Глава 14. Я думаю, работающие в этой профессии многие годы

Вирус

Я думаю, работающие в этой профессии многие годы

знают, что не каждый весьма умелый оператор

является хорошим хирургом.

Вильям Дж. Мэйо (1861—1939)

Июль 1999 года

Ко мне в кабинет зашел Вайнстоун и плотно закрыл за собой дверь.

Пожимая ему руку, я спросил:

— Доктор Вайнстоун, вы побрились?

Он коснулся своей щеки, не поняв моего вопроса.

— Что? Ах это.

— Вы знаете, иудеи не бреются во время траура, они отращивают бороду, по крайней мере в течение Шивы, се­ми официальных дней траура.

— Давай поговорим о другом, Марк, — сказал он, пре­рывая мои наставления. — Фарбштейн и Ховард не остав­ляют меня в покое, да и Манцур тоже. Причина в твоих списках, как мы объясним их существование?

— Я уже думал об этом, давайте создадим видимость, что они — малая часть нашей базы данных по контролю за ка­чеством, подготовленной мной по вашему приказу. Как ру­ководитель хирургической службы вы имеете право провес­ти проверку работы любого хирурга в своем отделении. Ска­жите им, что у нас есть подобная информация на каждого.

— А она у нас есть?

— Конечно, нет, но подготовить ее большого труда не со­ставит, имея в архиве все протоколы М&М конференций.

— Что дальше?

— Пусть они считают, что эти списки хранятся в моем компьютере, а мы подозреваем Беверли в краже лишь малой части.

— Она смогла бы это сделать на самом деле?
Вайнстоун ничего не понимал в компьютерах, и я по­
пытался объяснить ему суть уловки:

— Она знает всех ребят из отдела технической под­держки, все мужчины в госпитале пляшут под ее дудку, им несложно, как мы якобы считаем, помочь ей взломать мой компьютер.

— Я постараюсь продвинуть твою версию. Сорки скло­няет Манцура к нападению на нас. Интересно, как он от­реагирует, когда узнает о расследовании ОНПМД, касаю­щемся его деятельности? Кстати, я тоже приглашен в сле­дующий четверг.

Он показал мне приглашение, подписанное Кардуччи.

— Доктор Вайнстоун, Кардуччи спрашивает о вашем отношении к Манцуру, а не о Сорки. Какие у вас планы?

— Позволь мне сказать тебе то же, что я сказал Хо-варду и Фарбштейну, — на данном этапе своей жизни я поступлю правильно.

«Правильно для кого?» — подумал я.

— Беверли всех удивила на этот раз!
Ему вовсе не было весело.

— Нельзя воевать сразу на двух фронтах, — заметил
он. — Разве евреи не удерживали египтян до тех пор, пока
не выдвинули свои силы на север к Голанским высотам,
чтобы прикончить сирийцев? Наступит и ее черед.

Он вычеркнул Беверли из своей жизни.

· * *

Сорки взглянул на часы, пятьдесят пять минут от раз­реза до последнего шва. Здорово! За сегодняшнее утро это была его вторая гастропластика, первая прошла еще

быстрее. Вне всяких сомнений, он самый быстрый скаль­пель в округе. Сорки обратился к своей помощнице Бар­баре, резиденту четвертого года:

— Как вам, доктор Бернард, две гастропластики до лан­ча? Давайте заканчивать, поторопитесь, у меня назначе­на встреча, политика, знаете ли. — Он расхохотался и по­просил медсестру: — Лиза, дайте нам вайкрил номер один, мы закрываем.

— Доктор Сорки, может, нам взять другой шовный ма­териал, подольше рассасывающийся, ПДС или пролен? — осмелилась спросить Барбара.

Это была ее десятая гастропластика с Сорки, бравшего в ассистенты только резидентов четвертого и пятого го­дов обучения. Резиденты неохотно работали с Сорки, потому что он почти ничего не позволял им делать самим.

— Барб, я использую вайкрил всегда. ПДС, пролен —
забудьте эту чушь! Неужто Вайнстоун и Зохар отравили
и ваши мозги?

Сорки нравилась Барбара, ее густые светло-русые воло­сы, спрятанные под хирургическую шапочку, красивые черты лица, статная фигура. Пожалуй, у нее были не­сколько широковатые лодыжки, но это не помешало бы ему затащить ее в постель. Подобные мысли вызвали у не­го новый взрыв смеха.

— Чему вы смеетесь, доктор Сорки? — Барбара начала ушивать брюшную стенку, накладывая широкие стежки на края фасции.

— Не такие крупные, помельче! — рассердился Сорки и отобрал у нее иглодержатель. — Когда вы оперируете со мной, все делайте, как я, ясно?

— Да, доктор Сорки.

Сорки устраивало большое количество послеопераци­онных грыж. Да и с чего бы ему было печалиться по этому поводу? Можно снова госпитализировать пациента через несколько месяцев для проведения пластики послеопера­ционной грыжи — еще одна тысяча баксов.

— Продолжайте, — он вернул ассистентке иглодержа­
тель. «С этими молодыми умниками надо быть пожестче».

— Вы слышали, что дело Манцура расследуется комис­сией штата?

— Немного, — последовал краткий ответ, резиденты предпочитали не соваться в политику.

— Должно быть, это дело рук Зохара, к нам попали его списки. Надо отодрать ему задницу до очаровательного красного цвета. Вы слышали о списках?

Сорки любил расслабиться и поболтать с резидентами на этапе ушивания. Обсуждая с ними мелкие сплетни, он рассчитывал на их доверие и симпатию.

— Нет, доктор Сорки, пожалуйста, не ослабляйте нить.
«Эта занозистая сучка не проявляет ни капли интереса».

— Ваш наставник Зохар способен донести и на меня. —
Он усмехнулся и снял перчатки. — Кожу закройте скреп­
ками, назначьте антибиотики в течение трех дней, я хочу,
чтобы уже завтра она была на ногах.

Он театрально поклонился обожавшей его операцион­
ной бригаде: _

— Спасибо, дамы, за еще один приятный день.
Сорки не торопясь отправился на Медицинское правление.

Мэтры хирургии спешат только в операционную — это было его твердым убеждением. Одной рукой он теребил ключи от машины, как четки,—старая привычка, привезенная с роди­ны, где добропорядочные мусульмане обычно ходят переби­рая четки. Так он шествовал, ритмично щелкая пальцами.

В зале заседаний Медицинского правления все уже си­дели за длинным массивным столом. Сорки устроился в своем огромном кресле во главе стола и кивнул всем при­сутствующим.

— Капуччино? Эспрессо?

Он подал знак своей секретарше Кейт, ее искусствен­ные зубы были немного великоваты для маленького худо­го лица. Кейт работала в Медицинском правлении вместе с Сорки и Манцуром с тех пор, как окончила высшую шко­лу на Парк-Ридж.

— Кейт, мне тройной эспрессо. Пока вы здесь болтали
и мастурбировали, — обратился он к коллегам, — я сделал
уже две гастропластики.

Раздалась пара вежливых смешков, но больше всех сме­ялся сам Сорки. Затем он спросил Кейт:

— Как Эрика, рана заживает? — и пояснил: — Мне у ее
дочки пришлось взять маленькую биопсийку. — Глянув на
часы, он сказал: — Что же, давайте начнем, кофе можно
пить весь день, а мне еще надо в спортзал.

Допив кофе одним глотком, Сорки огляделся и торжест­венно произнес:

— Друзья, вы знаете, зачем я созвал это экстренное сове­
щание. Здесь только мои старые и самые преданные друзья,
мы вместе уже много лет и тесно связаны друг с другом.

Однако сейчас в нашем госпитале появился вирус, пожа­луй, даже не один. Вирусы отравляют атмосферу и рано или поздно могут поразить и нас. Собственно говоря, наш доро­гой друг и наставник Джозеф Манцур уже пострадал. Спе­шу сообщить, что мы идентифицировали этот вирус, его имя Зохар, Марк Зохар. Этот вирус будет скоро обезврежен, обещаю вам, за это я отвечаю. Не знаю, насколько хорошо вы помните лекции по вирусологии, но я их помню. Сущест­вует два типа вирусов: ДНК- и РНК-вирусы. Позвольте именно так характеризовать и наши вирусы. Зохар — это меньший РНК-вирус, такая информационная РНК. Ключе­вой ДНК-вирус, отец всех вирусов — это Вайнстоун.

Сорки был поражен своим неожиданным сравнением.

— Херб, а ты знал о существовании информационной
РНК? — обратился он к Сусману.

— Отстань от меня, Мо, — зло пробубнил тот.
Недавно он перенес сердечный приступ, и кардиолог

Гедди ввел для него жесткие ограничения в диете, тем са­мым приведя своего пациента к потере нескольких кило­граммов веса, а заодно и чувства юмора.

— Успокойся, Херби. Давайте это обсудим. Альберт, ты
ближе всех к Ховарду, какие у тебя соображения?

Фарбштейн пригладил свою короткую бороду.

— Господа, дело довольно серьезное. Однако не бу­
дем забывать, что мы живем в Соединенных Штатах,
в Бруклине конца двадцатого века. Доктор Сорки обе­
щает нейтрализовать вирусы, я согласен с ним, в целом

согласен, но должен предупредить вас, современные вирусы способны мутировать и приобретать лекарст­венную резистентность. У Вайнстоуна очень хорошие связи на всех уровнях, мо­жем ли мы позволить себе такую роскошь, как потерять его, а вместе с ним и право на резидентуру? Ни в коем слу­чае! Сначала мы должны найти ему подходящую замену, на это потребуется время, председатели на улице не валя­ются. Зохар, конечно, второстепенный вирус, подпитыва­емый Вайнстоуном, но между ними существует симбиоз. Сначала мы должны нейтрализовать Зохара, а потом под­беремся к Вайнстоуну. И позвольте кое-что добавить, Вайнстоун благоразум­ный человек, что бы ты о нем ни думал, Махмуд. Я счи­таю, что Зохар заварил всю эту кашу и втянул в нее Вайн­стоуна. Кстати, Мо, вполне возможно, что пока мы тут си­дим и разговариваем, Зохар уже успел нажаловаться в ОНПМД и на тебя. Ты думаешь, Зохару нужны списки в качестве туалетной бумаги?

— Ну и пусть жалуется, мне бояться нечего. Ты закон­
чил свою песню? Поешь, как кантор в синагоге.

Он оглядел присутствующих и засмеялся, встретив лишь вежливые улыбки. Нужно быть достаточно смелым, чтобы шутить на национальные темы в Бруклине, если ты только не боишься насмешек над собственной этнической группой.

— Мо, если бы ты знал, когда я в последний раз был в си­нагоге, — Фарбштейн махнул рукой. — Скажу тебе только одну вещь, если Зохар притащит тебя и доктора Манцура в ОНПМД, для вас обоих начнется затяжная и болезненная борьба с законниками. С Зохаром и Вайнстоуном мы долж­ны обращаться только законными методами. В противном случае мы потеряем массу денег.

— А-а-а, теперь ты разговариваешь, как адвокат. Са­дись и помолчи, мы тебя выслушали, — Сорки улыбался, но говорил достаточно резко.

— Доктор Фарбштейн, скажите нам, пожалуйста, какова позиция мистераХоварда в этом вопросе?—спросил Эджей Гавикумар, сосед Сорки и преуспевающий частный хирург.

— Ховард прагматичен, для него госпиталь просто отель. И заметьте, он преуспевает, с вашей помощью, конечно, но он превратил кучу мусора в пятизвездочный отель.

— О чем ты говоришь, ты совсем спятил? — вдруг оч­нулся Сусман. — Этот госпиталь уже прочно стоял на но­гах, когда тебя, беженца, приняли у нас.

— Успокойся, не доводи себя до инфаркта! — сдержи­вал его Сорки.

Частая смена настроения — от ярости до тупого безраз­личия — была характерной чертой Сусмана.

— Херб, что ни говори, мы с Ховардом переделали этот
госпиталь!

Сусман ехидно добавил:

— Да, и привели Вайнстоуна с Зохаром.

— Господа, — заметил Фарбштейн, — сегодня наш так называемый отель потихоньку начинает превращаться в казино в Лас-Вегасе.

Он унаследовал от своего отца сдержанное и циничное чувство юмора, им он успешно пользовался, когда общал­ся с иммигрантами, которых считал ниже себя.

— Зохара пригласил Вайнстоун, председатель имеет
право набирать свою команду. Нельзя было брать на рабо-­
ту Вайнстоуна, мы не рассчитывали, что он станет столь
независимым, но что сделано, то сделано. Позвольте мне
закончить. Вы спросили, чего хочет Ховард; он хочет, что-­
бы наш процветающий отель был забит пациентами.
Вы отвечаете за высокий уровень сервиса и безопасность
пациентов, обеспечьте все это — и Ховард у вас в руках. Для процветания гостиничного бизнеса необходим мир, ибо туристы избегают горячих точек. Ховарду необходим мир для повышения доходов и понимания со стороны Совета попечителей. Для достижения подобного продук­тивного перемирия Зохар должен уйти. Позвольте мне по­работать в этом направлении, используя законные пути, я уверен, что Ховард нас поддержит. Позже мы займемся Вайнстоуном, используя ваше влияние как ведущих спе­циалистов, тогда перевес будет на нашей стороне. К тому времени я найду замену председателю.

— Отлично, Альберт! — воскликнул Сорки. — Избавься
от маленького вируса, обратись к своим адвокатам. А мы
в свою очередь заставим попотеть Вайнстоуна. Джозеф,
почему ты притих сегодня? Только не говори, что вся эта
ерунда с ОНПМД тебя угнетает. Ты заместитель Вайнсто­-
уна, скажи нам свое мнение.

Манцур прокашлялся, постукивая кольцами по столу, и заговорил:

— Доктор Фарбштейн говорит дельные вещи, я с ним
согласен, сначала надо избавиться от мелкой рыбешки
Зохара. Он подобен раковой опухоли в теле нашего кол-­
лектива. Затем следует Раск, он вежлив, корректен, но
я ему не доверяю. Мне кажется, для Фарбштейна и Хо-
варда будет несложно вывести их из игры. Крупная ры­
ба Вайнстоун сядет на дно, если останется один. Чауд-
ри и Бахус будут за нас, мы их учителя, — улыбнулся
Манцур. — Не забывайте, что мы с Вайнстоуном хоро­
шие друзья, мы с ним близки, насколько это необходи­
мо для соблюдения взаимных интересов. Несмотря на
это, я на вашей стороне.

Сорки зевнул, хлопнул рукой по столу и встал:

— Достаточно, кто-нибудь хочет еще что-нибудь ска­зать? Доктор Готахеди? Доктор Илкади? Доктор Расмус-сен? Эджей? — он перечислял всех сидящих за столом.

— Постойте, — оборвал его Сусман. — Парни, вы меня не купите всей этой пацифистской фигней. Пока эти подонки давят на нас, мы тоже должны их прижать, объявим войну и вымотаем их. В нашем распоряжении целый сборник раз­личных уставных норм госпиталя и вся сила Медицинского правления. А вы тут сыплете нелепыми метафорами насчет вирусов! Помните сенатора Маккарти, как он справился со своими врагами? Комитеты и подкомитеты. Мо, назначь ме­ня председателем подкомитета, и я выясню, кто сдал Джозе­фа ОНПМД, я подам вам Зохара на сковородке.

— Специальный подкомитет Медицинского правле­
ния? Почему бы и нет? Все согласны на подкомитет, воз­-
главляемый Хербом?

Все дружно ответили: «Да!»

· * *

Во время утреннего обхода я осматривал мистера О'Нейла. После удаления трахеостомической трубки он был переведен из реанимации. Свищ двенадцатиперст­ной кишки закрылся, можно начать кормить его как обычно. Он выглядел так, словно вернулся из ада.

— Чего вам хочется? — спросил я.
Он вздохнул.

— Виски с холодной водой, я мечтаю о хорошем раз­бавленном холодном скотче.

— Каком именно?

— Доктор, я бросил пить восемнадцать лет назад. Ког­да-то я очень много пил, с тех пор ни капли, но я по-преж­нему помню вкус. Чашка ирландского черного чая с боль­шим количеством сахара будет в самый раз.

Я уселся на краешек его кровати и наблюдал, как он пьет горячий чай и глубоко вздыхает после каждого глотка.

— Док, у вас есть дети? — спросил он.

— У меня трое сыновей, как и у вас, примерно того же возраста.

— А откуда вы знаете про моих детей?

— Я видел их в реанимации, пока вы были без созна­ния, хорошие дети.

— Док, именно поэтому вам было так важно спасти мне жизнь? — Он помолчал. —Тяжело представить своих детей сиротами.

— Не дай Бог.

— Доктор, я буду молиться за вас.

— Спасибо, мистер О'Нейл, я очень ценю это. Мне дей­ствительно нужно, чтобы кто-то молился за меня.

* * *

Я перепроверял очередную рукопись, когда в моих дверях показалась седая борода Фарбштейна.

— Доктор Фарбштейн, чем могу быть полезен?
Внезапно я стал популярен: сначала Манцур, теперь

Фарбштейн. Он был в халате, в руке бумажный стакан­чик. Он всегда ходил с чашечкой кофе и при случае

рассказывал, какой сорт секретарша сегодня ему свари­ла. Кроме кофе он считал себя знатоком виски и литерату­ры, не говоря уже о парусных лодках и пульмонологии, его непосредственной медицинской специальности.

— Марк, я к вам на пару слов, вообще-то я пришел
к Вайнстоуну, но мне сказали, что он уехал в город.

— Да, его пригласили в ОНПМД.
Фарбштейн закрыл дверь и сел.

— Марк, я работаю в этом госпитале тринадцать лет,
я пришел сюда из Бруклин-Джуиш-госпиталя. Там все бы­
ло иначе, председатель имел безусловный авторитет, а ча­-
стники не поднимали голов. Здесь — другое дело, всем за-­
правляют частники, и мы должны мириться с этим.
Я очень обеспокоен историей с Манцуром, надо все остано-­
вить, пока дело не зашло слишком далеко. Эти ваши спис-­
ки — зачем вы храните их, и где они, могу ли я их видеть?

«Придурок! Только Вайнстоун за порог, а он уже здесь, пришел меня запугивать», — с досадой подумал я.

— Доктор Вайнстоун вам должен был рассказать о на­шем банке данных на каждого врача. Это часть нашей си­стемы контроля за качеством. Эта информация принад­лежит председателю, и она засекречена. Да, кстати, ска­жите мне, откуда вы знаете про списки и кто взломал мой компьютер? Возмутительно, что в этом госпитале было совершено посягательство на собственность хирурга.

— Марк, отдайте мне списки!

— Забудьте! Позвольте мне все расставить по своим
местам, доктор Фарбштейн. Деятельность доктора Ман-
цура расследуется, некоторые рассматриваемые случаи
можно отнести к разряду убийств, их нельзя оправдать.
Вы это понимаете? Сорки не в лучшем положении, док-­
тор Вайнстоун все еще проводит проверку его осложне-­
ний, но я подозреваю, что рано или поздно мы будем вы-­
нуждены сообщить о нем наверх. У этих хирургов есть
шанс лишиться лицензий. Вас интересует, кто донес
на Манцура. Я не знаю, но у них с Сорки достаточно вра-­
гов, слишком они самонадеянны, и рано или поздно ко-­
му-то это может не понравиться.

Фарбштейн слушал, не говоря ни слова, кофе остыл в его руке.

— Вчера вы предложили Вайнстоуну уволить меня, что­
бы разрядить обстановку. Пожалуйста, увольняйте меня, но
вы ничего не можете остановить, уже слишком поздно.

— Говорите, что хотите, — не выдержал Фарбштейн, — но здесь не вы принимаете решения. Доктор Вайнстоун мо­жет проводить расследование чьей угодно деятельности, это его прерогатива как председателя, но он не должен доклады­вать о Сорки в ОНПМД. В нашем госпитале существуют свои хорошо отлаженные механизмы контроля за качеством.

— Откровенно говоря, я не вижу выхода, либо Сорки, либо Вайнстоун, мы просто не можем сосуществовать с Сорки. Почему бы вам не присоединиться к нам, пока не поздно, и отречься от сил тьмы?

Фарбштейн насмешливо улыбнулся. «Свет против тьмы, нечто нежизнеспособное из области фантастики».

— Я предпочитаю полутона, — ответил он, — и не люб-­
лю контрастов.

— Хотите быть серым, как в России во времена Сталина?
Фарбштейн промолчал, его лицо оставалось бесстрастным, он поднялся и вышел, так и не допив свой кофе.

* *»

— Доктор Зохар, простите,—оправдывалась по телефо­-
ну дежурная медсестра, — простите, что беспокою вас в та-­
кой час, но вы нужны доктору Гавикумару в операционной.

На часах двенадцать ночи, мне удалось поспать всего десять минут, если поеду сейчас, вернусь не раньше пяти утра, а утром у меня запланировано несколько пациентов.

— В чем дело? — я подавил зевок.

Почему Эджей Гавикумар позвал меня? У него свои при­ятели, почему бы не обратиться к ним?

— Доктор Гавикумар выполнял колэктомию, как вдруг
началось сильное кровотечение, он не может с ним спра­-
виться и приглашает вас.

Странно, неконтролируемое кровотечение во время резекции кишки. Я заставил себя приподняться.

— Когда он начал оперировать?

— В пятнадцать часов, случай записан как элективная гемиколэктомия слева. Могу я сказать, что вы уже выехали?

— Да, скоро буду.

В ванной я сполоснул холодной водой лицо и рот, про­веряя не осталось ли запаха коньяка. Посмотрев на себя в зеркало, я громко выругался:

— Черт бы их побрал! Ублюдки несчастные!
Хейди не спала, когда я вернулся в спальню.

— Зачем так орать на весь дом, — недовольно провор­чала она.

— Все они тупые чертовы ублюдки.

Как-то я видел футболку на уличном торговце пример­но с такой же надписью, мне тоже нужно купить такую и носить как новую рабочую форму.

Мой «кадиллак» был в мастерской, у него полетел ка­кой-то чип в компьютере, так что я вынужден был взять «джип» жены. На мое счастье, все дороги были открыты, даже странно, обычно наши вконец разбитые дороги и мосты по ночам ремонтируются.

В госпитале я переоделся в своем кабинете и поспешил в операционную. Гавикумар сидел в комнате отдыха, блед­ный и потный, около него хлопотала дежурная медсестра.

— Доктор, выпейте этот чай, пожалуйста, я положила
много сахара. Смотрите, у вас дрожат руки, должно быть,
гипогликемия.

Гавикумар показался мне очень расстроенным и взвин­ченным.

— Марк, что ты здесь делаешь?—неожиданно спросил он.

«Кто-то из нас сошел с ума, посреди ночи он вытаскива­ет меня из постели, я мчусь среди ночи через Верразано, а потом он спрашивает, что я здесь делаю?»

— Доктор Гавикумар, у вас, я вижу, большие неприят­-
ности, я приехал, чтобы помочь, как ты и просил.

Дежурная, стоя за его спиной, закатила глаза. Я пригля­делся к нему, последний раз я видел такой взгляд много лет назад у моего приятеля во время тушения пожара на Суэц­ком канале. Гавикумар впал в «операционный шок»?

— Все началось хорошо, — медленно начал он, — это
была рутинная гемиколэктомия. Затем стало подтекать
из левого верхнего квадранта.

В запале он ткнул себя в левое подреберье чашкой чая, которая была в его руке, и, опрокинув чай на себя, вскочил.

— Чертовски горячо! — закричал он от боли и отчая­
ния, слившихся воедино. — Мы пытались остановить
кровотечение, но я не смог определить его источник.
Сейчас с пациентом Мошеш.

«Мошеш? Хорошая парочка — слепец переводит калеку через дорогу!»

— Ты посиди здесь и попей чаю, а я пойду в операцион­ную и попробую все уладить, — пообещал я ему.

— Нет-нет, подожди меня!

— Оставайся здесь, ты заслужил отдых.

Я почувствовал себя психиатром, внушающим уве­ренность. Ему сейчас не стоит говорить о том, как здо­рово он прокололся.

Через стекло над раковиной я заметил, как Мошеш рит­мично качает головой. Что он делает, танцует? В операци­онной меня встретили звуки громкой музыки в стиле «тех­но». Мошеш танцевал, прихлопывая в такт руками, затя­нутыми в перчатки. Две медсестры смеялись, резидент-анестезиолог, по-моему, дремал в изголовье пациента.

— Доктор Зохар! Добро пожаловать на дискотеку, при­соединяйтесь! — прокричал мне Мошеш.

— Привет всем! — я продемонстрировал несколько танцевальных движений к удовольствию Мошеша и сес­тер, а потом сказал: — Не могли бы мы сделать немного потише и закончить операцию? Мошеш, встань, пожа­луйста, влево, давайте закончим и отправимся спать.

— Спать, спать, аллилуйя! — воскликнул Мошеш.
Убрав пропитавшиеся кровью салфетки из брюшной

полости, я спросил у проснувшегося анестезиолога:

— Как дела у пациента?
Резидент сообщил:

— Стабилен, артериальное давление нормальное, ди­
урез так себе — тридцать за последний час, последний

гемоглобин четыре. Он очень холодный, чем быстрее мы переведем его отсюда в реанимацию, тем лучше.

Они спятили, почему они не переливают ему кровь? С таким гемоглобином кислород не может поступать в ткани.

— Почему вы не переливаете ему кровь? — возмутился
я, ограничиваясь выразительным взглядом, поскольку
мои руки были заняты.

Мошеш беспечно ответил:

— Вам не сказали? Он свидетель Иеговы, никакой крови!
Боже! Какого черта они здесь делали в течение шести

часов над этим истекающим кровью свидетелем Иеговы? Кровь сочилась откуда-то слева и сверху. Должно быть, она натекала из селезенки, поврежденной во время выде­ления левой половины кишки. Надо действовать быстро, с каждой каплей крови гемоглобин может упасть до уровня, несовместимого с жизнью. Я продолжил разрез.

— Сильнее тяните ретрактор, — попросил я студен­та-медика. Заведя руку глубже под реберный угол, я на­щупал селезенку и вслепую пальцами выделил ее и вы­вел в рану, наложил пару зажимов на сосуды и дал воз­можность Мошешу перевязать их лигатурами. Затем я положил пару салфеток туда, где раньше находилась се­лезенка, они остались сухими и чистыми, ни следа кро­вотечения. Сделано!

— Зашьешь? Не вздумай танцевать, пока будешь шить, и клади глубокие швы. Пока!

Дежурная сестра на посту спросила:

— Уже закончили? Быстро. В чем была проблема?

— Селезенка, мы ее удалили, Мошеш зашивает. Где Гавикумар?

— В комнате отдыха, он наверняка спит. — Она пони­зила голос.—Что он там делал шесть часов, неужто не мог справиться с поврежденной селезенкой?

— Пациент очень тучный, селезенка была у него очень глубоко. К тому же резидент попался не самый лучший.

Гавикумар попал в хирургический тупик, такое бывает. Ты хочешь сделать хоть что-то, но операция не двигается

дальше. Пробуешь выделить сосуд, но тебе это не удается, а потом начинается кровотечение. Вроде знаешь, что делать, но словно застываешь. Ты не можешь продолжать. Все на тебя смотрят, ждут чего-то, а ты не можешь и не знаешь по­чему, из-под колпака стекают капли пота и падают на па­циента. Хуже всего, если на глазах очки, тогда вообще ни­чего не видишь, все становится как в тумане... Я действи­тельно знаю, каково это, мне это снится до сих пор.

Гавикумар сидел в комнате отдыха и смотрел телеви­зор, я рассказал ему, что мы сделали и попытался его успокоить:

—Твой пациент весьма тучный, я удивляюсь, как ты уму­дрился удалить кишку. Вы с Мошешем потратили немало сил, но знаешь, надо было взять другого ассистента. Поеду домой, посплю немного, у меня пациент на восемь часов.

Гавикумар выглядел полностью опустошенным и жутко серьезным.

— Марк, я должен тебе кое-что сказать. Сорки созвал специальное заседание Медицинского правления, чтобы обсудить вас. Мой тебе совет: будь начеку, эти ребята не шутят и настроены очень серьезно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, я бы на твоем месте был бы поосто­рожнее ночью на парковке, понимаешь о чем я? — Гави­кумар положил ладонь на мою руку.

— Спасибо за совет, до встречи.

На что он намекает? Почему он вытащил меня среди ночи? Кому я понадобился?

Всю ночь идет дождь, я не стал раскрывать зонтик, но пока шел к машине, вода попала мне за шиворот. Почему нам не предоставят крытую парковку? Сильный ветер гулял по парковке, раскачивая фонари. Неприятное за­вершение тяжелой ночи.

Я находился в замешательстве, действительно ли Гави­кумар вызывал меня? Он был очень странным сегодня. Даже холодный дождь не мог отвлечь меня от тревожных мыслей. Неужели повторяется история с проколотой ка­мерой колеса? Я глубоко подышал, пытаясь избавиться

от напряжения. Достал ключи от «кадиллака» и вдруг со­образил, что это не моя машина. Постояв секунду, я по­смеялся над своей ошибкой и отправился через несколько рядов к «джипу» Хейди.

— У меня тоже такое бывало, — произнес кто-то поза­
ди меня.

Обернувшись, я увидел нашего нового уролога Вилкин-сона. В отличие от меня, у него был зонт.

— Похоже, наши вкусы совпадают, если говорить
о «кадиллаках». Что вы здесь делаете так рано?

— А, вынужден был приехать к пациенту с кровоте­
чением.

Мы помахали друг другу на прощание, затем он открыл дверь и сел в машину. Пройдя несколько шагов, я забрал­ся в «джип» и начал вытирать лицо и волосы, наблюдая в зеркало заднего вида, как Вилкинсон выезжает за воро­та парковки на улицу.

Все произошло так быстро, "что до меня не сразу дошло случившееся. Вилкинсон выезжал на Четвертую авеню, вдруг последовала короткая вспышка тормозных огней, и его машина качнулась от удара огромного грузовика спра­ва. Кирпичный столб ворот оказался втиснутым в машину со стороны водительского сиденья. Я не успел выбраться из «джипа», как грузовик уже набрал скорость и умчался.

Несколько человек тоже видели столкновение и бежали на помощь. Вилкинсон был зажат между сиденьем и ру­лем, из глубокой раны над виском хлестала кровь. Вместе с персоналом приемного отделения мы вытащили его из машины и отнесли в госпиталь.

В намокшей от крови одежде я стоял у вращающейся двери, ведущей в отделение скорой помощи. Они охоти­лись на меня...

Вилкинсон будет жить, слава Богу, он потерял немно­
го крови, он справится... Мне стало ясно, что ставки
в игре поднялись гораздо выше, чем я, возможно, готов
заплатить. События привели меня к финальной черте,
где я должен сделать выбор между моральными принци­
пами и жизнью. -"

Поиск по сайту: