Страна благоприятных возможностей

Пока судно неуклюже барахталось навстречу причалу, Трясучка первым делом отметил, что вокруг было вовсе не так тепло, как он ожидал. Он-то слыхал, что над Стирией всегда сияет солнце. Круглый год как в тёплой бане. Если бы Трясучке предложили баню навроде этой, он бы скорее остался грязным, и к тому же отыскал бы пару резких словечек для такого гостеприимства. Талинс весь съёжился под серым небом, сверху нависли тучи. Сильно тянуло с моря, время от времени щёки кропил холодный дождь, от которого вспоминался дом. И не самые лучшие проведённые там минуты. Всё же он твёрдо настроился глядеть на светлые стороны событий. Наверное, просто хероватый денёк. Такие везде бывают.

Тем не менее, пока моряки торопились быстрее пришвартовать корабль, с его места город выглядел весьма убого. Кирпичные сооружения окаймляли унылый изгиб бухты - вжавшиеся друг в друга, с узкими окнами, проседающими крышами, краска облупилась, треснутая штукатурка бугрилась от соли, позеленела от мха и почернела от плесени. Стены над склизкой булыжной мостовой на всех углах были покрыты состряпанными на скорую руку большими кусками бумаги, содранными и наклеенными друг на друга, с колыхающимися рваными краями. На них изображались лица и отпечатанные слова. Может быть важные предостережения - но чтец из Трясучки неважный. Особенно на стирийском языке. Говорить на нём и так уже виделось нелёгкой задачей.

Берег и порт кишели людьми, и с виду мало кто казался счастливым. Или здоровым. Или богатым. Здесь отовсюду доносился неприятный запах. А точнее - настоящая вонь. Гнилая солёная рыба, старые туши, угольный дым и бьющие через край отхожие места разом ударили в нос. Если это дом для новой блистательной личности, которой он надеялся стать, то Трясучке пришлось признать немалое разочарование. На краткий миг он подумал о том, чтобы со следующим приливом заплатить большей частью оставшихся средств за поездку обратно - домой, на Север. Но эту мысль он отверг. Он покончил с войной, покончил водить людей на смерть, покончил с убийствами и всем, что прилагалось к ним в придачу. Твёрдо нацелился начать новую жизнь. Он будет совершать правильные поступки, и это - то место, где он собрался их совершить.

- Ну ладно. - Он добродушно кивнул ближайшему моряку: - Я ухожу. - В ответ прилетела только отрыжка, но брат часто втолковывал ему, что мужчину делает мужчиной то, что он отдаёт, а не то, что получает взамен. Поэтому он осклабился, как будто принял радостное напутствие, и пошёл вниз, стуча по сходням. В свою новую жизнь в Стирии.

Ему не удалось пройти и дюжины шагов, глазея на возвышающиеся здания с одной стороны и раскачивающиеся мачты с другой, как кто-то неожиданно врезался в него, чуть не свалив набок.

- Мои извинения, - сказал Трясучка по-стирийски, стараясь вести себя цивилизованно. - Не заметил тебя, друг. - Человек продолжил путь, даже не обернувшись. Это малость кольнуло трясучкину гордость. А она у него всё ещё в изобилии - единственное оставшееся от отца наследство. Неужто он пережил семь лет битв, засад, пробуждений под засыпанным снегом одеялом, дерьмовой пищи и ещё худшего пения, только с одной целью - приехать сюда, чтоб его толкали плечами!

Но жить как сволочь ведь не только преступление, а ещё и наказание. "Оставь", - так сказал бы ему брат. Трясучка настроился глядеть на светлые стороны событий. Поэтому он отвернулся от причалов и пошёл по широкой улице в город. Мимо кучки нищих на тряпках, машущих культями и ссохшимися конечностями. По площади, где здоровенный памятник какому-то суровому мужику указывал в никуда. Трясучка понятия не имел, кем он мог быть, но выглядел тот чертовски самодовольно. Запах стряпни донёсся до Трясучки, заставляя кишки заворчать. И подманил его к некоему подобию прилавка, где на разведенном в ведре огне жарили мясо на палочках.

- Один такой, - показывая, сказал Трясучка. Кажется, ничего больше произносить не требовалось, и он не стал усложнять. Меньше шансов ошибиться. Когда повар назвал цену, Трясучка чуть не подавился собственным языком. За столько он бы взял на Севере целую овцу, а может даже пару на развод. Мясо оказалось наполовину жиром, а на другую - сплошными жилами. Его вкус и рядом не стоял с запахом, что уже не удивляло. Похоже, большинство вещей в Стирии на деле не столь замечательны, как о них объявляли.

Пока он ел, начал усиливаться дождь, морося в глаза Трясучки. Несравним с теми бурями, что радовали его на Севере, но вполне достаточный, чтобы малость промочить его настроение и породить вопрос, где, же он, нахрен, сегодня заночует. Дождь сочился с замшелых скатов и сломанных желобов, окрашивал чёрным булыжники, понуждал людей сутулиться и браниться. Трясучка отошёл от тесных зданий, и вышел на берег широкой реки, полностью выложенный и ограждённый камнем. Чуть-чуть постоял, раздумывая, какой дорогой ему пойти.

Город простирался на всём протяжении обзора. Мосты выше и ниже по течению, дома на другом берегу - ещё громаднее, чем на этом, боковые башни, купола, крыши, тянулись и тянулись, полускрытые дымкой и таинственно серые под дождём. Снова рваные бумаги колыхались на ветру, на них цветной яркой краской намалёваны буквы, подтёки сбегали вниз на мостовую. Местами, надписи были на высоте человеческого роста. Трясучка уставился на один из наборов букв, пытаясь хоть немного понять их смысл.

Другое плечо задело его, прямо по рёбрам, невольно заставив крякнуть. На этот раз он, сердито рыча, выругался. Сжал в кулаке палочку с мясом, будто клинок. Затем перевёл дыхание. Не в столь уж незапамятные времена Трясучка отпустил Девять Смертей. Он помнил то утро, как будто всё было вчера - снег за окнами, нож в руке, и звон, когда он уронил нож на пол. Оставил в живых того, кто убил его брата. Отказался мстить - ради того, чтобы начать новую жизнь. Отступить от крови. Однако отступить от неосторожного плеча в толпе не было событием, достойным песен.

Он выдавил полуулыбку и пошёл другой дорогой, вверх на мост. Нелепые вещи, такие как удар в плечо, могут обозлить не на один день, а он не хотел омрачить свои начинания ещё до того, как они начались. На той стороне стояли статуи, отрешенно смотря над водой - химеры из белого камня, пятнистые от птичьего помёта.

Мимо текла толчея людей - одна река над другой. Людей любого вида и цвета. Так много, что среди них он почувствовал себя никем. Попавшим в такое место, где неизбежно получишь плечом.

Что-то шаркнуло его по руке. Ещё сам того не осознав, Трясучка сграбастал кого-то рядом за шею, прижал задом к перилам, наклонил над водой в двадцати шагах внизу и сжал горло, будто душил курёнка.

- Ударил меня, мразь? - прорычал он на северном наречии - Я тебе, блядь, глаза вырежу!

Тот был невысокого роста и выглядел страсть как напуганным. Должно быть на голову ниже Трясучки и почти вполовину меньше весом. Преодолев первую багровую вспышку ярости, Трясучка выпустил бедного придурка, похоже, даже не дотронувшегося до него. Злости не было. Как же он умудрился отказаться от большого зла и при этом так потерять выдержку из-за ничего? Он сам всегда был своим злейшим врагом.

- Прости, друг, - от чистого сердца произнёс он по-стирийски. Он позволил человеку съехать вниз и неловко отряхнул скомканный ворот его куртки. - По правде, прошу прощения. Всё это - небольшая... как это у вас называется... ошибка. Прости. Хочешь... - Трясучка обнаружил, что протягивает палочку с последним куском жирного мяса. Человек вытаращился. Трясучка поморщился. Конечно, ему не захочется такого угощения, Трясучка вряд ли хотел его сам. - Прости... - Человек повернулся и рванулся в толпу, испуганно бросив взгляд через плечо, прямо-таки спасаясь от нападения буйного безумца. Может статься, так оно и было. Трясучка стоял на мосту, в тоске над бурой водой, журчащей вдаль. Надо заметить, точно такой же водой, как и на Севере.

Кажется, жить по новому станет работой потруднее, чем он думал.

Поиск по сайту: