левая рука на рукояти меча. Трясучка тоже потянулся бы к мечу, если бы он у него был, но свой он продал в Уффрисе, а кинжал отдал Саджааму. Поэтому ему осталось лишь взволнованно дёргать пальцами, от чего ни для кого не было ни капли пользы.

Вновь прибывший доплёлся до них, сгорбился и опустил глаза. Он был ниже Трясучки на полголовы или больше, но обладал устрашающе мощным видом: толстая шея шире черепа, тяжёлые кисти рук свисают из рукавов тяжёлой куртки.

- Дружелюбный, - Саджаам расплывался в улыбке от сюрприза, который он устроил, - это моя старая подруга по имени Муркатто. Тебе придётся поработать на неё какое-то время, если ты не против - Человек пожал увесистыми плечами. - Как ты сказал, тебя зовут, ещё раз?

- Трясучка.

Глаза Дружелюбного вскинулись, затем вновь приникли к земле и оттуда не отрывались. Грустные, странные глаза. На мгновение наступила тишина.

- Он надёжный человек? - спросила Муркатто.

- Это лучший человек, кого я знаю. Или худший, если ты не на той стороне. Я встретил его в Безопасности.

- Что же он навытворял, раз его закрыли с такими как ты?

- Всего, да ещё кой-чего.

Опять тишина.

- Для человека по имени Дружелюбный, он не слишком разговорчив.

- Ну прямо мои мысли, когда я встретил его впервые, - сказал Саджаам. - Подозреваю, его так назвали с долей иронии.

- Иронии? Тюремной?

- В тюрьму попадают разные люди. У некоторых из нас бывает даже чувство юмора.

- Ну как скажешь. В придачу, возьму немного шелухи.

- Ты? По-моему это больше в духе твоего брата, нет? Для чего тебе шелуха?

- Когда это ты начал спрашивать покупателей, зачем им твой товар, старик?

- Меткое замечание. - Он вытащил что-то из кармана, швырнул, и она поймала на лету.

- Дам знать, когда надо будет ещё что-нибудь.

- Жду-недождусь, считаю дни! Не зря я клялся, что ты станешь моей смертью. - Саджаам повернулся, чтобы уйти. - Моей смертью.

Трясучка встал перед ним. - Мой кинжал. - Он не понял сути услышанного, но мог догадаться, когда его впутывали во что-то темное и кровавое. Во что-то, где ему, видать, понадобится хороший клинок.

- Прошу. - Саджаам увесисто шлёпнул его на ладонь Трясучки. - Правда, если ты собираешься с ней связаться, я советую тебе найти клинок побольше. - Он обвёл их взгядом, медленно покачивая головой. - Вы, трое героев, собираетесь прикончить герцога Орсо? Когда вас будут убивать, сделаете доброе дело? Умрите быстро и не выдавайте моего имени. - И на этом радостном высказывании он неспешно зашагал в ночь.

Когда Трясучка обернулся, женщина, которую звали Муркатто, смотрела ему прямо в глаза. - А что насчёт тебя? У рыболова сволочное житьё. Почти такое же тяжкое, как у крестьянина, а воняет даже хуже. - Она вытянула руку в перчатке, и на ладони блеснуло серебро. - Я по-прежнему готова нанять ещё одного. Хочешь получить серебренник? Или хочешь ещё пятьдесят?

Трясучка насупился на этот светлый кусочек металла. Он убивал людей за гораздо меньшее, если уж вспоминать об этом. Битвы, распри, стычки всех видов и в любую погоду. Но тогда у него были на то причины. Пусть не самые благородные, но хоть что-то, что делало его поступки отчасти правильными. Он не просто проливал чужую кровь за плату.

- Тот, кого ты хочешь убить... что он сделал?

- Он очень просил меня заплатить пятьдесят серебренников за свой труп. Этого мало?

- Для меня - да.

Она мрачно посмотрела на него. Тем прямым взором, что почему-то уже вызывал в нём опасения. - Так ты один из этих, а?

- Один из каких?

- Один из тех людей, кто любит поводы. Кому нужны оправдания. Вы народ опасный. Непредсказуемый. - Она пожала плечами. - Но если тебе поможет... Он убил моего брата.

Трясучка сморгнул. Эти слова из её уст, каким-то образом вернули обратно тот день, гораздо отчётливее, чем он помнил о нём последующие годы. Как он обо всём догадался, глядя на бледное отцовское лицо. Как услышал, о том, что его брата убили, пообещав пощаду. Как над пеплом очага главной усадьбы со слезами на глазах клялся отомстить. Клятвой, которую сам решил нарушить, чтобы отступить от крови и начать новую жизнь. И вот она здесь - вышла из ниоткуда, предлагая ему другое возмездие. Он убил моего брата. Как будто знала, что на всё остальное он ответит "нет". А может, ему просто нужны деньги.

- Да и хер с ним, - сказал он. - Давай полтинник.

Поиск по сайту: