Февраля 2000 года

Сегодня первая полоса в «Нью-Йорк Репорт» посвящена нейрохирургу из Нью-Йорка, он стал предметом расследо­вания ОНПМД. Государственный уполномоченный по ох­ране здоровья заявляет: «После предварительного рассле­дования я убежден, что существует определенный серьез­ный риск для пациентов в госпитале Шор-Айленд в связи с хирургической деятельностью данного хирурга. Поэто­му его лицензия на практику временно приостановлена до конца расследования».

Этот хирург временно отстранен, в то время как Ман-цур и Сорки продолжают оперировать. Тайна, которую следует разрешить.

Я связался по электронной почте с Джейн Розенберг, корреспонденткой, написавшей статью в «Нью-Йорк Ре­порт». Она ответила: «Если у вас есть серьезные докумен­тальные подтверждения и вы хотите обсудить их со мной, я с радостью с вами встречусь».

Делиться с ней данными было еще рано и рискованно, но канал в «Нью-Йорк Репорт» может пригодиться, если на­ша ситуация станет критической. Мой друг Дэниел из Дал­ласа так не думал, я получил его сообщение чуть позже:

«Может показаться, что этот случай с нейрохирургом подарок для тебя и позволяет тебе "брить чужую бороду". Опубликовать такую историю — просто потрясающий шаг для послужного списка репортера и для влиятельнос­ти газеты. Чистая копия твоей ситуации!

А теперь поставь себя на место Ховарда, читающего "Нью-Йорк Репорт", хотя это и трудно представить, имея в виду его активную половую жизнь. Он узнает о большом скандале, одной из самых серьезных шумих, с которой может столкнуться частный госпиталь: глава нейрохирургического отделения в полном дерьме, серия неудачных случаев, намек на давнюю вражду, персо­нальная месть и в результате большой штраф. Действи­тельно, хуже не бывает.

Сравнение с историей Сорки и Манцура очевидно. Ховард покупает все последующие выпуски "Нью-Йорк Репорт", ожидая увидеть, как президент госпиталя пуб­лично делает харакири. Но, к своей радости, он с удив­лением обнаруживает, что репортер влиятельной газе­ты берет интервью у врача и, гляди-ка, они сухими вы­ходят из воды.

Президент госпиталя защищает своих врачей, показы­вая, как они тщательно расследовали все случаи. 1Ъспи-таль предстает перед нами как маленькое учреждение, стремящееся к лучшему. Конечно же, не обходится без проблем, как и везде, но они строят новые корпуса, вкла­дывают ресурсы, привлекают таланты с Манхэттена, ведь они хотят только хорошего. Заголовок такой, что в глазах общественного мнения госпиталь начинает благоухать, как роза. Именно такое впечатление останется после чте­ния статьи. Нет трудных вопросов от репортера, никаких длинных цитат, много информации на отвлеченные темы.

А в это время Ховард или кто угодно другой, Сусман, к примеру, сидит и думает: "Что же это значит для ме­ня?" Ответ прост — не придавать слишком большого значения твоим потенциальным угрозам о том, что ты пойдешь в газету и расскажешь свою историю, если те­бя уволят. Для них теперь это не такая уж и серьезная

угроза. Да, это может быть немного неприятно, но в це­лом дело замнется, потому что эти чертовы журналисты сами не знают, какое дерьмо они лепят. Я пытаюсь ска­зать тебе, чтобы ты и такой поворот принял в расчет.

Ну а если после всех этих сообщений на первых страни­цах ситуация обернется к лучшему и Шор-Айленд закро­ют, главный администратор будет уволен, тогда твой "ко­зырной король" вне госпиталя должен оказаться тузом. И еще, когда пойдешь к газетчикам, не обращайся к Джейн. Найди другого, серьезного репортера, способно­го к расследованию, или иди в другую газету».

* * *

Ховард и Фарбштейн встретились с Вайнстоуном на очередном совещании. На этот раз выступал Ховард:

—Ларри, наверно, мы слишком круто с вами обошлись. Мы хотим, чтобы вы продолжали работать в качестве председателя и директора программы. Гинекологи поки­дают прилежащие офисы — вы займете их пространство. Наймите сосудистого специалиста, найдите нового шефа торакальной службы и сформируйте травматологическое отделение. Манцур уже стар, все время жалуется на боли в спине. Сколько ему? Семьдесят? Он катится под гору — много осложнений. Почему бы вам не подвергнуть про­верке его деятельность и не избавиться от него? Ларри, зачем вы привлекли доктора Дика Келли? Он звонил мне вчера. Я дал ему понять, что это внутренние вопросы и они его не касаются. Я знаю, что вы опять встречались с Кардуччи, в этом ваша ошибка. Раек может остаться, если он вам нужен, но Зохар должен уйти, от него одни неприятности. Мы не можем держать его...

Несколько дней спустя Вайнстоуна вызвали в офис Фарбштейна. По пути он остановился возле моей двери, его красное лицо блестело от пота.

— Марк, если они велят тебе убираться, не возражай, не лезь на рожон, просто спроси, в чем причина и будь спокоен.

Он явно вообразил, что пришел мой конец.

Возвращаясь от Фарбштейна, Вайнстоун застал меня с Чаудри. Он был как выжатый лимон.

— Марк, скорее всего я пойду на компромисс с ними, я не могу просто так все бросить. Они согласны держать тебя до января 2001 года, если ты подпишешь заявле­ние об увольнении сейчас.

— Вы думаете, что я сумасшедший? С какой стати я должен увольняться? Я что-нибудь не так сделал? Забудьте об этом...

Вайнстоун опустил глаза.

— Марк, мне кажется, стоит подумать о том, чтобы
подписать заявление. До января все может измениться,
к тому времени Сорки, возможно, уйдет, и твое заявле­
ние не будет иметь значения. Если ты не подпишешь
его, они найдут административные причины — сокра­
щение штата или что-нибудь вроде этого. И тогда уж те­
бе придется уйти немедленно. Подписав заявление, ты
выиграешь время.

Я не хотел грубить председателю в присутствии Чауд­ри и отвечал как можно вежливее:

— Я не могу ничего подписать, не вижу для этого
никаких причин.

Тон Вайнстоуна сделался более официальным:

— Возможно, тебе надо побеседовать с адвокатом, у ме­ня есть один на примете — не очень дорогой, но достаточ­но толковый. Я прибегал к его услугам, когда уходил из Джуиш-Айленд...

— Минутку! — взорвался я.

Мне уже было наплевать, что рядом Чаудри. Открыв свой кейс, я достал копии документов, которые мы отдали Кардуччи девять месяцев назад.

— Вы видите это? Мы готовили это и отдали Кардуччи
вместе с вами.

Я вытащил из кармана дискету.

— А это вы помните? На ней то, что вы надиктовали
мне о Сорки для Кардуччи. Так-то, уважаемый профессор,
что бы вы ни решили, мы в одной лодке. Неужели вы хоти­
те от меня отделаться?

Я взглянул на Чаудри. Похоже, он был доволен проис­ходящим. Кто решится разговаривать с руководителем хирургического отделения в таком тоне?

Я не мог остановиться, продолжал по инерции, как тело, получившее ускорение.

— Вы хотите, чтобы я подписал это проклятое заяв­
ление? Ладно. Хотите сделать меня козлом отпущения?
Хорошо, но вы должны мне заплатить. Давайте, запла­
тите мне миллион, и я подпишу заявление и оставлю это
место. Вы думаете, только мне нужен адвокат? Нет —
нам нужен адвокат. Если вы не хотите быть вместе со
мной, я уйду, используя свои методы. Первым делом я
обрадую Фарбштейна и Ховарда, показав им эти доку­
менты и дискету, и добавлю, что это вы заложили Сор­
ки. И еще я скажу им, что завтра же утром все провалы
Сорки и Манцура будут в Интернете, со всеми цифрами
и именами, так что вся Америка узнает, как все вы
годами покрывали этих убийц.

Вайнстоун даже не моргнул.

— Марк, успокойся, присядь, я не заставляю тебя
подписывать заявление. Тебе нужен адвокат. Они могут
уволить тебя по административным причинам, при чем
тут Сорки?

Меня разобрал смех, в это время вошел Бахус, по исте­ричному тону моего смеха он сразу определил, что попал в самое пекло.

Напряжение разрядил Чаудри:

— Интересно, как они будут сокращать штат, если сей­час даются инструкции о найме новых сотрудников? За­чем говорить о найме хирурга-травматолога? Ведь Марк хирург-травматолог. Извините, профессор, вы когда-ни­будь просили у них письменные инструкции? Они хотят, чтобы вы занялись увольнением Марка? Потребуйте письменных инструкций.

— Брось, они никогда и ничего не дадут на бумаге, — заметил Бахус, оглянувшись на Раска, в этот момент вошедшего в кабинет, — от своих адвокатов они полу­чили указание не вмешиваться в увольнение Зохара.

Им легче сплавить это на вас, — сказал он, придвига­ясь к Вайнстоуну. — Если бы они хотели сами занять­ся Зохаром, сделать это можно было уже давно. Они напуганы.

У Раска были свои доводы:

— Доктор Вайнстоун, вы адмирал флота, вы послали
нас на битву, сейчас сражение в разгаре и мы несем тяже­
лые потери. Неужели вы оставите своих матросов? Вы
обязаны поговорить с хорошим адвокатом по найму, по­
тому что никто не собирается мириться с этим.

Вайнстоун среагировал быстро:

— Я предлагал Марку телефон адвоката...

— Но это ваша проблема! Вы ищете адвоката и вы пла­тите! Вы не можете свалить все это на меня!

Вайнстоун пожал плечами, посмотрел на часы и вы­шел из кабинета, он торопился еще на одно совещание. После его ухода мы долго молчали, у всех остался непри­ятный осадок от разговора. Мрачный результат долгих дипломатических переговоров парил среди нас, как за­грязненный воздух.

Чаудри наконец разорвал тишину:

— Марк, на него очень сильно давят, им нужна твоя го­лова. Я не думаю, что он хочет этого, но и сопротивляться уже не может.

— Позволяя мне уйти, он сам себе копает могилу, и очень скоро...

— Он знает это, — продолжил было Чаудри.— Кста­ти, Фарбштейн распускает слухи, что ты расист.

— Что?

— Он говорит, что ты ненавидишь черных, а его жена на одной из вечеринок случайно услышала твои расист­ские комментарии.

— Ну это же смешно, кто его жена?

— Третья жена, и она из Сенегала. Марк, большого значения это не имеет, еще одно подтверждение, что Фарбштейн против тебя, и он использует все, чтобы те­бя скомпрометировать. Можешь назвать это грязными методами, если хочешь.

Мы поговорили еще пару минут, и они ушли по своим делам. Я решил позвонить Кардуччи, надо было дейст­вовать.

— Вайнстоун с вами в одной лодке, — заверил он ме­ня после моего детального рассказа. — Он вас не бросит. В течение четырех недель Сорки, возможно, будет при­глашен на слушания, как вы знаете, эксперты практиче­ски разобрались с его случаями. Слушания могут длить­ся до года, ро исход почти всегда не в пользу обвиняемо­го врача. Марк, закон на вашей стороне, вы все сделали правильно, согласно закону... Вы все еще хотите рабо­тать там?

Это был хороший вопрос, и у меня не было ответа.

Ночью мне не спалось... Я много раз прокрутил сло­жившуюся ситуацию в свете последних событий, отпра­вил письма нескольким моим друзьям по всему миру. Послания я завершал одним и тем же вопросом: «Кто есть Вайнстоун? Он — Черчилль, Чемберлен или просто старый уставший еврей?» Двадцатью минутами позже пришел ответ от моего друга Дэниела: «Мне кажется, Вайнстоун вступил в эру исторических событий, все из которых имеют счастье быть связанными с тобой. Марк, ты забыл одну старую истину: близость рождает презре­ние. Мало ли кто издалека кажется гигантом, а если по­дойдешь поближе, то вдруг обнаружишь, что у него во­няет изо рта и он недостаточно часто меняет нижнее бе­лье. Будь более терпимым. Ты хочешь, чтобы Вайнстоун вел войну. Он не Наполеон, он вымотался. У него своя биография, и он сделал замечательную карьеру. Он по­ступил с тобой как умный человек, и хотя он не тот, с кем бы ты хотел оказаться на одной стороне улицы темной ночью, он честен. Отлично владеет дипломатическим искусством и сильный политик. Да, может быть, он ста­реет и ему необходимо сейчас сделать резкий рывок для окончания карьеры. Пока у тебя не будет лучшего вари­анта, ты связан с ним. Он не тот боец, какого ты хотел бы видеть, но ты ему нравишься, поверь мне, ты можешь использовать его таким, какой он есть».

* * *

Мы отсосали все каловые массы и гной из живота и в последний раз проверили кишечный анастомоз. Выгля­дит неплохо. Ничего не забыли?

— Барб, прикроем анастомоз сальником, хорошо? Видишь, свободно подтягивается.

— Доктор Зохар, почему вы не хотите уйти? Я могу закрыть живот сама, Сорки доверяет мне, — глаза Бар­бары над маской улыбнулись мне.

— Барб, он не только доверяет тебе, он хочет тебя!

Я снял грязный халат и перчатки и вышел из опера­ционной, бросил халат на кучу голубых щеток и напра­вился в офис.

Немного спустя, когда я читал «Нью-Йорк Репорт», в дверях показался Чаудри.

— Что делаешь? — предупредительно поинтересо­вался он. — У тебя нет пациентов?

— Ты видел это?— я указал на одну из страниц газе­ты. — Гинеколог вырезал свои инициалы на коже паци­ентки. Должно быть, сумасшедший, какое-нибудь пси­хопатическое расстройство.

— Покажи мне, — он схватил газету. — Репортер... Ага, Джейн, твоя подруга, да? Когда она собирается написать про нас?

— Еще слишком рано, Салман, дай время ОНПМД за­кончить свою работу. Смотри, уполномоченный по охра­не здоровья приостановил лицензию этого гинеколога и оштрафовал госпиталь Маунт-Сион.

— Отлично, это должно напугать Ховарда и Фарб-штейна. Марк, вчера вечером, когда мы вместе с Якоб-сом сидели в предоперационной, вошел Сорки. Он на­чал донимать Якобса, интересуясь, оставит ли его Вайнстоун на третий год. Я сказал Якобсу, что его ско­рее всего оставят. Потом я намекнул Сорки, что его дво­юродного брата тоже могли бы оставить, если бы тот принял предложение Вайнстоуна вместо того, чтобы отклонять его. Когда я сказал это, Сорки закричал: «Мой брат лучше, чем Якобе! Чаудри, почему ты стал

марионеткой Вайнстоуна? Я был твоим учителем, я по­купал тебе книги, приглашал к себе домой!»

Я сказал ему, Что книги все еще у меня, и поскольку я больше не являюсь его резидентом, то могу сказать, как он был неправ. Это все спровоцировало длинный моно­лог Сорки, в его речи было много желчи. Он наговорил много всего: «Чертов Ховард, тупой Фарбштейн. Я гово­рил им уволить Вайнстоуна и Зохара, но они побоялись трогать Вайнстоуна, потому что не хотят потерять рези-дентуру. Они не решились уволить Зохара, потому что не хотят попасть на страницы "Нью-Йорк Репорт". От­лично, завтра за обедом я скажу Ховарду, что семьдесят пять процентов врачей в госпитале перестанут прини­мать пациентов».

Я ответил ему, что он опять ошибается, и персонал не с ним, они просто запуганы его дружком Сусманом. Сорки взорвался, выдав что-то вроде: «Сусман — мой лучший друг! А Ховард и Фарбштейн ходили к Кардуч-чи! Они сказали ему, что я лучший хирург госпиталя, что я оперировал их самих и их жен».

— Ты шутишь, — сказал я, застыв. — Они ходили
к Кардуччи, чтобы так рьяно поддержать этого психопата?

Чаудри меня не слышал, он пытался вспомнить все детали:

— Я сказал ему, что не надо быть таким самоуверен­
ным, сейчас не время избавляться от кого-либо, лучше
тратить силы на то, чтобы защитить себя. Но он продол­
жал кричать: «Зохар, Зохар... Почему вы поддерживаете
его? Вайнстоун давно бы от него избавился, но Зохар зна­
ет всю его подноготную. Вайнстоун боится его трогать».

— Возможно, это и правда,— подтвердил я.
Чаудри вспомнил:

— Я у него спросил: «Доктор Сорки, что вы такого зна­ете о Ховарде, если он всегда так вас защищает?»

— Салман, это хорошо, что ты можешь ему противо­стоять. Кстати, ты видел последний выпуск «Палса»? — Я протянул ему информационное письмо по здравоохране­нию Нью-Йорка. — Видишь, сколько они зарабатывают?

Основная зарплата Ховарда шестьсот сорок четыре тысячи двести два доллара, а Фарбштейна — триста тридцать семь тысяч двадцать два доллара! И это толь­ко основные выплаты, прибавь сюда премии, дополни­тельные выплаты, выплаты по контрактам, левые день­ги, взятки. Неудивительно, что Ховард и Фарбштейн так борются за Сорки. Зачем нарушать баланс? Жизнь ведь так хороша.

В дверях появилась Tea, новый секретарь Вайнстоуна.

— Доктор Зохар, босс хочет вас видеть прямо сейчас, он не в лучшем настроении, только что вернулся со встре­чи с Фарбштейном.

— Салман, пойдем со мной, возможно, мне понадобит­ся свидетель.

Чаудри последовал за мной в офис Вайнстоуна.

Вайнстоун выглядел строгим, сидя за своим большим столом. Его красная шея, казалось, вот-вот будет удушена тесным воротничком белой рубашки.

— Отлично выглядите сегодня!— проговорил я, стара­
ясь казаться спокойным.

Вайнстоун взял со стола какой-то документ и сказал:

— Это очень серьезно. Позвольте мне зачитать вам
кое-что из заявления, полученного от Фарбштейна не­
сколько минут назад. Из первого параграфа: «Мы поста­
вили своей целью создать травмоцентр... призываем вас
принять согласованные временные усилия по найму хи­
рургической бригады для выполнения данной програм­
мы...» — Вайнстоун читал вялым, лишенным эмоций го­
лосом: — Второй параграф: «Как уже говорилось, мы се­
рьезно озабочены текущим экономическим статусом
Парк-госпиталя и считаем необходимым начать сокра­
щение штата для уменьшения расходов. Сокращение ад­
министративных и неадминистративных должностей
уже выполнено. К сожалению, мы вынуждены признать,
что врачебные ставки также будут сокращены... и что
контракт доктора Зохара заканчивается 1 июля 2000
года. Следующее сокращение врачебного штата плани­
руется в госпитале этим летом. Просьба информировать

доктора Зохара об окончании его контракта 1 июля 2000 года. Я готов встретиться с вами и доктором Зохаром для обсуждения данного вопроса».

Вайнстоун положил письмо и посмотрел на меня. Ду­маю, он ждал, что я взорвусь, но в этот раз я решил сдерживаться, лишь пару раз глубоко вздохнул, наблю­дая за эффектом.

Наконец я заговорил:

— Отличное письмо. Я ожидал этого — тупой Фарб­
штейн копает себе могилу.

Вайнстоун не разделял моего оптимизма.

— Я советовал тебе подписать заявление. Если бы ты
сделал это, у нас было бы время для передышки, по край­
ней мере до конца года. Ты не последовал моему совету.

Я подумал, что у меня осталось только три месяца, да, кажется, я просчитался, мне просто не верилось, что они посмеют меня уволить. А что же Вайнстоун? Он играет в свою игру, пытаясь спасти собственную задницу? Надо искать новую работу. Что скажет Хейди? Мы должны быть осторожными в своих тратах.

Что ж, надо идти, я поднялся.

— Итак, они меня увольняют. Что еще? Через три ме­
сяца меня здесь не будет. Неужели вы думаете, что это
решит проблему? Вы думаете, это спасет Сорки? Вы ду­
маете, что в конце концов это спасет вашего вице-пре­
зидента?

Мой голос слегка дрожал.

— Марк, Марк, — сказал Вайнстоун своим спокойным
тоном. — Сядь, пожалуйста. В таких местах человек счи­
тается уволенным лишь в тот момент, когда его нет на ра­
боте на следующий день после окончания контракта. До
этого точку ставить рано. Ты знаешь, что я не позволю
этому случиться. Но ты должен успокоиться и помочь мне
бороться с ними. Нашей главной целью станет обновле­
ние департамента. Нам нужен новый сосудистый хирург
на место Илкади, надо развивать эндоваскулярную хи­
рургию. Твой друг Мортон из Детройта идеально подошел
бы, и я хочу, чтобы ты продолжал работать с ним.

Теперь Ховард хочет сформировать отделение трав­матологии, и мы должны собрать для него штат. Необхо­дим состоявшийся дипломированный хирург-травма­толог. Как ты считаешь, твой друг из Далласа Дэниел подошел бы для этих целей? Марк, наша первостепен­ная задача — создать сильный департамент. Участвуя в этом, ты поможешь себе.

Чаудри настороженно слушал, я не двигался и мол­чал.

— Давайте продолжать работать, как будто ничего не
случилось, — настаивал Вайнстоун. — Марк, ты нику­
да не уходишь, остаешься с нами. Согласись, что прием
на работу твоих друзей хорош как для тебя, так и
для всех нас. Это увеличит наши силы, они будут бо­
роться вместе с нами.

В коридоре я переглянулся с Чаудри.

— Насколько тупым он меня считает? Он ждет, что я
найду прекрасную замену самому себе. Хорошо, я найду.

* * *

Отделение Фарбштейна занимает целое крыло на вось­мом этаже. Я пришел туда без приглашения в восемь ча­сов утра до приезда трех его секретарей. Фарбштейн си­дел за своим большим столом, перед ним лежала «Нью-Йорк Репорт», открытая на страницах городской жизни. Он пил кофе, держа в руке телефонную трубку.

— Доброе утро, доктор Фарбштейн.

Он взглянул на меня, выражение его лица нисколько не изменилось, как будто я только и делаю, что захожу к нему. С чашкой в руке он прошел в комнату секрета­ря: «Кофе здесь, новый, колумбийский. Наливайте, по­жалуйста. Я приду к вам, как только закончу говорить по телефону».

Я налил себе кофе и вернулся в кабинет Фарбштейна. Он был в четыре раза больше, чем кабинет Вайнстоуна. В окнах открывалась панорама Южного Манхэттена и Бруклина, купающихся в лучах утреннего солнца. Через несколько недель придет весна. Я пригляделся

к фотографиям на стене: Фарбштейн на своей яхте в шортах и бейсбольной кепке, Фарбштейн в смокинге на каком-то мероприятии с Сорки, Манцуром и Ховар-дом. На фото покойного великого бруклинского рабби Менахема была надпись: «Доктору Альберту Фарбштей-ну за его содействие благополучию нашего общества, пусть Господь благословит его». На книжной полке Фарб­штейна учебник по медицине Харрисона, Фишманов-ские легочные болезни и расстройства, болезни сердца Хэрста и несколько немедицинских книг. Наверное, Фарбштейн много читает.

— Доктор Зохар, — Фарбштейн прервал мои мысли и предложил мне кресло рядом со своим. — Как кофе?

— Отлично, как всегда, — ответил я и сделал малень­кий глоток темного напитка.

— Чем обязан?

«Вот ублюдок, ты точно знаешь, зачем я здесь». Я достал копию его заявления.

— Доктор Вайнстоун показал мне это заявление, и у меня появилось несколько вопросов. Для начала объ­ясните, пожалуйста, почему вы меня увольняете?

— Да, Марк, мы проводим реорганизацию госпиталя, набираем ассистентов врачей, нескольких человек мы решили уволить, в том числе и вас.

Я сделал усилие, чтобы остаться спокойным:

— Хорошо, я понимаю, но почему именно меня? Что я делал неправильно?

— Ничего. Вы видели ваш контракт? Мы имеем право уволить вас без каких-либо причин на это, контракт не за­ключают на всю жизнь, люди приходят и уходят...

— Да, я понимаю.

Вот черт! Он будет увиливать и уходить от ответа до тех пор, пока мне это не надоест.

— Но почему вы выбрали меня? Именно меня? Поче­
му не Раска или Бахуса? Вы сокращаете штат. Почему вы
решили уволить меня?

Фарбштейн сохранял спокойствие, но мне показалось, что я ему уже надоел.

— Мы так решили, нам нужны ассистенты врачей, и у нас не хватает средств.

— Доктор Фарбштейн, — не выдержал я, устав от этого бреда, — перестаньте прикрываться пустыми словами и обсудите со мной этот вопрос начистоту. По правилам вы должны были оповестить председателя хирургии об уволь­нении и дать ему вoзможнocть решать, кто это должен быть. Но вы выбрали меня, и всем ясно, что это месть.

Фарбштейн отвел глаза.

— Никакой мести, обычное административное реше­ние, мы решили, что вы нам больше не нужны. Мы попы­тались объяснить это доктору Вайнстоуну, он не понял...

— Вайнстоун не глуп, вы хотели, чтобы он уволил меня, а я бы подал на него в суд.

— Не понимаю, о чем вы говорите...

— Хорошю, посмотрим на первый параграф вашего заявления. Тяжеловато написано... Здесь говорится, что доктор Вайнстоун должен сформировать травматологи­ческое отделение. Насколько мне известно, только я ква­лифицированный хирург-травматолог в нашем госпита­ле. Ищете хирургов-травматологов и увольняете меня. Это шутка?

— Да, нам нужен травмоцентр, нам нужны ассистенты врачей.

Я начал громко смеяться, мне нужен был этот смех.

— Хороший ответ! Я должен его записать.

До слез смеяться повода не было, но я усиленно проти­рал глаза, сначала левый, потом правый. У меня была воз­можность подумать, как вести разговор дальше.

— Простите, доктор Фарбштейн, но если у вас будет травматологическое отделение, вам нужны заведующий отделением и несколько хирургов-травматологов. А вы увольняете единственного хирурга-травматолога! Объяс­ните мне причину.

— Послушайте, мы решили, что нам не нужны такие специалисты, как вы. Мы не считаем вас хирургом-трав­матологом, загляните в свой контракт,

Я вскочил на ноги и заговорил громче:

— Это обычная месть, и она будет рассматриваться в суде.

— Суд? Кто говорит о суде?

— Я говорю о нем. Вы разрушаете госпиталь. По непо­нятным причинам вы слушаетесь Сорки, которого я счи­таю главным виновником всех этих безобразий. Вы уволь­няете меня в тот момент, когда комиссия расследует его деятельность в госпитале. Хоть вы и считаете меня пусто­звоном, подумайте о последствиях суда.

Фарбштейн пытался сделать глоток из пустой чашки, он тянул время, чтобы подумать.

— Я ничего об этом не знаю. Мы увольняем вас, а нани­мать будем новых людей. Мы предлагали вам работать до января 2001 года при условии, что вы подпишете заявле­ние об уходе, вы не согласились, поэтому...

— Я пришел к вам, чтобы уладить все недоразумения, но вы прикрываетесь пустыми словами. В следующий раз, доктор Фарбштейн, мы встретимся в другом месте, я обещаю вам это. Всего хорошего.

* * *

Что дальше? Вайнстоун колеблется. Какие у него планы в отношении Манцура? ОНПМД медлит. Ховард и Фарб­штейн на поводу у Сорки. Мне действительно нужен сей­час адвокат, хотя бы для того, чтобы обсудить выплаты. Пойти к газетчикам? Только в крайнем случае.

Я посмотрел на портрет отца на стене. Отец держал в руке сигарету, прикрыв один глаз, вероятно, из-за ды­ма, другим он смотрел на меня. Что бы он предпринял на моем месте? К сожалению, этого уже не узнать. В ко­нечном итоге я выиграю. То, что сейчас происходит с Манцуром и Сорки, предначертано судьбой с первого дня, когда мы встретились. Фарбштейн неуязвим, все, что он хочет, это сохранить свой большой офис и яхту. У Вайнстоуна сложилось обо мне неправильное мнение, он напрасно считает меня маленькой собачкой, которая будет кусать их только по его приказу. Я понял, что вы­играю, внутри или за пределами госпиталя, неважно...

* * *

Доктор Фарбштейн вручил мне уведомление лишь не­сколько дней назад. Он вошел в мой кабинет и коротко сказал: «Доктор Зохар, в соответствии с правилами я дол­жен вручить вам заключительное письмо за девяносто дней до увольнения».

Ничего нового для меня в письме не было: «Мы уведомляем вас, что отделение хирургии находит­ся в процессе реконструкции. В связи с предполагаемыми изменениями этим письмом мы информируем вас, что ва­ша окладная ставка работающего хирурга заканчивается 1 июля 2000 года. Предварительно это решение было об­суждено с доктором Лоренсом Вайнстоуном, председате­лем хирургического отделения.

Искренне ваш, Альберт Фарбштейн, вице-председатель по медицинским делам».

— Спасибо, доктор Фарбштейн. — Я тоже был короток.
Сейчас он пойдет в кабинет Вайнстоуна передать ему

копию письма.

Позже я встретил Вайнстоуна в библиотеке с копией в руках.

— Явно адвокаты госпиталя написали это, чтобы за­
фиксировать мою осведомленность и мое согласие. Меня
не устраивает такой поворот, но в то же время я не буду то­
ропиться поступать необдуманно. Мне не хочется давать
им повод, чтобы и меня уволили. Буду искать легальное
решение, даже если это будет стоить мне денег.

—У меня в пятницу назначена встреча с адвокатом, круп­ная «акула», тот самый, что победил вас в деле Садкамар. Вайнстоун вздрогнул.

— Это хороший выбор, Ротман опытный адвокат, но ты должен очень тщательно подумать, что будешь гово­рить ему. Я не советую рассказывать, что это ты сдал Сорки комиссии...

— Я собираюсь рассказать ему все, и кстати, разве только я выдал Сорки? Это сделали мы.

— Хорошо, хорошо, — быстро ответил Вайнстоун, — я не отрицаю этого. Но ты же помнишь, как в подкомитете

Медицинского правления у тебя спросили, кто сообщил о Сорки, и ты сказал, что не знаешь. Протокол того собра­ния существует. Адвокаты госпиталя покажут его на суде и уличат тебя во лжи.

— Да ладно, доктор Вайнстоун, целью подкомитета бы­ло побеспокоить подозреваемых. Меня не волнует, что они там скажут, я собираюсь рассказать адвокатам всю прав­ду, а если надо, то и газетчикам...

— Это будет твоей серьезной ошибкой.

— Доктор Вайнстоун, на этой сцене я остался один, мне идти к адвокату и мне платить. Я предлагал встретиться с адвокатом вместе с вами. Теперь же я один, и что я буду говорить, и как буду говорить — моя проблема, я не хочу больше обсуждать ее с вами.

Чаудри вошел в библиотеку, видно было, что у него есть новости.

— Майкл Ховард остановил меня сегодня в коридоре и
спросил, ищет ли Зохар новую работу. Я сказал ему, что у
тебя на это не было времени и скорее всего ты доставишь
много проблем администрации госпиталя. Я просил его,
чтобы тебя оставили еще на один год, пока ты не найдешь
работу. Знаешь, что он мне ответил? Его, видишь ли, не
волнуют всякие недовольные работники и ему без разни­
цы, пойдешь ли ты к журналистам или нет. В любом слу­
чае скандал забудется месяцев через шесть, а тебя ника­
кой госпиталь в городе не возьмет теперь на работу.

Вайнстоун не удивился словам Чаудри.

— Что же, надо менять стратегию, Сорки перестал
быть нашим главным врагом. Он, конечно, ненормаль­
ный и опасен, но сейчас наши враги — Фарбштейн и Хо­
вард, мы должны сосредоточиться на них.

Выйдя со мной из библиотеки, Чаудри сказал:

— Вайнстоун много болтает, он повторяется, строит
большие планы, но ничего не делает. Теперь у тебя своя
война, иди и встречайся с «акулой»...

Глава 20

Поиск по сайту: