Принцесса цирка

- Ой, Миша, как я боюсь с твоими родителями встречаться! - причитала Алла всю дорогу до Каунаса. - Ой, может я день-два в гостинице поживу для начала?

- Аллочка, не валяй дурака, - смеялся Миколас. - Они нормальные люди. Твои же хорошо ко мне относятся, а я вообще циркач.

- Да, я шут, я циркач, так что же... - нервно запела Алла.

Орбакас был родом из Каунаса, там жили его мать и отец - Анна и Зенон, а также сестра с братом. Кстати, брат профессионально занимался спортом и в то время регулярно выезжал за рубеж, откуда привозил подарки для всей семьи - в частности, Миколасу - джинсы, которые и пленили Аллу у манежа Эстрадно-циркового училища.

Миколас покинул родительский дом в 1963 году, когда отправился поступать в Москву. После второго курса ушел в армию, а на третьем как раз и познакомился с Аллой. Его специальностью была музыкальная эксцентрика, каковой он не изменил и по сей день.

Неве ста боялась напрасно: литовское семейство приняло ее хорошо. Там Алла не без интереса узнала семейное предание, что Орбакасы происходят из обедневшего немецко-литовского дворянского рода фон Орбахов. Потом она весело сказала Миколасу, что после свадьбы с удовольствием примет титул баронессы

Родители, воспользовавшись как-то недолгой прогулкой Аллы по городу, слегка укорили Миколаса за то, что тот даже не посоветовался с ними, прежде чем подавать заявление. Но это было уже скорее формальной данью патриархальной традиции: все-таки сын уже шесть лет как вел совершенно самостоятельную жизнь далеко от дома

...Анна и Зенон приехали в Москву за неделю до свадьбы - познакомиться с будущими родственниками, помочь в матримониальных хлопотах. Разбогатевшие за время летних гастролей Алла с Мишей купили за шестьсот рублей чешский гарнитур для своей комнаты. (После того, как год назад Женя поступил в военное училище, Алла стала безраздельной хозяйкой маленькой комнаты, и гарнитур занял половину ее.) На оставшиеся деньги купили свадебное платье, костюм для жениха, а для самого торжества сняли зал в кафе рядом с домом, потому что приглашенных насчитали порядка девяноста человек. Свидетелем со стороны Аллы была ее подружка из училища, а Миколас позвал приятеля-художника.

Вся еда готовилась дома, и потом силами родителей и родственников переносилась в столовую. Прохожие с интересом наблюдали, как через трамвайные пути шествовала вереница людей с кастрюлями и мисками в руках.

В ЗАГСе монументальная женщина с пучком на голове изрекала: “Отныне вы, Микрос... э-э, Миколс... Мика... Миколас! И вы, Алла, объявляетесь мужем и женой. После регистрации брака вам, Алла, присваивается фамилия Обра... Орак... Орбакене!”

Надо заметить, что у Аллы ни на минуту не возникало сомнений, стоит ли ей брать мудреную фамилию Миши: раз замуж, то по всем законам. Она лишь попросила, чтобы он растолковал родителям, почему ее фамилия так будет отличаться от его. И Миколас объяснил, что Орбакене как раз означает замужнюю женщину при муже Орбакасе.

- А у ребенка какая будет фамилия? - забеспокоилась Зинаида Архиповна, обескураженная хитростями литовской грамматики.

- Моя, конечно, - Орбакас, - сказал будущий зять. - Это если мальчик.

- А если девочка? - поинтересовался Борис Михайлович.

- Ну, тогда - Орбакайте, - развел руками Миколас. Зинаида Архиповна горестно покачала головой.

Одним из “свадебных генералов” была директор Аллиного училища Елена Константиновна Гедеванова - та самая, которая поругивала Пугачеву за короткие юбки. Алла пригласила ее на свадьбу, хотя уже несколько месяцев как перестала быть студенткой.

В разгар веселья, после пяти “горько” Гедеванова поднялась из-за стола с бокалом в руке: “Дорогие Аллочка и Миша! Наше училище совсем небогатое, поэтому мы не смогли сделать вам такой подарок, как хотелось бы. Но, к счастью, я не только ректор, но и депутат Ждановского райсовета. Поэтому я как депутат делаю вам подарок от нашего района. В вашем, Алла, доме недавно освободилась комната. Она совсем немаленькая - семнадцать метров. Я лично ее осматривала... Наш район дарит ее вам, молодоженам! Будьте счастливы там!”

- Ой, мамочки, как здорово! - запищала Алла. - Мишка, это же прямо напротив нашей квартиры!

...В той квартире проживала еще одна молодая семья, правда, уже с ребенком. Но Алла с Миколасом с ними ладили. Чешский гарнитур в их новой комнате разместился так, как и подобает приличной мебели.

Миколас продолжал учиться. Алла после Липецка впала в легкую хандру.

“Она часто заводила пластинку Эдит Пиаф, - вспоминает Орбакас. - Сидит, слушает, а по щекам текут слезы”.

Алла устроилась вести музыкальный кружок в каком-то Дворце культуры. Миколас несколько раз звал ее попеть в кафе “Молодежное”, где сам он тогда довольно часто выступал со своим напарником, но супруга отказывалась: “Я уже профессиональная артистка, и петь на бесплатных комсомольских вечерах мне не пристало”.

- Как-то зимой, - продолжает Миколас. - Мы с партнером отработали в кафе, сидим, ждем Аллу, которая обещала прийти туда после своего кружка. Она появилась страшно расстроенная. Оказывается, во Дворце культуры кто-то украл у нее туфли, которые она взяла специально, чтобы потом надеть в “Молодежном”. У нее была всего одна парадная пара, и Алла чуть не плакала “Ну вот, говорит, вчера зарплату получила. Теперь всю ее придется отдавать за новые туфли”.

Борис Михайлович, дабы поспособствовать финансовому благополучию молодой семьи, устроил зятя в комбинат бытового обслуживания на 70 рублей в месяц. “Я появлялся там три-четыре раза в неделю, - говорит Миколас, - делал кое-что. Например, развозил одеколоны по парикмахерским”. Алла с отвращением принюхивалась, когда Миша возвращался с работы и возмущалась: “Ну почему ты “Шипр” развозишь, а не “Шанель”?”

Когда начался сезон детских новогодних елок, Пугачеву пригласили поработать во Владимире. Она провела там пару недель, выходя на сцену в нелепом платьице, увешанном мишурой и распевая песенки прославившегося уже Шаинского.

(Через такие елки прошла практически вся наша эстрада. Уже где-то в октябре молодые артисты начинали беспокоиться и выяснять друг у друга, какие где имеются праздничные перспективы. Если столичным артистам поступали предложения из глубокой провинции, то никто особо не капризничал, а быстренько соглашался: других предложений могло и не последовать.)

Пара “елочных” недель пролетала мгновенно, и вне зависимости от населенного пункта программа была стандартна: два-три представления в день; потом кутежи в гостинице.

Впрочем, многие мэтры до сих пор вспоминают давние “елки-палки” с легкой ностальгией. Лев Лещенко, например, любит поведать о том, как в городе Ижевске артисты после финального спектакля 31 декабря опаздывали к праздничному столу в гостинице и договорились с дрессировщиком, чтобы тот домчал их на цирковой тройке.)

Алла скоро оставила свой кружок и начала работать у Миколаса в училище концертмейстером, т.е. попросту говоря, аккомпаниатором, тапером. Как-то к ней подошел парень с курса Орбакаса:

- Аллочка, слушай, я тут делаю номер - пантомиму “Орленок”. Мне нужно, чтобы кто-то пел эту песню во время выступления.

- Ну, я не знаю. Я вобще-то такие песни почти не пробовала петь...

- Алла, дорогая, очень надо! Ты же хорошо поешь.

Пугачева сдалась. Когда преподаватели посмотрели этот номер, то вынесли резолюцию: все замечательно, надо только сменить певицу.

Летом 1970 года Миколас с Аллой поехали в Каунас к старшим Орбакасам, а оттуда на Балтийское побережье.

...Они сидели в ночном ресторанчике близ моря. По телевизору, что на западный манер был водружен на стойку бара, показывали международный конкурс “Золотой Орфей”. Алла забыла о шампанском, курила и не отрывала взгляд от телевизора. Время от времени комментировала, даже не оборачиваясь к Мише:

- Нет, посмотрите на нее! Марыля Родович! А я, Орбакене, - сижу себе тихонько и не выступаю!

И через пару минут продолжала: - Нет, что же это такое-то? Выходят там все, кому не лень! Еле рот раскрывают! Не-ет, я вам не Орбакене, я Пугачева!

За соседними столиками оборачивались, потому что Алла, сама того не замечая, восклицала все громче. Смиренные литовцы смотрели на нее, потом переводили взгляды на экран, недоумевая, что там так могло возмутить эту рыжую русскую девушку.

Когда передача закончилась, Алла одним глотком допила шампанское, вскочила: “Пойдем на море!”

Они брели по берегу, море слегка штормило. Вдруг Алла скинула босоножки, забежала по щиколотки в воду и крикнула, обращаясь к волнам: “Через пять лет я буду петь на “Орфее”! Вы слышите? Я буду там петь! Я, Алла Пугачева!”

Поиск по сайту: