Август — декабрь 1999 года

Если в битве под Сталинградом страшный холод не по­мешал натиску и убийствам с обеих сторон, то госпиталь­ные сражения в жарком августе поутихли и впали в пери­од застоя. Все основные участники битвы спасались от зноя в респектабельных особняках на Хэмптоне, Ай-ленд-Саунде или на побережьях Джерси. А такие, как док­тор Кардуччи, кто не был Божьей милостью наделен вод­ной собственностью, проводили лето во Франции. Даже я сбежал со своей семьей от грязных пляжей Стэйтен-Ай-ленда к нетронутым цивилизацией дюнам мыса Код.

Далеко не все герои этой истории от всей души наслаж­дались отпуском. Как заметил Чаудри, который знал все, Вайнстоун и Манцур время от времени навещали друг дру­га. Обсуждали ли они аварию Вилкинсона при парковке, замятую полицией и администрацией госпиталя как слу­чайную оплошность при управлении, неизвестно. По край­ней мере, сразу после инцидента Вайнстоун заверял меня:

— Ни при каких обстоятельствах, Марк, они не посме­ют сотворить такое. Манцур убедил меня, что это не мо­жет быть связано с Сорки или Сусманом.

Можно ли верить Вайнстоуну?

Ближе к сентябрю воюющие стороны вновь появились на арене, Вайнстоун подумывал о «мироустройстве после Гитлера». Сорки находился в опале, и Вайнстоун вынаши­вал идею выдвижения потерявшего силу «крестного отца» на роль председателя Медицинского правления.

— Видишь ли, Марк, — говорил он, — теперешнее ос­лабленное Медицинское правление как никогда устраива­ет Ховарда и Фарбштейна, мы нуждаемся в сильном прав­лении и сильном руководителе.

Он намекал на Манцура.

Слушать его было смешно. Все равно, что назначать шефа СС Гиммлера или более пригодного для нашей ситу­ации доктора Менгеля канцлером новой Германии после победы союзников.

Осенью расследование по делам Сорки и Манцура про­должалось. Сорки грозило лишение лицензии, но мы не знали, когда это произойдет. А он тем временем бросился в очередную атаку. Отделение терапии, получив инструк­ции своего нового шефа Сусмана, перестало направлять к нам пациентов, тем самым лишая нас практики и дохо­дов. Отделение скорой помощи поступило так же. Манцур и Сорки продолжали оперировать по-прежнему.

Я не думал о том, что могу потерять работу. До тех пор по­ка Вайнстоун находится в неопределенном положении и рас­следование не завершено, они меня не тронут. Но надо мной нависли тучи, что-то было не так. Изменится ли ситуация по­сле нашей победы, когда мы разгромим Сорки? Возможно, но четкой уверенности не было, одни неясные предчувствия. Меня не волновали планы Вайнстоуна относительно Манцу­ра, я просто не хотел больше работать рядом с убийцей. Может быть, настало время подыскать другую работу?

* * *

На очередном заседании М&М конференции шеф-рези­дент Джонсон представлял давний случай Сорки с девя­тилетней девочкой, которой была выполнена биопсия опухолевидного образования молочной железы.

Председательствовал Вайнстоун, он выглядел сегодня свежим и решительным.

— Были ли показания к операции этой маленькой де­
вочке с асимметричным развитием молочных желез?
Я говорил с докторами Косаи и Розенбергом, всемирно из­
вестными патологоанатомами, специализирующимися в
области патологии молочных желез. Они посмотрели гис­
тологические слайды и пришли к выводу, что у девочки
было обычное раннее развитие молочной железы, а опе­
ративная биопсия в таком возрасте — явный риск. Неиз­
вестно, какими будут последствия в формировании мо­
лочных желез в дальнейшем.

Сказанное Вайнстоуном выходило за рамки М&М конфе­ренции. Он никогда не комментировал истории заболевания на стадии их представления. Такие выступления обычно звучали во время дискуссий. Аудитория была заполнена до отказа, и слушатели автоматически поворачивали головы, с интересом следя за словесной перепалкой противников.

— Доктор Джонсон, вы должны были просмотреть со­
ответствующую литературу по данному вопросу, не так
ли? — напомнил Вайнстоун. — Поделитесь, пожалуйста,
с нами ее содержанием.

Джонсон сопровождал свое сообщение демонстрацией слайдов:

— Да, я просмотрел несколько ключевых источников.
Например, в книге Хаагенса «Заболевания молочной же­
лезы» читаем: «Когда мать маленькой девочки пальпиру­
ет опухоль под соском молочной железы ребенка, она не
склонна рассматривать возможность раннего развития
или ранней пубертатности и спешит отвести девочку
к местному хирургу». Далее автор заключает: «Я не могу
не осуждать любую хирургическую активность инвазив-
ного характера в отношении молочных желез детей...
Опасность причинения вреда рано развивающейся мо­
лочной железе очень велика». Кроме того, есть утвержде­
ние в «Британском медицинском журнале» за 1978 год,
цитирую: «Хирургическое вмешательство в подобных
случаях — катастрофа для ребенка».

Вайнстоун хорошо подготовил сегодняшнее заседание М&М конференции, все выступления были заранее спла­нированы. Сорки оказался в засаде, целью которой было опозорить его перед общественностью. Слухи о том, что Сорки удалил половину молочной железы у дочери собст­венной секретарши, ходили по госпиталю уже давно. Дело дошло до анонимных писем. Одно из них пришло самой секретарше, в нем научным языком описывалась ситуа­ция с ее дочерью, автор письма советовал женщине поис­кать юридической помощи для составления судебного ис­ка против босса. Фарбштейн и Сусман наняли частного детектива для выяснения личности автора письма. В чис­ле первых подозреваемых была и моя кандидатура. Они взяли образец печати моего принтера и сняли отпечатки пальцев в моем офисе, но ничего доказать не смогли. Вайн­стоун настоятельно советовал мне держать рот на замке во время сегодняшней дискуссии. Я уселся позади Сорки и записывал свои замечания в небольшой блокнот.

— Спасибо, доктор Джонсон, за весьма полезный обзор
литературы, — сказал Вайнстоун. — Подведем итог: био-­
псия, выполненная этому ребенку, ассоциируется с по-­
тенциальными проблемами в будущем. — И веско доба­-
вил: — Последствия могут быть очень неприятными.

Сорки вскочил с места.

— Какие последствия? Пусть наш патологоанатом док­тор Тенья покажет свои слайды. Давайте посмотрим на них и поучимся!

— Я обсуждал этот случай лично с доктором Розенбер-гом из Мемориального госпиталя, — твердо проговорил Вайнстоун. — Он убежден в варианте препубертатного развития молочных желез, у меня есть его письменное заключение.

— Вы исследовали материал? — закричал Сорки. — Цитируете книги, зачем все это? Вас выслушали, теперь давайте послушаем шефа-патологоанатома.

Вайнстоун упрямо стоял на своем:

— Нет смысла в просмотре слайдов, все заключения
налицо.

— Доктор Джакобс оперировал вместе со мной, мы надеялись, что результаты биопсии окажутся отрица­тельными, — оправдывался Сорки. — Давайте посмот­рим слайды!

— Доктор Сорки, успокойтесь и ведите себя в соответ­ствии с нормами научного общества.

— Я только частный хирург, — ответил Сорки с при­творной скромностью.

— Покажите ему слайды! — раздались голоса из ауди­тории.

Вместо доктора Тенья поднялась доктор Хоури:

— Слайды смотрели три эксперта и все трое пришли к единодушному мнению. Как вы видите, здесь представ­лена доброкачественная гиперплазия ткани молочной железы благодаря повышенной эстрогенной стимуляции. Здесь идет преобладание протоковой системы. Все это должно было разрешиться спонтанно, и не было необхо­димости в хирургическом вмешательстве.

— Доктор Янгман, будут ли комментарии? — Вайнсто­ун пустил в ход тяжелую артиллерию.

Янгман, заслуженный и хорошо известный профессор, возглавлял детскую хирургию в университете Манхэтте-на. Худощавый, с рано поседевшими волосами, он выгля­дел типичным ученым-медиком.

— Моя специальность — детская хирургия, — начал он
с достоинством, — мне приятно присутствовать на кон­
ференции в качестве эксперта. Как человек, постоянно
занимающийся преподаванием хирургии, я считаю по­
добные конференции необходимыми для образования.
Мы должны учиться на своих ошибках, чтобы не допус­
кать их в следующий раз. У нас была возможность про­
смотреть слайды, и это сыграло определенную роль
в процессе обучения. Теперь по поводу данного случая...
Доктора Сорки я знаю как очень опытного хирурга и от­
ношусь к нему с уважением. Он и раньше сталкивался
с подобными ситуациями. Но скажите, пожалуйста, что
заставило вас прибегнуть к оперативной биопсии в дан­
ном конкретном случае?

Профессор совершил чудо, он вернул Сорки в цивили­зованное русло ведения дискуссии. Тот спокойно отвечал:

— На самом деле, доктор Янгман, это первый случай в моей практике. Я наблюдал за быстрорастущим болезнен­ным образованием, причем с одной стороны, несколько не­дель. Мать нервничала, саркома не редкость в этом возрас­те. Я выполнил крохотную биопсию, удалив не более десяти процентов образования. — Он показал пальцами величину биоптата. — А они говорят о мастэктомии... Мы только пы­тались успокоить мать. Есть много публикаций на эту тему, и очень поучительных, — усмехнулся он. — Если в этой си­туации не было необходимости в хирургической биопсии, то тогда подобная операция у взрослых тоже не имеет смыс­ла. Сколько биопсий у взрослых пациенток оказываются отрицательными? Начнем разбирать их все? Ха! Мы потра­тим дни и ночи на обсуждение биоптатов у взрослых... Янгман возражал медленно и серьезно:

— Ваши действия, доктор Сорки, были опасными. Био­псия железы, завершившей свое развитие, совсем другое дело, она должна исключить злокачественный процесс. Все обстоит иначе в препубертатном периоде ребенка.

— Но там тоже возможен рак, — прервал его Сорки, безнадежно махнув рукой.

Янгман был невозмутим, он вел себя как настоящий дипломат:

— Я видел сотни таких ранних созревающих желез, родители всегда обеспокоены и напуганы. Мы должны успокоить их, скажем, измерить им давление. Как часто мы находим рак в болезненной молочной железе? Никог­да! Никто из патологоанатомов, сидящих в этой аудито­рии, не встречал рак молочной железы у девочки в пре­пубертатном периоде! Докторам следует запомнить этот случай и понять главное — никогда не оперируйте дево­чек в препубертатном периоде. Ваша операция, доктор Сорки, — это половинная мастэктомия. И надо еще дож­даться последствий.

— Вот как, — вдруг охрип Сорки, — в анонимном пись­ме матери говорилось то же самое...

— Доктор Янгман, не достаточно ли было пункцион-ной биопсии? — поинтересовался Глэтман.

— В данном случае достаточно было только успокоить больную и ее мать, больше ничего не требовалось!

— Позвольте мне все-таки сказать, — вклинился Сор­ки. — Прошло уже несколько месяцев, и другая молочная железа девочки вполне нормальна. Оставьте мне ваш ад­рес, я пришлю вам результаты дальнейшего наблюдения через пять лет.

Зал отреагировал беспорядочным смехом.

Янгман повернулся к Вайнстоуну и прошептал ему на ухо: «Ларри, этот парень психопат!»

Выполнив поставленную задачу, Янгман покинул ауди­торию, Вайнстоун был у него в долгу.

— Доктор Сорки, не приходило ли вам в голову про­консультировать больную у другого хирурга? — спросил Чаудри.

— Я наблюдал за ней в течение двух недель, опухоль постоянно увеличивалась.

Детский хирург Гелфанд спросил:

— Доктор Сорки, вы сказали, что никогда не встреча­
лись с подобным случаем, так почему же, Бога ради, вы не
проконсультировались с кем-нибудь еще?

«Смотри, кто заговорил, а? — шепнул мне Чаудри. — Что же он сам не попросил консультации на прошлой неделе?» Чаудри имел в виду тот случай, когда Гелфанд удалил нормальную почку у новорожденного, заподоз­рив опухоль.

Сорки вспылил:

— Доктор Джакобс, вы ассистировали мне во время
операции. Почему вы не скажете им, что это была только
крошечная биопсия?

Дэвид Джакобс встал и уверенно произнес:

— Я прекрасно помню эту больную. Мы удалили поло-­
вину образования, если не больше.

— Мы не удаляли так много! — упорствовал Сорки.

К публичному избиению Сорки подключился пласти­ческий хирург Смит:

— Мне пришлось видеть немало молоденьких пациен­
ток с четкой асимметрией молочных желез после травмы
или подобных хирургических вмешательств в период со­
зревания. Конечный результат непредсказуем.

Вайнстоун решил завершить обсуждение.

— Я вижу руку доктора Тишлера. Последний коммен­
тарий!

Тишлер, прошедший учебу в ЮАР, был заведующим отделением детской хирургии.

— Могу я показать вам несколько слайдов? У больной не было патологии развития молочной железы, мы ви­дим норму. А гистологи перестраховываются при диа­гностике такой ранней фазы нормально развивающихся молочных желез.

— Это абсолютная чепуха, — возмутился Сорки, щел­кая пальцами. — Где вы учили патанатомию? В ЮАР?

— Так как мы не пришли к соглашению, направляем историю в Комитет по контролю качества, — поспепшл сделать вывод Вайнстоун.

«Почти как Наполеон»,—шепнул мне Чаудри. Я ответил, что для Бонапарта он толстоват. В лифте мы ехали с Бахусом.

— Мо после такого удара вряд ли оправится, и заметь,
никто из его друзей не встал и не выступил в защиту.

Бахус был далеко не так оптимистичен.

— По-моему, все было слишком круто, Сорки многие
сочувствовали, они сидели и думали: «Сегодня распинают
его, а завтра достанется мне...»

* * *

В западном крыле, на третьем этаже, я встретил Херба Сусмана, прислонившегося к стене в ожидании лифта. Когда я взглянул на него, он отвернулся. Мы были одни, и он чувствовал себя крайне неуютно рядом со мной. Не знаешь, чего от него ждать, то ли он ударит тебя, то ли убежит прочь.

— Привет, Сусман, — поздоровался я, с удовольствием
наблюдая его потуги.

Он не ответил, уставившись в стену позади меня.

— Привет, спустись на землю, Херби.

— Какого хрена тебе от меня надо? — рявкнул он.

— Ты плохо воспитан, — бросил я и вскочил в кабину прибывшего лифта, оставив Сусмана на площадке.

Могу только представить, чего он наговорил в мой ад­рес после того, как я исчез за дверями лифта.

— Жирный мясник!—проворчал я, усаживаясь в крес­ло напротив Вайнстоуна.

— Кто? — спросил он рассеянно.

— Херб Сусман, — ответил я и описал ему инцидент.

— Вот в чем дело. Я больше обеспокоен твоей встречей с его подкомитетом на следующей неделе.

— Этот подкомитет просто дурацкая шутка. Люди, обязанные по должности поддерживать высокие стандар­ты лечения, сами находятся под следствием, более того, продолжают охоту на ведьм, в частности на меня. Они уверены, что я их продал.

Вайнстоун поднял трубку телефона, послушал и бросил.

— Опять ошиблись номером, мне нужен хороший сек­ретарь, все эти женщины абсолютно бестолковые.

— Разве вчера на собеседовании вы не нашли подходя­щую кандидатуру?

«Ни у кого не было таких ножек, как у Беверли, она, конеч­но, сука, но какая породистая!» — насмешливо подумал я.

— Нет, мне никто не понравился...

Я слышал от Чаудри, как президент Ховард недавно на­ложил вето на одну особу, которую хотел взять к себе на работу Вайнстоун. Говорят, что она дала отпор пристава­ниям Ховарда.

— Что касается подкомитета, — продолжил Вайнстоун, —то они имеют право допрашивать тебя и задавать вопро­сы, которые сочтут нужными. Твое поведение играет ре­шающую роль. Ты должен быть спокойным, все отрицать, отвечать вежливо и не впадать в красноречие. Никаких об­винений, только «Да, сэр», «Нет, сэр», «Я не знаю, сэр».

— Зачем же становиться таким уж скромнягой? Поче­му бы не побороться?

— Постой, Марк, — перебил он, — я только что вернул­
ся из офиса Ховарда. Они с Фарбштейном продержали
меня там в течение трех часов, им хочется избавиться от
тебя. Они уверены, что это ты сдал Сорки и Манцура, и хо­
тят уволить тебя с моей помощью. Я бы расценивал это
как серьезный сигнал тревоги.

Кровь ударила мне в голову.

— Что вы им ответили?

— Мой ответ был отрицательным, основным аргумен­том в твою пользу я выдвинул твой высокий профессио­нальный уровень.

— Вот уж спасибо, вы так добры. — В моих словах зву­чало нечто большее, чем облегчение.

Мы вместе сдали Сорки, а теперь он отдаляется от ме­ня, выступая в роли моего спасителя.

— Должен тебе сообщить, что.у Фарбштейна лежит твое личное дело, а в нем несколько жалоб на тебя. Все о сексуальных домогательствах.

— Вы же знаете, это полная чепуха, я никогда никого не трогал... Ладно, если им так нужен Сорки и они хотят мое­го увольнения, почему бы мне не покончить со всем этим и не согласиться уйти в отставку? Скажем, за небольшую денежную компенсацию, в миллион или около того?

Вайнстоун рассердился.

— Они никогда не дадут тебе столько, в лучшем случае
ты можешь рассчитывать на месячное жалованье. Кроме
того, тебе не следует бросать работу, прежде чем ты не най­
дешь другую. Если, конечно, у тебя не будет достаточно ве­
ских причин для этого, в чем я сомневаюсь. Куда бы ты не
ушел, тебя спросят о Парк-госпитале, им захочется узнать,
почему ты уволился. Это очень легко сделать, достаточно
спросить Ховарда. Марк, разве я не обещал тебе продвиже­
ние по службе и звание профессора в будущем году?

Я поверил в его искренность, но все же решил про­верить.

— Доктор Вайнстоун, мы подумываем о покупке нового
дома, это повлечет за собой большие закладные. Как вы
думаете, момент удачный?

Он взглянул на меня.

— Абсолютно, не вижу никаких проблем...

Тест пройден успешно. Несколько лет назад другой босс отвернулся в сторону, и я понял, что время уходить. Это­му тесту можно верить, если, конечно, имеешь дело не с психопатом и не с дьяволом.

Вайнстоун проводил меня до двери.

— Марк, что бы ни случилось, я не хочу твоего увольне­-
ния. Только послушайся моего совета: когда пойдешь
к Сусману, будь спокоен. Прими валиум, если тебе это
нужно, но держи себя в руках.

* * *

Мы встретились с Кардуччи в третий раз. Он пригласил меня помочь разобраться с историями болезни, прислан­ными по делу Сорки и Манцура.

— Марк, посмотрите сюда, видите, этот параграф сдви­нут вниз, а здесь отличается почерк, он, вероятно, писал другой ручкой и в другое время. Трудно понять, потому что это фотокопии. Просто почитайте. Манцур подробно объ­ясняет, почему пациенту с высоким риском операции была удалена небольшая аневризма брюшной аорты.

— Это не его стиль, он никогда не пользуется такими научными терминами, видимо, кто-то помогал ему. Это мог быть и Вайнстоун, — предположил я.

— Во все его записи внесены исправления. Вот явно новый предоперационный эпикриз, объясняющий пока­зания, а здесь новый посмертный эпикриз.

— Недаром он просидел два месяца у себя в кабинете. Что вы собираетесь с этим делать?

Кардуччи не ответил, это было на него не похоже.

— А сейчас посмотрите несколько историй болезней Сорки. Скажите, он когда-нибудь делал детальные записи? Диктует ли он ход операции сам или заставляет резидентов?

— Насколько мне известно. Большой Мо даже ручку с собой не носит...

— Взгляните! Посмотрите на эти красивые записи, а вот детальный отчет об операции, написанный самим Сорки!

Мне стало смешно. — Последнее время диктофонная служба, видно, рабо­тала на Сорки сверхурочно. Это можно доказать, все дан­ные находятся в компьютере, и легко проверить, когда диктовались записи. История болезни 1997 года, напечатанная месяц назад, говорит сама за себя.

Кардуччи кивнул головой, добавив:

— В каждой истории есть заключения других врачей и консультантов, признающих необходимость смертельно опасных операций.

— Записи Сусмана и Гедди?

— Да, эти имена везде.

— Доктор Кардуччи, вмешательство в историю болез­ни — это же криминал. У вас, наверно, есть необходимые научные методы для доказательств. Можно засудить этих парней только за это.

— Марк, мы же не ФБР, у нас нет таких полномочий. Ска-жите мне, как дела у Манцура и Сорки? Чем они занимаются?

— Манцур постарел, — признал я. — Продолжает уста- навливать артериальные шунты на здоровых ногах. Сорки изменяет себе, прекратил оперировать экстренные случаи и онкологию, сконцентрировался на ожирении и грыжах. Он действует осторожно, стал более спокоен и сдержан. Держу пари, его албанские адвокаты подска­зывают, как себя вести. Впервые в жизни он посетил ежегодное собрание Американской коллегии хирургов, хотя и не является ее членом. Меняет свой имидж...

— Мне скоро предстоит беседа с обоими, — закончил разговор Кардуччи, достаточно тактично давая понять, что мне пора идти.

* * *

Неделю спустя Чаудри подвозил меня на Стэйтен-Айленд По пути мы обсуждали заседание подкомитета Сусмана.

— Ну как? Пришлось принимать валиум?

— Нет, я был спокоен. Ты бы послушал Сусмана.
Я изо всех сил напыжился, пытаясь войти в образ

Сусмана: «Мы стираем наше грязное белье сами. И мне

начхать, что вы бьетесь головами друг о друга. Только деритесь в стенах госпиталя, а не на улице. Мы найдем и искореним предателей, мы заставим их уйти. Никогда еще в этом госпитале не было врачей, пишущих жалобы друг на друга — да еще властям штата!» Чаудри развеселился:

— Могу себе представить. А что ты им ответил?

— Отрицал все. На вопрос Сусмана о Сорки я ответил, что у нас с ним различные академические взгляды на практическую хирургию. Сусман расспрашивал о моем прошлом, должно быть, они копались в моих делах. Поче­му я приехал в США? Были ли у меня случаи разглашения профессиональной некомпетентности коллег? Я сказал им о контактах с инстанциями по долгу службы и об обще­нии с прессой, когда этого требовал мой статус хирурга.

— Сорки был там? — спросил Чаудри.

— Нет, вероятно, его покровители посоветовали ему не лезть в эти разбирательства.

— Другие ничего не говорили?

— Почти ничего. Вайнстоун прикинулся ягненком, Шварцман хотел прояснить мои разногласия с Сорки, но я отказался. Подумать только, Шварцман, председа­тель секции акушерства и гинекологии, вице-президент университета, экс-президент Американской ассоциации гинекологов, и не смеет что-то сказать против Сорки и Су­смана. Невероятно! Они с Вайнстоуном страдают одной болезнью — страхом за свое кресло. Зачем им бороться за справедливость, когда в семьдесят лет можно спокойно бить баклуши за полмиллиона в год?

Как только мы пересекли верхний уровень моста, взору открылся закат между пляжем Стэйтен-Айленда и побе­режьем Джерси.

— Марк, — обратился ко мне Чаудри, — ты никогда не
рассказывал мне о твоем общении с прессой в Израиле.

— Салман, да кого это волнует? Что было, то пропито.
Слишком больно вспоминать об этом, а кроме того, он

никогда меня не поймет.

Поиск по сайту: