Политика и макароны

В хирургии ты никто, пока число твоих врагов не сравняется по крайней мере с числом твоих друзей.

Аноним

Профессор Лоренс Ваинстоун нажал на газ и с удоволь­ствием отметил мгновенную реакцию своего шестисотого красного «мерседеса», мчавшегося по Бруклинскому мос­ту. Ваинстоун любил менять автомобили, сейчас он стоял перед выбором, какой автомобиль купить после Рождест­ва. Может быть, «порш»? Рим предложила «феррари» или «ролле». У нее хороший вкус! Ваинстоун удовлетворенно улыбнулся, Рим знала цену дорогим и роскошным вещам, у нее был свой неповторимый стиль, чего не скажешь о его первой жене, матери его детей, ее он привез с собой из Ан­глии. Ужасный был брак! Как он страдал! Потом развод и несколько холостяцких лет на Пятой авеню. Радость сво­боды вдалеке от ненавистной жены. Рим была другой, с ней он счастлив, слава Богу, что он встретил Рим!

Ему надо забрать несколько платьев для жены из их квар­тиры в Сити-Тауэр. Потом он заедет к своей престарелой ма­тери, жившей в просторных апартаментах в элитном районе вместе с румынской прислугой. Ваинстоун навещал мать по меньшей мере раз в неделю, к его приходу служанка гото­вила кебаб из баранины. Он любил румынские блюда, одна­ко больше всего ему нравилась французская кухня, Рим во­дила его по лучшим ресторанам в Париже и на Ривьере.

Сегодня он недолго гостил у матери, поскольку ужинал с Манцуром и Сорки. Он с грустью заметил, как мать сда­ла за последний год. Рецидивирующие инфекции мочевых путей сделали свое дело, она с трудом его узнавала. Когда она умрет — не приведи господь! — он продаст ее кварти­ру, на эти деньги вместе с выручкой от собственной квар­тиры можно купить пентхауз на Парк-авеню. К этому мо­менту он уйдет на пенсию. Ему нравился Манхэттен: мага­зины, опера, рестораны! Можно продать особняк на берегу океана в Айленде, а летом путешествовать.

Небольшая пробка на Атлантик-авеню отвлекла его от размышлений: в транспортный фургон врезалось такси, и водители ругались. Он повернул на Корт-стрит и, остано­вившись рядом с рестораном «Марко Поло», передал ключи от машины парковщику. «Не бог весть какая компания, — подумал он, входя в ресторан, — но еда будет отменная».

Вайнстоун вспомнил комментарий из обзора нью-йоркских ресторанов «Загад». У него была фотографичес­кая память, и он гордился тем, что помнил страницы об­зора почти наизусть. Другие могли декламировать Шекс­пира, он же цитировал «Загад». Как у них сказано? «Марко Поло» — старая школа, старое место и старая страна.

— Добрый вечер, дотторе! — старый метрдотель Джован-
ни подлетел к Вайнстоуну и поклонился.—Разрешите, я при­
му ваш плащ. Сегодня вечером на улице довольно влажно.

Вайнстоуну нравился итальянский акцент, а здесь официантами были только итальянцы. Он терпеть не мог, когда в итальянском ресторане его обслуживали латиноамериканцы; латинос, подающий французские блюда, кому угодно отобьет аппетит. Возможно, ему не­симпатичны сами латиноамериканцы.

— Другие доттори уже здесь. Дотторе, прего, следуйте
за мной.

Вайнстоун прошел между столиками за официантом. Публика здесь бывала разная, сюда приходили семьями, собирались коллеги и друзья, даже мэр Джулиани не раз бывал здесь. «Марко Поло» посещали и богатые афро-американцы, Вайнстоун однажды видел за одним из сто-

ликов преподобного Шарптона. Он бросил взгляд на ита­льянские картины. «Загад» дал ресторану всего шестнад­цать баллов за интерьер, но за стол девятнадцать, это был очень хороший показатель. Сегодня вечером ему не придется платить — факт, улучшающий вкус любой еды. Манцур, Сорки и Сусман расположились за круглым столом. «Сусмана надо было посадить за отдельный сто­лик, такой здоровый хряк, — подумал Вайнстоун, — они наверняка говорили обо мне, ненавижу приходить в льви­ное логово последним. Нет, они больше похожи на шака­лов и питаются падалью». Он кивнул троице.

— Добрый вечер, Ларри, — поприветствовал его Ман­цур. — Мы уже беспокоились о тебе, кто же опаздывает на бесплатный ужин. Мне не нужно никого представлять, здесь круг друзей.

— Конечно, конечно, — засмеялся Сорки. Смех его был неестественно громким.

«Этот, похоже, уже пьян».

— Мы с Ларри давно знакомы, он решил опоздать в на­дежде, что мы уже взяли счет. — Сорки захохотал и под­нял бокал с коктейлем. — Ваше здоровье, Ларри! Как это говорят на идише? Лехайм?

— Вообще-то это древнееврейское слово, — уточнил Вайнстоун, пытаясь устроиться за столом между Сусма-ном и Манцуром. — «Лехайм» означает «За жизнь!».

— Да ну! Садитесь, Ларри. Херб, ну-ка, подвинь свою толстую задницу, освободи немного места для нашего ува­жаемого председателя. Джованни! Принеси нашему про­фессору выпить. Ларри, что вы пьете? Заметьте, когда я говорю Джованни, откликаются все итальянцы! Ха-ха!!!

«Он всегда такой? — Вайнстоун не мог понять причину бессмысленной болтовни Сорки. — Ну что ж, придется терпеть его ради мирной сделки».

Вайнстоун улыбнулся и пожал руки Манцуру и Сорки:

— Джозеф... Махмуд...

Рукопожатие Манцура было похоже на его собственное— слабое, вялое и мягкое, оно ему понравилось больше рукопожатия Сорки — сильного и сдавливающего руку.

Вайнстоун догадывался, что означает его крепкая хват­ка, и ответил тем же, сильно сжав руку Сорки, не надо расслабляться.

— Ларри, сегодня с нами Херб Сусман, мы с ним ста­
рые друзья. Правда, Херб? — Манцур улыбнулся Сусману,
на лице которого не отразилось никаких эмоций.

«Эта свинья не умеет улыбаться», — отметил Вайнсто­ун. Он подал Сусману руку для формального рукопожа­тия, тот ответил так же небрежно.

— Дотторе, закажете напиток или мне принести вам карту вин? — спросил очередной Джованни.

— Что вы пьете? — обратился Вайнстоун к сидевшим за столом.

— «Абсолют» со льдом. Джованни, мне еще один. Херб, ты будешь?

Сусман кивнул.

— Хорошо, Джованни, принеси нам целую бутылку
и ведерко со льдом.

Со смехом Сорки повернулся к своим коллегам и до­бавил:

— Доктор Манцур пьет только содовую, вот почему он так хорошо сохранился — содовая и никаких женщин!

— Принесите мне «Кровавую Мэри», пожалуйста, вина ненужно.

Вайнстоун устроился поудобнее. Рим не могла понять, как американцы во время обеда могут получать удоволь­ствие от коктейля, но он привык.

— Простите за опоздание, господа, мне пришлось про­
ехать на Манхэттен и зайти в свою квартиру в Сити-Тау­
эр, а потом я навестил мать. Пришлось постоять в проб­
ке, кстати, я решил сменить машину и по пути все время
думал какую выбрать вместо моего «мерса». Рим хочет
«ролле», но я не уверен. Что скажете?

Вайнстоун всегда начинал с непринужденной беседы, он умел это делать просто и ненавязчиво. Обаяние и доб­родушие в сочетании с простыми манерами позволили ему подружиться со многими влиятельными людьми и от­крыли двери в самые престижные хирургические круги.

— Мо, у вас тоже «мерс», как насчет того, чтобы сме­нить его на «ролле»? — предложил Вайнстоун, еще раз подчеркнув свой достаток.

— Я очень доволен своим «мерседесом». И потом, мож­но получать удовольствие не только от машин, Херб зна­ет, о чем я говорю. Так ведь, приятель?

«Эта грубая скотина не втянет меня в свою обычную пошлую болтовню», — подумал Вайнстоун.

— По правде говоря, Мо, я склонен купить «порш».
Я брал его в аренду прошлым летом в Ницце, мне по­
нравилось.

Зазвучала ария «О. соле мио» Паваротти, льющаяся из скрытых стереодинамиков. Голос, казалось, заполнил все кругом. Вайнстоун тут же нашел тему для приличной беседы:

— Мы ходили на Паваротти в Метрополитен две не­
дели назад. Жаль, что его голос слабеет. Херб, вы лю­
бите оперу?

Сусман на секунду оторвался от меню и довольно нелю­безно ответил:

— Нет, не люблю.

«Первобытное стадо, народ в госпитале Джуиш-Ай-ленд был более воспитан. Почему Манцур все время мол­чит? Эта встреча — его инициатива. Пора поднять всем настроение». Вайнстоуна выводила из себя компания, не считающая нужным поддерживать светскую беседу.

— Синьоры, вы готовы сделать заказ? — дочь хозяина в черной кожаной мини-юбке и на высоких каблуках сто­яла рядом, держа наготове ручку и блокнот.

— Давайте посмотрим. Думаю, я как обычно возьму ваши превосходные макароны с моллюсками. Херб, а ты? — поинтересовался Сорки, рассматривая девушку с головы до пят.

— Да, как обычно, двойную порцию, пожалуйста, и до­бавьте сметану в соус из моллюсков...

— Видите, Ларри, у старины Херба постоянная диета! — захохотал Сорки так громко, что его услышала полови­на ресторана.

«Он чертовски пьян, — понял Вайнстоун. — Что за грубый толстый нос и дурацкие усы. Вылитый Сад­дам Хусейн». На долю секунды Вайнстоун представил яркую и нелепую картину: он входит утром в свой эле­гантный офис и видит на противоположной стене пор­трет Сорки. Абсурд.

— А вы, Джозеф? — спросил Сорки.

— Мне винершницель с небольшой порцией спагетти на отдельном блюде. Без соуса, пожалуйста.

— Винершницель? — Сорки фыркнул. — Джозеф, это итальянский ресторан, а не какая-нибудь австрийская забегаловка. Ха! Ларри, теперь ваша очередь.

«Ему непременно нужно верховодить», — подумал Вайнстоун и непринужденно спросил девушку:

— Как вас зовут? Я вас раньше здесь не видел.

Он всегда заводил разговор с официантами и офици­антками, чем очень раздражал Рим.

— Синьор, меня зовут Симонетта, я приехала на ка­никулы.

— Вы работаете на каникулах? — удивился Вайнсто­ун. — Как мило! Превосходно! Вы учитесь в колледже?

— Да, дотторе, я учусь на юридическом в Бостоне. Что для вас приготовить, синьор?

— Что вы можете предложить? — Это был старый при­ем Вайнстоуна, официанты охотно на него откликались.

— У нас есть отличное рагу из ягненка, свежее ассорти из морских продуктов и сегодняшнее фирменное блюдо — макароны с омарами.

— Действительно, звучит очень заманчиво. Я, пожа­луй, возьму вашу свиную котлету, ее нет в меню, но шеф-повар всегда готовит ее для меня. — Вайнстоун никогда не заказывал того, что рекомендовали официанты.

— Грацие, синьоры, могу я также принести вам набор итальянских закусок?

— Конечно, как обычно, — сказал Сорки. Он не отры­ваясь следил за официанткой, отправившейся на кухню.

— Хорошенькая? Очень хорошенькая, а, Ларри? Вы обратили внимание на ее грудь? Больше, чем у Рим? —

смеялся Сорки, провоцируя Вайнстоуна и внимательно следя за его реакцией.

«Надо сдержаться, только бы не выйти из себя. Грубый кретин, он слишком много себе позволяет. На последнем банкете он даже пытался лапать Рим». Вайнстоун разло­мил итальянскую булочку и намазал толстый слой масла. Вскоре ему принесли бокал с «Кровавой Мэри» и он присо­единился к компании.

. Свиная отбивная была великолепна, Вайнстоун быст­ро разделался с ней и с наслаждением обглодал кость, затем подчистил жир и соус кусочком хлеба. Во время еды болтал только Сорки, остальные ели молча. На де­серт Манцур заказал фруктовый салат, Сорки и Сусман выбрали мороженое с коньяком «Гранд Марнер», а Вайн­стоун предпочел теплый яблочный пирог, свежую клуб­нику и сливки. Все кроме Манцура заказали кофе капуч-чино и «Граппу».

— Коллеги, — наконец произнес Манцур, — мы знаем, зачем сегодня пришли сюда. Я полагаю, все получили удовольствие от ужина, и предлагаю сделать его нашей традицией. Давайте ужинать вместе время от времени.

— С удовольствием, — согласился Вайнстоун, — вооб­ще-то у нас есть богатый выбор, сколько еще ресторанов в Бруклине и Манхэттене!

— Ларри, — улыбнулся Манцур, — мы очень хорошо друг друга понимаем. Мо и Херб видят вашу роль в благо­получии отделения и резидентской программы. Резиден­ты нам очень нужны. Вы, в свою очередь, должны пони­мать, что Парк-госпиталь отличается от госпиталя Джу-иш-Айленд. Вы понимаете важное значение Медицин­ского правления. Ларри, вы нужны нам, а мы нужны вам. Мы должны работать вместе, чтобы сохранять авторитет, который традиционно был за нами — за хирургами. Хо-вард хочет быть первым и управлять всеми нами, но вме­сте мы будем сильнее его. Херб тоже на нашей стороне. Ларри, вы должны помнить, как мы на Медицинском правлении всецело поддержали Ховарда и Фарбштейна, когда речь зашла о вашем найме. Вы не забыли, как

в один прекрасный момент Мо уступил вам должность исполняющего обязанности председателя отделения?

— Да, я помню это, — сказал Вайнстоун, допив послед­
нюю каплю «Граппы».

«Мне потребуется намного больше "Граппы", чтобы пе­режить это мероприятие. Небольшая сигара тоже была бы очень кстати, но я никогда не ношу их с собой. Сорки уступил мне должность? Какая чушь! Когда прежний председатель умер от лимфомы, на его место поставили Сорки. Это была катастрофа. Даже его приятели поняли, что с этим идиотом у руля они в конце концов потеряют резидентуру. Чаудри рассказывал, как Сорки руководил. Сущий аятолла в провинциальном городке — сейчас он так же руководит Медицинским правлением».

— Согласитесь, — обратился Вайнстоун к сидевшим за столом, — с небольшим недоразумением, возникшим между нами, давно надо покончить. Госпиталь процвета­ет, работы хватит для всех. Когда я был председателем в госпитале Джуиш-Айленд, отношения между кафед­ральными работниками и частными хирургами были об­разцовыми. Мы можем добиться такого же положения и здесь. Вы даете мне возможность управлять отделени­ем и резидентурой по моему усмотрению, а на себя бере­те Медицинское правление и все остальное в госпитале. Мне кажется, это разумно.

— Ларри, — заговорил Сорки, как будто очнувшись от транса.

«Он принимает наркотики, — внезапно решил Вайнсто­ун. —Только этим можно объяснить его маниакальные вы­ходки». Лицо Сорки оставалось трезвым и внимательным, но его мозг, казалось, все время отставал на полшага.

Сорки в упор посмотрел на Вайнстоуна.

— Есть несколько вопросов, по которым мы сегодня
должны договориться. На следующей неделе выборы в Ме­
дицинское правление. Я снова баллотируюсь на место пред­
седателя, наш дорогой Джозеф будет вице-председателем,
а Херб — секретарем. Эй, Херб, проснись! — Сорки толкнул
Сусмана, который ни на что не реагировал. — Перестань

пить «Абсолют», будто воду. Даже я не смогу дотащить твою тушу до машины. Так на чем мы остановились?

— Мы говорим о выборах в Медицинское правление, — напомнил Вайнстоун.

— Да. Нам необходимо получить от вас полную под­держку и голоса всего персонала. Мы не хотим никакой оппозиции. Вспомните, последние семь лет мы с Джозе­фом руководили Медицинским правлением безо всякой оппозиции. Нам не нужны альтернативные кандидаты. Ведь так, Джозеф?

— Безусловно, никаких альтернативных кандидатов, это было бы чрезвычайно неудобно для всех нас. Мы, хи­рурги, должны выступать единым фронтом.

В отличие от своего приятеля Сорки, Манцур говорил вполголоса.

«Наверное, он устал, уже поздно». Вайнстоуну стало жаль старика и он решил, что в примирении нет ничего плохого. Это пойдет только на пользу всем. Он развел ру­ки и спокойно сказал:

— Я не вижу в этом проблем.

Сорки откинулся на спинку стула, выдерживая паузу.

— Второй вопрос совсем пустяковый, он касается моего
родственника Яссера. Вы знаете его? Он на самом деле мой
двоюродный брат, у меня очень много родственников. —
Снова взрыв хохота. — Даже не спрашивайте сколько. Так
или иначе, они моя семья. Я обещал Яссеру место в рези-
дентуре, он квалифицированный хирург, замечательный и
трудолюбивый малый, лучший кандидат в резиденты!
Я прощу вас принять его в свою программу в этом году.

На лице Вайнстоуна застыла улыбка, неподвижный взгляд как будто говорил: «Забудь об этом, сейчас ты иску­шаешь судьбу». На словах он был более сдержан:

— Мо, нет никаких сомнений, что ваш родственник —
подающий большие надежды молодой человек. Но мы вы­
бираем и принимаем резидентов через национальную си­
стему отбора. Вашему родственнику придется подать за­
явку и пройти собеседование и отбор так же, как и любому
другому претенденту. Сейчас не так легко принимать ино-

странных выпускников. На самом деле это почти невоз­можно. Неофициальная политика Американского совета по хирургии состоит в ограничении числа иностранных выпускников в хирургических учебных программах США.

— Иностранных! Иностранных! — закричал Сорки,
с силой ударив по столу рукой.

Люди за соседним столиком обернулись.

— Мы все здесь проклятые иностранцы, весь Бруклин состоит из иностранцев. Иностранцы создавали Парк-гос­питаль. Взгляните на Херба, вот он американец, но тоже иностранный выпускник. И вы говорите мне, что не може­те принять моего родственника, потому что он иностра­нец? — Сорки говорил с грубым акцентом, подражая нью­йоркцу, передразнивающему араба. _х

— Мо, что с вами? — Вайнстоун взял Сорки за рукав. — Вспомните, я тоже иностранный выпускник. Я знаю, ваш родственник — хороший человек, и постараюсь помочь. Вы понимаете, что ситуация довольно сложная, мы долж­ны играть по правилам — как писаным, так и неписаным. Мы можем предложить ему в следующем году место кан­дидата, а через год принять в резидентуру.

— Не пойдет, Яссеру тридцать пять лет, я обещал ему пять лет резидентуры, а не шесть!

— Мо, я займусь этим, обещаю сделать все от меня за­висящее. Посоветуюсь со своими коллегами, мне придет­ся поговорить с Чаудри, Раском, Бахусом и Зохаром.

— Малкольм Раек? Малкольм согласится с чем угодно. Он зарабатывает много, а делает очень мало, Раек боится возражать, он в ваших руках. Чаудри нужно делать день­ги, он выберет сотрудничество. А Бахус, так или иначе, послушает Джозефа. Херб, что скажешь?

— Раек — поганое пугало, — простонал Сусман.

Его лицо сильно отяжелело от выпивки, он с трудом вы­давливал из себя слова. «Ему удается казаться воспитан­ным, — подумал Вайнстоун, — пока он не напьется и не вспомнит бруклинский уличный жаргон».

Сорки вплотную приблизился к лицу Вайнстоуна. Вдоль его виска стекала струйка пота, глаза сузились,

зрачки темные и бездонные. Сорки старался собраться с мыслями, теряя контроль под действием алкоголя. Сейчас Вайнстоун уловил в выражении его лица безжалостную ненависть и эгоизм, скрытые раньше под шумной весело­стью и ковбойской болтливостью. Сорки тяжело дышал, он перестал кричать, только шипел, выплевывая слова:

— Зохар—это последнее, о чем я хотел с вами поговорить.
Сорки посмотрел Вайнстоуну прямо в глаза, стараясь

заставить его отвести взгляд. Вайнстоун ответил дружес­кой улыбкой, но даже не моргнул. Он убедился, что Сорки ему не ровня...

— Пожалуйста, продолжайте, я слушаю.
Он поднял руку, подзывая официанта.

— Будьте добры, эспрессо, двойной, если можно. Еще
один бокал «Граппы»? Почему бы и нет?

Он заметил, как Манцур, заказывающий чай с мятой, предостерегающе посмотрел на Сорки. Тот, пожав плеча­ми, схватил свой бокал и опустошил его одним глотком. Он не стал заказывать «Граппу», его больше устраивал «Абсолют». «Ведет себя, как непослушный ребенок. Я да­же не представлял, что Зохар так его разозлил».

Сорки пытался казаться непринужденным, но после прежних феерических эскапад он уже заметно вымотался.

— Ларри, Зохар стал для нас проблемой. Большой про­
блемой. Когда он начал, в девяносто пятом? Этот парень,
как медленный вирус, как коровье бешенство. Постепен­
но проникает в мозги наших резидентов, отравляет их. Он
слишком много говорит, задает слишком много вопросов.
Он превратил М&М конференции в зону боевых действий.
Хирурги боятся оперировать в нашем госпитале, они пе­
реносят большие операции в другие места, чтобы их не
критиковали. Мы всегда проводили М&М конференции и
собрания комитета по качеству, атмосфера была дружес­
кой, продуктивной, если хотите. Но сейчас, когда здесь
появился Зохар, кажется, что мы на Западном берегу в
Палестине. Почему он не практикует свою доказательную
медицину в Израиле, откуда приехал? А вы рассказываете
мне об иностранцах, портящих нашу систему.

— Mo, я вас понял. Но пока отложим в сторону личные
отношения. Вам не нравится стиль Зохара, но в данный
момент он нужен для резидентской программы. У него
обязанности хирурга-преподавателя, без него не обой­
тись, следуя формальным требованиям комитета по над­
зору за резидентурами. Иначе мы потеряем свою аккре­
дитацию. Да, Зохар может быть резким и противоречи­
вым. Он израильтянин, понимаете, они все такие. Но ре­
зидентам он нравится, и он полезен. Заменить его очень
трудно, почти невозможно.

Сорки подумал.

— Предположим, вы правы. Предположим, он нужен
вам, чтобы удовлетворить этих крючкотворов. Хорошо.
В таком случае Зохар становится вашей проблемой, вы
взяли его, вы и ищите на него управу, он должен заткнуть
свой паршивый рот. Пусть обучает и пишет статьи, но он
должен прекратить нас критиковать. Джозеф, как он по­
смел спрашивать вас о показаниях к операции? Разве
в это можно поверить?

Выразительные слова и голос Сорки не соответствова­ли напряженному и уставшему лицу.

— Новичок Зохар спрашивает Манцура о показаниях! Это просто смешно! Джозеф, скажите нашему другу Лар-ри, что он должен сделать с Зохаром.

— Ларри, мы с вами в медицине достаточно давно. Я согласен с Мо, Зохара надо остановить, мы знаем, что вы можете, мы вам доверяем. Процветание госпиталя зави­сит от наших доходов, чем больше мы оперируем, тем больше радуется Совет попечителей. Зохар создает про­блемы, он опасен, из-за него наши резиденты начинают думать и вести себя неправильно. На днях Силверштейн отказался оперировать со мной, заявив, что карцинома нерезектабельна, раньше мне никто так не перечил, это опасная тенденция. Кто такой Зохар? Глава нашего внут­реннего гестапо? Хирургическая полиция?

— Нет, он шеф больничного Моссада, — Сорки рас­смеялся, удачно вспомнив об элитной израильской службе разведки. — Моссад — это ЦРУ, ФБР и все

частные агентства США в одной упаковке... Херб. что-то ты сегодня тихий весь вечер. Изжога замучила? Рефлюкс? Сколько раз я предлагал тебе гастропластику, а? Херб, сорок пять минут, три степлера, бац-бац, и ты по­чувствуешь себя младенцем. Ты снова увидишь свой член. — Сорки захохотал, представив, что Сусману бу­дет, пожалуй, трудновато это сделать.

«Он зарежет его, если возьмется оперировать, и Сусман это понимает». Вайнстоун слышал, что у Сусмана слабое сердце, ему сказал об этом кардиолог. Его фракция изгна­ния, наверное, меньше двадцати процентов, а сердце вы­глядит, как спущенный детский шарик, оно не может ка­чать кровь. Жир только усугубляет проблему, артерии за­биты, как голландский тоннель. Сусман врач и знает себя.

Риск операции у Сорки? Лишь несколько месяцев назад Сорки прооперировал отца Сусмана по поводу паховой грыжи. Через пару дней тот умер, формальная причина — «терапевтические осложнения». Правильно эту операцию следует назвать убийством пациента, не перенесшего бы даже бритья под местной анестезией. Неужели Сусман настолько глуп и не понимает, что Сорки погубил его соб­ственного отца. Или они оба... Вайнстоун ощутил, как по его спине пробежал холодок. Это невозможно.

Сусман очнулся и опустошил бокал с водкой.

— Я не знаю, что вы собираетесь делать, — тяжело за­говорил он (теперь, когда «Абсолют» свободно тек через гематоэнцефалический барьер, его речь стала протяж­ной, слова выговаривались чуть ли не по слогам). — Зо­хар — подрывной элемент, ходят слухи, что у него и рань­ше были крупные конфликты на работе. Не знаю насчет Южной Африки, но он точно создавал проблемы в Израи­ле. Сейчас я пытаюсь узнать все подробности. Вам будет лучше, — он ткнул толстым пальцем в сторону Вайнсто-уна, — разобраться с ним раньше нас, или замените его, или заткните ему глотку. На вашем месте я бы не тратил время на реверансы с этим паршивым ковбоем, у нас в Бруклине есть свои методы, это не Айленд и не Грэйт-Нэк, у нас есть связи.

Сусман сделал характерный жест. Сорки предостерега­юще махнул ему рукой, щелкнув пальцами.

— Это не Грэйт-Нэк? Ты поражаешь меня, Херб. У тебя
такие шутки? Нет нужды угрожать нашему другу Ларри,
он понимает, чего мы от него хотим. Лехайм, салют, ваше
здоровье! Давайте выпьем за дружбу!

Сорки чокнулся наполненным до краев бокалом с Вайн-стоуном и Сусманом и опрокинул еще одну порцию водки. Он крякнул от удовольствия, со стуком поставил пустой бокал на стол и вытер густые усы.

— Джозеф уже засыпает, не пора ли ехать домой? Лар­
ри, в этом году мы приглашаем вас за наш стол на рожде­
ственской вечеринке, согласны? Конечно, вместе с преле­
стной Рим. Херб, расслабься, Зохар нам не страшен, Лар­
ри знает, как с ним справиться. Джованни, Джованни!

Сусман пьяно подхватил:

— Тащи паршивый счет.

Сорки казался довольным, в ожидании счета он сказал:

— Между прочим, Ларри, что касается гастропластик,
я хочу предложить вам совместную работу в клинике по
лечению патологического ожирения, вы занимались этим
раньше. Каждый месяц ко мне направляют не меньше
пятнадцати толстяков. Я готов поделиться ими, работы
хватит нам обоим, спасибо «Макдональдсу»! Спасибо Аме­
рике за ее горы жира. На этом я зарабатываю большие
деньги, сорок пять минут работы приносят тысячи.

По пути из ресторана Херб Сусман схватился за Вайн-стоуна, задержав его на крыльце и качаясь, как большой корабль в бурном море. Вайнстоун напрягся от отвраще­ния, но сдержался, очевидно, тот просто старался сохра­нить равновесие. Корабль без киля и без балласта.

— Одну минутку, доктор Вайнстоун, — с трудом выго­
ворил Сусман, устремив на него мутный взгляд.

Манцур и Сорки внимательно наблюдали за ними в ожидании автомобиля.

— Я че-е-та ха-а-а-тел вам сказать. Если Зохар не ус­
покоится, может случиться всякое. Вам лучше предупре­
дить его, хватит валять дурака.

«Пьяная свинья!» — подумал Вайнстоун. Он не придал значения реплике Сусмана, тот явно ничего не соображал и к утру не вспомнит, где ужинал.

Сусман многозначительно на него посмотрел. Потом, оторвавшись от своей опоры, спустился по ступенькам на тротуар и направился прямо по лужам к машине Манцура нарочито твердыми шагами. Было видно, что он старает­ся выглядеть трезвым, насколько это было возможно.

* ♦ *

Манцур взглянул в зеркало, Сусман храпел на заднем сиденье, Сорки расположился рядом с ним. Они подъез­жали к стоянке у госпиталя.

— Херб не сможет вести машину.

— Полная отключка, — смеясь подтвердил Сорки. — Он уже не водитель, лучше я его подброшу.

— А ты как? Вы вдвоем выпили целую бутылку, ас­фальт сырой, будь осторожнее.

— Я в порядке, дядя Джо, в полном порядке. Я креп­кий! — Сорки расправил плечи. — Что вы думаете о Вайнстоуне? Пойдет он на сотрудничество?

— Оставь Вайнстоуна мне. Он не так прост, его не запу­гаешь методами Херба. Сегодня ты доконал его, Махмуд. Вайнстоун силен, и у него много влиятельных друзей, он довольно опасен, не нужно его недооценивать. Мне понят­на его психология, он ждет от нас уважения, ему недолго осталось работать. Сейчас он доволен собой, своими за­слугами, и это ключ к его сердцу. Занимайся Медицин­ским правлением, Ховардом и Фарбштейном, а Вайнсто­уна и Совет попечителей оставь мне. И передай Хербу, чтобы не делал глупостей, не стоит решать эти вопросы с помощью бейсбольных бит. Для чего нам даны мозги?

— Да, конечно. Вы займетесь Вайнстоуном, а я тем временем буду давить другого еврейчика, этого таракана Зохара. Хрясь! и нет его. Эй, Херби, ты все еще спишь? Не расстраивайся, ты еврей лишь наполовину, мы тебя не тронем. Джозеф, вы заметили реакцию Вайнстоуна, ког­да я предложил ему куш от толстяков? Точно говорю, он

клюнет, этому ублюдку нужно делать баксы, чтобы Рим была счастлива, к тому же он мечтает о «порше». Надо не забыть — у меня завтра две гастропластики.

* * *

«Манцур — вот о ком я должен думать, он стоит за всем, и управляет остальными». Лица и голоса прошедшего вечера беспорядочно проносились в голове Вайнстоуна, когда он съезжал с автострады Гованас на шоссе Белт. Он проехал под мостом Верразано, полностью утонувшем в тумане. Бо­кал «Кровавой Мэри», один-два «Граппы» не помешали ему вести машину уверенно. Полицейские ни при каких обсто­ятельствах не остановят дорогой автомобиль с врачебными номерами. Из проигрывателя компакт-дисков лилась сим­фония Гайдна номер девяносто четыре. Блестящее звуча­ние музыкального шедевра прекрасно сочеталось с непри­нужденным элегантным движением «мерседеса», плавно несущего Вайнстоуна через влажную октябрьскую ночь. Начался дождь, и он включил «дворники»...

«Сусман. Какая мразь, дурацкая карикатура, ничтожест­во, прихлебатель Сорки и Манцура. Вел себя, как дешевый мафиози, чтобы затмить своих приятелей, посмешище. Сорки. С ним все просто; наглый, самоуверенный ублюдок, не слишком умный и недостаточно осторожный. Он по-жи­вотному упрям, перед лицом прямого конфликта Сусман отступит, а Сорки упрется. Безрассудный фанатик. Опа­сен? Не думаю. Я встречался с подобными людьми раньше и знаю как от них избавиться, Сорки можно укротить.

Настоящую угрозу представляет собой Манцур. Он сто­ит за всем, поддерживает равновесие, знает, что делать и контролирует ситуацию. Он хитрый дипломат. В нашем госпитале можно выжить, только заполучив Манцура в друзья и используя его в качестве буфера между руковод­ством и Медицинским правлением».

Вайнстоун был доволен, назначить Манцура вице-председателем была его идея. Искусный шаг. Даже Дик Келли, всемогущий президент и главный администра­тор Медицинской школы Центрального университета

поздравил его. У Вайнстоуна с Манцуром сложились оп­ределенные отношения, особое понимание, которое по­является между людьми, находящимися у власти и при­выкшими к подчинению. Манцур был деликатным и утонченным человеком, не таким грубым и примитив­ным, как те двое. Рим считает Манцура образцовым джентльменом.

Вайнстоун открыл окно и вдохнул соленый океанский воздух. «Что ни говори, предложение Сорки по поводу кли­ники, лечащей ожирение, очень заманчиво, несколько га-стропластик могут принести тысяч двадцать в месяц. До­статочно, чтобы покрыть все их полеты первым классом и успокоить Рим. Она ненавидит летать бизнес-классом. Что делать с Яссером из Ирана? Попробовать его при­нять?» Это напомнило ему о другой проблеме...

«Зохар. Да, с Зохаром будет посложнее, он сильно их раздражает, ему надо успокоиться или уйти. Программа одобрена на следующие пять лет, мы сможем какое-то время без него обойтись...» Вайнстоун прислушался к му­зыке, мелодия достигла крещендо, он задержал дыхание, смакуя красивый финал, чистые и величественные по­следние аккорды.

«Нет, все будет наоборот. Зохар мне нужен, его можно использовать, чтобы они постоянно боялись, спускать с цепи в нужный момент. Пока он случайно попадает в цель, но я найду способ им управлять. Недаром меня называют обаятельным Ларри».

* * *

Вайнстоун хорошо понимал, что даже такому фанатику, как я, нужна работа, без нее не выплатить по закладной и не отправить детей в колледж. Не говоря уже о том, что мне не обойтись без покровителя в борьбе с безжалостными врагами. Вайнстоун хотел использовать меня как опытно­го уличного бойца, направляющего энергию противника на пользу себе и неожиданно сбивающего его с ног.

Глава 8

Поиск по сайту: