|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Правильность речи
Начнём характеристику коммуникативных качеств с базового из них – правильности речи, под которым обычно понимается следование нормам литературного языка в процессе речевого общения. Правильность речи, без всякого сомнения, является фундаментом культуры речи – основным показателем владения литературным языком как высшей формой национального языка и, следовательно, знаком принадлежности языковой (речевой) личности к данной национальной культуре. Приоритет правильности речи объясняется, во-первых, объективностью существования системы норм литературного языка, которые противопоставляют высшую форму этноязыка (языка этноса, иначе –общенародного языка) таким его внелитературным разновидностям, называемым по-другому субстандартом (< лат. sub – под, т.е. расположенный внизу, под чем-либо: неосновной, неглавный, меньший по значимости), как просторечие, территориальные и социальные диалекты. Но следует помнить, что и другие разновидности национального языка в той или иной степени характеризуются наличием в них своей, специфической, системы норм. Только в отличие от нормативной системы литературного языка, в котором она формируется осознанно, а именно путём исторического отбора и общественной оценки языковых средств (вспомните определение нормы, данное С. И. Ожеговым), в субстандартах этноязыка системы норм складываются стихийно, без всякой, пожалуй, оценки (кроме случаев оценки типа «Не по-нашему говорит!») со стороны владеющих теми или иными подъязыками. Во-вторых, приоритет в знании литературно-языковых норм и практическом владении ими в разнообразных процессах коммуникации находит объяснение в том, что во многих случаях правильность речи – это основа всех других коммуникативных норм. Например, если говорящий или пишущий ошибся в выборе синтаксической конструкции либо в её построении для выражения конкретной мысли (т.е. нарушил синтаксическую правильность речи), то он может автоматически нарушить и другие нормы хорошей речи. Покажем такое на конкретных примерах. В газете «Советская Хакасия» за 27 августа 1936 года была напечатана заметка Н. Климова, в которой говорилось о том, с каким негодованием шахтёры г. Черногорска клеймили «контрреволюционеров из троцкистско-зиновьевского блока». В результате, по-видимому, небрежной редакторской правки было напечатано: «Убить гадов! Жизнь наших вождей – это наша жизнь. Мы должны раздавить этих гадов!». В результате такого построения высказывания получился противоположный смысл: «гадами» оказались вожди, и, следовательно, уничтожению подлежат они. Из-за речевой небрежности, которая вылилась в синтаксическую ошибку (нарушение порядка следования частей высказывания), изменился смысл сказанного – значит, нарушена точность речи; кроме того, как уже отмечено, этот смысл стал прямо противоположным – следовательно, нарушается логичность речи. Сказанное в газетной публикации не сразу доходит до сознания читателя как ошибочное утверждение и первоначально вводит его в заблуждение по поводу того, почему нужно «раздавить» вождей, если «гадами» являются другие. Такая «замутнённость» содержания речи вызывает неясность, такая речь доступна для понимания не сразу: требуется какое-то время, чтобы осознать её и соответственно «дешифровать». На этом основании можно утверждать, что в разбираемом случае имеются отклонения и от норм ясности (простоты, понятности) речи. Таким образом, нарушение базовой коммуникативной нормы – правильности речи – автоматически повлекло за собой и сбои в других участках системы коммуникативных качеств. В соответствии с содержанием речи и языковой формой его выражения (что говорят и как говорят) нужно выделить два типа правильности речи. Первый тип будет касаться предмета разговора, т.е. того круга знаний и сведений, имеющихся у общающихся о той теме (проблеме), о которой идёт речь. Этот тип правильности следует назвать предметной правильностью (иначе – фактической, содержательной, а шире – фоновой; от фр. fond < лат. fundus – дно, основание; одно из значений – обстановка, среда, окружение; фоновые знания – это знания об окружающем мире, кругозор человека). Ясно то, что, если собеседник (собеседники) владеет(-ют) предметом разговора, то и речевое общение между ними окажется незатруднённым. В противном же случае речевое взаимодействие окажется нерезультативным, такое общение обычно характеризуют как разговор глухого со слепым. Второй тип правильности речи (как говорят и как пишут) называется языковой (в широком смысле) правильностью. В соответствии с тем, какая структурная часть системы языка соблюдается в устной и письменной речи, языковую правильность можно конкретизировать как орфоэпическую (правильность произнесения), акцентологическую (правильность расстановки ударений), лексическую (правильность словоупотребления), интонационную (правильность интонирования речи) и др. разновидности правильности речи. Правильность языковая и речевая обусловлена, как было уже сказано, объективно существующими нормами языка, которые утверждаются и поддерживаются языковой практикой образованных, культурных носителей языка. Специфической чертой литературного языка, как нам также известно, является кодификация его нормы, иначе возведение языковой нормы в ранг закона. При кодификации происходит сознательный отбор не всякого варианта единиц языка, а только такого, который предписывается употреблять как правильное, т.к. он функционирует в языке в течение долгого времени и осознаётся грамотным, культурным большинством как образцовое, нормативное, хорошее средство. Однако язык с течением времени медленно, но непрерывно изменяется; соответственно и его нормы претерпевают изменения, поэтому в речевом употреблении, кроме кодифицированной нормы, появляются вариативные нормы (варианты норм). Ими являются формальные видоизменения одной и той же единицы языка, обнаруживающиеся на различных языковых уровнях (звуковом, морфемном, словесном, фразеологическом, грамматическом – морфологическом и синтаксическом). В результате изменения, развития, совершенствования языка в нём рождаются разные способы выражения одного и того же языкового значения: морфологические – Из лес у выехал о четыре всадника и Из лес а выехал и четыре всадника; фонетические и орфографические – но ч ь и но щ ь (норма XVIII в.), шка п и шка ф (норма XIX в.), т о ннель и т у ннель (норма ХХ в.); словообразовательные – волч их а и волч иц а, за капать глаза и про капать глаза, синтаксические – С одной стороны, нормы языка устойчивы и стабильны, но, с другой – изменчивы и подвижны и В одно и то же время нормы языка характеризуются устойчивостью и стабильностью и изменчивостью и подвижностью и др. В результате закономерных динамических изменений, возникающих в соответствии с внутренними законами языка и под влиянием языкового коллектива (социума), в языке появляется несколько способов обозначения одного и того же смысла. Причём не все такие варианты становятся принадлежностью литературного языка, который, как через своеобразное сито, отсеивает всё наносное, ненормативное, плохое и отказывает этому отрицательному языковому материалу в статусе правильных и хороших средств. Так, ненормативны варианты: отсрачивать (ср. отсрочить), отодру (ср. отдеру), Её в школе бывает только раз в неделю (ср.: Она в школе бывает...), прорешивать (ср. решать), мятущая личность (ср.: мятущаяся личность), средств á (ср. ср é дства), зв ó нишь (ср. звон ú шь), положь (ср. положи) и под. Таким образом, за пределами литературного языка и соответственно литературной нормы оказываются просторечные, жаргонные, диалектные и многие варианты из профессиональных языков. Вариантность свойственна как национальному языку в целом, так и его конкретным разновидностям. Литературный язык также характеризуется вариантными нормами, к примеру: нач á лся – началс я, д é вица – дев ú ца, беспорядо[ч’н]ый – беспорядо[шн]ый, манжет – манжета, такой лежебока – такая лежебока, мной – мною, ждать весну – ждать весны. В системе литературного языка такие варианты норм оцениваются неравнозначно: одни из них ограничиваются в сфере применения, а другие допускаются к равноправному употреблению во всех случаях. Кроме того, литературная норма запрещает к использованию в официальных сферах речевого употребления нелитературные формы, т.е. варианты, имеющие просторечный, жаргонный, арготический и т.п. характер. По этой причине внутри нормативной системы литературного языка существуют нормы императивные (< лат. imperativus – повелительный), иначе – обязательные, и диспозитивные (< лат. dispositivus – распоряжающийся), по-другому – вариативные, т.е допускающий выбор. Обязательная норма либо диктует один только вариант употребления как единственно возможный (кварт á л – не кв á ртал; заём – не займ; оп é ка – не опёка, у бочек нет доньев – не днов; покупатель – не покупец), либо допускает к функционированию в литературном языке как равноправные оба способа выражения (род ú лся – родилс я, д á лся – далс я, клади – положи, м á нит – ман ú т, чёрный клавиш – чёрная клавиша, некрашеный ставень – некрашеная ставня), либо запрещает к употреблению в конкретных ситуациях общения сниженные (разговорные), книжные (высокие, торжественные, поэтические) или специального характера варианты (спазма, но спец. спазм; бухгалтеры, но разг. бухгалтерá; несколько человек не пришло, но разг. несколько человек не пришли, я кушаю – ср.: я ем; какие у тебя синие-пресиние очи! – ср .: какие у тебя синие-пресиние глаза!). Вариантные нормы, напротив, допускают выбор там, где есть возможность выбора разных способов выражения одного значения. Иначе говоря, шкала правильности речи не является строго биполярной. Помимо крайних оценок использованных языковых средств – «правильно» и «неправильно» – она имеет, по меньшей мере, ещё две оценки: а) «допустимо» (что означает «возможно использование данного языкового факта в литературной речи, хотя предпочтение отдаётся его варианту или синониму: допустимо грохотанье но предпочтительнее грохотание); б) «допустимо, но в определённых сочетаниях, текстах, условиях общения» (при строго нормативном желчная протока, два килограмма помидоров, в отпуске, кори[ч’н]евый в специальной и разговорной речи, а также некоторых контекстах общения допустимы формы: желчный проток, два килограмма помидор, в отпуску, кори[шн]евый). Таким образом, можно констатировать, что правильность речи одним из своих свойств, а именно вариантностью, в то же время регулирует в определённой мере уместность и целесообразность использования средств языка. В таком случае термин «правильность речи» шире, чем «нормативность речи». В строгом смысле нормативность речи (правильность в узком понимании) есть соответствие её структуры – построения – нормам литературного языка и системе его единиц. Под правильностью речи в широком смысле следует понимать не только соответствие речи системе норм литературного языка, но ещё и умелый (уместный и целесообразный) выбор языковых средств, оправданный конкретными условиями речевого общения. По данному поводу М. В. Панов в своё время, сравнивая предшествующие десятилетия ХХ в. с новой эпохой, замечал: «В 30–60-е годы господство-вало такое отношение к литературному языку: норма – это запрет. Норма категорически отделяет пригодное от недопустимого. Теперь отношение изменилось: норма – это выбор. Она советует взять из языка наиболее пригодное в данном контексте» [Панов 1988: 27]. Следовательно, при определении степени правильности речи нельзя опираться только на литературно-языковую норму – нужно учитывать ситуацию, в которой происходит общение. То, что является нормативным в одной речевой сфере, может оказаться неправильным (неуместным, нецелесообразным) в другой. Норма языка накладывает ограничения на использование его средств в речи в зависимости от принадлежности текста к тому или иному функциональному стилю и жанру речи. При выборе языковых средств нужен функциональный подход, т.е. выбранные средства языка должны полностью соответствовать условиям и обстановке акта коммуникации. Важным условием культуры речевого общения – как устного, так и письменного – является, таким образом, соблюдение стилистической правильности, т.е. следование стилистическим нормам языка. Такая пра-вильность заключается, с одной стороны, в знании о том, как распреде-лены языковые единицы по текстам соответствующих функциональных стилей в зависимости от их стилистической окраски, и с другой, – в использовании в речевом произведении только тех стилистически маркированных (отмеченных) единиц, которые свойственны и органичны для данного стилевого типа текста. Например, элементы официально-делового стиля неупотребительны в разговорной, художественной и публицистической речи, и, напротив, в деловых текстах недопустимо использование средств из названных сфер речевой коммуникации. Убедительной иллюстрацией сказанному послужит случай, приведённый в книге К. И. Чуковского «Живой как жизнь» (М., 1963). Писатель вспоминает, как однажды А. М. Горькому в издательство «Всемирная литература» какой-то старый переводчик принёс перевод одной романтической сказки, в котором встретилась фраза: «За неимением красной розы жизнь моя будет разбита». Корней Иванович пишет: «Горький сказал ему, что канцелярский оборот «за неимением» неуместен в романтической сказке. Старик согласился и написал по-другому: «Ввиду отсутствия красной розы жизнь моя будет разбита», чем доказал полную свою непригодность для перевода романтических сказок». Отступление от постулата правильности речи вообще и стилистической в частности возможно лишь в некоторых типах текстов или ситуациях общения, и при этом такое отклонение от норм обязательно должно диктоваться необходимостью решения каких-либо коммуникативно-стилистических или эстетических задач. Вполне естественны мотивированные отступления от нормы в художественных текстах. Они могут встречаться как в авторском повествовании – реже (и в этом случае служат цели создания «образа автора»), так и в языке героев – чаще (употребляются для социально-речевой характеристики персонажей произведений. Отступления от нормы как характерологическое средство широко используются в речи персонажей. Яркость таких характеристик нередко делает их крылатыми выражениями (ср. часто цитируемые: Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном и Позвольте вам выйти вон из чеховской «Свадьбы»). Еще одним типом намеренно-неправильной речи является намеренно-специальное употребление языка и его средств, называемое языковой игрой. Часто языковую игру сознательно используют в разговорной речи (ср.: Вас тут не стояло и Вы не занимали очереди; Ты никто и звать тебя никак и У тебя нет имени), в публицистике (Порой невозможно догнать цены, которые ползут – АиФ на Енисее 2006, № 3, с. 9; или Широка страна моя родная / Много в ней лесов, полей, рек и ветхого жтлья – Аиф 2006, № 1–2, с. 2), художественной литературе (вспомните, например, сатирические рассказы Михаила Зощенко, высмеивающие обывательские черты в человеке – но не самого человека, в том числе и убийственно пошлым языком своих персонажей: А мне будто попала вожжа под хвост. <···> – Ложи, – говорю, – к чёртовой матери! (из рассказа «Аристократка»)). Ненормативные или стилистически неуместные языковые единицы применяются здесь с самыми разными нам é рениями: с целью пародирования, выражения иронии, в качестве языковой шутки и др. Однако следует помнить, что необходимым условием уместности и целесообразности языковой игры является отчётливое осознание как говорящим (пишущим), так и слушающим (читающим) игровой природы контекста речевого общения. В широком смысле речевая правильность не исчерпывается нормативностью, но включает и другие характеристики, например, смысловую (см. Точность речи), ситуативную (см. выше о стилистической правильности), логическую правильность речи (см. Логичность речи) и др. Таким образом, правильность речи в узком смысле – это такое объективно и субъективно существующее свойство речи, которое характеризует носителя языка с точки зрения освоения им нормативной системы языка и умения в соответствии с законами и правилами языка употреблять разнообразные его средства и варианты этих средств в речевом общении. Правильность речи в широком понимании – такое коммуникативное качество хорошей речи, которое отличается следованием в речевом общении структурно-языковым, ситуативным, целесообразным и другим типам норм, характеризующие адресата речи как совершенную языковую личность. Отклонения от требований правильности речи, иначе их нарушения, называются неправильностью речи. Неправильность – это свойство, противоположное по своей сущности правильности, следовательно, такое антисвойство может быть терминировано как антикачество. В зависимости от того, какая часть структуры хорошего языка и какие литературные нормы нарушаются, само нарушение правильности речи может быть названо орфоэпической (произносительной), артикуляционной, интонационной, лексической, фразеологической, морфологической, синтаксической, стилистической и т.д. неправильностью.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.) |