|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
ГЛАВА 54
Мы нагоняем герцогиню и других ее спутников у самых стен Ренна, в старом аббатстве, посвященном святой Бригантии. Изабо уже там; ее сопровождают госпожа Иверн и верная Луиза. При виде брата Анна и Изабо визжат от радости и бросаются ему навстречу. Какая герцогиня, какая принцесса, какой бастард?.. Они — семья, и эта семья снова вместе. К моему некоторому удивлению, добрая Луиза сердечно обнимает меня, радуясь, что я вернулась целой и невредимой. Неловко глажу ее по спине. Я еще не привыкла к таким проявлениям любви и приязни. Сестры из аббатства дают нам порадоваться встрече, потом провожают в приготовленные для нас комнаты. Они заблаговременно обо всем позаботились, понимая, что с дороги нам нужно освежиться и отдохнуть. Что до меня, я уже горюю по чудесному уединению с Дювалем, которое испытала в пути. Послушница открывает передо мной дверь, после чего тихо удаляется. Оставшись одна, я прислоняюсь спиной к дверному косяку и закрываю глаза. Тихий шорох ткани заставляет меня резко распахнуть веки. В кресле у очага сидит настоятельница монастыря Святого Мортейна, облаченная в черные церемониальные ризы. И как обычно, по ее бледному лицу невозможно понять, о чем она думает. Меня охватывают разом страх и раскаяние. — Матушка настоятельница, — кое-как выговариваю я, преклоняя колени перед аббатисой и касаясь лбом холодного каменного пола. — Дочь наша, — ледяным голосом произносит она, и в голове у меня не остается ни одной мысли — все вытеснил страх. Я-то думала, у меня будет время обдумать каждое слово, которое я ей скажу, а еще лучше — изложу в письме, и она прочтет это письмо в стенах нашего монастыря, а не здесь, где она сидит передо мной, как воплощенное возмездие. Шуршит пергамент. Я чуть поднимаю голову и вижу, что она разглаживает на колене записку. Ту, что я ей отправила. — Мне кажется, — говорит она, — нам нужно многое обсудить. — Да, пресвятая матушка настоятельница. Кажется, голос у меня дрожит чуть меньше. Постепенно я припоминаю свою былую решимость и поднимаюсь на ноги, не спрашивая позволения. Я отряхиваю колени, окончательно собираюсь с мыслями — и смотрю ей прямо в глаза. — Канцлер Крунар предал нас всех, — говорю я. Ее лицо неподвижно, как мрамор. — Объясни. И я объясняю. Рассказываю о его коварстве, о том, как он манипулировал людьми и рушил их жизни. Договорив, я не знаю, поверила она мне или нет. — Если это так, — произносит она наконец, — канцлеру Крунару за многое придется ответить. Я киваю. Могу себе представить, как потрясло ее услышанное. — Он сидит в подземельях Геранда, ожидая приговора, который вынесут ему герцогиня и ее Тайный совет. — Я сжимаю одну руку другой. — И вот еще, матушка. Я должна кое о чем предупредить вас. — (Она поднимает брови, но не перебивает меня.) — Я пришла к убеждению, что метки, посредством которых направляет нашу руку Мортейн, не так просты, как нам прежде казалось. Боюсь, они не столько призывают нас к действию, сколько служат отражением могущего произойти. — Умолкни! — Аббатиса встает, отменяя мои слова взмахом руки. — Ты взялась поучать тех, кто выше тебя? Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю! Вот прослужишь Мортейну лет двадцать, прилежно изучая Его деяния и пути, тогда и будешь толковать мне Его заповеди. Но не ранее! — В ее холодных синих глазах пылает гнев. Она подходит к окну и смотрит наружу, на оголенный по зимнему времени монастырский сад. — А что Дюваль? Ты любишь его? Она говорит так насмешливо, точно я нагишом валялась в грязи со свиньями. Я закрываю глаза и тянусь в глубь своего существа, к той божественной искре, которую с некоторых пор в себе ощущаю. — Да, — отвечаю я просто. — Люблю. Она оборачивается ко мне, на щеках горят красные пятна. — И ради мужской любви ты готова отринуть все, что мы тебе дали? — Не просто ради мужской любви, — тихо говорю я. — Ради любви Дюваля. И я найду способ служить и своему Богу, и своему сердцу. Уж верно, Мортейн не затем дает нам сердца, чтобы мы всю жизнь держали их в небрежении. Она отшатывается, как от удара: — Так ты теперь у нас еще и знаток воли Мортейна? Я смотрю на нее, не отводя глаз: — Я лицом к лицу встретилась с Ним на побоище возле стен Нанта. И Он оказался совсем не таким, как я ожидала. Она презрительно оттопыривает губу. — Ты видела Мортейна? У тебя было видение? — Нет, пресвятая матушка. Он явился мне во плоти, в той плоти, что подобает богам и святым. Он обратил ко мне слово и назвал меня дочерью, и я поняла, какого служения Он от меня ждет. Отныне я буду славить Его милосердие, а не Его гнев. Я отлично вижу, как хочется ей меня наказать. Сперва я думаю, что это за неповиновение, но потом понимаю — это оттого, что я видела Мортейна, а она нет. — Теперь тебе окончательного посвящения не видать, — произносит она. — А я и не хочу произносить последний обет, матушка настоятельница, — отвечаю я, сама удивляясь, как мало привлекает меня монастырская жизнь. Я думаю об Аннит, которой предстоит провести всю жизнь взаперти, никогда не покинув стен обители. О Сибелле, исполняющей какое-то ужасное служение, которое постепенно лишает ее рассудка. Неужто Отец в самом деле желает для них подобной судьбы? Ну а я — я успела привыкнуть к тому, что в жизни у меня есть кое-какой выбор, и отнюдь не намерена возвращать это право монастырю. — Обитель сосредоточена лишь на одной грани славы Мортейна, матушка настоятельница. Я хотела бы лучше изучить и другие и только потом, возможно, вступить на монашеский путь. — Похоже, я ошибалась в высокой оценке твоей набожности и ревностного отношения к долгу. — Аббатиса глядит на меня так, словно я — мерзкий червь, копошащийся у ее ног. Я вновь призываю на помощь свою новообретенную силу: — Вы неверно поняли меня, матушка. Ничто не отвратит меня от верной службы Мортейну. Я не уверена лишь в монастыре. Ее ноздри раздуваются, а губы белеют. Тяжело дыша, она смотрит на меня какое-то время. Потом сжимает зубы и, подхватив юбки, стремительно выходит за дверь.
Ровно через две недели после своего тринадцатилетия Анна Бретонская торжественно облачается в наряды и драгоценности, подобающие герцогине. Когда все готово, Изабо в обе щеки целует сестру, и мы покидаем аббатство Святой Бригантии. С Анной всего несколько спутников: я, Дюваль, капитан Дюнуа, Франсуа. С нами едут и обе аббатисы. Стоит вечер; вереница факелов освещает наш путь к главному въезду в город, где уже поднят мост. Когда мы останавливаемся на берегу рва, Анна отделяется от своей маленькой свиты и одна подходит к воротам. Юным и звонким голосом она произносит древние слова, которые веками произносили все правители Бретани, обещая отстаивать права и свободы своих подданных — и простонародья, и родовитых вельмож. Толпа отвечает ей взрывом восторженных приветствий. Люди рады принять свою новую герцогиню. Гремят толстые цепи, и подъемный мост опускается. Он ложится наземь с тяжким гулом, торжественным, как удар колокола. Город распахивает ворота; Анна пересекает мост и входит под своды. Ревут трубы, кричат дети. Анну по обычаю осыпают горстями зерна и высушенных цветочных лепестков. Толпа провожает ее до самого собора. Как велит традиция, ночь перед коронацией Анна проведет в молитвах. Мы, все шестеро, будем бодрствовать вместе с нею, но не рядом. Свое молитвенное служение она будет нести одна. Ночь предстоит долгая, но это даже и хорошо, ибо каждому из нас многое предстоит обдумать под священными сводами. Я неоднократно чувствую на себе взгляд моей настоятельницы, вопрошающий и задумчивый. Прислушиваюсь к себе и понимаю, что меня это вовсе не беспокоит. Ее власть надо мной ушла в прошлое. А вот что касается Дюваля… Каждый его взгляд, брошенный на меня, я ощущаю как прикосновение к самой душе. Это настоящее чудо, и мне каждый раз хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь. Мы все-таки в церкви. Витражные окна не позволяют как следует рассмотреть небо, но миг, когда ночь сменяется днем, я угадываю безошибочно. С наступлением рассвета Дюваль придвигается поближе ко мне. Наши взгляды встречаются. Мы находимся в святом месте, нам предстоит очень торжественное событие, но я все-таки улыбаюсь. Его рука двигается, я опускаю глаза и вижу, что он перебирает пальцами ленту, похищенную у меня из волос. Он завязал на ней девять узелков, превратив в четки, призывающие благословения девяти наших святых. Любимый протягивает мне руку, и мое сердце ускоряет свой бег. Неужели он хочет объявить о помолвке прямо здесь и сейчас, перед герцогиней, Господом и всеми нашими святыми?.. Я и не думаю сомневаться в своем чувстве к нему, но этого ли я на самом деле хочу? Он нежно берет меня за руку и, прежде чем я успеваю отдернуть ее, быстро обматывает лентой… не оба наши запястья, а лишь мое. Он склоняется поближе и шепчет так тихо, что я едва разбираю слова: — Когда ты будешь готова… или не будешь вообще… мое сердце останется твоим, пока Смерть не разлучит нас. Что бы это ни значило применительно к супружеству с дочерью Смерти. Во мне играет и пузырится радостный смех. Я тянусь к Дювалю и скрепляю наш союз поцелуем, и пусть смотрят на нас и Господь, и святые, и даже настоятельница нашего монастыря. Я — дочь Смерти, мой путь осенен суровой тенью Отца, но любая тьма иной раз уступает дорогу милосердному свету.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru Оставить отзыв о книге Все книги автора [1]В Бретани исстари пользовались бретонским языком (из группы кельтских), отличным от французского. В настоящее время число его носителей составляет около миллиона человек. (Здесь и далее — прим. перев.)
[2] Мизерикордия — кинжал, которым в рыцарские времена добивали раненого врага, оказывая ему «последнюю милость».
[3] Держать стремя — вопреки расхожему заблуждению, его держат с противоположной стороны лошади, чтобы в момент посадки седло не съехало набок. Во время седловки конь обычно сопротивляется затягиванию подпруг, и они могут держать седло недостаточно плотно. Окончательно их затягивают уже с седла.
[4]День святого Мартина, в нашей традиции — Мартынов день, празднуется католической и англиканской церквами 11 ноября, православной — 25 октября.
[5] Огр — сказочное существо, великан-людоед.
[6] Mais oui? — Не так ли? (фр.)
[7]«Фруктовый» вкус или запах вина вовсе не означает, что речь идет о «плодово-ягодном» напитке: имеется в виду, что в готовом вине сохранился запах и вкус винограда.
[8] Поезд — здесь: вереница повозок, следующих одна за другой.
[9] Дать шенкеля — действие всадника, когда лодыжки и пятки прижимаются к бокам лошади, посылая ее вперед.
[10] С луки седла — при дамской посадке боком (в специальном седле) левая нога находится в стремени, а правая перекидывается через особый упор.
[11] Боевая жила — артерия, в которой бьется, пульсирует кровь.
[12] Bitterroot, горький корень — американское растение (символ штата Монтана), а действие происходит в Европе.
[13] Mon Dieu! — Боже мой! (фр.)
[14] Консорт — в царствующих семьях супруг венценосной особы, не имеющий личных прав на престол.
[15] Ренн — город на северо-западе нынешней Франции. Первоначально был основным поселением кельтского племени редонов, в честь которых и назван. Позже некоторое время являлся столицей исторической области Бретань.
[16] Лига (фр. лье) — расстояние, равное трем милям.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.013 сек.) |