Проделки Дяди Вани

В начале века в России было множество знаменитостей во всех областях, но по­пулярнее всех был любимец всех слоев общества, знаменитейший «дядя Ваня» Лебедев, неподражаемый арбитр-кон­ферансье чемпионатов французской борьбы. Дядя Ваня, как бриллиант, блистал всеми гранями своих талантов. Образованнейший человек своего времени, библиофил, знал несколько языков: актер-любитель которому только вальяжно-приземистая внешность помешала стать великим трагиком.

Ученик и соратник отца тяжелой ат­летики — доктора Краевского, основал и содержал школу борьбы и атлетики в Санкт-Петербурге, выпускал журнал «Геркулес», автор многих спортивных учебников, педагог и тренер, только к 1912 году подготовивший 10 тысяч учеников! Был силен не только в теории — хотя его небольшой рост не позволял ему стать вровень с титанами бор­цовской арены, но зато в поднятии тяжестей был зафиксирован мировой рекорд, при­надлежавший И.В. Лебедеву. Дядя Ваня мог стать богатейшим человеком своего времени — миллионы рекой стекались к нему и так же легко уходили. Слишком щедр и широк душою был этот меценат в своей любви к спорту, цирку и театру. Замечательный ор­ганизатор борцовских чемпионатов, вмиг покончивший с конкурентами-французами, зрелищность профессиональной борьбы поднял на небывалую высоту, современным болельщикам трудно даже представить себе, что борьба была популярнее футбола и хоккея, вместе взятых. Лебедев цирковую борьбу превратил в театр красоты и силы, ставил на арене захватывающие спектакли, где конфликт добра и зла достигал такой степени драматического накала, что не только галерка, а даже самые чопорные аристократы доходили до неистовства, колотили тростями по барьерам почетных лож с криком «Неправильно!», а порой, войдя в раж, в борца — исполнителя роли злодея - запускали золотым хронометром.

А еще дядя Ваня был незаурядным психологом, свои психологические этюды он разыгрывал на сцене жизни в виде неиссякаемых розыгрышей и блестящих мистификаций. Кто бы еще мог провести чемпиона мира, великолепного спортсмена Георга Луриха, носившего пышный рекламный титул «Эстонский бог»? Лебедев побился о заклад, что заурядный, никому не известный любитель выстоит против Луриха. Было не так просто заставить отшучивавшегося Луриха принять вызов любителя, а затем обработать Луриха психологически. Дядя Ваня внушил ему, что любитель — страшный противник, знаток секретной борьбы с необычайно эффективными приемами. Обманутый Лурих решил, что под его ногами разверзлась пропасть — потеря чемпионского престижа, рад был бы отказаться от поединка, но все тот же престиж не позволял сделать этого. Вот как описывает свидетель эту схватку: «борьба состоялась. Противником Луриха был какой-то студент-весельчак, очень средний любитель. Дядя Ваня подучил его, как вести себя во время борьбы. Такой борьбы спортсмены и зрители никогда раньше не видали. Студент принимал какие-то невероятные позы и прямо-таки гипнотизировал чемпиона. Лурих, растерявшись, боялся попасться на «страшный прием», о котором его предуп­реждал дядя Ваня. Двадцать минут борьбы истекло — Лурих не положил любителя, ибо и не пытался это сделать». Когда дядя Ваня признался ему во всем, «божественный» Лурих долго метал громы и молнии. Вдрызг разругавшись с Лебедевым, ушел из чемпионата сам, а позже увел своего друга Аберга.

«Я не изобрел телеграф, зато изобрел первую черную маску в России, Святогора, дядю Пуда, Ваньку Каина, Саракики и еще целый ряд других живых аттракционов», — говаривал дядя Ваня. История с Саракики была шедевром дяди Вани, великого комбинатора и мистификатора XX века, настолько она невероятна. Остапа Бендера сделали мелочной и жалкой пародией на свой прототип.

В тот период Россия переживала кризис после бездарно проваленной русско-японской войны, что не могло не сказаться на доходах цирковых чемпионатов. И тогда дядя Ваня, учитывая настроение общества, решил: поднять сборы может только японское чудо — борец из Японии. Но после русско-японской войны найти японца ни в Петербурге, ни в самой глухой тараканьей норе было невозможно. Наконец удалось в петербургской прачечной найти обрусевшего китайца — Бориса Ивановича Жандорфу. Ему вконец осточертело стирать дамские сиреневые панталоны и кальсоны всех расцветок и рангов – от кавалергардских до дворницких. Немудрено – ему было всего 25 лет, а этому возрасту свойственна самая завышенная самооценка. Добавьте к этому болезненно – ущемленное жизнью самолюбие низкорослого человека.

Подкопил денег и попытался открыть пивную. На этом деле он прогорел и все его иллюзии окончательно растворились как горькая пивная пена. Пропали все деньги, заработанные неблагодарным трудом. После полного банкротства Боре Жандорфу было хоть в прорубь, хоть в петлю головой, поэтому он и ухватился за предложение Лебедева выступить на арене цирка под псевдонимом «Саракики Куцукума». Да вот незадача. На фотографии борцовского чемпионата дяди Вани Саракики — как бы грозно ни топорщил усы, локти и плечи — выглядит жалким цыпленком. Даже Аберг, имевший сравнительно небольшой для профессионала собственный вес, смотрится рядом с ним монументальной громадой.

«В течение недели, — рассказывал Лебедев, — пробовал я его учить некоторым приемам, но вижу, что в схватках с ним самое главное — держать его самого, чтобы он не свалился нечаянно с ног». Тогда Лебедева осенило: как японские зубные врачи выдергивают зубы без всяких инструментов, голыми пальцами, так и Саракики будет побеждать, парализуя борцов болевым приемом «Гриф».

Шумная реклама кричала: «Знаменитый японский специалист по борьбе «джиу-джитсу» Саракики Куцукума вызвал всех участников чемпионата и ставит против любого борца 1000 рублей!». Саракики побеждал всех зах­ватом запястий, после которого борцы артис­тически извивались, корчились от боли и в кон­це концов падали на лопатки. Болельщики хлы­нули толпами, а деньги потекли в цирковую кассу.

Вдруг грянул гром. Великий князь Константин Константинович, который, к несчастью для дяди Вани, шефствовал над петербургским атлетическим обществом, заинтригованный таким чудом, решил выставить против японца сильнейшего борца-любителя. Угроза разоблачения нависла над самой прибыльной лошадкой чемпионата. Спасая положение, Лебедев в оставшееся до схватки время обрабатывает любителя психологически. Он расписывает, как жестоко оскорблена самурайская гордость вызовом какого-то наглого мальчишки-любителя. Японец в страшном бешенстве, жаждет крови и ждет, не дождется схватки с любителем, а пока срывает злость на тренировках. Ребром ладони ломает толстенные бревна, своими чудовищными пальцами выдергивает гвозди из стены, разрывает сразу по 3 колоды карт, сложенных вместе: сжимает сильнейшие пружинные эспандеры.

Любитель клял себя за то, что ввязался в эту историю. И вот настал судный день. При одном взгляде на черноземного мастодонта, стоявшего в противоположном углу ковра, поддельного японца разбирали дрожь и слабость в коленках. Ох уж эти чертовы броски - тур де теты и бра руле, — когда тебя так грубо хватают за руку и туловище, затем с тошнотворной скоростью меняются местами земля и небо, и нет ничего страшнее самого болезненного момента — кошмарного приземления о жесткий брезент арены, когда каждая из готовых рассыпаться от удара хилых косточек вопит и страждет от боли!

Итак, на арене сошлись два человека, каждый из них ничего так более не желал в этот момент, как быть подальше от лобного места! Единственное преимущество было у Жандорфу-Саракики — что над ним не поработал столь садистски душегуб от психологии, великий мистификатор XX века.

После свистка арбитра Саракики очертя голову бросился вперед и, как утопающий за соломинку, схватился за запястье противника - единственное, что он умел....Любитель позеленел и свалился в обморок... (Еще раз о силе внушения). Его долго отливали водой, а по арене и вокруг нее, соколом реял воскресший духом дядя Ваня, развивая кипучую деятельность Уверил всех, что только чудо спасло любителя, что. скорее всего, он инвалид на всю оставшуюся жизнь, демонстрировал на нем несуществующие синяки, призвал в свидетели присутствующее здесь медицинское светило.

Так взошла звезда «феноменального японского борца Саракики Куцукума» «Весь 1907 год прошел у меня под знаком Саракики». — вспоминал довольный дядя Ваня. Мистификацию Лебедев осуществил с таким блеском, такой талант вдохнул в своего персонажа, что и по сию пору образ коварного японца Саракики кочует из брошюры в книгу, из фильма в фильм.

И как бы заразительно хохотал дядя Ваня, узнав, что даже в толстенной энциклопедии его детище — Жандарфу-Саракики — фигурирует как чемпион Японии!

Конец этой истории не столь весел. Трудно сказать, что надломило Саракики — отсутствие призвания к цирковой борьбе, постоянная угроза разоблачения или непосильные схватки с динозаврами ковра. Случилась с ним беда — тяжелое психическое расстройство. Маленький китаец из петербургской прачечной тихо угас в сумасшедшем доме. Никогда не было кровавых битв на арене с его участием, как не было и зверского сдирания скальпа с живого Саракики на борцовском ковре. Все это на совести авторов, чья разбушевав­шаяся фантазия порождала чудовищные образы и столь милые им дикие сцены.

Кстати, Лурих, вновь открывший собственный борцовский чемпионат, пронюхает обо всем и украдет саму идею у дяди Вани.

Вот реклама его японского чуда: «Сын Востока — японец Ямогата Муханура. Борец крепкого и редкого сложения, отличается дикостью и свирепостью в борьбе» Роль японского злодея в его чемпионате исполнил начинающий профессионал Мукан Мунайтпасов, ставший позднее легендой Казах­стана, знаменитым Хаджи Муканом.

Поиск по сайту: