Филип Мюллер

Р: Филип Мюллер — один из самых словоохотливых и плодовитых писателей из числа освенцимских свидетелей. Он является также живым доказательством того, что членов так называемых зондеркоманд (убиравших, согласно легенде, трупы из газовых камер и засовывавших их в печи крематориев) вовсе не убивали через несколько месяцев, как это часто утверждается. Мюллер заявляет, что он был членом такой зондеркоманды с весны 1942 года до самого конца[179]. А вот что он заявил на Освенцимском процессе во Франкфурте: «Как-то раз начальник крематория Молль выхватил ребёнка из рук матери. Я видел это в крематории IV. Рядом были две большие ямы, в которых сжигались трупы. Он бросил ребёнка прямо в кипящий жир, который собирался в овраги, располагавшиеся неподалёку... Эти две ямы находились возле крематория IV. Они имели около сорока метров в длину и шесть-восемь метров в ширину, с глубиной около двух с половиной метров. Жир из трупов накапливался у края. Этим жиром нам нужно было поливать трупы»[1198].

С: Это уже начинает надоедать; мы это слышали раз сто, наверное.

Р: Вы уж меня извините, но Мюллер, как я говорил, любил повторять чужие истории[1199]. Через тридцать пять лет после освобождения Мюллер решился наконец издать свои «ценные» мемуары в форме книги, ставшей самым обширным описанием ужасов Освенцима. Помимо прочего, в книге этой содержится душераздирающая сцена смертного обряда, который был исполнен двумя тысячами обречёнными евреями прямо перед их казнью: «Вдруг из толпы раздался громкий голос: истощённый человечек начал читать вслух Виддуй. Сначала он наклонился вперёд, затём поднял голову и руки к небесам и после каждой фразы, произносимой громко и ясно, бил кулаком себя в грудь. По всему двору стали разноситься слова на иврите: «богати» (мы согрешили), «гацалти» (мы несправедливо поступили с нашим собратьями), «дибарти» (мы клеветали), «хеевецти» (мы обманывали), «верхиршати» (мы согрешили), «садти» (мы возгордились), «марадти» (мы были непокорны). «Бог мой, до того, как я был рождён, я ничего не значил, и сейчас, когда я создан, я всё равно что не создан. Прах я в жизни, а в смерти — тем более. Вечная слава тебе, Господь, вечный Бог! Аминь! Аминь!»

Двухтысячная толпа повторяла каждое слово, хотя, наверно, не все из них понимали смысл этого ветхозаветного покаяния. До того момента большинству из них удавалось себя сдерживать. Но сейчас почти все рыдали. Среди членов семей происходили душераздирающие сцены. Но слёзы их не были слёзами отчаяния. Эти люди находились в состоянии глубокого религиозного возбуждения. Они отдали себя в руки Господа. Как это ни странно, но присутствовавшие при этом эсэсовцы не вмешивались и не трогали людей.

Тем временем рядом со своими дружками стоял обершарфюрер Фосс, нетерпеливо поглядывая на часы. Молитвы достигли своего пика: толпа читала молитву об умерших, традиционно произносимую только выжившими родственниками об умершем члене их семьи. Но поскольку после того, как они умрут, некому будет прочитать о них Каддиш, обречённые читали её, пока ещё были живы. И затем они отправились в газовые камеры»[1200].

Это хороший пример той категории рассказов, в которых идущие в газовую камеру произносят пылкие речи или же поют патриотические[1201] или коммунистические песни.

С: Ну а почему бы и нет? Многие люди торжественно отмечают свою предстоящую казнь.

Р: Но не до такой же степени! А вот не менее интересная, «голо»-эротическая», сцена, представляющая собой ещё одну категорию рассказов о газовых камерах. Уставший от жизни Мюллер принимает решение умереть в газовой камере в компании обнажённых девиц. Но не тут-то было: «Вдруг ко мне подошло несколько обнажённых, цветущих девушек. Не говоря ни слова, они стояли передо мной, пристально вглядываясь глубоко мне в душу и непонимающе качая головами. Наконец одна из них собралась с духом и стала говорить: «Мы знаем, что ты решил умереть вместе с нами по собственной воли, и мы пришли сказать тебе, что считаем твоё решение неправильным, ибо оно никому не поможет». Она продолжала: «Мы должны умереть, но у тебя ещё есть шанс спасти свою жизнь. Ты должен вернуться в лагерь и рассказать всем о наших последних часах» [...]. Прежде чем я смог что-либо ответить на её воодушевлённую речь, девушки схватили меня и, невзирая на мои протесты, потащили к двери газовой камеры. Там они ещё раз меня подтолкнули, в результате чего я оказался посреди группы эсэсовцев» (стр. 113 и сл.).

С: Если они смогли так легко вытолкнуть Мюллера из газовой камеры, почему же они сами оттуда не выбрались?

Р: Хороший вопрос. К тому же маловероятно, что обнажённые женщины, идущие на смерть, станут вести себя подобным образом.

Раз уж мы заговорили о «голо»-порнографии, позвольте мне привести ещё один отрывок из книги Мюллера: «Вдруг они остановились, заметив женщину необычайной красоты с иссиня-чёрными волосами, снимавшую туфлю с правой ноги. Женщина, увидев, что на неё глазеют двое мужчин, решила, по всей видимости, показать возбуждающий и соблазнительный стриптиз. Она подняла юбку, обнажив бедро и подвязку. Затем она отстегнула чулок и медленно принялась снимать его с ноги. [...] Сняв блузку, она оказалась перед развратными зрителями в одном бюстгальтере. Затем она прислонилась левой рукой к бетонному столбу и стала нагибаться, медленно поднимая ногу, чтобы снять туфлю. Дальнейшие события разворачивались молниеносно: со скоростью молнии она схватила туфлю и изо всей силы ударила каблуком по лбу Квакернака. [...] В этот момент женщина набросилась на него и резко выхватила у него пистолет. Раздался выстрел. Шиллингер вскрикнул и повалился на землю. Через пару секунд последовал второй выстрел в сторону Квакернака. Пуля прошла в считанных сантиметрах от него» (стр. 87 и сл.).

Стоит отметить, что подобные истории о привлекательной женщине, которая пытается поднять восстание, встречаются в холокостной литературе довольно-таки часто, так что я просто не мог не привести хотя бы одну из них. Кстати, Мюллер украл этот сюжет из одного анонимного «отчёта», составленного неизвестным польским офицером и напечатанного Советом военных беженцев — пропагандистским агентством Генри Моргентау[1202]. Оттуда она стала распространяться как раковая опухоль, проникая в книги многих холокостных писателей. Вот как она звучит, например, в версии Юджина Когона: «Раппортфюрер Шиллингер заставил одну итальянскую танцовщицу раздеться догола и устроить представление перед крематорием. Улучив момент, она приблизилась к нему, выхватила у него пистолет и застрелила его. В образовавшейся схватке эту женщину тоже застрелили, и таким образом она избежала смерти в газовой камере»[1203].

С: Хм, версия Мюллера более красочна.

Р: Не спорю, не спорю... Что ж, как видите, если несколько «свидетелей» рассказывают одну и ту же историю, это ещё не означает, что она соответствует действительности. Это означает лишь то, что они имели доступ к схожим источникам.

Но шутки в сторону. В другой сцене Мюллер рассказывает о своём первом рабочем дне в крематории I основного лагеря: «В нашу сторону ударило сырое зловоние мёртвых тёл и поплыло облако душного, едкого дыма. Сквозь дым я увидел смутные очертания гигантских печей. [...] Через дым и испарения пробился отблеск пламени, и я заметил два больших отверстия. Это были чугунные кремационные печи, к которым заключённые толкали вагонетку, набитую трупами. [...] Нас встретило жуткое зрелище мёртвых тел мужчин и женщин, лежащих как попало посреди чемоданов и рюкзаков. [...] Передо мной лежал труп женщины. Дрожащими руками я принялся снимать её чулки. [...] Едкий дым, жужжание вентиляторов и мерцание пламени [...]» (стр. 12).

На самом деле печи крематория I были не чугунные, а кирпичные. Кроме того, его заявление о том, что людей в газовой камере убивали одетыми и с багажом, противоречит здравому смыслу и всем остальным заявлениям, так же как и официальной версии истории. Стоит также отметить, что никакое пламя — ни сильное, ни слабое — из кремационных печей выходить не может, так же как и дым. Причина этого состоит в том, что двери печей всегда держат закрытыми, не считая того момента, когда туда вводятся тела. Но даже если бы двери и были открыты, из печей всё равно бы не могло выходить сильное пламя и так много дыма. Вдобавок ко всему Мюллер утверждает, что он отведал «треугольники сыра и маковое пирожное» (стр. 13), которые он якобы нашёл в газовой камере в кармане одной из жертв. Разумеется, это было бы невозможно, если бы на нём был надет противогаз. Но даже если бы он и снял противогаз, это стало бы его последней трапезой. В свете всей этой чуши не удивительно, что Мюллер в девять раз занизил время, требуемое на кремацию, чтобы соответствующим образом увеличить пропускную способность печей[1204]. Здесь его явно вдохновил Рудольф Хёсс, давший такие же дикие показания по этому поводу.

А вот моя любимая сцена из всего романа Мюллера: «Время от времени крематорий посещали доктора-эсэсовцы, чаще всего — хауптштурмфюрер Китт и оберштурмфюрер Вебер. Во время их посещений крематорий превращался в настоящую скотобойню. Словно мясники, они щупали бёдра и икры всё ещё живых мужчин и женщин и ещё до казни обречённых выбирали то, что они называли лучшими кусками. После казни выбранные тела клались на стол. Доктора принимались вырезать из бёдер и икр куски всё ещё тёплой плоти и бросать их в стоявшие наготове ёмкости. Мышцы расстрелянных всё ещё работали и сокращались, в результате чего вёдра принимались подпрыгивать» (стр. 46 и сл.).

С: Если бы он не написал чушь о подпрыгивающих вёдрах, мы, может быть, ему ещё и поверили бы.

Р: Да уж. Известно, что свежевырезанные мышечные ткани могут сокращаться только тогда, когда по ним пропускают электрический ток. Но и тогда это бы никак не смогло заставить ведро трястись — по той простой причине, что физический закон инерции этого не позволит.

С: Кстати, во французском переводе книги Мюллера[1205] этот отрывок отсутствует.

Р: Хм, это о многом говорит. А вот как Мюллер описывает механизм для ввода Циклона-Б в газовую камеру (не забывайте, что, согласно его словам, он проработал в ней целых три года!): «Газовые кристаллы Циклона-Б вводились через отверстия в полых колоннах из листового металла. Они были пробиты через регулярные промежутки, а внутри их сверху донизу проходила спираль таким образом, чтобы гранулярные кристаллы распределялись как можно равномерней» (стр. 60).

Здесь он противоречит Михалю Куле, который утверждает, что лично изготовил эти колонны. Согласно Куле, у колонн имелась съемная вставка, в которую Циклон-Б вводился в камеру перед газацией и из которой после её завершения удалялся (см. главу 4.5.12).

С: И кому же из них прикажете верить?

Р: Никому, поскольку в потолке вообще не было никаких отверстий, через которые можно было поднимать и опускать подобного рода устройство. Эти двое «свидетелей» даже не удосужились согласовать свои выдумки.

А вот что рассказывает Мюллер о самой процедуре газации: «Как только кристаллы Циклона-Б вступали в контакт с воздухом, начинал вырабатываться смертоносный газ, распространяясь сначала по полу, а затем поднимаясь к потолку. Именно поэтому нижний слой трупов всегда состоял из детей, так же как и из больных и стариков, в то время как сильные и высокие лежали наверху; в середине же находились мужчины и женщины среднего возраста. [...] Многие [трупы] посинели [...]» (стр. 117).

С: Но ведь трупы отравившихся синильной кислотой не синеют.

Р: Совершенно верно, и это очень большая оплошность[1206]. Известно также, что кислотные пары, которые примерно на 9% легче воздуха при одинаковой температуре, распространились бы по помещению, заполненному людьми, равномерным образом. А конвекция, созданная исходящим от тела теплом, перемешала бы все газы.

Что ж, не могу не согласиться с собственным мнением Мюллера о своём романе (оно было включено только в немецкий оригинал): «Я и сам не уверен, что всё это мне попросту не приснилось»[1207].

Кстати, Филип Мюллер был членом лагерного подполья, куда входили также профессиональные пропагандисты и лжецы Герман Лангбайн, Бруно Баум и Адольф Рёгнер.

Поиск по сайту: