Две двойки

Кости выпали двумя двойками. Два раза по два будет четыре. Два плюс два будет четыре. Прибавляй кости или перемножай, результат одинаков. От этой мысли Дружелюбный почувствовал себя беспомощным. Беспомощным, но умиротворённым. Все эти люди стараются, чтобы у них что-то вышло, но чтобы они не делали, всё сведётся к одному и тому же. Кости полны уроков. Если ты знаешь, как их читать.

Их группа образовала две двойки. Морвеер и Дэй были одной парой. Учитель и ученица. Они присоединились вместе, держались вместе и вместе смеялись над всеми остальными. Но теперь Дружелюбный видел, что Муркатто и Трясучка создавали собственную пару. Они друг за другом подкрались к перилам, чёрными очертаниями на мутном ночном небе, и вглядывались в сторону банка - необъятной глыбы сгустившейся тьмы. Он часто замечал, что образовывать пары заложено в человеческой природе. В природе каждого. Кроме него. Его оставили одного, позабыли. Может судьи сказали правду, и с ним впрямь было что-то не так.

Саджаам выбрал его себе в пару в Безопасности, но Дружелюбный себя не обманывал. Саджаам выбрал его за то, что он был полезным. Потому что его боялись. Боялись, как темноты. Но Саджаам и не притворялся, что всё иначе. Единственный честный человек из всех, кого знал Дружелюбный, и меж ними было честное соглашение. Которое сработало так здорово, что Саджаам накопил достаточно денег, чтобы купить себе свободу у судей. А так как он был честным человеком, то не забыл Дружелюбного, когда вышел. Он вернулся и купил свободу и ему.

Вне тюремных стен, там, где не соблюдали правил, дела пошли иначе. У Саджаама нашлись другие занятия, а Дружелюбный снова остался один. Хотя он не переживал. Он к такому привык, и с ним за компанию были кости. Так он попал сюда, глухой зимой, во тьму на крыше в Вестпорте. Вместе с теми двумя парочками бесчестных людей.

Разделённая на две двойки, прошла стража, вчетвером, и две группы по четыре бесконечно ходили друг за другом всю ночь вокруг банка. Пошёл дождь, вниз капал полузамёрзший мокрый снег. Но они по-прежнему ходили следом - кружили, кружили и кружили в темноте. Один из отрядов протопал сейчас вдоль улицы под ними, хорошо вооружённый, с алебардами на плечах.

- Вот они, проходят снова, - сказал Трясучка.

- Вижу, - ухмыльнулся Морвеер. - Начинай считать.

Тонкий гортанный шёпот Дэй доносился сквозь ночь. - Один... два... три... четыре... пять... - Дружелюбный смотрел, открыв рот, как шевелятся её губы, оцепенелая рука забыла про кости. Его губы беззвучно двигались вместе с ней. - Двадцать два... двадцать три... двадцать четыре...

- Как залезть на крышу? - мурлыкал Морвеер - Как залезть на крышу?

- Верёвка и крюк? - спросила Муркатто.

- Слишком медленно, слишком шумно, слишком ненадёжно. Всё это время верёвка будет оставаться на виду, даже если предположить, что мы крепко зацепим крюк. Нет. Нам нужен способ, не допускающий случайностей.

Дружелюбному хотелось, чтобы они заткнулись, и он мог бы без помех слушать отсчёт Дэй. От того, что он её слушал, болезненно затвердел его хер. - Сто двенадцать... сто тринадцать... - Он позволил глазам закрыться, откинул голову к стене и водил вперёд-назад пальцем. - Сто восемьдесят два... сто восемьдесят три...

- Никто не сможет вскарабкаться туда незаметно, - вмешался голос Муркатто. - Никто. Слишком гладко, слишком отвесно. И не забудьте про шипы.

- Полностью согласен.

- Значит, поднимаемся изнутри банка.

- Невозможно. Слишком много глаз. Только вверх по стенам, а затем внутрь через большие окна на крыше. По крайней мере, на улице в столь тёмное время никого нет. Хоть что-то в нашу пользу.

- Как насчёт других сторон здания?

- Северная сторона значительно оживлённее и лучше освещена. На восточной - главный вход с дополнительным нарядом из четырёх стражников, всю ночь на часах. Южная идентична этой, но там у нас нет преимущества доступа к прилегающей крыше. Нет. Эта стена наш единственный выбор.

Дружелюбный увидел ниже по улице тусклый отсвет факела. Следующий патруль, два раза по два стражника, два плюс два стражника, четыре стражника неуклонно бредут вокруг банка.

- У них хватает сил на всю ночь?

- Есть ещё два наряда по четыре, им на смену. Они несут вахту непрерывно, до самого утра.

- Двести девяносто один... двести девяносто два... и вот пошла следующая партия. - Дэй щёлкнула языком. - Три сотни, плюс-минус.

- Три сотни, - шипел Морвеер, и Дружелюбный видел в темноте его качавшуюся голову. - Не хватит времени.

- Тогда как? - обратилась к нему Монза.

Дружелюбный снова взметнул кости, чувствуя как знакомые грани жмутся к его ладони. Для него едва ли важно, каким образом они заберутся в банк, и получится ли у них это вообще. Он надеялся в основном на то, что Дэй опять начнёт считать.

- Должен же быть способ... должен же быть...

- Я смогу. - Все огляделись. Трясучка сидел на перилах, покачивая белыми руками.

- Ты? - хихикнул Морвеер. - Как?

Во тьме Дружелюбный различил лишь оскал усмешки северянина.

- Магия.

Планы и случайности

Стража шаркала вниз по улице. Их было четверо - нагрудники, стальные шлемы, острия алебард отражали свет качающихся факелов. Трясучка глубже вжался в дверной проём, когда они прогрохотали мимо, выждал волнительный миг, затем бросился через улицу в тень выбранной им колонны. Он начал считать. Три сотни или как-то так, чтобы залезть на верхушку, а оттуда на крышу. Северянин огляделся. Кажется, он мудак ещё тот. Какого чёрта он сказал тогда да? Просто чтобы стереть улыбку с лица придурка-Морвеера, и показать Муркатто, что он стоит тех денег?

- Всегда был своим злейшим врагом, - прошептал он. Повернуть обратно не позволяла гордость. А ещё ужасная слабость к утончённо выглядевшим женщинам. Кто бы об этом подумал?

"Злейшим, блядь, врагом." - Он изготовился залезть на основание колонны.

- Где-то здесь.

- Где, болван?

Трясучка замер, верёвка свисала из рук. Теперь шаги, звон доспехов.

Сучьи стражники возвращались. Они никогда так не делали, пятьдесят раз обходя вокруг этого места. Со всей своей галиматьёй про науку, проклятый отравитель в итоге показал жопу, а Трясучка остался болтать по ветру яйцами. Он глубже вжался в тень, ощущая, как большой арбалет на спине царапает камень. Как он собирается это объяснять? Просто вечерняя прогулка, ну знаете, весь в чёрном, выгуливаю старенький самострел.

Если арбалет выстрелит, его увидят, погонятся, и скорее всего чем-то проткнут. И опять же, они поймут, что кто-то пытался пролезть в банк и это будет концом всего предприятия. А вот если он останется, то тогда выйдет более или менее... та же самая разница - и это если закрыть глаза на более высокую вероятность протыкания.

Голоса приближались.

- Да явно рядом, мы же как проклятые ходим кругами...

Должно быть один из них что-то потерял. Трясучка уже не в первый раз проклинал своё дерьмовое везение. Убегать поздно. Он сжал в кулаке рукоять ножа. Шаги топали, как раз по ту сторону колонны. Зачем он взял её серебро? Видимо повернуть обратно также не позволила его ужасная слабость к деньгам. Он стиснул зубы, ожидая...

- Пожалуйста! - Голос Муркатто. Она вышла с той стороны улицы, откинув капюшон и шелестя длинным плащом. Походу впервые Трясучка видел её без меча. - Мне так, так неловко вас беспокоить. Я просто пыталась добраться домой, но так вышло, что, кажется, я окончательно заблудилась.

Один из стражников шагнул за колонну, повернувшись спиной к Трясучке, а за ним и второй. Они стояли не более чем на расстоянии вытянутой руки между ним и женщиной. Он запросто мог дотянуться и потрогать спинные латы их доспехов.

- Где вы остановились?

- Вместе с друзьями, возле фонтана на улице Лорда Сабельди, но я в городе новенькая, и, - она хохотнула от безнадёжности, - я совсем запуталась.

Один из стражей сдвинул шлем назад. - Это точно. Другой конец города.

- Клянусь, я часами бродила по городу. - Она начала отступать, потихоньку уводя мужчин за собой. Появился ещё один охранник, и ещё. Теперь все четверо стояли повернув спины к Трясучке. Он задержал дыхание, сердце так громко стучало, что только чудом никто из них его не услышал. - Если бы один из вас, господа, смог указать мне правильную дорогу, я была бы так благодарна. Знаю, я глупышка.

- Нет, нет. Вестпорт может сбить с толку.

- Особенно ночью.

- Я сам здесь теряюсь, время от времени. - Мужчины заржали, и Монза засмеялась вместе с ними, продолжая их отводить. На миг её глаза поймали взгляд Трясучки, и они смотрели друг на друга, а затем она скрылась, обогнув следующую колонну, и стражники за нею, и их бойкая болтовня унеслась вслед. Он прикрыл глаза, и медленно выдохнул. Хорошо хоть со своей слабостью к женщинам он был не одинок.

Он запрыгнул наверх квадратного основания колонны, захлестнул верёвку вокруг неё, и под своей поясницей, сцепляя, чтобы получилась петля. Без понятия до скольких уже надо бы досчитать, зная только, что должен быстро туда забраться. Он начал подниматься, обхватывая камень коленями и краями подошв, сдвинул верёвочную петлю повыше, затем крепко затянул, подтягивая ноги, и снова ими упёрся.

Этой уловке его научил брат, когда он был пацаном. С её помощью он взбирался на самые высокие деревья долины и воровал оттуда яйца. Он помнил, как они вместе смеялись, когда Трясучка падал невысоко от земли. Теперь с её помощью он убивает людей, и если упадёт, то умрёт сам. Мягко говоря, жизнь повернулась не совсем так, как он надеялся.

Всё же он быстро и плавно продвигался вверх. Всё равно что лезть на дерево, только в конце не будет птичьих яиц, и меньше шансов поймать занозы из коры на собственные. Тем не менее, тяжело. Он вымок от пота ещё в начале подъёма, и сложнейшая часть всё ещё оставалась не пройденной. Он провёл рукой по замысловатой каменной кладке на верхушке колонны, отцепил верёвку и повесил через плечо. Затем подтянулся, со свистом дыхалки и жжением в локтях, впиваясь руками и ногами в декоративную резьбу. Он перекинул ногу через высеченное понурое женское лицо и уселся там, высоко над улицей, ухватившись за пару каменных листьев, надеясь, что они покрепче своих обычных сородичей.

Бывал он в переделках и попроще, но надо смотреть на светлую сторону событий. Покамест впервые лицо женщины оказалось у него между ног. Он услышал шикание с той стороны улицы и приметил на крыше чёрный силуэт Дэй. Она указывала вниз. Следующий патруль в пути.

- Говнище. - Он, пытаясь казаться камнем, изо всех сил вжался в кладку, ладони саднило раздражением от пеньки. Надежда лишь на то, что никто не захочет именно сейчас посмотреть вверх. Стражники пролязгали под ним и он глубоко, с присвистом, выдохнул, сердце гремело в ушах громче, чем раньше. Он обождал, пока они зайдут за угол здания, восстанавливая дыхание для последнего рывка.

Шипы подальше, вдоль стен, насадили на шесты и они прокручивались. Упереться и перелезть через них было нереально. Однако на верхушках колонн их замуровали в камень. Он вытащил перчатки - крепкие кузнечные перчатки - и напялил их, затем потянулся и крепко ухватился за два шипа, делая глубоких вдох. Он оттолкнулся ногами и закачался, подтягиваясь кверху, слегка скосив глаза глядя на точки железных наконечников у самого лица. Всё равно, что протискиваться сквозь ветви, разумеется, исключая возможность вырвать глаз. Было бы здорово пережить всё это с обоими глазами.

Он качнулся в одну сторону, а потом бросил себя в другую и сумел зацепиться сапогом за верх. Он перекрутился, изогнувшись, почувствовал, как шипы продирают его толстую куртку, впиваясь в грудь, пока он перетаскивал через них своё тело.

И оказался наверху.

- Семьдесят восемь... семьдесят девять... восемьдесят... - губы Дружелюбного шевелились сами по себе, пока он смотрел на перекатывающегося через парапет на крышу банка Трясучку.

- Он сумел, - прошептала Дэй, не в силах в это поверить.

- И к тому же уложился во время, - Морвеер тихонько хихикнул. - Кто бы мог подумать, что он умеет лазить... как обезьяна.

Северянин встал, его очертания были темнее ночного неба. Он сдёрнул со спины арбалет и начал с ним возиться. - Хорошо бы чтоб он стрелял не как обезьяна, - прошептала Дэй.

Трясучка нацелился. Дружелюбный услыхал мягкий щелчок тетивы. Мгновение спустя в его грудь тупо ударила стрела. Он поймал древко, с опаской глядя на него. Почти совсем не болело.

- Нам повезло, что на нём не было наконечника. - Морвеер отцеплял проброс от перьев стрелы. - Мы постараемся избежать дальнейших просчётов, таких как твоя безвременная кончина.

Дружелюбный выбросил затуплённую стрелу и привязал верёвку к концу проброса.

- Вы считаете, та штука выдержит его вес? - бормоча, спросила Дэй.

- Сульджукский шёлковый шнур, - щёгольски произнёс Морвеер. - Лёгок как пух и прочен как сталь. Он выдержит нас троих одновременно и никто, посмотрев вверх, его не заметит.

- Вы так надеетесь.

- Что я никогда не делаю, дорогая?

- Да, да.

Чёрный шнур засвистел меж ладоней Дружелюбного, когда Трясучка начал наматывать проволоку обратно. Он смотрел, как нить ползёт через пространство между двумя крышами и отсчитывал расстояние в шагах. Пятнадцать, и тот конец оказался у Трясучки. Они туго натянули его между ними, затем Дружелюбный продел шнур сквозь железное кольцо, которое они вбили в доски крыши и начал вязать узлы - первый, второй, третий.

- Ты отвечаешь за этот узел? - спросил Морвеер. - Планом не предусмотрено длительного падения.

- Двадцать восемь шагов, - ответил Дружелюбный.

- Что?

- Падение.

Короткое молчание. - От этого нам не легче.

Туго натянутая чёрная полоска соединила два здания. Дружелюбный знал, что она есть, и всё же с трудом различал её в темноте.

Дэй жестом указала на шнур, на ветру её локоны торчали врастопырку. - После вас.

Морвеер, тяжело дыша, с трудом перевалил через балюстраду. Говоря начистоту, прогулку по шнуру нельзя представить приятной экскурсией, как не напрягай воображение. Половину пути дул ледяной ветер, от которого молотило сердце. В годы его ученичества у зловещего Мумах-йин-Бека, было время, когда он исполнял такие акробатические номера с кошачьим изяществом, но видимо эти навыки быстро ушли в прошлое вместе с копной его волос. Мгновение он приходил в себя, утирая холодный пот со лба, а потом увидел, что здесь сидит и над ним ухмыляется Трясучка.

- Мы здесь что, шутки шутим? - потребовал ответа Морвеер.

- Смотря над чем ты любишь смеяться. Сколько ты там пробудешь?

- В точности столько, сколько мне нужно.

- Тогда лучше бы тебе пошевеливаться побыстрее, чем на той верёвке. А то когда завтра заведение откроется, ты всё ещё будешь лезть внутрь. – Северянин, всё ещё улыбаясь, поскользил через перила по шнуру назад, быстро и уверенно, несмотря на всю свою величину.

- Если Бог есть, то он проклял меня моим окружением. - Морвеер, даже не став толком рассматривать мысль о том, чтобы обрезать шнур, пока дикарь не прошёл и полпути, пополз в узкий, покрытый свинцовым листом промежуток между пологими шиферными скатами, направляясь к середине здания. Впереди блестела грандиозная стеклянная крыша, свет матово мерцал сквозь тысячи преломляющих стёкол. Дружелюбный сидел там на корточках и уже разматывал с талии второй моток шнура.

- Ах, современная эпоха. - Морвеер встал на колени возле Дэй, нежно прижимая руки к стеклу. - Что же они придумают дальше?

- Мне кажется наградой жить в такое замечательное время.

- Как и должно быть всем нам, дорогая. - Он осторожно заглянул внутрь банка. - Как и должно быть всем нам. - Коридор освещался скудно, по единственному светильнику горело в каждом конце, придавая драгоценный блеск позолоченным рамам громадных картин, но оставляя густую тень в дверных проёмах. - Банки, - прошептал он, с тенью улыбки на лице - на всём любят экономить.

Он вытащил свои инструменты стекольщика и начал щипчиками поддевать свинцовое покрытие, аккуратно вынимая каждый кусок стекла в сгустках замазки. Блеск его ловкости ничуть не затуманился с годами, и у него заняло всего лишь мгновения вынуть девять стеклянных панелей, разрезать кусачками свинцовую сетку и отогнуть её, оставляя подходящий для него лаз ромбовидной формы.

- Уложились точно во время, - прошептал он. Свет от фонаря стражника пополз по обитым стенам коридора, неся отблеск зари тёмным полотнам. Шаги отдавались эхом, когда он проходил под ними, отводя душу раскатистым зевком. Его длинная тень вытянулась на мраморной плитке. Морвеер тихонечко выдохнул в свою духовую трубку.

- Га! - Стражник хлопнул рукой по макушке и Морвеер пригнулся. Снизу донеслись шаги, шарканье, бульканье, затем громкий стук и лязг заваливающегося тела. Заглянув обратно в проём, можно было ясно увидеть распластанного на спине стражника, в свете фонаря, лежащего возле его протянутой руки.

- Отлично, - выдохнула Дэй.

- Естественно.

- Сколько бы мы не говорили про науку, она всегда кажется сродни магии.

- Мы, как кто-нибудь мог бы сказать - волшебники современности. Верёвку, если вам не трудно, Мастер Дружелюбный. - Заключенный перебросил один конец шнура из шелка, другой оставался завязанным вокруг его пояса. - Ты точно выдержишь мой вес?

- Да. - От молчаливого здоровяка исходило неумолимое ощущение чудовищной силы, придавшее некоторую степень уверенности даже Морвееру. Обвязавшись верёвкой и собственноручно завязав узел для страховки, он опустил в ромбическое отверстие сперва один ботинок на мягкой подошве, а затем другой. Протиснул туда бёдра, затем плечи и оказался внутри банка.

- Вниз. - И он поплыл вниз, быстро и плавно, как будто его опускал механизм. Ботинки коснулись плитки, и он, дёрнув рукой, распустил узел, беззвучно скользя в затемнённый проём, с духовушкой наизготовку. Пусть он и ожидал, что в здании был единственный стражник, но слепо полагаться на ожидания нельзя.

Всегда первым делом убедись.

Глаза бегали туда-сюда по затемнённому коридору, кожа в мурашках упоительного возбуждения от предстоящей работы. Ничто не двигалось. Только тишина, настолько полная, что давила на крайне обострённый слух.

Он посмотрел наверх, увидел лицо Дэй и ласково поманил её. Она соскользнула проворно, как балаганная акробатка, и поехала вниз. Её оборачивала лента с карманами из чёрной ткани, где было закреплено их снаряжение. Коснувшись ногами земли она выпуталась из верёвки и улыбнувшись, порхнула к нему.

Он чуть было не улыбнулся в ответ, но удержался. Ей не стоило бы знать о том тепле и признательности за её способности, за её рассудительность и характер, что развивались эти три совместных года. Ей бы не стоило даже догадываться о глубине его благодарных чувств. Когда он позволял себе такое, то люди неизбежно предавали его доверие. Времена его сиротства, его ученичества, его жизни в браке, его работы - все они просто усыпаны наиболее горькими предательствами. Это правда, что его сердце вынесло множество ран. Он никогда не должен выходить с ней за рамки профессиональных отношений, так он защитит их обоих. Его от неё, а её от самой себя.

- Чисто? - прошептала она.

- Как на разделочной доске, - проурчал он, возвышаясь над поражённым стражником, - и всё идёт по плану. В конце концов, что нас наиболее раздражает?

- Горчица?

- А также?

- Случайности.

- Правильно. Ведь среди них не бывает счастливых. Берись за ноги.

Приложив существенные усилия, они переволокли его через коридор за его стол и усадили в кресло. Голова отбрыкнулась назад, и он захрапел, длинные усы качались над его губой.

- Аххх, он спит как младенец. Реквизит, будь добра.

Дэй вручила ему пустую бутылку из-под спиртного, и Морвеер осторожно установил её на плитку, у сапог стражника. Потом она передала ему бутылку, заполненную наполовину. Он вынул затычку и выплеснул на грудь кожаного с подбоем камзола стражника. После чего осторожно положил её набок у его свисающих пальцев. Выпивка едкой лужицей растеклась по плиткам пола.

Морвеер отступил назад и ладонями обвёл в рамку эту сцену. - Экспозиция... подготовлена. Какой работодатель не подозревает, что его ночной дозорный отведывает, вопреки чётким инструкциям, малую дозу или две как стемнеет? В глаза сразу бросится нерадивое отношение, громкий храп, вонь перегара. Достаточные основания для его немедленного увольнения сразу, как только с рассветом его обнаружат. Он будет оправдываться, кричать о своей невиновности, но при полном отсутствии малейших оснований, - он внимательно обшарил рукой в перчатке голову стражника и вынул из его скальпа выпущенную иглу, - дальнейших разбирательств не возникнет. Всё совершенно обыденно. За исключением того, что вскоре обыденным не будет ничего, правда? О, нет. В молчаливых стенах Вестпортского отделения... банковского дома "Валинт и Балк"... окажется смертоносная тайна. - Он задул пламя фонаря стражника, погружая их в кромешную тьму. - Сюда, Дэй, ступай не колеблясь.

Они прокрались друг за дружкой по коридору, пара немых теней, и остановились у тяжёлой двери кабинета Мофиса. Блеснули отмычки Дэй, когда она, нагнувшись, вставила их в замок. Лишь миг был потрачен, на то, чтобы кулачки замка повернулись с мясистым лязгом, зато дверь отворилась бесшумно.

- Дрянные запоры для банка, - сказала она, вытаскивая отмычки.

- Хорошие замки они ставят туда, где деньги.

- А мы пришли не воровать.

- О, нет, нет, мы, несомненно, редкий вид взломщиков. Мы приносим подарки. - Он обошёл вокруг чудовищного стола Мофиса и распахнул увесистую счётную книгу, стараясь ни на волос не сдвинуть её с того места, где она лежала. - Раствор, будь добра.

Она вручила ему бутылочку, почти до горлышка наполненную жидкой пастой, и он бережно открутил пробку с лёгким всасыванием воздуха. Для нанесения он использовал тонкую кисточку. Именно тот инструмент, что нужен художнику, обладающему таким же как у него неисчерпаемым талантом.

Страницы трещали, когда он их переворачивал, нанося лёгкий мазок на уголок каждой.

- Видишь, Дэй? Быстро, ровно и точно, но тщательно и осторожно. Тщательно и осторожно - это самое главное. Что убивает большинство практикующих наше ремесло?

- Их собственные вещества.

- Истинно так. - И со всей тщательностью он закрыл счётную книгу, её страницы уже просохли, убирая кисточку и плотно закручивая пробку обратно.

- Пора идти, - сказала Дэй. - Я хочу есть.

- Пора? - расширилась улыбка Морвеера. - О, нет, моя милая, мы далеко не закончили. Ты должна ещё отработать свой ужин. Впереди у нас долгий ночной труд. Очень... долгий.. ночной... труд.

- Эй.

Трясучка, чуть не прыгнув прямо через перила - настолько это было неожиданно - заозирался по сторонам, сердце билось где-то в горле. Муркатто подкралась сзади, она ухмылялась, дыхание дымкой вилось вокруг тёмного лица.

- Клянусь мёртвыми, ты меня напугала, - зашипел он.

- Всяко лучше, чем то, что сделали бы с тобою стражники. - Она придвинулась к железному кольцу и потянула узел. - Значит, тебе удалось туда попасть? - В голосе довольно неслабое удивление.

- Разве ты во мне сомневалась?

- Я думала, ты расшибёшь себе череп, если конечно сумеешь забраться достаточно высоко.

Он пальцем постучал по голове. - Наименее уязвимая часть меня. Отвязалась от наших друзей?

- На полдороге к улице Лорда Сабельди, будь ему неладно. Если б я знала, что они так легко поведутся, я бы окрутила их с самого начала.

Трясучка усмехнулся. - Что ж, рад, что ты окрутила их в конце, иначе они скорей всего скрутили бы меня.

- Это недопустимо. У нас ещё очень много работы. - Трясучка поёжился. Временами легко забывается, что их работа - убивать людей. - Холодно, а?

Он фыркнул. - Там, откуда я родом, это был бы летний денёк. - Он вытащил из бутылки пробку и протянул ей. - Поможет тебе согреться.

- Ну, ты такой заботливый. - Длинный глоток. А он смотрел, как ходят мышцы её шеи.

- Для одного из банды наёмных убийц, я очень заботливый.

- Чтобы ты знал - среди наёмных убийц попадаются очень милые люди. - Она ещё раз глотнула, затем протянула бутылку обратно. - Конечно, в нашей команде их нет.

- Чёрт, конечно нет. Каждый из нас и дерьма не стоит. И каждая.

- Они там, внутри? Морвеер и его подпевалка?

- Айе, и уже, по-моему, какое-то время.

- И Дружелюбный с ними?

- С ними.

- Морвеер сказал, сколько он там пробудет?

- Он, да чтобы что-то мне сказал? Я думал, это я у нас оптимист.

Посреди холодного безмолвия они съёжились и вместе прислонились к перилам, всматриваясь в тёмные очертания банка. Почему-то ему было очень тревожно. Даже больше, чем положено, когда планируешь совершить убийство. Он украдкой скосил на неё глаза, и не успел отвести их достаточно быстро, когда она посмотрела на него.

- Выходит, нам больше нечего делать, кроме как ждать и мёрзнуть, - произнесла она.

- Думаю, больше нечего. Если только, ты не хочешь подстричь меня ещё короче.

- Я бы побоялась доставать ножницы, ведь ты б сразу начал раздеваться.

У него вырвался смех. - Очень хорошо. Считаю, ты заработала ещё глоток.

- Да я вообще люблю похихикать, для бабы, которая нанимает убийц. - Она придвинулась ближе, чтобы взять бутылку. Вполне близко, чтобы у него возникло что-то вроде покалывания в том боку, который вплотную к ней. Вполне близко, чтобы он вдруг обнаружил, что у него участилось дыхание. Он отвернулся, не желая строить из себя ещё большего дурака, чем ему уже удалось за последнюю пару недель. Услышал, как она запрокинула бутылку, услышал, как она пьёт.

- Снова благодарю.

- Не за что. Всё что смогу, вождь, только скажи.

Когда он повернул голову, она смотрела прямо на него, губы твёрдо сжаты, глаза устремлены в его глаза. Так было с ней, когда она решала, сколько он стоил. - Есть тут ещё одна вещь.

Морвеер с виртуозной изысканностью задвинул на место последние листы свинца и сложил стекольщицкие инструменты.

- Ещё послужит? - спросила Дэй.

- Сомневаюсь, что отразит бурю с ливнем, но до завтра доживёт. Вдобавок я надеюсь, их займут гораздо более серьёзные неприятности, чем протекающее окно. - Он смахнул последние катышки замазки со стекла и пошёл вслед за ассистенткой по крыше к парапету. Дружелюбный уже пересёк шнур, нечто коренастое на корточках виднелось на другой стороне наполненного лишь воздухом ущелья. Морвеер заглянул через край. За шипами и резьбой орнамента гладкая каменная колонна головокружительно обрывалась навстречу булыжной мостовой. Водя фонарями, мимо неё как раз проходила одна из групп стражи.

- А что с верёвкой? - зашипела Дэй, как только они оказались рядом. - Когда поднимется солнце, кто-нибудь...

- Все мелочи предусмотрены. - Морвеер усмехнулся, доставая крошечный флакончик из внутреннего кармана. - Пара капель разъест узел через какое-то время после нашего перехода. Нам надо только подождать на той стороне и смотать её.

Насколько можно было определить во тьме, его ассистентка выглядела неуверенно.

- Что, если его разъест прежде, чем...

- Не разъест.

- Однако, случай кажется рискованным.

- На что я никогда не полагаюсь, дорогая?

- На случай, но...

- Во всяком случае, ты пойдешь первой.

- Можете не переживать об этом. - Дэй нырнула под верёвку и полезла вперёд вдоль неё, ставя руку за руку. Достичь той стороны заняло у неё не больше времени, чем досчитать до тридцати.

Морвеер раскупорил бутылочку и дал нескольким каплям упасть на узлы. Подумав, он добавил ещё немного. У него не было желания ждать, пока проклятая штука развяжется, до самого восхода. Он выждал, пока внизу уберётся следующий патруль, затем взгромоздился на парапет с, надо признать, гораздо меньшей ловкостью, чем показала его ассистентка. Всё-таки в излишней поспешности нужды не было. Всегда первым делом убедись. Он взял верёвку в защищённые перчатками руки, повис на ней, забросил наверх один ботинок, поднял другой...

Раздался грубый рвущийся треск, и внезапно холодный ветер коснулся его колена. Морвеер уставился вниз. Его штанина напоролась на шип, выдававшийся гораздо дальше остальных, и разорвалась почти до самой задницы. Он потряс ступнёй, пытаясь распутать её, но добился только того, что шип схватил его ещё крепче.

- Вот падла. - Это явно не входило в план. Слабый дымок теперь свивался в кольца от балюстрады, оттуда, где привязали верёвку. Похоже, что кислота действовала быстрее, чем от неё ожидалось.

- Падла. - извернувшись, он качнулся обратно к крыше банка и завис возле дымящегося узла, обхватывая верёвку одной рукой. Достал из внутреннего кармана скальпель, потянулся и стал срезать разлохмаченную ткань с шипа ловкими ударами. Раз, два, три и с хирургической точностью практически всё готово. Последний штрих, и...

- Ааа! - Он с досадой, а затем с растущим ужасом понял, что задел лезвием свою людыжку. - Падла! - Режущая кромка вымочена ларинкской настойкой и, из-за того, что от данного вещества его всегда по утрам мутило, он позволил притупиться сопротивляемости организма к той настойке. Это был бы не приговор. Сам по себе. Но под её воздействием отравитель вполне способен выпустить верёвку, а иммунитета к приземлению плашмя на твёрдые булыжники мостовой он так и не выработал. Насмешка, конечно, горькая. Большинство практикующих его ремесло убили их собственные агенты.

Он зубами стянул перчатку и неловко зашарил по карманам, ища временное противоядие, булькая проклятиями через кожу перчатки, качаясь из стороны в сторону в то время, как порывы холодного ветра покрыли гусиной кожей всю его голую ногу. Малюсенькие стеклянные тюбики стучали под пальцами, к каждому прицеплена метка, чтобы он мог распознать их на ощупь.

Однако в данных обстоятельствах, процедура была трудновыполнимой. Он рыгнул и к горлу подкатила тошнота, острое болезненное сжатие желудка. Пальцы нашли нужную метку. Отравитель выпустил изо рта перчатку, дрожащей рукой вынул фиал из куртки, зубами вытащил пробку, и всосал содержимое.

Он захлебнулся горькой вытяжкой, разбрасывая кислые слюни на далёкие камни мостовой. Он крепко сжал верёвку, борясь с головокружением, чёрная улица завращалась вокруг него. Он снова был беспомощным ребёнком. Он глотал воздух, хныкал, цеплялся обеими руками. Так же отчаянно, как тогда, когда пришли его забрать, цеплялся за тело матери.

Постепенно антидот стал действовать. Тёмный мир вокруг него успокоился, желудок прекратил бешено взбалтывать своё содержимое. Улица оказалась внизу, а небо сверху - на своих обычных местах. Его внимание снова переключилось на узлы, задымившиеся сильнее, чем прежде и издававшие протяжное шипение. Они прогорали и он отчётливо различал запах кислоты.

- Падла! - Он закинул обе ноги на веревку и тронулся в путь, жалкий и слабый после самовведённой дозы ларинка. Воздух свистел в горле, теперь уже сжимаемом безошибочно узнаваемой хваткой страха. А если шнур прогорит до того как он достигнет той стороны, что тогда? Нутро свело судорогой, и он на мгновение замер, стиснув зубы, болтаясь вверх-вниз в пустом пространстве.

Снова вперёд, но он до слёз утомился. Задрожали руки, пальцы путались, голую кисть и голую лодыжку жгло от трения. Ну, уже больше половины пути, и надо ползти дальше. Он свесил голову, всасывая воздух для очередного рывка. Он видел Дружелюбного, тянущего к нему руку, здоровенная ладонь всего лишь в паре шагов. Он видел Дэй, глядящую во все глаза, и Морвеер с некоторой досадой гадал, различает ли на её затенённом лице малейший признак улыбки.

Потом был приглушенный рвущийся звук с дальнего конца веревки.

Дно его желудка ухнуло, и Морвеер падал, падал, болтаясь по нисходящей, холодный воздух, треща, забивался в распахнутый рот. Стена облезлого дома бросилась ему навстречу. Он испустил бешеный скорбный вопль, совсем такой же, какой выкрикивал, когда его отрывали от мёртвой материнской руки. Был отбивающий внутренности удар, что вышиб из него дыхание, оборвал крик, вырвал шнур из вцепившихся в него ладоней.

Был треск, проламыванье дерева. И снова он падал, цепляясь за воздух, мозг вскипел безумием отчаяния, невидящие глаза вылезли из орбит. Падал, раскинув руки, беспомощно лягаясь ногами, мир завертелся вокруг него, ветер нёсся ему в лицо. А он всё падал, падал... но не дальше чем на шаг или два. Шлёпнулся щекой об половицу, рассыпая вокруг себя щепки.

- Э? - невнятно проговорил он.

Он запаниковал, обнаружив, что его хватают за шею, вздёргивают в воздух и бьют им о стену так, что повылазили кишки. И второй раз за эти несколько минут напрочь вылетело дыхание.

- Ты! Чё за хуйня? - Трясучка. Северянин, по каким-то покрытым мраком причинам, был совершенно голым. Позади него грязная комната тускло освещалась горсткой угольков в очаге. Зрачки Морвеера опустились к кровати. А в ней была Муркатто, приподнявшаяся на локтях, мятая рубашка висела нараспашку, плоские груди торчали на рёбрах. Она смотрела на него с удивлением, но не большим чем при встрече в дверях гостя, которого не ожидали так рано.

Рассудок Морвеера, щёлкнув, встал на место. Вопреки позорной ситуации, остаточному отголоску смертельного ужаса и саднящим царапинам на лице, он начал хихикать. Верёвка оборвалась раньше времени и, волей какого-то извращённого, но неимоверно благоприятного случая, он влетел в именно тот проём, прямо сквозь гнилые ставни одной из комнат обветшалого дома. Кто-то же должен оценить иронию.

- Кажется, всё же, такая вещь, как счастливая случайность в конце концов существует! - прокаркал он.

Муркатто встрепенулась на кровати, смотря куда-то мутными глазами. Он отметил на ней ряд необычных шрамов, расположенных вдоль рёбер с одной стороны.

- Почему дымишь? - поскрипела она.

Взгляд Морвеера скользнул на трубку для шелухи на досках у кровати - живое объяснение недостатку удивления его нетрадиционному способу заходить.

- Ты всё перепутала и причина этого налицо. Ведь ты сама и была той, кто подымил. Пойми же, эта штука - настоящая отрава. Абсолютный...

Её рука вытянулась, искривлённый палец показывал на его грудь. - Дымишь, придурок.

Он глянул вниз. Несколько едких струек тянулись вверх от его рубахи.

- А, падла! - взвизгнул он, когда Трясучка отступил назад и отпустил его. Он сорвал с себя камзол - осколки стекла разбитой бутылки с кислотой посыпались на доски. Он запутался в рубашке, которая спереди начала покрываться пузырями, разорвал её и бросил на пол. Та приземлилась, испуская характерный дым и наполняя грязную спальню мерзкой вонью. Все трое уставились на неё и прихотью судьбы, которую уж точно никто б не предугадал, все оказались теперь, по меньшей мере, полуголые.

- Глубоко сожалею. - Морвеер прочистил горло. - Это явно не входило в план!

Поиск по сайту: