Бабочка

(Vanessa aniiopa)

Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей,

вот распахнулась она; сквозь этот бархат живой

сладостно светится ряд васильково-лазоревых зерен

вдоль круговой бахромы, желтой, как зыбкая рожь.

Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья,

то припадая к коре, то обращаясь к лучам...

О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь:

голубоокая ночь в раме двух палевых зорь.

Здравствуй, о, здравствуй, греза березовой северной рощи!

Трепет, и смех, и любовь юности вечной моей.

Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье,

крылья узнаю твои, этот священный узор.

1917--1922

--------

Велосипедист

Мне снились полевые дали,

дороги белой полоса,

руль низкий, быстрые педали,

два серебристых колеса.

Восторг мне снился буйно-юный,

и упоенье быстроты,

и меж столбов стальные струны,

и тень стремительной версты.

Поля, поля, и над равниной

ворона тяжело летит.

Под узкой и упругой шиной

песок бежит и шелестит.

Деревня. Длинная канава.

Сирень цветущая вокруг

избушек серых. Слева, справа

мальчишки выбегают вдруг.

Вдогонку шапку тот бросает,

тот кличет тонким голоском,

и звонко собачонка лает,

вертясь пред зыбким колесом.

И вновь поля, и голубеет

над ними чистый небосвод.

Я мчусь, и солнце спину греет,

и вот нежданно поворот.

Колеса косо пробегают,

не попадая в колею.

Деревья шумно обступают.

Я вижу старую скамью.

Но разглядеть не успеваю,

чей вензель вырезан на ней.

Я мимо, мимо пролетаю,

и утихает шум ветвей.

30 сентября 1918

--------

X x x

Вдохновенье -- это сладострастье

человеческого "я":

жарко возрастающее счастье,--

миг небытия.

Сладострастье -- это вдохновенье

тела, чуткого, как дух:

ты прозрел, ты вспыхнул на мгновенье,-

в трепете потух.

Но когда услада грозовая

пронеслась, и ты затих,--

в тайнике возникла жизнь живая:

сердце или стих...

Cologne

--------

X x x

Обезьяну в сарафане

как-то ряженый привел;

вперевалку подбежала,

мягко вспрыгнула на стол.

Села (бисерные глазки,

гнусно выпученный рот...) --

с человеческой ужимкой

книгу чудище берет,

книгу песен, книгу неги...

А она-то лапой хвать! --

вмиг обнюхала страницы

и давай их вырывать!

Пальцы рыжие топырит;

молчаливо, с быстротой

деловитою, кромсает

сердце книги золотой...

--------

X x x

Карлик безрукий во фраке,

глупый, неловкий пингвин,

помнишь сиянье во мраке,

синие выступы льдин?

Помнишь зарницы ночные,

кольца и складки огня?

Помнишь туманы седые

длинного, длинного дня?

Грустная птица, смешная,

глядя на нас, на людей,

плачешь ли ты, вспоминая

ласковых черных моржей?

Помнишь ли птицу-подругу,

встречи на высшей скале,

вьюгу, волшебную вьюгу,

снежные вихри во мгле...

Ах, эти встречи! А ныне:

душный, искусственный грот,

имя твое по-латыни,

пятиалтынный за вход...

* Сентябрь 1917 *

--------

Поиск по сайту: