Эли Визель и Примо Леви

Р: В конце рассказа Визеля о его пребывании в Освенциме содержится весьма странный эпизод. Когда в январе 1945 года Красная Армия находилась на подступах к Освенциму, немцы эвакуировали лагерь. Больным заключённым был предоставлен выбор: либо уходить с немцами, либо оставаться в лагере и дожидаться прихода советских войск. Вот как Визель описывает принятое им с отцом решение:

«Выбор был в наших руках. Наконец-то мы могли сами решать свою судьбу. Мы оба могли остаться в госпитале, куда я мог бы, благодаря моему доктору, устроить его [отца] в качестве пациента или медбрата. Или же мы могли последовать за остальными.

— Что же нам делать, отец? — Он не отвечал.

— Давай эвакуируемся вместе с остальными, — сказал я ему»[1232].

Вы только вдумайтесь в это: несколько лет Эли Визель и его отец жили в сущем аду, где людей сжигали заживо, где над узниками издевались как только могли. И вот в начале 45-го года им представился шанс вырваться из рук этих серийных убийц и встретить советских освободителей. И как же они решили поступить? Они решили не ждать освобождения и уйти вместе с серийными убийцами. Они решили и далее оставаться рабами в аду, созданном варварами-немцами. Они решили отправиться в путь в холодную, тёмную ночь под охраной немецких чудовищ.

Отсюда следует, что Эли Визель и его отец больше боялись советских освободителей, чем немецких палачей. Удивлены?

И это далеко не единственный случай. Так, Примо Леви в книге «Выжить в Освенциме», описывая день 17-го января 1945 года, пишет, что он также бы ушёл с остальными, если бы не чувствовал себя так плохо: «Это не был вопрос логики; точно так же я мог, вероятно, послушаться и стадного инстинкта, если бы не чувствовал себя так плохо: страх в высшей степени заразителен, и его естественная реакция — бежать»[1233].

Вчитайтесь как следует в эти строки: страх, двигавший заключёнными (эдакий стадной инстинкт), побуждал их уйти вместе с немцами. То есть, боялись они не немцев, а русских. И, как вы думаете, сколько человек решило остаться в лагере, а сколько — уйти? Леви предоставляет нам результаты этого своеобразного референдума: 800 человек (в большинстве своём — недееспособные заключённые) решили ждать освобождения, а 20 тысяч — присоединиться к нацистским убийцам.

Итак, Визель и Леви — одни из самых влиятельных пропагандистов немецких злодеяний — признают в своих самых важных пропагандистских работах факт, не отмеченный большинством их читателей, — что они на самом деле не боялись немцев. Если бы они верили в собственные рассказы, как бы они повели себя тогда, зимой 45-го?

С: Они бы страстно жаждали советского освобождения и сделали бы всё возможное, чтобы вырваться из рук немцев.

Р: Именно так. Значимость выбора, сделанного Визелем и его отцом, так же как и тысячами их товарищей по заключению, просто нельзя переоценить. Весьма красочно обо всём этом отозвался американский учёный Фридрих Берг: «За всю историю еврейских страданий от других народов никакой другой момент не мог быть более драматичным, чем этот, поистине драгоценный, момент, когда евреи могли выбирать между тем, чтобы: а) быть освобождёнными советскими войсками, тем самым получив возможность рассказать всему миру о злобных нацистах и помочь приблизить победу над последними, или же б) уйти с нацистскими серийными убийцами и продолжить работать на них, помогая тем самым сохранять их дьявольский режим. [...] Позвольте в связи с этим наиважнейшим выбором парафразировать шекспировского Гамлета: “Остаться или не остаться — вот в чём вопрос”»[651].

С: Гамлет в данном случае — это Визель.

Р: А вот что в связи с 60-й годовщиной освобождения Освенцима Красной Армией написала газета «Чикаго трибьюн», 27 января 2005 года: «Несмотря на то, что советские войска были встречены как освободители, потребовалось всего лишь несколько недель, чтобы они принялись грабить и насиловать тех, кого они освободили. Согласно показаниям бывших узников, женщины, пережившие нацистов, были до смерти изнасилованы советскими солдатами.

В 1941 году в Освенцим было отправлено десять тысяч советских военнопленных. Оставшихся в живых ожидала мрачная участь. Сталин постановил, что они никакие не военнопленные, а изменники родины. Как результат, их собрали в одном месте и отправили прозябать в Сибирь.

Многие жители Восточной Европы видели в советских войсках не освободителей, а агрессоров; это была ещё одна оккупация, поведал Пётр Сеткевич, директор государственного музея Освенцима-Биркенау».

С: Выходит, Визель сделал правильный выбор.

Р: Вне всякого сомнения. Достаточно будет только взглянуть на тот террор, который СССР развернул на оккупированных им территориях восточной Европы, чтобы понять, что Красная Армия была просто не в состоянии кого-либо освободить[1234].

При внимательном изучении литературы «переживших холокост» можно встретить много других аналогичных историй. Приведу лишь два примера.

Отто Франк, отец Анны Франк, после войны женился во второй раз. В 1991 в свет вышла книга дочери его второй жены, в которой та передаёт рассказ своей матери. В связи с эвакуацией заключённых из Освенцима в другие лагеря она пишет: «Наши ряды редели. Раз в несколько дней эсэсовцы забирали из бараков по тридцать-сорок женщин, которых они отправляли на запад в центральную Германию. Опасность попасть в число увозимых росла для меня с каждым днём. Каждый раз, когда приходили эсэсовцы, я склоняла голову, подвязывала волосы и молилась»[1235].

С: Выходит, они не хотели, чтобы их эвакуировали из Освенцима.

Р: Да. Очень похоже звучит рассказ французского еврея, бывшего узника Освенцима Марка Кляйна, профессора на факультете медицины Страсбургского университета «Эвакуация [из Освенцима] всегда представляла собой немалый риск, поскольку ты в один миг терял все материальные блага — и малые, и большие, — которые ты нажил в лагере за долгий период. Это был уход в неизвестность, сопряжённый с тяжестью поездки и трудностями нового окружения в другом лагере. Тем не менее, эвакуация порой могла представлять собой спасение — по крайней мере, для евреев, которым постоянно угрожали крупные газации. [...] Как-то раз один рейс отправлялся в Нацвайлер-Штрутхоф. У меня было большое искушение уехать с этим рейсом, поскольку тогда я бы вернулся в свой родной Эльзас. Однако из надёжного источника я узнал, что это был рейс на тот свет[1236], так что я оказался от этой затеи»[1237].

Вообще-то опасность попасть в газовую камеру была не такой уж и большой, если из-за какого-то слуха он решил остаться в Освенциме. Мы ещё встретимся с профессором Кляйном в следующей главе.

Поиск по сайту: