Легенда об озере Кызыруль

- Слышали? К нам поступает эта “арлекина” - Пугачева.

Дамы в ректорате ГИТИСа зашуршали сумочками, доставая мятые пачки “Стюардесс” и “Родопи”: “Ну-ка, ну-ка, это что за новости?” - Эта девица подала документы... - Неужели на театроведческий? - Слава Богу нет - на эстрадную режиссуру

- Ох, ну все - пропала кафедра... Сейчас, в 1976 году, Алла появилась в Государственном институте театрального искусства во второй раз. Четыре года назад, еще работая у Лундстрема, она успела лишь походить на консультации. Но ее запомнили - особенно после того случая, когда во время скучноватого собеседования она вдруг вскочила со стула, воскликнув: “Сейчас я вам лучше свою песню спою!” Никто просто не успел сообразить, что происходит, как рыжая абитуриентка с улыбкой откинула крышку рояля и выплеснула первые аккорды. (Лишь на секунду она сморщилась, когда услышала неверный звук “ми” второй октавы: рояль настраивали не слишком часто.)

Но как раз перед экзаменами оркестр Лундстрема уезжал на гастроли в Ялту, и те несколько песенок, что исполняла Алла, были прочно вписаны в программу. Она могла бы уговорить Олега Леонидовича поискать какой-то компромисс, но и в Ялту, честно говоря, ей тоже очень хотелось.

Теперь ей уже ничто не мешало. Кроме поклонников. Впрочем, она была сама виновата в том, что они перед каждым экзаменом поджидали ее в Собиновском переулке у желтого особняка ГИТИСа. Прямо перед поступлением она заявила о своих ближайших планах на всю страну.

Она приезжала на экзамен, дожидалась победного выхода (приветствие поклонникам у дверей, оглашение очередной оценки, радостные вопли с попытками неумелого скандирования, вручение цветов), потом решительно пробиралась к машине. Алла весело плюхалась на переднее сидение, отмахиваясь от чьих-то рук, и захлопывала дверцу. Поклонники раз очарованно выли вслед.

Иоаким Георгиевич Шароев, заведующий кафедрой эстрадной режиссуры, мэтр жанра, постановщик десятков грандиозных Кремлевских концертов, как-то подошел к Алле после одного из финальных экзаменов:

- Для меня уже очевидно, что вы поступили к нам. Поэтому хочу попросить вас кое о чем как студентку ГИТИСа. Не пойте здесь. (Алла вскинула брови.) Понимаете ли, то, что вы уже стали замечательной певицей, никому доказывать не надо. Но сюда-то вы пришли на режиссуру...

- Я поняла вас, Иоаким Георгиевич, можете не продолжать. Только вдруг мне придется спеть по ходу какого-нибудь спектакля? - Ну, это ради Бога! - Спасибо.

- И еще вот что... Вы уже очень популярны. У вас гастроли и концерты - практически беспрерывно. Конечно, вы будете учиться на заочном - это особая статья, но все-таки два раза в году - сессия. По целому месяцу...

- На это время я буду отменять все гастроли.

- Но это не всегда легко сделать. - Легче, чем сдавать экзамены!

Руководителем курса, где училась Алла, стал Андрей Николаевич Николаев, известный клоун. Алла слышала о нем еще со времен эстрадно-циркового училища. Тогда о Николаеве говорили много и с таким же восторгом, как о Олеге Попове или Юрии Никулине.

“Вот ведь судьба у меня, - усмехнулась Алла, - никуда от цирка не деться. То муж, то педагог...”

Но познакомились уже гораздо позже экзаменов: Николаев работал где-то за границей и вернулся лишь осенью. Когда ему сказали, кто будет на его курсе, Андрей Николаевич поморщился: “Не знаю, как я с ней полажу” У него уже был печальный опыт преподавания звездам. Человек нервический, Николаев иногда не выдерживал заносчивости и кричал: “Или вы уходите с моего курса или я из ГИТИСа!” К счастью для института, всегда случался первый вариант. (Например, у него не сложились отношения с Евгением Петросяном, но это произошло уже позже описываемых нами событий.)

“Когда же Андрей Николаевич услышал, - замечает Полубояринова, - что у него же будет учиться Слободкин, чьи скандалы с Пугачевой по-прежнему обсуждались всей эстрадой, то первым его желанием было вообще отказаться от этого курса”.

Николаев и Пугачева встретились уже глубокой осенью на съемках какой-то передачи.

- Здравствуйте, - произнес Николаев. - Я ваш педагог.

- Да. А я ваша студентка. Какие будут указания? Подбежал помощник режиссера: “Алла, о чем ты болтаешь тут? Сейчас тебя снимаем!”

- Я не болтаю, - тихо ответила Пугачева, даже не повернув головы. - А разговариваю с руководителем моего курса.

- Алла, какого еще твоего курса? - не успокаивался помощник. - Курс у нас у всех один, единственно верный...

- А вот у нас свой! - Алла улыбнулась Николаеву, поправила обеими ладонями волосы и медленно пошла в студию.

“Андрей, ты скоро спятишь с ней!” - говорил Николаеву по телефону один очень известный артист. Потом позвонил другой, потом еще один. Николаеву это стало досаждать, и, чтобы освободить себя от такой заботы, он начал говорить, что Пугачева вряд ли проучится дальше одного семестра.

Алла не оправдала зловещих прогнозов борцов с “пошлостью”. Она хорошо сдала первую сессию, потом вторую. Творческая интеллигенция быстро потеряла интерес к ее учебному процессу. Так же скоро перестали судачить и о том, что предприимчивая Пугачева не зря решила запастись дополнительным образованием, поскольку она “певичка-однодневка”.

Она действительно отменяла на время сессии все гастроли и концерты, что, правда, причиняло Николаеву лишние хлопоты.

“Мне звонил разгневанный директор Дворца спорта из Киева: “Как вы можете не отпустить ее к нам?” Я говорю: “Пожалуйста, но она сама не хочет”. - “Да вы знаете, что это скандала. - “Да, но я также знаю, что она студентка”.

Андрей Николаевич до сих пор искренне убежден, что если бы Пугачева не была певицей, она стала бы великолепной актрисой.

“На первом курсе я давал студентам традиционные задания - представить, что какой-то предмет перед ним, - не то, что он есть на самом деле, а что-то другое. Аллочку я попросил представить, что перед ней не рояль, а автомобиль.

Она стала изображать этакую роскошную даму - даже достала где-то манто. Подходила с ключиками “от машины” к роялю, открывала крышку и садилась. Пыталась играть, т.е. “завести мотор”, но у нее как бы не получалось. Как каждая женщина, ничего не понимающая в авто, она открывала капот (верхнюю крышку рояля). Заглядывала снизу. Все без толку. Тогда Алла выходила вперед и начинала “голосовать”. Мимо “проезжал” человек на саксофоне, останавливался, и она ему говорила: “Посмотрите, почему у меня машина не заводится”. Тот подходил, тоже начинал ковыряться, подкачивал “шины”. Наконец машина-рояль заводилась. Алла снова усаживалась и радостно играла: “Дорогой длинною”. А мы вдобавок сделали такой трюк, что она вместе с роялем уезжала со сцены.

Никто не мог понять, когда Пугачева готовилась к экзаменам. Все лишь слышали и читали о ее съемках, концертах, о творческих планах. (“Боже, у нее каждый день новые затеи!”). Никто не видел, как в гостиничных номерах она забиралась с ногами на кровать, заворачивалась в покрывало, закуривала и читала “Историю театра” или пьесу Чехова. За стенкой голосили хмельные музыканты ее ансамбля. “Я до сих пор ставлю ее в пример своим студентам, - улыбается Николаев. - Как-то она сказала мне, что для фильма ей нужно научиться жонглировать тремя предметами - шляпой, тросточкой и еще чем-то. Я ответил, что на это потребуется недели две”. - “Нет, это слишком долго”, - сказала она. - “Ну хорошо”, - говорю, - “давай попробуем сегодня после занятию). В шесть вечера мы отыскали пустую комнату, и я стал ее учить. Через три часа Алла была уже вся мокрая: жонглирование - это адский труд. Я попытался прервать на сегодня занятие, но она закричала: “Нет, еще, еще!”.

...В полночь Пугачева вышла оттуда, жонглируя. На следующий день у нее был концерт в Лужниках, и на нем она уже жонглировала тремя апельсинами”.

Весь курс был невольным свидетелем перепалок между Пугачевой и Слободкиным. Они, в принципе, особо не бранились, но использовали любую возможность в ходе учебного процесса, чтобы продемонстрировать взаимную неприязнь.

“Самым сложным для меня, - вспоминает Николаев, - было в одной сцене совместить Пугачеву со Слободкиным. Если там по пьесе был конфликт между героями, то она готова была чуть ли не физически на него воздействовать”.

Во время занятий немало времени у Андрея Николаевича уходило на установление зыбкого перемирия между звездой и ее бывшим руководителем. “Мы разбираем какую-нибудь нашу программную пьесу. Встает Пугачева и высказывает свою версию. Потом поднимается Слободкин и ехидно произносит: “Вот Алла Борисовна здесь сказала, а все надо как раз делать наоборот”. Но все же чаще выступала Алла: “Андрей Николаевич, что вы его слушаете? Надо это все сделать не так”.

В ГИТИСе лишний раз выяснилось, что Пугачева остается солисткой по самой своей природе - независимо от рода искусства, в котором она работает.

На третьем курсе студенты получили задание - каждый должен был сочинить сказку, которую потом он сам бы поставил. Алла принесла “Легенду об озере Кызыруль” - забавное сочинение в духе сказок Востока. Речь в “Легенде” шла о красивой девушке, которая с кувшином ходила к источнику, а двое джигитов сватались к красавице, стараясь перещеголять друг друга в искусстве соблазна. Николаев одобрил это произведение, и Алла пригласила для постановки еще двух однокурсников - довольно популярных в то время конферансье. Сама же она, как легко догадаться, взяла на себя роль инфернальной красотки. “И вот буквально накануне экзамена, - говорит Николаев, - они показывают мне эту сказку, и я вижу, что двух других актеров просто не видно: она подавляла их своим талантом. После просмотра, когда мы остались вдвоем, я сказал: “Аллочка, завтра эту сказку ты будешь читать на экзамене одна во всех лицах”. Она воскликнула: “Это невозможно! Я всю ночь не буду спать!” - “Пожалуйста. Не спи, но другого выхода нет”.

И на следующий день она так великолепно прочла эту сказку, что комиссия была в полном восторге. Один из преподавателей даже сполз со стула от хохота.”

Кстати, как раз когда в ГИТИСе училась Пугачева, произошел один случай, который сейчас уже может насмешить, но тогда чуть ли не месяц педагоги и студенты жили в состоянии стресса. Дело в том, что в те годы эстрадное отделение занимало школьное здание на улице Щусева - как раз напротив Дома архитектора. В конце семидесятых по соседству стали возводить здание из светлого кирпича. Этот процесс вряд ли бы привлек к себе внимание, если бы у дома регулярно не притормаживали черные “Волги” с мигалками. Откуда выходили сосредоточенные граждане в серых пальто и, тихо переговариваясь, осматривали стройплощадку. Вскоре кто-то из преподавателей поведал в курилке коллегам, что в этом доме на пятом или шестом этажах, будет новая квартира Брежнева. И якобы даже оконные проемы в ней планируется расширить по сравнению со стандартными. (Так оно и вышло, только Брежнев никогда в этой квартире не поселился.)

Несмотря на охрану, кто-то очень юркий утащил из уже построенного дома чудесные обои производства ГДР и кое-какие мелочи вроде розеток. “Прорабы” с Лубянки и Петровки сразу заподозрили во вредительстве студентов ГИТИСа. Всех вызывали на допросы, ничего не выяснили и просто потихоньку выжили отделение с улицы Щусева.

На одном из последних курсов студенты написали музыкальную пьесу-сказку. Действие ее происходило в музыкальном государстве, где правил король Аккорд, у которого, как ведется, была дочь - принцесса Гармония. Остальными персонажами оказались ноты и родственные им музыкальные фигуры.

Спектакль должен был начинаться с того, что король Аккорд принимал парад своих подданных. Замысел состоял, собственно, в том, что сначала по сцене двигались целые ноты, затем половинки, четвертные, восьмые... Музыкальное сопровождение звучало соответствующим образом, все ускоряясь. Актеры, изображавшие уже шестнадцатые ноты, стремительно проносились под неистовый марш.

Алла, у которой в спектакле была своя большая роль, сначала отказалась от участия в параде (а там в силу многочисленности массовки курса были задействованы практически все студенты). “Ну, кого мне здесь играть?” - с усмешкой спрашивала она у Николаева. Но через пару дней она вдруг объявила, что знает кого.

...Шел веселый парад нот. Король Аккорд с важным видом кивал своим подданным. И вот музыка марша затихла, все участники парада исчезли за кулисами. Неожиданно на сцену вышел некто в невзрачном плаще и с ведром на голове. “Кто это, кто это?” - недоуменно осведомлялся король у свиты. Те пожимали плечами. Церемониймейстер подошел к таинственному незнакомцу и бережно приподнял ведро. Под ним оказалась голова Пугачевой, которая свирепо завопила в зрительный зал: “Пауза!” Алла придумала для себя роль. “Накануне этого спектакля, - улыбается Николаев, - она сказала: “Андрей Николаевич, мне ведь надо купить ведро, но вы представляете, что будет, если я приду в хозяйственный магазин. Что делать?” - “Ничего, я заеду, куплю”. Я пришел в хозяйственный, а там были ведра разных размеров. Я вспомнил рыжую шевелюру Пугачевой, и мне ничего другого не оставалось, как примерять эти ведра себе на голову. И когда я купил наконец ведро, продавщицы посмотрели на меня как на ненормального. Представляю, что с ними бы сделалось, если бы они узнали, с какой целью я покупал это ведро”.

Но однажды у Аллы случился сценический провал. Для очередного экзамена по театральному мастерству студенты репетировали какую-то пьесу. Экстравагантная Пугачева попросила для себя роль пожилого мужчины. Как говорится, ничто не предвещало беды, но на сам спектакль Алла решила украсить себя очками - для пущей правдивости образа. “Я всегда говорил студентам, - продолжает Николаев, - что репетировать нужно только в том костюме, который будет на тебе во время спектакля. Эти дурацкие очки ее выбили абсолютно. Они все время сваливались. Алла наклонялась за ними, и с нее сползал парик. Она нервничала и то и дело забывала свой текст”.

Андрей Николаевич и Алла очень подружились. Поскольку ГИТИС - особое учебное заведение, то дружба преподавателя со студентом здесь никогда не рассматривалась как нарушение субординации и попрание неписаных этических правил.

Когда Николаеву нахамил один из студентов, то, выбегая из аудитории, он вскричал: “Моей ноги не будет в ГИТИСе, пока этот человек передо мной не извинится!” и стремительной походкой ушел домой. Где-то через час в дверь к Николаеву позвонили. Он открыл, увидел на пороге своего обидчика, а рядом с ним раскрасневшуюся Аллу. “Сейчас, - произнесла она, переводя дыхание, - он будет перед вами извиняться!”

Как-то воскресным днем зимой 1978 года Андрей Николаевич позвал Аллу в Подмосковье покататься на лыжах. (Николаев, несмотря на свои цирковые травмы, держал себя в хорошей форме, как любой профессиональный клоун.) Алла согласилась, добавив, что к лыжам вообще-то равнодушна, но свежим воздухом старается дышать при всякой возможности.

“Мы долго ездили по лесу, - вспоминает Николаев. - А потом вдруг оказались на опушке. Перед нами было огромное белое поле, и где-то совсем далеко другой лес. Мы постояли недолго, потом я двинулся дальше, и метров через двести заметил, что Аллы рядом нет. Обернулся - она стояла на том же месте, не отрывая взгляд от заснеженного поля. Я вернулся к ней: “Аллочка, надо ехать, уже темнеет...” И тут я увидел, что у нее по щекам катятся слезы. - “Я не хочу ехать в Москву, Андрей Николаевич... здесь так красиво... так хорошо...”

На пятом курсе ГИТИСа возникал такой предмет как марксистско-ленинская философия. Ее полномочным представителем в нашем случае был профессор Гусев. Студенты боялись его, он же с особым наслаждением экзаменовал эстрадных звезд.

Алла, педантично посещавшая все занятия и консультации перед экзаменами, ни разу не появилась у Гусева. А тот каждый раз с благочестивой улыбкой интересовался, когда же к нему явится студентка Пугачева.

Осознавая, что марксистско-ленинская философия будет в числе государственных (читай - выпускных) экзаменов, недели за две до них Алла наняла преподавателя из МГУ.

Когда Алла приехала на экзамен, то с тоской прослушала от однокурсников рассказ о том, как накануне Гусев завалил Катю Шаврину (после музучилища она оказалась вместе с Пугачевой и в ГИТИСе).

Всех студентов собрали в аудитории. Поскольку экзаменуемых оказалось довольно много, то на подмогу к Гусеву пришел еще один преподаватель. Студентов, сидевших за столами в два ряда, философы-марксисты так и поделили - один ряд доставался вновь прибывшему экзаменатору, а другой - Гусеву.

Алла тихо запищала от радости, когда ее ряд оказался вне досягаемости Гусева. “А-а... - тот вдруг приподнялся от стула, - вот я вижу товарища Пугачеву. Пересядьте-ка, пожалуйста, на мой ряд”.

...У дверей аудитории, за которыми Гусев, по выражению студентов, “пытал” Аллочку, собирался небольшой митинг. Прошло пятьдесят минут, как Пугачева вошла туда. Кто-то приникал к замочной скважине, кто-то нарочито громко вдруг произносил: “Сюда уже прибежала дочка Пугачевой и спрашивает, где ее мамочка?” (Никакой Кристины тут, разумеется, не было.)

Николаев молча прохаживался по коридору, ненадолго останавливался и подобно птице склонял голову вбок.

Через час с небольшим приоткрылась дверь, и вышла растрепанная Алла “Ну, что, что? Не молчи!” - закричали все разом Алла выставила вперед ладонь, растопырив четыре пальца и загнув большой. “Четверка!” - засмеялась вся толпа у дверей. Алла улыбнулась и сделала руками небрежный жест: oп - ля!

Следом появился Гусев. Он обвел взглядом задорную публику и произнес: “Да, я поставил ей “хорошо”. Это была самая умная певица из тех, что я встречал в жизни”.

Дипломной работой Пугачевой в конце июня 1981 года стал музыкальный спектакль “Монологи певицы”. Государственная экзаменационная комиссия смотрела его в концертном зале “Россия”. Такая престижная площадка была отдана Алле не только из-за ее звездного статуса В то время дипломные спектакли всегда демонстрировались на хороших сценах - причем безо всякой арендной платы.

Председатель экзаменационной комиссии Леонид Осипович Утесов, ворчливый старикан, за всю программу ни проронил ни слова. Говорят, правда, что пару раз он прикладывал к глазам свой большой платок.

За год до того Утесов сам пришел на репетицию к Пугачевой, а потом долго-долго разговаривал с ней в полутемном зале. (По занятному стечению обстоятельств в тот же день Алла и руководитель “Рецитала” прослушивали кандидата на клавишные инструменты молодого усатого Игоря Николаева, игравшего тогда в каком-то цыганском ансамбле.)

Теперь, после спектакля, Леонид Осипович выждал паузу, потом бросил взгляд на остальных членов комиссии и провозгласил, слегка шамкая: “Тут может быть только одна оценка. Полагаю, возражений не будет?”

Спустя несколько дней Утесов вручил Алле диплом и произнес небольшую взволнованную речь.

Когда после церемонии она подскочила к Леониду Осиповичу и пригласила к себе домой на “сабантуйчик”, тот развел руками: “Это твой праздник, Аллочка. Мои уже все прошли”.

“Дома у Аллы, - пишет Полубояринова, - ее вчерашние однокурсники, выпив изрядно водки и шампанского, принялись довольно злобно шутить, что теперь-то они, дипломированные режиссеры, будут “ветки вить” из певицы Пугачевой. Подружка Аллы, сидевшая рядом с ней, шептала: “Ну ответь им, ответь!” - “Спокойно, Тамара, - успокаивала ее Пугачева, - улыбайся”.

Вскоре Тамара не выдержала и выбежала в слезах на лестничную площадку. Когда Алла стала ее утешать, та запричитала: “Ну как же ты можешь терпеть эти издевательства?”

- Могу. А ты скоро увидишь, где буду я, певица, и где они, режиссеры...

Поиск по сайту: