Активное конструирование

Типичный пример выглядит следующим образом. Довольно час­то в своих работах (напр. 1937, р. 10; 1967а, р. 10; 1970а, р. 15) Пиаже утверждает, что, на его взгляд, знание возникает в результате активной деятельности субъекта, будь она физической или ментальной. Главное, что придает знанию организованность, - это целенаправленный харак­тер данной деятельности:

«...Любое знание привязано к действию; знать объект или собы­тие означает использовать его в той или иной деятельной схе­ме...» (Piaget 1967а, р.14-15),

«...Знание объекта подразумевает его включение в деятельную схему; это остается одинаково верным, как на наиболее элемен­тарном сенсомоторном уровне, так и на всем пути, ведущем вверх к самым развитым логико-математическим операциям» (Ibid, р. 17).

Концепция «деятельной схемы» («action scheme») является цен­тральной в теории познания Пиаже; далее я дам подробное ее объясне­ние. То, что многими исследователями ее суть понимается неверно, прежде всего, следует отнести на счет того, что Пиаже выводит ее из биологического понятия «рефлекса». Многими читателями деятельные схемы были непроизвольно истолкованы в неверном ключе - как ме­ханизмы типа стимул-реакция, что позволило представителям тради­ционной психологии чувствовать себя спокойно. Такой подход дает возможность классифицировать теорию Пиаже как «интеракционистскую», пусть в таком, безусловно, усложненном варианте, но все же не как революционную доктрину, ведущую к расшатыванию устоев веры в онтологические объекты реальной окружающей среды, с которыми живой организм вступает во взаимодействие. Такого рода неверно по­нятая позиция лишь подтверждает идею о том, что взаимодействие яв­ляется источником знания для разумного организма, и что это знание в процессе дальнейших взаимодействий улучшается в том смысле, что более точно отражает окружающую среду. И, несмотря на то, что Пиа­же довольно часто говорит именно о «конструировании», воспринима­ют его как своеобразного идиосинкразического теоретика процессов развития, чем, собственно говоря, и достигается сохранность спокой­ствия в умах психологов.

Однажды укоренившись, такая позиция могла бы быть расшатана разве что прямым противоречием. Однако, явные противоречия в рам­ках тех представлений о знании и мире, которые в течение веков уста­новились на основе здравого смысла (обыденного сознания), обнару­жить в работах Пиаже не просто. Когда бы он ни говорил, к примеру, что знание не следует мыслить как изображение, как копию реально­сти (а говорит он об этом часто), легко впасть в заблуждение, что речь идет о банальном указании на то, что картина мироздания когнитивно­го организма не может быть полной или лишенной каких-либо иска­жений. Любой реалист прочтет-данный тезис именно так, вместо того, чтобы воспринять его как органическую часть общей позиции Пиаже о том, что знание по своей сути принципиально не может представлять собой иконического соответствия онтологической реальности.

Платформа Пиаже может быть кратко выражена словами: «Разум организует мир, организуя самого себя» (1937, р.311). Когнитивный организм формирует и координирует собственный опыт, трансформи­руя его тем самым в структурированный мир:

«То, что остается в результате - конструкция как таковая. И я не вижу никаких оснований для того, чтобы считать безрассудством следующее утверждение: сущность реальности в ее постоянном конструировании, а не в пребывании в качестве совокупности го­товых структур» (Piaget 1970b, p.57-8).

Без учета этого революционного утверждения невозможно пол­ностью разобраться практически ни в одной работе Пиаже. Тем более, что факт этот не очевиден, поскольку Пиаже чрезвычайно редко обра­щается напрямую к вопросу соотношения между знанием и реально­стью, напоминая читателю о том, что в его модели «реальность» все­гда обозначает опытный мир.

На протяжении всей долгой жизни вопрос построения приемле­мой (viable) модели того, каким образом нам удается конструировать относительно стабильную и связную картину действительности из эм­пирического потока, всегда оставался для Пиаже в фокусе научных ин­тересов. И то, что ему удалось продвинуться в этом направлении го­раздо дальше остальных, он обязан нескольким вещам, а именно: отка­зу принимать догматические объяснения, своей неиссякаемой энергии ставить все новые и новые вопросы, удачной встрече с талантливым сотрудником и экспериментатором в лице своей коллеги Бербель Инельдер, а также своей радикальной исследовательской установке, которую впоследствии он охарактеризовал словами:

«В конце карьеры лучше быть готовому к тому, чтобы изменить свои воззрения, чем, надоев всему миру, повторять самого себя» (Piaget, 1976b)⁴.

Начало

Пиаже начал свою карьеру исследователя намного раньше, чем большинство ученых. В 1907 году, когда ему едва исполнилось 11 лет, он провел серию наблюдений за воробьями-альбиносами, которые во­дились в парке недалеко от его дома в Нёшатель (Neuchatel). Неболь­шую заметку по поводу своих наблюдений он отослал в один из жур­налов по естествознанию. Заметку опубликовали, благодаря чему мальчику было позволено проводить часть своего внеурочного свободного времени совместно с мсье Годе (Godet), директором местного му­зея естествознания, помогая ему в сортировке коллекций. Живя на по­бережье озера Нёшатель, Пиаже уже успел развить интерес к пресно­водным моллюскам, в то время как Поль Годе, по-видимому, являлся специалистом в этой области. Для юного Пиаже это стало превосход­ной школой.

В 1911 году, когда умер Поль Годе, школьник (как писал Пиаже в автобиографическом очерке) знал о моллюсках уже достаточно много для того:

«... Чтобы опубликовать без посторонней помощи (специалисты в этой области - редкость) целую серию статей о моллюсках Швейцарии, Савойи, Бретани, даже Колумбии. Иногда я попадал в забавные ситуации. Некоторые зарубежные «коллеги» хотели бы познакомиться со мной, но поскольку я был лишь школьни­ком, то не смел предъявлять себя и вынужден был отклонять столь лестные приглашения. Директор музея истории естество­знания Женевы, который опубликовал некоторые из моих статей в журнале "Revue Suisse de Zoologie ", предложил мне место хра­нителя коллекции моллюсков в своем музее,., на что я вынужден был ответить, что я пока не являюсь даже студентом и мне нужно еще два года для завершения учебы до получения степени бака­лавра»⁵ (Piaget 1952b, p.238-9).

Оглядываясь назад, можно сказать, что именно изучение моллю­сков предопределило интеллектуальную карьеру Пиаже. В своих на­бросках об этих существах он отмечает, что их раковины различаются по форме в зависимости от места обитания - в стоячей или проточной воде. Яркий пример адаптации. Однако, перемещения моллюсков из одной среды в другую показали, что форма раковины является случаем не филогенетической, а, скорее, онтогенетической адаптации. Указан­ное различие настолько его заинтриговало, что всю оставшуюся жизнь Пиаже провел, изучая возможности живых организмов к онтогенетиче­ской адаптации, причем в своей наиболее впечатляющей форме - на человеческом уровне, как способносхгь к познанию.

Поиск по сайту: