Глава 14. Когда я бежала по лесу, над верхушкой деревьев поднялся рассвет

Когда я бежала по лесу, над верхушкой деревьев поднялся рассвет. Обуреваемая злостью на Цинча, ненавидящая древних и незнакомого мне Нексуса, я совсем забыла о времени и сейчас просто сгорала под лучами просыпающегося солнца. Дневной свет больно пронзал моё тело, и я чувствовала, как начинаю тлеть.

Силы покидали меня. Я упала на землю и замерла, готовая умереть. Из носа, ушей и рта тонкой струйкой потекла кровь. Я чувствовала горячее пламя, сжигающее мою плоть; боль, неиссякаемый поток боли жадно проглатывал моё тело. Я была раздавлена предательством Цинчем, той правдой, что узнала о себе. Это всё лишило меня сил, не оставляя шансов на спасение. Под лучами палящего солнца, почти сгоревшая заживо, я ощутила холод в левой руке. Посмотрела ослабленными глазами вниз и увидела горсть земли. Цинч говорил, что спать можно где угодно. Мои руки стали рыть землю, засыпая сверху моё тело. Когда солнце поднялось над горизонтом, я была полностью укрыта землёй.

После побега Таши Цинч попытался догнать её, но Закарий поймал его и силой привел сопротивляющегося сына в дом:

– Светает. Останься здесь. Пусть она идёт. Может быть, сгорит под солнцем. Ей всё равно недолго жить осталось.

– Отец, как ты мог! Ты дал ей подслушать наш разговор! Ты позволил мне её отпустить!

– Цинч, она никогда не приняла бы тебя, – осадил сына Закарий. – Я сказал ей о твоих чувствах, но только волна негодования и злости была её реакцией. Ты ей неприятен. В чём ты обвиняешь меня? В том, что она тебя не любит? Проблем бы не было, если бы ты выполнил мой приказ. Ты должен был её убить.

– Отец, я не смогу без неё жить!.. – юноша осел на пол и опустил голову.

– Это зов её крови в тебе. Она могущественна и знает твои слабости. Но всё пройдёт, когда яд её крови ослабеет в твоих венах. А теперь вернись в свою комнату. Я закрою ставни и пережду здесь день. После я уйду. Мне нужно вернуться к клану.

Цинч молча ушёл наверх. Весь день он без сна лежал и смотрел в потолок.

Стемнело. Цинч вышел из комнаты и нашел отца на первом этаже. Закарий стоял у витража и молчал. Жестом он пригласил Цинча сесть на диван и повернулся. На его лице блестели дымящиеся борозды от алых слез.

– Весь день я думал о сложившейся ситуации… Сын мой, ты стал тем вампиром, какого я всегда хотел вырастить. Ты стал таким, благодаря той девчонке. Глупо считать, что я смогу тебя удержать здесь. Этот дом уже мал для тебя. Твой путь – быть с ней. И я хочу отпустить тебя. Ты свободен, сын мой. Я освобождаю тебя от послушания мне и прошу тебя быть со своей любимой. Прости меня. Я разговаривал с другими древними. Они сомневаются насчёт предсказания. Мы совершили ошибку. Я виноват перед ней, но ещё больше пред тобой. Я много думал о тебе, мой мальчик, забывая о самом главном: о твоей душе. Для вампира нет ничего важнее сохранить свою душу. Моя уже давно потеряна – с тех пор, как твоя мать покинула меня. Ты же должен сохранить свою душу. Ты готов стать главным в клане и создать свою семью. Я прошу тебя – иди за ней.

– Но как же ты, отец?

– Не думай обо мне. Моя жизнь была долгой, и я многое познал. Но я не узнал силу истинной любви. Я встречал много женщин и среди них были те, кто восхищал меня, с кем я хотел быть. Но всегда меня останавливал страх. Я боялся и поэтому уходил. Не упусти же ты свою любовь. Я видел многое, но не заметил, когда ты из вампира-одиночки, который гнетётся своим состоянием, стал счастливым вампиром. Теперь у тебя есть она, и я прошу тебя – иди к ней. И будь с ней, несмотря ни на что. Будь с ней рядом, даже если она Дитя Лилит и ей уготована участь стать той, кто уничтожит род людской. Иди, сын мой, я благословляю тебя.

Закарий снял с шею золотую цепочку, скрытую под рубашкой с изображением солнца, и отдал Цинчу.

– Иди, – произнёс отец глухим голосом.

Цинч заглушил слёзы и обнял Закария. Положил в джинсы кулон и вышел из дома. Он знал, что больше не вернётся в этот дом. А Закарий не переживёт этот день.

Когда наступил новый день, двери дома открылись, и из них вышел Закарий. Навстречу солнцу он шёл с гордо поднятой головой. Когда его одежда стала тлеть, Закарий снял её. Расправил в сторону руки и, посмотрев на солнце, он сказал:

– Как же много я пропустил…

Солнце обдало Закария синим пламенем, и он, оступившись, припал на колено.

– Но это стоило того…

Синее пламя полностью объяло тело древнего и поглотило его.

Костёр его тела горел недолго. Когда всё было кончено, утренний ветер развеял его пепел.

День я провела под землёй. Моё тело старалось регенерироваться, но я была голодна и сил почти не осталось. Когда вновь стемнело, я отправилась в город.

В городе всё оживало и встречало ночь. Старый Арбат был полон людей: парочки, молодёжные группы и просто скучающие прохожие шли к берегу моря. Это место пользовалось популярностью у жителей Горска. В вечерние часы и в выходные дни здесь всегда было много людей. Я шла вдоль Арбата по тёмным улочкам. Мне не хотелось, чтоб меня увидели люди. Босая, в грязном платье и перепачканная землей – чужое внимание было лишним.

В одной такой тёмной подворотне стоял пьяный мужчина. Он стоял, прислонившись к спине худой девушки. Она была прижата к стене мощью его мужского тела. Мускулистая рука зажимала её рот. А другой он задирал юбку. Его же штаны были спущены. Девушка вырывалась, как могла, силилась закричать, но он пресекал все её попытки спастись. Как только я зашла в этот проулок, я почувствовала алкоголь, исходящий от насильника, и страх девушки. Перед моими глазами пронеслась картина: вот девушка идет гулять с подругой к морю. Проходя мимо темной подворотни, он хватает их. Подруга вырывается и бежит прочь. А эта, более робкая или слабая, осталась в его руках.

Как только я это увидела, моё тело подлетело к нему, и я, разжав руки мужика, выпустила девчонку. О, она была совсем юной.

– Беги прочь! – сказала я ей, – и знай, что твоя подруга знает этого отморозка. Он хотел схватить её.

Девушка быстро скрылась за углом.

Я всё держала эту тварь за руки. Я отпустила его руки и отпрянула.

– Ну что, ты красавица, пососёшь? – ухмыльнулся насильник и обнажил ряд гнилых зубов.

Какая мерзость! Этот урод сейчас чуть не изнасиловал девчонку. И теперь он думает, что у него уже новая жертва – я. Ну нет, не на ту попал. Он ещё не знает, с кем связался.

Он попытался схватить меня, но его реакция была слабой, в отличие от моей. Я оскалила клыки. Мои глаза налились кровью. Мужчина опешил и попытался отдалиться от меня. Но я уже схватила его за кадык и, вжав в стену, высоко подняла над собой.

– Сейчас с тобой произойдут плохие вещи, – медленно произнесла я, – но ты их не запомнишь.

Я наклонила его голову, обнажив шею, и вонзилась клыками в сонную артерию. На губах заиграла человеческая кровь. Человеческая кровь.

О, как она была сладка! Кровь вливалась эликсиром в моё мёртвое тело. Меня наполнило возбуждением и яростью. Сжимать обмякшее тело и высасывать кровь, жадно набирая ртом кровь и заглатывать – вот в чём предназначение вампира.

Капли крови струились вдоль подбородка вниз, стекали по платью, оставляя за собой алый след. А он, сокрушённый, не противился. Жизнь покидала его. В меня лилась сладкая кровь человека, и каждая клеточка моего мёртвого тела вопила от желания «ещё».

Ещё, ещё, ещё!

Мой разум плыл. Так вот какая она, тёплая кровь человека! Она обжигала внутренности, согревала тело.

Ветер терзал мои волосы. Насильник что-то прохрипел. Вся моя сущность заискивающе и истерично пританцовывала над умирающим телом человека. За секунду, до того как он умер, я отшвырнула его пустое тело и повалилась на землю.

Там меня нашёл Цинч:

– Таша, о нет! Ты его убила. Ты пила его кровь?

– Он был плохим, – будто не я, не мой голос тихо, пробуя на вкус каждое слово, пробрался из недр пустых легких, – он был насильником, и неизвестно, сколько на его счёту загубленных жизней.

– Но он был человеком!

– Мне плевать. Я вампир, и мне положено пить кровь людей. И тут я ещё одолжение обществу сделала. Этот урод был не достоин жить: он насиловал молодых девчонок. Ломал им жизнь. На этом месте совсем недавно эта тварь пыталась изнасиловать девчонку.

Я встала и посмотрела ему прямо в глаза. В его глазах читались боль и беспокойство.

– Что ты здесь делаешь? Закарий послал меня убить?

– Нет, я пришёл, чтоб остаться с тобой. Отец отпустил меня. Он смирился с моим выбором.

– Ты мне не нужен. И на разрешение твоего папочки плевать! Он, может, и древний вампир, но для меня он убийца моей матери. Он уничтожил мою семью! И ради чего?..

– Мне нужна ты… Я не дам тебе пропасть.

– А где ты был, когда убивали мою маму? Ты ждал в стороне, чтоб приняться за меня! Пропасть? Да я уже мертва! Я труп, который по противоестественным причинам ещё жив! Убей меня или уходи.

Я встала напротив Цинча и с вызовом посмотрела в его глаза:

– Ты тогда должен был меня убить? Что ж, сделай это сейчас.

Цинч опустил голову. Сжался. Его кулаки окаменели. Я упёрлась рукой в его грудь и с силой надавила. Он сдвинулся назад. Отступил.

– Мне нет места в мире вампиров. И к людям мне не вернуться. Мне не спасти мою семью.

Бессмертный набрался сил и, наконец, заговорил:

– Таша, меня не было рядом, когда убили твою маму. И к тебе я опоздал. Мне было приказано прикончить тебя, добить. Но я не смог убить тебя, – Цинч приблизился вновь. Приподнял меня на руки и прижал к себе. Стал целовать в глаза, губы, нос.

– Как только я взглянул на тебя там, в старом городе, я понял, что никогда не смогу причинить тебе боль.

Его поцелуи смешались с шёпотом жаждущих губ на моей коже. Я застыла, опустив руки.

– Твой образ отдался в моём мёртвом теле теплом, доселе неизвестным мне, и я понял, что первый раз полюбил. На смену трепетного признания моего мёртвого сердца в любви к смертной пришло ужасное, мучительное откровение. Я почувствовал, что ты умираешь. Твоё сердце замедлялось. Единственное желание переродить тебя в тот миг озарило, как вспышка, мой уже влюблённый разум. По пути домой я молил только об одном, чтоб ты ещё была жива и позволила обратить тебя. Как больно мне далось твоё перерождение! Твоё присутствие и неподвижность сводили меня с ума. Я только обрёл любовь и рисковал её потерять.

Твоё лицо, смертельная бледность стали моим солнцем. За одну минуту ты стала моим светом, тем, что я видел в свой последний день человека. Пробуждением ото сна. Стуком сердца. Последним вздохом.

Моё сердце не бьётся. Но вот, я смотрю на тебя, и слышу стук, – он прижал мою руку к своей ямочке на шее. – Я понял, чего жаждал всю свою вампирскую жизнь. Это была не жажда крови. Это жажда души. Если у вампира есть душа, то моя душа в ту ночь первый раз заговорила со мной, и говорила она лишь о тебе. Я кусал тебя и вливал свою кровь в твоё тело. Своим ядом запечатывал укусы и вновь кусал. Пока не увидел, что ты готова перерождаться. Я в первый раз перерождал человека, но я боялся, что будет слишком поздно. Я так хотел, чтоб ты жила! Пусть и в новом для тебя виде. Я хотел увидеть, как ты проснёшься. Хотел взять тебя на руки и никогда не выпускать. Мне хочется защищать тебя. Твоя кровь в моих венах. Моя кровь в тебе. Прости, что не рассказал всё сразу. Я боялся. Но не гони меня, прошу. Я оставил свой дом и готов пойти туда, куда ты укажешь. Быть тем, кем захочешь ты. Я прошу тебя: не уходи!

У меня перед глазами всё поплыло.

– Цинч, я убила человека, пила его кровь. Примешь ли ты меня после этого? И какое наказание выберут для меня древние? Быть рядом со мной опасно. Все, кто был со мной, страдают.

Те чувства, что вызывал у меня вампир, были двояки. С одной стороны, его послали меня убить. С другой стороны, он переродил меня, подарил жизнь. Мой создатель любил меня, и, быть может, его любовь – это именно то, что мне нужно.

– Тебя никто не тронет. Я не позволю. Иди ко мне, позволь мне быть рядом. Позволь мне любить тебя.

С этими словами он прислонил меня к стене и впился губами в мои губы. Убрал с лица волосы и, отстранившись, провел подушечкой пальца левой руки по нижней губе, надавив посередине.

– Такие сладкие.

Мои руки взметнулись и обвили его шею. Он коснулся моих клыков.

– Ты хочешь меня. И я хочу тебя. Очень хочу. Не отвергай меня, – Цинч отступил и посмотрел в глаза.

В свете луны его глаза горели бирюзовым светом, а на красивых полных губах остался след от крови моей первой человеческой жертвы.

– Какая ты красивая! Ты можешь не любить меня, но не желать не можешь.

Это была правда. И хоть я понимала, что любви к Цинчу у меня не было, я хотела, чтоб он был со мной. Я не могла отпустить его и остаться одной.

– Не смей меня предавать, – прошептала я. Вампир схватил меня за руку и вывел из темноты подворотни. Одернул моё платье. Под светом фонарей он посмотрел на меня, улыбнулся и потянул за собой. Мы медленно пошли мимо людей. Я не смотрела на них. Ведомая Цинчем, я чувствовала только сплетение наших рук и тепло, нарастающее во мне. Мы лавировали между людьми, и, совсем не обращая на них внимания, приближались к морю…

Мимо зданий, мимо парочек, прогуливающихся по Арбату, обуреваемые страстью, шли два вампира…

Ветер терзал мои волосы. Трепал тонкое платье, забираясь под одежду, сводил с ума. А мимо шли люди и украдкой смотрели на нас. Приблизившись к морю, Цинч вошел в воду и потянул за собой. Люди начали свистеть и тыкать в нашу сторону пальцем. Наверное, они приняли нас за пьяных или сумасшедших.

Мы заходили в воду всё дальше и вскоре скрылись под водой. Там, под слоем морской воды, Цинч был моим направляющим.

Мы вынырнули возле дальнего пирса, где солёный запах морского прибоя выветрил запах человека. Цинч помог мне подняться на пирс.

Он склонился надо мной и сорвал и без того ветхое платье. Я осталась перед ним только в нижнем белье. Вода с его тела стекала на меня. Одной рукой он пригладил мокрые волосы и расстегнул рубашку.

– Я ждал этого с того дня, как стал вампиром!

Приблизившись к нему, я положила руку на его шею. Он опустил глаза вниз, но я успела заметить в уголке его глаз страх.

– Тогда растянем этот миг.

Цинч обнял меня и прошептал:

– Я ждал сто лет такого чувства…

Запустив руку в волосы, поцеловал в висок. Его рука приобняла меня. Я почувствовала тепло его тела и поддалась вперед, навстречу к нему. Цинч спустился к губам и, раздвинув их, влился в меня. Мои руки стянули его рубашку. Я отодвинулась и взглянула на него. Широкие плечи, узкие бёдра. Плотный пресс плоского живота. Было видно, что истинная мужская красота его тела врождённая.

Цинч не желал ждать и вновь прижал меня к себе. Поцеловал губы и спустился вниз к шее. Провел языком по ее изгибу и, подложив свою руку мне под спину, уложил на пирс. Склонился надо мной и заглянул в глаза:

– Прости меня за всё…

Свободной рукой он освободил мою грудь и замер, наблюдая, как втягивается розовый сосок. Обхватил рукой грудь, поцеловал её и прикусил зубами. Я вскрикнула. Мои руки взметнулись, и я совсем не заметила, как вцепилась в его плечи ногтями. Он вздрогнул и сорвал лиф. Провёл рукой вдоль живота вниз и приспустил трусики. Положил руку на живот. Я почувствовала, как по моим венам побежала горячая кровь.

Вампир спустился по ложбинке груди вниз к животу и облизал пупок. Я судорожно втянула воздух и привстала. Его рука сорвала с меня трусики. Он раздвинул мои ноги и поцеловал внутреннюю сторону бёдер.

И снова его губы потянулись вверх, языком он продолжал путь вверх к пупку вокруг него, задержался в ямке. Поцеловал одну грудь, другую. Облизал сосок и сжал его зубами. Мои руки потянулись к его джинсам. Найдя замок, я потянула за молнию. Протиснулась в джинсы и нащупала встревоженную плоть. Цинч застонал и сжал мою грудь, запрокинул голову. Его горло пронзил рык. Я спустила его джинсы, выпустив на волю набухшую плоть. Цинч привстал и стянул джинсы, затем бельё. Мы были нагие.

Я подняла руки к его голове и взъерошила волосы. Прижала к себе и поцеловала, раздвигая языком губы. Напрягла руку, сжав его лицо, и укусила нижнюю губу. Провела рукой вдоль спины, схватила за волосы и провела языком от подбородка вниз к солнечному сплетению.

Я перевернулась, и вампир оказался подо мной. Приятная сталь его тела раздвинула мои бедра, и я уселась на него. Спустилась губами к соскам. Обвела вокруг них языком. Цинч раскинул свои руки, и я услышала, как под нами заскрипел старый причал.

– Не останавливайся, – стонал Цинч. Его глаза были закрыты, а на губах застыла блаженная улыбка.

Вдалеке раздался удар, по небу прокатился раскат молнии и на нас хлынул дождь. Холодные капли только разожгли нашу страсть.

– Как только будешь готова, скажешь, – прошептал Цинч, – я первый раз …

Но я не дала ему закончить фразу: закрыла рот рукой, приподнялась, просунув между нашими телами руку, нащупала его стоячую плоть, и, направив её в себя, медленно стала оседать.

– Таша… – сорвалось с губ вампира.

Он вошёл в меня. Я вскрикнула, и замерла с ним внутри себя. По телу разлился экстаз.

Цинч поддался вверх и вошёл ещё глубже. Мы слились с ним в едином движении страсти и огня. Только эта страсть могла унять мой пожар и усмирить мою жажду крови. Я задрожала и упала в его руки.

Вампир сжал мои бедра и стал двигаться. Я привстала и откинула голову. Мои глаза были закрыты.

– Открой глаза, Таша, посмотри на меня. Я внутри тебя, я чувствую тебя. Это как целая вселенная.

Подчиняясь его словам, я подняла глаза. Его лицо было так близко! Тёплое лицо в потоках воды. Лучистые глаза любили меня, мой образ. Его движение рождали стоны, непреодолимое желание сейчас же раствориться в нём, принадлежать ему без остатка, отдаваясь вновь и вновь, открываться ему и принимать со стоном на губах его плоть.

Он вышел. Запрокинул голову, подставив лицо дождю. И снова это сладкое проникновение…

Я чувствовала, как он двигается во мне и волной отзывалась в ответ. Моё тело желало его толчков, безумного темпа. Мне хотелось, чтоб вся я была наполнена им. Его бёдра неистово двигались, рождая во мне огонь страсти и власти. Каждое моё движение вызывало у него стон, и он трепетал, плыл, дрожал от еле сдерживаемой жажды бесконечно долго, насколько долго Вселенная позволит оставаться ему во мне и чувствовать, как сладкая и полная влаги плоть, отзываясь на его толчки, сжимаясь, принимает его…

Мы пылали так, что даже холодный осенний дождь не мог нас остудить.

– Мне тяжело сдерживать себя… Ты будишь во мне такие чувства, о которых прежде я и не знал, – простонал Цинч.

– Не сдерживай себя. Я приму тебя всего.

– Я не могу сделать тебе больно…

– Люби меня, будь во мне, даже если будет больно.

Он вышел и перевернул меня, поставив на колени. Резко вошёл. Зарычал и одной рукой схватил за плечо, отклонил шею, вонзился клыками в изгиб шеи. Другая рука опустилась между моих ног и раздвинула влажные складочки. Я зажмурилась и вскрикнула; но его было уже не остановить.

Бёдра Цинча зашлись в неистовом танце. Он двигался во мне. Рука между ног добралась до места, где нарастал пожар, и его пальцы легли на бутон моего естества. Когда сдерживать страсть стало трудно, и я закричала, он придавил меня лицом к пирсу, убрал руку с бедра, надкусил своё запястье и прижал к моим губам. Я прижалась к ране на запястье и стала жадно пить его кровь. Он то заставлял меня кричать, то ослабевал хватку. Я впитывала его кровь и буквально сгорала. Моё тело тлело. Его движения внутри меня будоражили и сводили с ума. Мне хотелось раствориться в нем, увлечь его за собой в этот огонь и сгореть без остатка.

– Я хочу видеть твои глаза. Мне важно знать, что ты чувствуешь то же, что и я.

Он перевернул меня и лёг сверху. Внимательно смотря в мои глаза, осторожно вошёл. Его руки обняли мои плечи. Он сделал последний шаг к моему сумасшествию, к огню, готовому излиться. Мы взорвались с ним в едином экстазе.

Я закричала, и Цинч накрыл мои приоткрытые губы поцелуем. Дрожь, выброшенная на берег этой ночи, вскинула наши тела. И будто ток, пройдя по нашим телам, разлился вокруг нас ядовитым нектаром близости.

Поиск по сайту: