Феноменологические уровни и проблема редукционизма

Также как и другие сторонники конструктивистской позиции в эпистемологии, авторы теории аутопоэза сталкиваются с необходимо­стью отвечать на два основных «обвинения», возникающих при по­пытке подыскать радикальному конструктивизму место в общей кар­тине традиционной философии (в частности, при сопоставлении с гос­подствующей - корреспондентской - точкой зрения в теории позна­ния). Первое из них - обвинение в редукционизме: коль скоро любая феноменология сознания (духа) находит свое объяснение в способе функционирования систем, называющихся аутопоэтическими, т.е. в способе организации и активности биосистем, то перед нами не что иное, как сведение когнитивной феноменологии сознания к физиоло­гическим и нейробиологическим механизмам живого организма. Вто­рое обвинение - это обвинение в солипсизме: если знание не имеет внешних объективных денотатов, а познание - это не отражение de facto, а конструирование de novo, то нам ничего не мешает сделать вы­вод об онтологической уникальности конструирующего субъекта, с одной стороны, и о произвольности конструируемого им знания - с другой.

Однако, дело запутывается еще и тем обстоятельством, что раз­ные авторы вкладывают в понятие редукционизма неодинаковый смысл. Объяснение путем сведения феноменологии одного уровня к феноменологии другого может иметь различные аспекты в зависимо­сти от того, о чем именно идет речь. Одни считают, что любое объяс­нение, тем более в рамках конкретных наук, всегда носит редукциони-стский характер - как расчленение изучаемого объекта на составные компоненты и анализ взаимодействия данных компонентов; другие, как, в частности, Варела, полагают, что редукционизм и холизм носят взаимодополняющий, комплиментарный характер и невозможны один без другого (см. [Varela 1979, р. 102-104]); третьи же, как Матурана, -что любое научное знание, объяснение не может быть редукционист-ским в принципе. Остановимся на точке зрения У. Матураны.

Наиболее ярко понимание Матураной сути редукционизма вы­является в его размышлениях о двух видах объяснений биологической феноменологии, называемых им механистическим и виталистическим, первое из которых носит нередукционистский, а второе - редукциони-стский характер: «В процессе механистического объяснения наблюда­тель в явной или неявной форме проводит различие между системой и ее составными частями, рассматривая их как функционально различ­ные виды целостностей, составленные из различных множеств и обра­зующие непересекающиеся друг с другом феноменологические поля. То соответствие между феноменологическим полем, порождаемым системой, и феноменологическим полем, образуемым ее составными частями, о котором говорит наблюдатель в случае механистического объяснения, фактически устанавливается им в результате независимых друг от друга взаимодействий с системой и с ее составными частями, и никакой редукции явлений из одной области к явлениям из другой области не означает. В случае если возникает впечатление некоей фе­номенологической редукции, это означает, что описание самых разно­образных явлений якобы относится к кажущейся одинаковой (одной и той же) области, которая после установления наблюдателем связей исчезает, если, конечно, не удерживается во внимании каким-то специ­альным способом. Та реальность, которая описывается механистиче­ски, подразумевает возможность бесконечного производства непере­секающихся друг с другом феноменологических полей, которые воз­никают в процессе рекурсивного конституирования (организации) но­вых классов целостностей посредством рекурсивного комбинирования уже установленных целостностей. С точки зрения теории познания та­кого рода механистические объяснения являются по своей сути нередукционистекими.

В случае виталистических объяснений ситуация выглядит диа­метрально противоположно: никаких различий между феноменологи­ческими полями, порождаемыми либо целостностью, либо ее состав­ными частями, не проводится. Таким образом, реальность, описывае­мая виталистическими объяснениями - это обязательно реальность некоего конечного числа феноменологических областей. С эпистемо-логических позиций виталистические объяснения являются по своей сути редукционистскими» [Mat. 1985, S.239].

Как минимум одно разделение на два феноменологических поля происходит, согласно Матуране, в результате образования автономной целостности. Феноменология, порождаемая активностью системы в целом, существенно отличается от феноменологии ее составных час­тей и не может ни сводиться, ни даже сравниваться с последней. Если бы это было возможно, то мы столкнулись бы с ситуацией, при кото­рой целое является частью самого себя: «Феноменологическая об­ласть, в которой составная целостность функционирует в качестве простого (неразложимого) единства, является вторичной по отноше­нию к таковой, порождаемой этой же составной целостностью, но на уровне ее составных частей, конституируя тем самым некую метафе-номенологическую область, являющуюся метафеноменологической в отношении феноменологической области, принадлежащей ее состав­ным частям. Согласно этому, составная целостность не может прини­мать участие в качестве простой (неделимой) целостности в своей собственной организации» [Mat. 1992, р. 67].

В науке любое объяснение генеративно, т.е. оно в состоянии объяснить только то феноменологическое поле, которое само воссоз­дает, конструирует в процессе объяснения. Безусловно, таких феноме­нологических областей можно сконструировать бесконечное множе­ство и говорить о редуцируемости одного сконструированного наблю­дателем поля к другому просто не имеет смысла. В процессе такого рода кажущейся «редукции» наблюдатель может генерировать еще одно феноменологическое (метафеноменологическое) поле, отличное от двух первоначальных.

В отношении живого организма указанное разграничение фено­менологических полей проводится Матураной по линии «физиология-поведение»: «Представим себе некую живую систему и описывающе­го ее наблюдателя (который с равным успехом может быть женщиной или мужчиной). В качестве системы он обособляет нечто такое, что во многом выглядит одинаковым, однако по существу носит двойствен­ный характер, и разбивается большинством попросту на два аспекта: на внутренний, представляющий собой "биологию", или "физиоло­гию" живых существ, т.е. их совместно функционирующие компонен­ты; и на аспект его взаимодействия с окружающей средой. Первый аспект для краткости я называю "физиологией", второй - "поведени­ем". Оба феноменологических поля друг с другом не перекрещивают­ся, не имеют общих элементов. Их принципиальное разделение имеет довольно простое, легко схватываемое объяснение: поведение — след­ствие активности системы как целого, в физиологическом аспекте, на­против, целое является результатом взаимодействий составляющих его частей» [Mat. 1997, S.37-38]. Сказанное в отношении феномена по­ведения в равной мере относится к нередуцируемости феноменов язы­ка, сознания, культуры и им подобных к другим уровням живых сис­тем. В каждом случае мы имеем дело не только с тем или иным фено­менологическим полем, но и с построенным нами же, как наблюдате­лями объяснительным контекстом.

Что касается обвинения в солипсизме, то оно возникает не столько в результате позитивного анализа эпистемологических выво­дов Матураны, сколько как доведенный до крайности тезис о конст­руктивности знания: «Если мы отрицаем объективность познаваемого мира, то не ведет ли такая позиция к хаосу, полной произвольности знания, когда возможным становится все, что угодно?» [Mat. 1987b, S.146]. Таким образом, не принимая ни ту, ни другую точку зрения, конструктивистская эпистемология оказывается, по выражению Мату­раны, между Харибдой (водоворотом) солипсизма и Сциллой (чудо­вищем) репрезентационизма, или в более обобщенном аспекте - меж­ду объективизмом и идеализмом (см. [Mat. 1987b, S.259]), проклады­вая в философии свой собственный путь. Ошибочное представление о том, что возможна либо одна, либо другая, альтернативная первой, по­зиция, исходит снова-таки от смешения наблюдателем двух феноме­нологически непересекающихся областей: области внутренних со­стояний аутопоэтического организма и области его взаимодействий со своей средой (и само собой, из-за игнорирования существования на­блюдателя как такового, игнорирования базового постулата эпистемо-логии Матураны-Варелы о том, что «все, что сказано, сказано кем-то» [Mat. 1987b, S.I48]. Репрезентационизм несостоятелен ввиду принципиального отсутствия у живых систем механизма что-то ото­бражать, представлять, репрезентировать; солипсизм несостоятелен ввиду наличия во внешней среде ограничений для реализации орга­низмом собственного аутопоэза, а значит и его когнитивных функций:

«Из факта организационной закрытости нервной системы следу­ет, что способ ее функционирования не подчиняется ни одной из двух крайних категорий: не будучи ни репрезентационным, ни солипсиче­ским. Солипсическим он не является ввиду того, что нервная система, оставаясь всегда компонентом организма, принимает участие в его взаимодействиях с факторами внешней среды, выступающими в роли инициаторов непрерывных структурных изменений, которые модули­руют динамику ее состояний. Именно поэтому нам как наблюдателям кажется, что те или иные модели поведения животных соответствуют условиям их существования, а также то, что животные не ведут себя таким образом, будто бы они следуют некоему собственному внут­реннему предписанию, не зависящему от факторов внешней среды. [...] Точно также способ функционирования нервной системы не явля­ется репрезентационным, поскольку именно состояние внутренних структур нервной системы специфицирует при каждом взаимодейст­вии, какие из возмущений являются допустимыми и к каким измене­ниям в динамике состояний они приведут» [Mat. 1987b, S.I85].

Если феномен самореферентности отрицает возможность реферирования когнитивной активности за пределами данного кон­кретного организма, то это не означает, что какое-либо рефериро­вание отсутствует вообще.

Поиск по сайту: