Стефанович

Это случилось еще задолго до “Орфея”. После концерта в каком-то Доме культуры за кулисами к Алле подошел худой человек и представился: композитор Александр Зацепин. Алла, конечно и так сразу догадалась, кто перед ней. “Кавказская пленница”, “Бриллиантовая рука”, “Иван Васильевич меняет профессию” - кто же не знал тогда первого шлягермахера советского кинематографа?

Я разыскал Зацепина в Париже, где он живет с 1982 года, и тот, чуть поразмыслив, согласился рассказать о своем общении с Аллой.

“Один музыкант, с которым я работал, - вспоминает Александр Сергеевич, - сказал мне, чтобы я сходил и послушал некую Пугачеву - это, по-моему, был концерт какой-то самодеятельности. Я действительно пошел. Она пела там “Посидим-поокаем” и очень мне понравилась. После концерта я с ней познакомился и чуть ли не сразу же предложил записать какую-то песню для фильма”.

Алле тогда очень польстило внимание Зацепина, и она, разумеется, сразу же согласилась. Тем более, что тогда, до своей “орфейской” славы часто нуждалась в финансовой поддержке. (Мама иногда спрашивала, нужны ли Аллочке деньги, но та небрежно махала рукой: да у меня этик денег... Это было, мягко говоря, блефом. Но Алла всегда старалась сама дать родителям денег - на Кристинку.)

Надо заметить, что у Зацепина уже тогда, в середине семидесятых, была своя домашняя студия - неслыханная роскошь! Такого никто не мог себе позволить - даже Пахмутова.

Алла приходила к нему домой, и они работали. Записывали песни к фильмам - “До свиданья, лето”, “Куда уходит детство?” Для Пугачевой то был очень недурной заработок. Мало кто знает, что знаменитая вещица “Волшебник-недоучка” тоже была сделана для фильма. Тогда московских мэтров заваливала заказами “растущая кинематография” азиатских республик. Их, в свою очередь, обильно финансировало государство: национальную, дескать, культуру нужно всемерно оберегать и поддерживать. На эти деньги переводились сотни километров кинопленок “Свема”. Так, то ли на “Туркмен фильме”, то ли на “Таджик фильме” готовилась картина для детей “Мудрый Ширак”. Зацепин со своим неизменным соавтором - поэтом Дербеневым сочинили песню мальчика, одного из героев фильма, который учился на всемогущего мага, но, как выяснилось, с пагубными для общества последствиями. Спела ее Пугачева. Песня, в отличие от убогого фильма, стала интернациональным хитом.

“В “Волшебнике-недоучке”, - вспоминает Зацепин, - Алла при записи вдруг не “попала” в припев - начала раньше времени: “Даром преподаватели...” Ойкнула, засмеялась... (Вообще это был редкий случай - она всегда пела очень точно.) Я сохранил этот неудачный вариант и потом оставил его в песне. Получилось, будто это сделано специально”.

Уже после “Орфея” Алла как-то в тревоге позвонила Зацепину:

- Тут будут со мной интервью в “Огоньке” делать. Хотят приехать ко мне домой, там фотографировать. Вы представляете - это в моей-то хибаре в Вешняках?

Александр Сергеевич не растерялся. Тут же предложил, чтобы Пугачева встречалась с журналистами в его квартире, где было не стыдно принять спесивую прессу. Они разыграли тогда целый спектакль. Алла с Кристиной приехала к Зацепиным, по дороге объяснив пятилетней дочке, что сейчас у них будет интересная игра. Аллу нарядили в шелковый халат зацепинской супруги, а сама супруга взяла на себя роль домашней прислуги певицы. Приехали журналисты. Алла вальяжно развалилась на чужом диване, Кристина с визгом носилась по многокомнатной квартире (играть так играть!).

- А там у вас что? - поинтересовались корреспонденты.

- А там моя Домашняя студия, - небрежно ответила Пугачева Поэт Леонид Дербенев тоже всячески опекал Аллу и говорил, что теперь ей надо подыскать хорошего режиссера, с помощью которого она бы окончательно утвердилась в своем звездном статусе.

Скоро он сообщил, что познакомит ее с одним режиссером “Мосфильма” - Александром Стефановичем.

“Во время нашей первой встречи у Дербенева, - говорит мне Александр Борисович, слегка грассируя, - Алла была, что называется, в ударе и полностью меня очаровала. Однако, когда спустя несколько дней я увидел ее на сцене, то особого восторга не испытал. Она пела лишь несколько песен с оркестром Орбеляна во втором отделении концерта. Держалась Алла как-то скованно и одета была в длинное черное платье с чудовищной искусственной розой, приколотой на колене...”.

Тем не менее “чудовищность” той розы не помешала начаться роману Стефановича и Пугачевой.

“Вместе с одним известным фотографом, - пишет Полубояринова, - на даче у последнего Стефанович проводил веселенькие вечера с красотками. Этих девушек они называли “маникухи” (очевидно, от слова “манекенщица”). Как-то Стефанович позвонил приятелю и сказал: “Старик, завтра никаких маникух! Я приеду с девушкой”. Фотограф понял, что режиссер имеет серьезные намерения”.

Стефанович был на четыре года старше Пугачевой. Сперва он работал в Ленинграде, потом устроился на “Мосфильм”. Снял несколько картин - ныне благополучно забытых: “Волшебство”, “История одной семьи”, “Дорогой мальчик”.

Новый возлюбленный перебрался в вешняковское жилище к “Пугачевочке”, как он ласково окрестил подругу.

“Это была крохотная, однокомнатная квартира, - вспоминает Александр Борисович. - На полу лежал матрац, практически никакой мебели...”

Однажды зимой Алла вернулась домой и увидела, что весь пол их комнатки покрыт елочной мишурой - то был оригинальный сюрприз Стефановича.

“Ну, как было не влюбиться?” - констатировала она спустя годы Скоро они поженились.

Но еще до этого Стефанович пытался “работать” с Аллой как режиссер. Вот что поведал мне он сам:

“Я составил определенный план действий, которому она, на мой взгляд, должна была следовать. Ей этот план понравился, а для меня было забавно придумывать образ, который миллионы людей станут принимать за реальный.

Итак, я предложил пять основных принципов.

Во-первых, форма “исповедальности”. То есть все песни должны исполняться от первого лица. У зрителя должно было сложиться впечатление, что перед ним на сцене раскрываются какие-то тайны личной жизни.

Во-вторых, надо было создать образ одинокой ранимой женщины. Это касалось не только отбора текстов. В сознание публики необходимо было внедрить образ одинокой женщины с ребенком, который бы вызывал сочувствие и у пэтэушницы, и у буфетчицы, и у студентки. Мой друг Валерий Плотников сделал серию фотографий Аллы с маленькой Кристиной. В придуманный мной “одинокий” образ я сам не вписывался, что меня вполне устраивало.

В-третьих, важно было не конкурировать с западной и, так называемой, полузападной эстрадой. Тогда очень модны были песни с акцентом. Эдита Пьеха, югославская, болгарская эстрада воспринимались как иностранные, как некий фирменный знак, как лучшее. Алла должна была стать певицей, которая поет на современном русском языке и таким образом заполнить пустующую нишу.

В-четвертых, мною была придумана такая формулировка - “Театр Аллы Пугачевой”. Эти слова я написал ей в книжке в один из первых дней нашего знакомства. “Смотри, - говорю, - это главная заповедь”. - “В каком смысле?” - спросила Алла. - “Каждая твоя песня должна быть маленьким спектаклем, потому что ты человек с актерскими способностями, и надо сделать спектакль с минимумом реквизита - обыгрывать платья, обыгрывать детали декораций, если они существуют, обыгрывать микрофон, который может быть в какой-то момент бокалом, в какой-то момент скипетром... В этом театре на площади должен действовать закон зрелища - после клоуна выходит слон, а после слона фокусник. И лучшая подводка к исповеди - это веселая песенка”.

И, наконец, последнее. “Бунт” на эстраде. Отказ от “гражданской” тематики. Была даже продумана стратегия влияния на общественное мнение, то есть точная дозировка каких-то уходов “в тень” и эффектных появлений с новым скандалом. Мы постоянно обсуждали: нужно ли какой-то слух муссировать дальше или, наоборот, лучше пригасить его.

Легко убедиться, что этот придуманный образ “работал” целых двадцать лет”.

Теперь, после монолога Стефановича, я позволю себе обратиться к воспоминаниям других людей, близко знавших в то время Аллу.

Стефанович действительно педантично составил “план-конспект” жизни певицы. Однако он содержал куда больше пунктов чем привел в беседе со мной Александр Борисович. И творческая часть этого плана уступила материальной. “Я научу тебя, как быть богатой женщиной”, - любил повторять Стефанович жене.

Скажем, один из пунктов игриво был назван им так - “инвалидная коляска для звезды”. Расшифровывалась эта мрачноватая шутка, как приобретение “мерседеса”. Именно “мерседеса” - даже не “Волги”! Это в 1976 году...

Там же значилась и квартира и еще много разных бытовых радостей.

Нельзя сказать, что Алла стремилась к аскетизму и наслаждалась жизнью в своей вешняковской квартирке, но работать на износ, только для того, чтобы приносить в дом больше и больше денег, она тоже не была готова. Но приходилось. Кстати, потом, незадолго до развода, существенную часть этих денег Стефанович снял с пугачевской сберкнижки, куда он предусмотрительно попросил ее вписать свое имя.

Что же касается сценического образа, то Пугачева сама уже тогда подумывала о маленькой книжке “Секреты волшебства на эстраде”. Всего этих секретов насчитывалось 367 - немного больше, чем у Стефановича. (Хочется верить, что теперь-то она эту книгу сделает.)

Между прочим, и свой брак со звездой Александр Борисович вовсе не скрывал, как он уверяет. Полубояринова пишет, что иногда доходило до курьезов, как, например, однажды в Сочи, когда Алла получила из зала записку: “Кто ваш муж?” А Пугачева ответила, что для своей публики актриса всегда должна быть свободной. Тогда Стефанович, сидевший в зале, вскочил и буквально закричал: “Нет, нет! У нее есть муж! Это я!” А потом еще долго ругался с Аллой в гостинице.

Именно Стефанович приучал Пугачеву к регулярным возлияниям. Каждый вечер он обязательно предлагал осушить “три рюмочки”.

В 1978 году на экраны вышел фильм “Женщина, которая поет” (ему будет посвящена следующая глава). Но Алла уже никак не хотела останавливаться: кино безумно влекло ее. Понятно, что эти чаяния имели под собой вполне добротную основу в лице мужа-режиссера.

Стефанович в то время как раз ставил фильм “Пена” по сатирической пьесе Сергея Михалкова (почему-то его собственные сыновья Никита и Андрон пренебрегли творчеством “патриарха советской литературы”). Алла написала для “Пены” песню и, более того, даже про мелькнула там в эпизодической роли. Но их с супругом творческие планы простирались значительно дальше. В 80-м году они начали снимать картину “Рецитал”.

В интервью журналу “Клуб и художественная самодеятельность” Пугачева говорила о будущем фильме.

Открою только, что героиня - тоже певица. Зритель встретится с ней в самые трагические дни ее жизни, когда она поняла, что теряет голос и должна навсегда распрощаться с искусством...

Александр Стефанович является и автором сценария, который написан вместе с кинодраматургом Александром Бородянским. Я надеюсь, что на этот раз (т.е. после “Женщины...” - авт.) серьезных споров с постановщиком не возникнет, поскольку он является моим мужем. Ну а если серьезно, то его работы говорят об определенной тенденции, и в данном случае мне будет приятно, что я работаю с единомышленником”.

Но работы с “единомышленником” не получилось.

“Отношения наши в то время уже нельзя было назвать хорошими, - вспоминает Стефанович. - Но мы договорились, что будем работать и как профессионалы доведем работу до конца...”

“Всезнающие дамы с “Мосфильма”, - пишет Полубояринова, - сплетничали, что одной из причин резкого ухудшения отношения между супругами была некая постельная сцена с участием Стефановича и одной девицы. Пугачева случайно застала их вместе, после чего во время съемок не сдержалась. Когда Стефанович стал делать ей некоторые замечания по роли, Алла вдруг закричала на всю площадку: “И ты еще будешь мне указывать, говнюк?”

Стефанович подскочил к жене и зашептал: “Тише, Пугачевочка, тише! Цивилизованная семья - это не счастье, а видимость счастья Мы с тобой должны создавать эту видимость”.- Видимость?! Счастье?! - вскричала Алла. - Для тебя счастье - это моя машина, и сейчас это счастье станет видимостью.

Пугачева схватила первую попавшуюся под руку железяку и, подбежав к машине, начала с упоением бить в ней стекла. Бледный Стефанович вздрагивал при каждом ударе.

Понятно, что о продолжении съемок уже речи не было...

Спустя какое-то время Стефанович приступил к съемкам другого фильма - “Душа”. Молва утверждала, что бывший муж Пугачевой в качестве этакой “культурной” мести пригласил на главную-роль в этой картине Софию Ротару - неизменную сценическую соперницу Аллы. Об их взаимной неприязни слагали чуть ли не песни. Но Александр Борисович отрицает какие-либо мстительные мотивы в своем выборе.

“Действительно, когда фильм “Рецитал” закрыли, я особенно не возражал, но через год был написан другой сценарий, с другим названием и для другой актрисы”.

Правда, “Душа” не имела и третьей доли того успеха, что “Женщина, которая поет”.

Борис Горбонос

В июле 1975 года, когда по телевизору показывали финал конкурса “Золотой Орфей”, в одном из подмосковных Домов творчества его с любопытством наблюдали Александр Зацепин с Леонидом Дербеневым и одна из редакторов киностудии “Мосфильм” Любовь Цицина.

После того, как Пугачева спела “Арлекино”, Дербенев вымолвил:

- А что, ведь с ней можно было бы сделать хороший музыкальный фильм.

- Да, - согласился Зацепин. - А то у нас или хорошая певица, но плохая артистка или наоборот. А тут - такое удачное сочетание. В разговор вступила Цицина: - Ну, если ты, Саша, - она обратилась к Зацепину, - взялся бы написать музыку, то я бы у нас на “Мосфильме” нашла сценариста. - Для Аллы - напишу, - заключил Зацепин.

Вскоре после того разговора в Доме творчества Дербенев пригласил Аллу к себе домой и поведал об идее фильма с ней. Алла пришла в полный восторг. Собственно, она уже давно к этому готовилась, даже грезила кино. Общалась с какими-то режиссерами, сценаристами, обольщала, заигрывала... А тут взяли и сами предложили ей!

(Кстати, Пугачева очень любит цитировать фразу Воланда из своего любимого романа “Мастер и Маргарита”: “Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особености у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут”.)

Дербенев и Цицина познакомили Аллу со сценаристом Анатолием Степановым. Они пообщались. Выяснилось, что Пугачева приглянулась Степанову еще на Пятом конкурсе артистов эстрады.

“Меня привлекали в Алле, - говорит Анатолий Яковлевич, - ее московское начало и этакий простонародный нонконформизм”. Месяца через три он написал сценарий. “Многое в своем сценарии я просто угадал- например, деревянный дом, где героиня Анна Стрельцова провела детство. Какие-то черты характера.:.”

По словам Цициной, курировавшей этот фильм, как редактор “Мосфильма”, получилась очень симпатичная психологическая история. “Но Алле было нужно совсем другое - музыкальный фильм о себе. Поэтому текст три раза переписывался под ее давлением”.

Насчет “давления” до сих пор много непонятного. Например, сам Степанов говорит, что сценарий переделывался по требованию чиновников из Госкино. Они сразу начали морщиться:

- Зачем вам снимать фильм с этой развязной девицей. Есть же, например, Эдита Пьеха

А режиссер картины Александр Орлов рассказывает свою версию событий. (Кстати, работать над фильмом его пригласила сама Пугачева: раньше она пела за кадром в нескольких его работах.)

“Съемки оказались под очень серьезным контролем “сверху”. Может, все было бы спокойнее, если бы сама Алла не объявила раньше времени об этой картине. А вышло следующим образом. В газете “Труд” на первой полосе была помещена небольшая фотография Леонида Ильича Брежнева с новогодним поздравлением Советскому народу, а внутри газеты - огромная, в пять раз больше, фотография Пугачевой и интервью с ней - на целый разворот. Ну и в ЦК и Госкино, конечно же, сразу же очень заинтересовались картиной: стали контролировать тексты диалогов, сюжетные линии, взаимоотношения героев, костюмы персонажей... Все это мало способствовало творческому процессу, но при этом мы понимали, что фильм позволит Алле взлететь на небывалую высоту. Это понимали и наверху, считая, что с точки зрения идеологической картина создавала излишний культ личности певицы”.

Тогдашний председатель Госкино Филипп Тимофеевич Ермаш в беседе со мной выказал крайнее недоумение в связи с заявлениями Орлова:

- Ну, кто-то, может, и был огорчен, что Пугачева появится на экране, но не до такой уж степени. Не знаю... У меня даже есть пластинка с автографом, подаренная мне Аллой.

Во всяком случае, по общему мнению, последний вариант сценария оказался намного хуже предыдущих. Тем не менее, съемки начались. Правда, с опозданием на полтора года - в начале 77-го. И на другой натуре - не в Литве, как планировалось изначально, а в Сочи.

К тому же обнаружились некоторые сложности с актерским составом. Проблем не возникло лишь с Аллой Будницкой - супругой режиссера и доброй приятельницей Пугачевой. Некоторые артисты, к которым Орлов обращался, просто отказывались из-за того, что центральной фигурой здесь была Алла.

Актер Николай Волков, сыгравший одну из ролей в фильме, вспоминает:

- Я сразу согласился сниматься, как только узнал, что передо мной отказались “обслуживать взбалмошную Пугачеву” несколько известных актеров. Я же был поражен ее внутренней силой, даже несмотря на некоторую вульгарность. Она вовсе не выглядела высокомерной примой. Очень веселенькая...

Многим съемки этого фильма запомнились как этакая увеселительная прогулка в Сочи, “пикник на обочине”, по выражению того же Волкова. Пока готовилась “натура” и налаживалась техника, актеры сидели в ресторанчике на пляже, потягивая вино. По вечерам Алла со своей компанией, включая навещавшего ее Стефановича, возвращалась в приморскую гостиницу, где каждый вечер устраивались достаточно буйные празднования очередного съемочного дня. Все местные жители и отдыхающие стягивались поближе и с простодушным интересом наблюдали за вакханалией столичных знаменитостей.

Днем они тем более не оставляли своим вниманием съемочную группу.

“Однажды во время перерыва, - продолжает режиссер Александр Орлов, - вокруг Аллы собралась большая толпа, и все стали просить у нее автографы. Но поскольку на пляже у многих людей просто не нашлось на чем писать, стали подбирать гальку и Алла расписывалась на камушках. В конце концов, когда мы вернулись на берег продолжать съемку, то к нашему ужасу обнаружили, что гальки на пляже просто не осталось”.

По словам сценариста Анатолия Степанова, Стефанович пытался принять деятельное участие в судьбе картины, и “под его руководством Алла нередко взбрыкивала”. Но Пугачева и без влияния своего мужа хотела максимально влиять на ход всей работы. Она даже непосредственно займется монтажом фильма, но потом его все равно придется перемонтировать.

“Алла боялась играть кого-то другого, а не себя, - говорит Степанов. - Но я видел ее в пробах - она прекрасная драматическая актриса. Но так как Пугачева пыталась быть похожей исключительно на себя, то получилось много отсебятины. Так, например, в фильме не было никакой развязки личной жизни героини - только эстрадная. Несколько сцен пришлось потом просто доснимать. Но зато вот там она уже сыграла по-настоящему. Тогда Алла призналась мне, что наконец поняла, как надо было все делать”.

Композитором фильма, как и задумывалось с самого начала, стал Александр Зацепин. Он написал несколько песен, в том числе и ставшую невероятно популярной “Кто, не знаю, распускает слухи зря...”

“Я тогда попросил Дербенева изменить там слова, - вспоминает Александр Сергеевич. - Мне казалось, что этот припев - “так же как все, как все, как все” - звучит неудачно. Но Алла сказала, что нет, у нее это хорошо получается”.

(Спустя несколько лет эту песню исполнит один французский певец. В его варианте в припеве будут звучать слова “такси, такси”. Так он на слух воспринял русский текст.)

Скоро Зацепин услышал о том, что в картину собираются включить песни никому не известного Бориса Горбоноса. Он стал выяснять подробности, и ему сообщили, что это некий молодой парень, живущий в Люберцах. И самое ужасное, что он парализован. Но как может - пишет музыку. Грех не помочь такому человеку.

Зацепин, который прекрасно осознавал свой статус, остался крайне недоволен благотворительностью за его счет:

- На “Мосфильме” я сказал, что не хочу, чтобы в фильм попали чьи-то чужие песни. Там на меня посмотрели очень косо, потому что я вот не захотел помочь несчастному мальчику... Тогда я пошел к директору студии Сизову и сообщил ему, что отказываюсь от работы в этом фильме; пусть музыку к нему пишет Горбонос. Но Сизов меня уговорил, сказав, что в таком случае фильм будет закрыт, пропадут деньги и прочее.

Мифическим Борисом Горбоносом оказался не парализованный юноша, а пышущая здоровьем Алла Пугачева. Эту легенду она сочинила в соавторстве со Стефановичем

Тот все время доказывал жене, что она должна петь собственные песни (после нескольких забытых ранних опытов Пугачева больше не пыталась сама писать). Помимо творческого удовлетворения это сулило и прямую финансовую выгоду - если работать для телевидения или кино. В этом случае накапливалось сразу приятное множество пунктов, по которым должны были платить гонорары и авторские отчисления: за репетицию, за запись, за съемку и - очень немало - за само произведение. Загвоздка заключалась в том, что на телевидении и киностудиях имели право официально работать и получать деньги лишь члены Союза композиторов.

Чтобы обойти эти формальности, и потребовалась жалостливая сказка про люберецкого бедолагу.

Правда, остается невыясненным, как Алла рассчитывала получить гонорары за произведения чужого для нее Горбоноса, но, в конце концов, это можно было уладить. Пока же снимался фильм, у Пугачевой вышла ее первая большая пластинка “Зеркало души”. На этом “гиганте” - как их тогда называли в Союзе - тоже удалось разместить три песни под авторством Б.Горбоноса. “Зеркало души”, между прочим, разойдется колоссальным даже для такой страны как СССР тиражом свыше четырех миллионов экземпляров.

Когда на “Мосфильме” вдруг засомневались в реальности этого самого Горбоноса (кстати, Стефанович тут просто воспользовался именем своего одноклассника), то заговорщики решили усугубить мистификацию.

“Я привел Аллу в мою съемочную группу, - рассказывает Стефанович, - нарядил в свой пиджак, рубашку, галстук, гримёр сделал ей усы, парик... В таком виде ее сфотографировали.

В конце концов, на “Мосфильме” провели расследование, выяснили, что такого композитора нет, но было уже поздно. Фильм выходил на экраны”.

Потом в журнале “Клуб и художественная самодеятельность” даже опубликуют фотографии всего процесса превращения Пугачевой в Горбоноса, что лишний раз заставит советский народ восхищаться его любимой Аллочкой, тем более, что роль Стефановича в этой буффонаде никак не будет обозначена.

В печали останется лишь один человек - Зацепин:

- Я очень обиделся на Аллу за этот обман. Они практически перестанут общаться, а в начале восьмидесятых композитор уедет из страны.

Заглавную песню - “Женщина, которая поет” - написала тоже Пугачева. Она взяла стихи народного поэта Кабардино-Балкарии Кайсына Кулиева, но слегка переиначила слова. Исходный текст был написан от лица мужчины и рефрен гласил - “ту женщину, которую люблю”. Редакторы с “Мосфильма” специально связывались с Кулиевым, чтобы он дал свое добро на эту переделку, и тот с удовольствием согласился, хотя, судя по всему, не очень хорошо понимал, о чем вообще идет речь.

Но в этой песне у Аллы был композитор-соавтор - Леонид Гарин.

“На протяжении нескольких лет, - пишет Полубояринова, - Гарин общался с Пугачевой очень близко. Настолько, насколько могут быть близки мужчина и женщина. Он не принадлежал непосредственно миру эстрады, поскольку был джазовым музыкантом, вибрафонистом, но при этом слыл человеком очень активным и, как сейчас бы сказали, заядлым тусовщиком. И внешность имел демоническую. Он глупо погиб спустя три года после “Женщины, которая поет”.

В том же самом Сочи проходил какой-то фестиваль советской песни. Будучи, видимо, в подпитии, Гарин с кем-то повздорил. (Леонид вообще очень много пил.) Его сильно толкнули, он упал, ударившись затылком об асфальтовый бордюр и тут же умер. На том фестивале в Сочи была и Алла. Потом в музыкальных кругах поползли слухи, что его убили, что Алла чуть ли к этому не причастна и прочий бред”.

Пугачева и сейчас иногда называет “Ленечку Гарина” в числе тех немногих людей, кто знал о ней все.

Когда фильм был почти готов, то руководству “Мосфильма” представили отснятый материал. - Что-то тут все песни про любовь, - заметило руководство. - А гражданская тематика совсем не затронута...

- Я эту тематику никогда и не трогала, - возразила Пугачева.

- Могут возникнуть проблемы...

“Тогда директор студии Сизов придумал очень хороший ход, - вспоминает режиссер Александр Орлов. - Он предложил нам поехать в Тольятти на концерт Пугачевой, где должны были в изобилии присутствовать представители рабочего класса, и снять ее там. Тогда будет видно, что простой народ очень любит певицу. Даже без гражданских песен”.

...По результатам опроса читателей журнала “Советский экран” Алла Пугачева была признана лучшей киноактрисой 1978 года.

...Госкино присвоило “Женщине...” так называемую “третью категорию”, т.е. как фильму, представляющему, мягко говоря, не самый большой интерес для прокатчиков, как фильму, предназначенному для редких клубных просмотров. Кино журналисты и вся творческая интеллигенция его громила, попутно скорбно напоминая, что единственной удачей певицы были песни “с лицом” Барбары Брыльски. Пугачева еще несколько лет будет устало объяснять критикам, что “фильм получился не плохой и не хороший - а музыкальный”.

А у широких народных масс картина имела колоссальный успех, установив какие-то удивительные рекорды кассовых сборов.

“Нам нигде не давали прохода, - восклицает Алла Будницкая. - В первую очередь, конечно, Пугачевой. Как-то после аллиного концерта мы должны были поехать к ней домой. Но мы сидели с ней в гримерке и никуда не ехали. Я наконец спрашиваю: “Алла, когда же мы поедем?” - “Куда ехать, - отвечает она. - Ты посмотри вниз”. Я выглянула на улицу и увидела огромную толпу молодых людей, которые ждали ее выхода. Оказывается, она уже не могла выходить на улицу после концерта без помощи милиции и дружинников.

Когда же мне с мужем удалось-таки пробраться к ее машине (сама Алла еще не вышла), то оказалось, что все замки были забиты спичками: специально, чтобы она задержалась тут хотя бы на какое-то время. Замки с трудом очистили, и потом милиция почти что на руках донесла ее до машины. Когда же дверцы захлопнулись, я увидела, как к стеклам приплюснулись лица и машина затрещала...”

“Короли” и “соловей”

“Я точно помню дату нашего знакомства с Аллой. 26 мая 1978 года”, - улыбается Евгений Болдин.

Он из тех мужчин, которые, кажется, уже родились в дорогом пиджаке и галстуке. Высокий, красивый, респектабельный.

К моменту встречи с Пугачевой Болдин работал директором программ фестивального отдела Росконцерта. Того самого отдела, куда считали незазорным ходить “на поклон” все звезды советской эстрады. Причем Евгений Борисович оказался там самым молодым сотрудником.

Когда в Росконцерте в стал в опрос о том, чтобы взять к себе Пугачеву, кто-то предложил заняться этим именно Болдину.

Алла к этому времени уже успела основательно поругаться со всеми начальниками Москонцерта и - что самое неприятное - с тамошней партийной организацией. Этот конфликт имел психологическую и финансовую подоплеку. Пугачева уже стала несомненной эстрадной звездой, но в Москонцерте с большим трудом и неохотой реагировали на ее стремительно изменявшийся статус. Долгое время за сольный концерт она получала унизительную ставку 14 рублей 75 копеек. Затем, в результате непрерывной борьбы, ее чуть повысили до 17 рублей, потом до 19-ти, но дальше планки в виде 21 рубля 50 копеек тариф уже не поднимался “В Росконцерт она пришла уже как звезда, - говорит Болдин, - поэтому все эти вопросы решать было гораздо легче”.

Итак, Евгений Борисович приехал к Алле в Вешняки. Они просидели на кухне три часа, немного выпивая и обстоятельно беседуя о будущей совместной работе.

“Нам хватало о чем беседовать, - говорит Болдин. - У Аллы не было тогда ни своего коллектива, ни своего звукорежиссера, ни своего костюмера, ни своей аппаратуры - ничего не было. Все это она должна была получить в Росконцерте”.

Справедливости ради надо сказать, что на самом деле коллектив у певицы был. Но формально он ей не принадлежал. С 77-го года она работала с ансамблем “Ритм”, “прописанном” в приличном удалении от столичной эстрады - в Харьковской филармонии. (Тогда украинское “подданство” не имело значения.)

С городом Харьковом Аллу связывали особые отношения. В тамошнем Театре комедии в качестве администратора работала тетя Муся, которая была женой кого-то из родственников Аллиного отца. (“Типичная еврейка”, - замечает Евгений Борисович Пугачев.) Алла была с ней очень слабо знакома, пока не оказалась на гастролях в Харькове. Тетя Муся с веселым провинциальным напором “набросилась” на дальнюю родственницу, и столичная звезда не только не отвергла ее притязаний, но наоборот -приняла с распростертыми объятиями. С тех пор тетя Муся стала очень близким для Аллы человеком. Она часто наезжала Москву и активно помогала Пугачевой в ее концертной деятельности. Но кроме этого, как уверяют те, кто хорошо знал обеих, “тетя Муся со своим здоровым и разудалым отношением к жизни имела для Аллы очень важное духовное значение. Она постоянно создавала какую-то атмосферу радости”.

“Алле, с ее частыми внезапными депрессиями, - пишет Полубояринова, - был необходим рядом такой человек. Хотя и любимая тетя Муся иногда могла ей надоесть”.

Именно тетя Муся, когда у Аллы случился сильнейший душевный кризис, разыскала для нее знахарку по имени Елизавета. Алла совершенно по-бабьи, по-деревенски предпочитала иметь дело с людьми такого рода, нежели с психологами или психотерапевтами. Например, в этом случае она была уверена, что ее “сглазили”, поэтому медики бессильны.

Елизавета жила в Рязанской области, в городе Сапожок и была женщиной совершенно безграмотной, но отзывчивой, так что слава о ее искусстве простиралась до Москвы. Тетя Муся сперва съездила одна, поговорила со знахаркой, удостоверилась в ее “квалификацию). Потом привезла Аллу.

Дальнейшему мне сложно дать какую-либо научную оценку. Но Пугачева после общения с Елизаветой явно воспрянула. Интересно и то, что знахарка предсказала тогда Алле еще большую известность, трудности со здоровьем и неравный брак.

Алла потом не раз наведывалась к Елизавете до самой ее смерти. Причем, эти визиты всегда держались в тайне.

Но к представителям оккультных наук Пугачева обращалась и раньше. Например, после расставания с Миколасом она посетила некого экстрасенса - или просто колдуна -обитавшего опять-таки за пределами Москвы (будто в столице их не хватало).

Тогда Аллу больше всего мучали вопросы ее неустроенной жизни. Тот экстрасенс провозгласил, что у Пугачевой слишком много гордыни. Надо усмирить ее, тогда и муж добрый явится. Словом, ей был предложен традиционный выбор между семьей и карьерой. Результат выбора нам известен.

Потом контакты Аллы с экстрасенсами и чудотворцами происходили еще не раз. Причем не всегда завершались благополучно для Пугачевой. Хорошо известен случай, когда на нее набросилась знаменитая Джуна и несколько повредила лицо. У Аллы Борисовны до сих пор остались шрамы.

Не раз Алла встречалась с “белым магом” Юрием Лонго.

“Я, конечно, не могу рассказать всего, - говорит мне Лонго, - но она, в основном. консультировалась со мной на предмет открытия чакр, энергетических каналов... Но вообще Алла сама очень хороший экстрасенс.

Я заметил ей, что она черпает свою энергию в конфликтных ситуациях, в скандалах, в ругани вокруг своего имени - и Алла со мной полностью согласилась, но добавила, что для мощного энергетического всплеска ей не хватает шумного провала”. Возможно, она получила желанный заряд на “Евровидении”.

Итак, первым вопросом, который должен был решить Болдин, стал перевод ансамбля “Ритм” из Харьковской филармонии в Росконцерт. А о том, что Евгений Борисович сразу получит должность директора коллектива А Б.Пугачевой, они договорились еще на Вешняковской кухне.

“Нам выдали наш первый комплект концертной аппаратуры “Б ИГ”, - вспоминает Болдин. - Мы были счастливы и считали себя богатейшими людьми. Нам тогда очень помогал начальник управления снабжения Минкульта. В то время еще ни у кого ничего не было. Я оказался первым директором коллектива, получившим комплект световой техники, чтобы возить его по гастролям”.

Тем временем приближался международный конкурс “Сопот-78”.

В предыдущем году СССР там представляла певица Роза Рымбаева, что не повлекло за собой, как планировалось, триумфа советского эстрадного искусства. Теперь Сергей Георгиевич Лапин, председатель Гостелерадио - а именно эта организация отправляла артистов в Сопот - пригласил для беседы Пугачеву.

Дело в том, что сообразительные чиновники из музыкальной редакции ТВ уже давно рекомендовали Лапину направить на конкурс Пугачеву - как беспроигрышный вариант. Теперь и сам Сергей Георгиевич утвердился в этом решении.

- Алла, - обратился он с почти нежной улыбкой, - вы должны ехать. Мы несколько лет не завоевывали в Сопоте первых мест.

(В отличие от большинства партийных боссов Лапин, побывавший послом в Австрии и Китае, имел некоторое представление о правилах этикета и обращался к артистам и прочим интеллигентам на “вы”.)

- Хорошо, Сергей Георгиевич, - улыбнулась Пугачева. - Я конечно же поеду. Странно, что вы раньше меня туда не отправляли... Лапин молча развел руками. - Но мне не нужно первого места, - продолжила Алла. - Я должна получить гран-при. - Это было бы замечательно, но излишняя самоуверенность может лишь повредить. Я буду настраивать руководство на первое место... А что вы там будете петь? Надеюсь, не “королей” этих? - Ну, это мы еще подумаем Песня “Все могут короли” композитора Бориса Рычкова как-то сразу вызвала раздражение власти. Вроде бы ничего крамольного в этих бесхитростных словах Дербенева и не содержалось:

“Жил да был, жил да был, жил да был один король.

Правил он, как мог, страною и людьми.

Звался он, звался он, звался он Луи Второй...

Но, впрочем, песня не о нем, а о любви”.

И все-таки власть с параноидальным упрямством находила тут что-то “не то”. “Король” был фактически под запретом на радио и телевидении.

Покойного Сергея Георгиевича Лапина отнюдь нельзя назвать ограниченным самодуром.

Кроме того, он очень хорошо играл в шахматы, и тут трудно удержаться от искушения провести параллели между игрой на доске и игрищами в кабинетах Кремля, Старой площади, Останкино.

Александр Николаевич Яковлев, отвечавший в то время в ЦК КПСС за пропаганду, говорит:

“У Лапина был хороший вкус, и он умел оценить настоящий талант. Думаю, что к Пугачевой он относился хорошо. Но вы поймите - на него шел очень сильный нажим со стороны той же эстрадной публики. Люди же понимали, что растет певица, которая забьет их, а он не хотел ссориться со столпами и, как мог, маневрировал.

Помню, вдруг пошел откуда-то слух, что Лапину запретили давать Пугачеву в эфир. Начинаю выяснять - почему, чье распоряжение. Но тогда же никто никогда ни на кого не ссылался. “Кто, - спрашиваю. - Генсек?” - “Да нет...” - “А кто?” - “Да вот там...” Тут я рассердился: “Или вы говорите, кто или не выдавайте ваши собственные пристрастия за чье-то “там”.

А сколько я начитался писем в ЦК! - от артистов, от писателей, когда одни жаловались на других.

Все мы - рабы своего времени, рабы времени...”

Один из бывших руководителей музыкальной редакции телевидения рассказывал мне, как к Лапину явилась взволнованная Эдита Пьеха и угрожала, что если в передаче “Песня года” Пугачева будет петь две песни, а она лишь одну, то Эдите Станиславовне ничего не останется, как покончить жизнь самоубийством. Сергей Георгиевич постарался успокоить певицу.

Но в Пасхальную ночь Центральное ТВ лукаво ставило в эфир концерты Пугачевой - дабы народ сидел дома и смотрел ее, а не Крестный ход. Таким образом, как остроумно заметил известный тележурналист Леонид Парфенов, в СССР был опровергнут старый тезис о том, что “Битлз” популярней, чем Иисус Христос (имеется в виду знаменитое высказывание Джона Леннона 1966 года.)

Сама Пугачева не так давно вспоминала, как она приходила к Лапину и говорила, что хорошо бы по субботам делать что-то вроде телевизионных дискотек для молодежи. Лапин выслушивал ее и вдруг спрашивал: “Скажите, а вы любите Обухову?” (“И я понимала, что все бесполезно”, - резюмирует Алла Борисовна.)

Непростым человеком был Сергей Георгиевич Лапин. Но, впрочем, песня не о нем...

В августе 1978 года Алла поехала в Сопот. Теперь ее уже экипировали по-настоящему - не как на “Золотой орфей” три года назад. Модельер Зайцев - тогда еще не Слава, а Вячеслав - сшил Пугачевой сценическое платье - знаменитый красный “балахон”, который, под стать своей владелице, произведет революцию. Стефанович полагает, что “балахон” остается самым лучшим концертным нарядом его бывшей супруги, “потому что скрывал недостатки фигуры и давал большие возможности для трансформации. А все эти мини-юбки на не очень молодой женщине выглядят смешно”.

...Накануне выступления в Сопоте у нее началось воспаление легких.

Ее пытались отговорить от выступления: слабость, температура, затрудненное дыхание - все эти симптомы никак не способствовали удачному выступлению.

“Воспаление легких пройдет, - ответила Пугачева. - А Сопота больше не будет”.

Она спела “Все могут короли”. На всю Восточную Европу и весь Советский союз. Пока в московских кабинетах боязливые чиновники держались за сердце, за голову, за телефонную трубку - в польском курортном городе публика кричала певице “Бис!” Хотя на подобных мероприятиях действует жесткий запрет: нельзя бисировать песню ни кого из конкурсантов.

На пару дней в Москве забыли о подрывной деятельности в Польше антикоммунистического профсоюза “Солидарность”.

Пугачева получила гран-при - “Янтарного соловья”. Когда потом ее спросили, как же она пела с воспалением легких - не просто пела, носилась по сцене, “заводила” зал, - Алла ответила:

- Думаете, я что-то там ощущала? На сцене проходят все болезни!

После Сопота “Королей”, можно сказать, реабилитировали. Теперь было бы глупо не крутить песню по радио и телевидению. Но “наверху” ее вовсе не полюбили.

Был случай, когда в честь очередного милицейского праздника устраивался концерт в Колонном зале Дома союзов. Аллу, естественно, пригласили выступить. (Милиция и военные всегда были от нее без ума и настойчиво звали на все свои торжества.)

Перед концертом начальник Политуправления МВД, курировавший подобные мероприятия, упрашивал Пугачеву:

- Пой, что хочешь. Пой, сколько хочешь. Об одном умоляю - не пой этих своих “Королей”.

- Хорошо, не буду, - кротко ответила певица.

- Аллочка, обещай мне, что не будешь петь “Королей”! Там в зале будут все! - генерал многозначительно поднял глаза вверх. - Обещаю, обещаю...

Алла вышла на сцену. Исполнила одну песню (апплодисменты), вторую (бурные апплодисменты), третью (апплодисменты, переходящие в овацию)...

Потом запела “Все могут короли”. На припеве подбежала к авансцене, выкинула вперед правую руку и стала буквально тыкать пальцем в первые ряды, где сидел Щелоков, министр внутренних дел, его зам Чурбанов, зять Брежнева. В другой раз Пугачева должна была выступить на празднике у военных. Она уже ходила за кулисами, когда к ней подскочил один из заместителей министра обороны СССР:

- Так, пойте про “Даром преподаватели...”, про эти... про дожди, но - никаких “королей”!

- Меня сюда пригласили выступать, а не выслушивать ваши советы, - раздраженно произнесла Алла - Буду петь, что сочту нужным.

" Это наш концерт и вы будете петь, что скажут! - Ах, это ваш концерт?! Алла резко развернулась к своим музыкантам, которые уже стояли с инструментами, готовые к выступлению:

- Так, ребята! Собираемся и уходим отсюда! И стремительно пошла прочь от сцены.

Роман с Болдиным, как понятно теперь, оказался неизбежным. “Он был очень умен, пишет Полубояринова, - очень галантен, очень предприимчив. Болдин мог казаться слегка флегматичным, чуть рассеянным. Но это лишь придавало ему особое обаяние.

Но самое главное - он всегда был рядом с Аллой - с утра до вечера: шли постоянные гастроли. Поэтому вполне естественно, что с какого-то момента они с Жекусей (так она его окрестила) уже не расставались и на ночь”.

“Стефанович очень стремительно из жизни Аллы выпадал”, - комментирует мне тогдашнюю ситуацию сам Болдин.

В 1980 году Пугачевой и Стефановичу досталась, наконец, новая квартира. Из Вешняков им предстоял переезд на улицу Горького.

Надо сказать, что в квартирном вопросе Стефанович опять-таки сыграл свою роль. Дело в том, что к этому моменту у Аллы, как ни странно, не было еще никаких официальных званий и титулов - артистка Росконцерта и все. А если кто подзабыл, то следует вспомнить, что всякая ученая степень, звание или правительственные награды имели, помимо всех прочих, еще и сугубо утилитарное значение. В данном случае выражавшееся в метрах жилплощади.

Стефанович числился членом Союза кинематографистов, а это в ту пору значило немало.

“Я до ставал какие-то справки для дополнительной жилплощади, - говорит он. - И в результате нам дали огромную по тем временам квартиру - четырехкомнатную...”

Один из приятелей Аллы вспоминает, что когда она только получила это жилье, то как-то с небольшой компанией приехала его осмотреть. Номер кваритиры был 13. “Ну, а какой еще может у меня быть? - засмеялась Пугачева. - Любимое число. Счастливое, можно сказать”.

Там еще не было вообще никакой мебели - голый паркет и стены. На полу расстелили плащи, уселись. На газетах разложили закуску и выпивку, разлили.

“За мой новый дом!” - со стаканом в руке провозгласила ликующая новоселка и тихо добавила: “Господи, неужели? Неужели буду жить как человек?”

Все радостно зазвенели стаканами, выпили. Алла вскочила, подошла к окну, дернула щеколду, распахнула:

“О! Ресторан! Как называется? - прищурилась. - Ага! “Охотник”! Вот здесь я буду обедать!”

...У Стефановича имелось оригинальное хобби - переделка жилых помещений. Поэтому, ознакомившись с планировкой новой квартиры, он составил свой план ее реконструкции, который включал даже возведение настоящего камина.

Надо все сделать тут так, чтобы Ротару повесилась”, - любил повторять Александр Борисович и скупал предметы антиквариата. Потом рабочие сносили какие-то внутренние стены (тогда это воспринималось как дерзость), и в результате все комнаты оказались связанными между собой.

Эта особенность знаменитой квартиры Пугачевой потом сыграет вспомогательную роль в ее личной жизни. Когда она в ярости или озорном упоении захочет погонять кого-нибудь, то вся кутерьма будет происходить по кругу - из комнаты в комнату - до изнеможения.

Но жить в перестроенной по его смелому проекту квартире Стефановичу почти не доведется.

“Когда они с Аллой уже разводились, - пишет Полубояринова, - Стефанович приезжал в квартиру на Горького, свинчивал дверные ручки, кухонные крючки и чуть ли не выкручивал лампочки. Пугачева хохотала как сумасшедшая”.

Поиск по сайту: