Глава 52. Известный как Храм Данте, святилище святой Марии Антиохийской было больше похоже на часовню, чем на церковь

Известный как Храм Данте, святилище святой Марии Антиохийской было больше похоже на часовню, чем на церковь. Крошечный, однокомнатный молитвенный домик был широко известным прибежищем для ценителей Данте, почитавших это место как священную землю, на которой произошло два ключевых события из жизни поэта.

Согласно преданию, именно в этой церкви в возрасте девяти лет Данте впервые увидел Беатриче Портинари - женщину, в которую он влюбился с первого взгляда и из-за которой его сердце страдало всю оставшуюся жизнь. К великому сожалению Данте, Беатриче вышла замуж за другого, а затем скончалась в юном возрасте двадцати четырех лет.

А также именно в этой церкви, несколько лет спустя Данте женился на Джемме Донати - женщине, которая даже по мнению великого писателя и поэта Боккаччо, не годилась в жены Данте. Несмотря на наличие детей, они были мало привязаны друг к другу, и после изгнания Данте, ни один из супругов не проявил стремления увидеться с другим.

Любовь не покидала Данте на протяжении всей его жизни и навсегда сохранится в его сердце память о покойной Беатриче Портинари, которую он едва знал. И все же воспоминания о ней так будоражили его, что ее призрак стал для него музой, вдохновлявшей его на самые великие произведения.

Известный сборник поэзии Данте - Новая жизнь (ит.) - переполнен лестными стихами о "благословенной Беатриче". Более почитаемая "Божественная комедия" представляет Беатриче в роли не иначе как спасительницы, которая ведет его через Рай. В обеих работах Данте стремится к своей недосягаемой женщине.

Сегодня Храм Данте стал святыней для всех людей с разбитым сердцем, которые страдают от неразделенной любви. Могила юной Беатриче находится внутри него, а ее простая гробница стала местом паломничества поклонников Данте и несчастных влюбленных.

Этим утром, пока Лэнгдон и Сиенна продвигались через старую Флоренцию к церкви, улицы продолжали сужаться до тех пор, пока не стали чуть больше, чем хваленые пешеходные тротуары. Как только в этих лабиринтах появлялась случайная машина и пока она проезжала, прохожие были вынуждены прижиматься вплотную к зданиям.

- Церковь находится как раз за углом, - сказал Лэнгдон Сиенне, надеясь, что туристы внутри смогут им помочь. Он знал, что теперь их шансы встретить доброго самаритянина повысились, так как Сиенна получила свой парик обратно в обмен на пиджак Лэнгдона, и они оба вернулись к своему нормальному виду, превратившись из рокера и скинхеда... в профессора колледжа и аккуратно подстриженную молодую женщину.

Лэнгдон еще раз обрадовался тому, что похож сам на себя.

Когда они зашли в еще более узкий переулок - Виа дель Престо - Лэнгдон тщательно исследовал несколько дверных проемов. Вход в церковь всегда было сложно обнаружить, так как строение было очень маленьким, невзрачным и зажатым между двумя другими зданиями. Любой мог пройти мимо него, даже не заметив. Как ни странно, часто церковь можно было найти, используя не глаза...а уши.

Одной из особенностей святилища святой Марии Антиохийской было то, что там часто проводились концерты, а когда концерты не были запланированы, в церкви звучали записи, благодаря чему посетители могли наслаждаться музыкой в любое время.

Как и ожидалось, спустившись вниз по узкой улице, они услышали тихие звуки музыкальной записи, которые становились все громче, пока он и Сиенна не оказались перед неприметным входом. Единственной приметой того, что это то самое место, был крошечный знак - полная противоположность яркому красному баннеру музея Данте - скромно сообщавший, что это церковь Данте и Беатриче.

Когда Лэнгдон с Сиенной ступили с улицы в мрачные покои храма, воздух стал прохладнее, а музыка громче. Внутри всё было устроено просто и строго, было... не так просторно, как это запомнилось Лэнгдону. Там была всего горстка туристов, которые общались, записывались в журнал посетителей, просто тихо сидели на скамьях, слушая музыку, или разглядывали любопытную коллекцию произведений искусства.

За исключением запрестольного образа, посвященного Богоматери, кисти Нери ди Бичи, практически вся оригинальная живопись в этой часовне была заменена современными картинами, что представляли двух знаменитостей - Данте и Беатриче - причина, по которой многие посетители искали эту неприметную молельню. Большинство картин изображали тоскующий взгляд Данте во время его известной первой неожиданной встречи с Беатриче, и тогда, по его собственному признанию, он мгновенно влюбился. Картины существенно отличались по качеству, и большинство, на вкус Лэнгдона, казались вульгарными и не к месту. На одном из изображений, Данте в своем красном колпаке, казалось, позаимствовал что-то от Санта Клауса. Несмотря на это, основная тема - тоскующий взгляд поэта на свою музу, Беатриче, - не оставляла никаких сомнений в том, что это была церковь мучительной любви - неосуществленной, неразделенной и недосягаемой.

Лэнгдон инстинктивно повернулся налево и взглянул на скромную могилу Беатриче Портинари. Это была первая причина, по которой люди посещали эту церковь, хотя и не столько для того, чтобы увидеть саму могилу, сколько - известный предмет позади нее.

Плетеную корзину.

Этим утром, как и всегда, простая плетеная корзина находилась за могилой Беатриче. И сегодня, как всегда, она была переполнена свернутыми бумажными карточками - написанными от руки письмами посетителей к самой Беатриче.

Беатриче Портинари стала своего рода ангелом-хранителем неудачливых влюблённых, и по давней традиции можно было оставлять в корзине для Беатриче рукописные молитвы в надежде на то, что она вмешается и встанет на сторону написавшего - возможно, вдохновит кого-то на проявление к нему большей любви или поможет найти настоящую любовь, или, возможно, даст силы забыть о покинувшем его предмете любви.

Много лет назад Лэнгдон, в муках собирая научный материал для книги по истории живописи, останавливался в этом храме, чтобы оставить в корзине записку с мольбой к музе Данте послать ему не любовь истинную, а вдохновение, подобное тому, что подвигло Данте на его монументальный труд.

Воспой во мне, Муза, моими устами поведай былое...

Начальная строка гомеровской Одиссеи казалась достойной мольбой, и Лэнгдон втайне верил, что его послание действительно вызвало божественное вдохновение Беатриче, так как по возвращении домой он написал книгу с необычной легкостью.

- Простите! - неожиданно громко выкрикнула Сиенна. - Вы слышите меня? (ит.) Я обращаюсь ко всем.

Лэнгдон повернулся и увидел, как Сиенна обращается к туристам, которые разбрелись по церкви и теперь смотрели на неё с несколько встревоженным видом.

Сиенна всем мило улыбалась и спрашивала на итальянском, нет ли случайно у кого-нибудь Божественной комедии Данте. После странных взглядов и покачиваний головой, она спросила на английском, но все так же безуспешно.

Женщина постарше, прибиравшая у алтаря, резко зашипела на Сиенну и подняла палец к губам, призывая соблюдать тишину.

Сиенна обернулась к Лэнгдону и нахмурилась, словно спрашивая: - И что теперь?

Настойчивое обращение Сиенны ко всем подряд было не совсем то, что Лэнгдон имел в виду, но он должен был признать, что ожидал лучшего результата. В предыдущие визиты Лэнгдон не видел недостатка в туристах, читающих "Божественную комедию" в этом священном месте и явно наслаждавшихся полным погружением в переживания Данте.

Но не сегодня.

Лэнгдон направил взгляд на пожилую пару, сидящую в передней части церкви. Лысая голова старика была наклонена вперед, подбородком к груди; понятно, что им овладел сон. Женщина рядом с ним казалась очень бодрой, из-под ее седых волос свисали провода белого цвета от наушников-капелек.

Проблеск надежды, подумал Лэнгдон, двигаясь вдоль прохода, пока не оказался рядом с парой. Лэнгдон надеялся, что характерные белые наушники тянулись вниз к iPhone на коленях женщины. Заметив, что за ней наблюдают, она подняла глаза и вынула наушники.

Лэнгдон понятия не имел, на каком языке она говорит, но глобальное распространение iPhone, iPad и iPod привело к созданию универсальной, понятной для всех терминологии, такой же как символы мужчины и женщины, украшающие туалетные комнаты по всему миру.

- iPhone? - спросил Лэнгдон, глядя на ее устройство.

Старая женщина сразу же оживилась, гордо кивая. - Такая умная игрушка, - прошептала она с британским акцентом. - Ее мне дал мой сын. Я прослушиваю свою электронную почту. Вы можете в это поверить? Я прослушиваю почту. Это маленькое сокровище читает ее для меня. Это так помогает при моем старческом зрении.

- У меня такой же, - сказал Лэнгдон с улыбкой, садясь рядом с ней как можно осторожнее, чтобы не разбудить ее мужа. - Но каким-то образом я потерял его вчера вечером.

- О, как печально! А вы не пробовали функцию "найди свой iPhone"? Мой сын говорит...

- Как глупо, я не никогда не пользовался этой функцией. - Лэнгдон застенчиво посмотрел на нее и, сомневаясь, рискнул. - Боюсь показаться навязчивым, вы не будете сильно возражать, если я отдолжу ваш iPhone ненадолго? Хотел кое-что найти в сети. Это бы мне очень помогло.

- Конечно! - Она сняла наушники и вручила ему устройство. - Никаких проблем! Сочувствую.

Лэнгдон поблагодарил ее и взял телефон. Пока она лепетала о том, как ужасно она будет себя чувствовать, если потеряет свой iPhone, Лэнгдон открыл окно поиска Google и нажал кнопку микрофона. Когда раздался одиночный сигнал, Лэнгдон ввел запрос в поисковую строку.

- Данте, Божественная комедия, Рай, Песнь двадцать пятая.

Женщина выглядела удивленной, очевидно намереваясь узнать об этой функции. Как только на небольшом экране начали появляться результаты поиска, Лэнгдон взглянул украдкой на Сиенну, которая листала какие-то печатные материалы возле корзины с письмами к Беатриче.

Недалеко от нее, мужчина в галстуке стоял на коленях в тени и сосредоточенно молился, низко наклонив голову. Лэнгдон не мог видеть его лица, но почувствовал укол грусти из-за одинокого человека, который, вероятно, потерял любимую и пришел сюда в поисках утешения.

Лэнгдон снова сфокусировался на айфоне и тут же нажал ссылку цифровой копии Божественной комедии - находившейся в свободном доступе, так как это был публичный домен. Когда страница открылась прямо на песне 25, ему пришлось признать, что он поражен развитием технологий. Не стоит быть снобом в отношении обычных книг, подумал он про себя. У электронных есть свои плюсы.

Пока старая женщина наблюдала за ним с некоторой озабоченностью и рассказывала что-то про высокую скорость интернета за рубежом, Лэнгдон понял, что его окно возможностей продлится недолго, и принялся внимательно изучать веб-страницу перед собой.

Текст был мелкий, но тусклый свет в часовне сделал изображение на экране более четким. Лэнгдону нравилось периодически натыкаться на перевод Мандельбаума - популярное современное толкование старого американского профессора Аллена Мандельбаума. За свой великолепный перевод Мандельбаум был удостоен высшей итальянской награды - президентского креста Ордена звезды итальянской солидарности. В то время как менее публичная поэзия, чем вариант Лонгфеллоу, перевод Мандельбаума более понятный.

Сегодня я внесу ясность в поэзию, думал Лэнгдон, надеясь быстро разыскать в тексте указание на определенное место во Флоренции - место, где Игнацио спрятал посмертную маску Данте.

Крохотный экран айфона показывал всего лишь шесть строчек за раз и как только Лэнгдон начал читать, он вспомнил отрывок. Во введении к Песни 25 Данте ссылается на Божественную комедию, принесшей ему физические страдания и выражает надежду, что все-таки его божественная поэма сможет преодолеть волчью жестокость изгнания, которая отделяла его от его настоящей Флоренции.

ПЕСНЬ XXV

Коль в некий день поэмою священной,

Отмеченной и небом и землей,

Так что я долго чах, в трудах согбенный,

Смирится гнев, пресекший доступ мой

К родной овчарне, где я спал ягненком,

Немил волкам, смутившим в ней покой, —

И хотя строфа напоминала о том, что прекрасная Флоренция была домом, к которому стремился Данте во время написания Божественной комедии, Лэнгдон не увидел никакого указания на конкретное место в городе.

- Что вы знаете о плате за передачу данных? - прервала его женщина и посмотрела на свой iPhone с внезапным беспокойством. - Я просто помню, что мой сын говорил мне быть осторожнее с использованием интернета за границей.

Лэнгдон уверил ее, что это всего лишь на минуту и предложил заплатить ей, но почувствовал, что даже в этом случае она никогда не позволит ему прочитать все сто строк Песни 25.

Он быстро прокрутил вниз до следующих шести строк и продолжил читать.

В ином руне, в ином величьи звонком

Вернусь, поэт, и осенюсь венцом

Там, где крещенье принимал ребенком;

Затем что в веру, души пред Творцом

Являющую, там я облачился

И за нее благословлен Петром.

Лэнгдон небрежно повторил этот отрывок, явно намекая на политическую сделку, предложенную Данте его противниками. Согласно истории, "волки", которые изгнали Данте из Флоренции, сказали ему, что он сможет вернуться в город, только если согласится испытать публичный позор - предстать около своей купели перед всей паствой одетым лишь в дерюгу в знак своей вины.

В отрывке, который только что прочитал Лэнгдон, Данте отказался от сделки, объявив, что если даже он вернется в свою купель, то будет носить не робу осужденного, а лавровый венок поэта.

Лэнгдон поднял указательный палец, чтобы прокрутить текст дальше, но женщина внезапно возразила, протягивая свою руку к айфону, очевидно, желая забрать его.

Лэнгдон едва слышал ее. За секунду до того, как он коснулся экрана, его взгляд наткнулся уже во второй раз на ту же строчку текста.

Вернусь, поэт, и осенюсь венцом

Там, где крещенье принимал ребенком;

Лэнгдон уставился на слова, ощущая, что из-за сильного желания найти в тексте упоминание определенного места, он почти пропустил ясный намек в самых первых строчках.

Там, где крещенье при...

Флоренция являлась родиной одной из самых знаменитых купелей в мире, которая более семисот лет использовалась для совершения обрядов очищения и крещения молодых флорентийцев — и среди них, Данте Алигьери.

Лэнгдон немедленно воскресил в памяти изображение здания, содержащего купель. Это было эффектное, восьмиугольное здание, которое во многих отношениях было восхитительнее, чем сам Дуомо. Теперь он задумался, все ли прочитал из того, что следовало прочитать.

Могло ли это здание быть местом, которое упоминал Игнацио?

Лэнгдона осенило, и прекрасное изображение из памяти материализовалось — захватывающее множество бронзовых дверей — сияющих и блестящих на утреннем солнце.

Я понял, что хотел мне сказать Игнацио.

Все долгие сомнения испарились через мгновение, когда он понял, что Игнацио Бузони был тем единственным человеком во Флоренции, который смог бы отпереть те двери.

Роберт, ворота открыты для тебя, но следует поторопиться.

Лэнгдон возвратил iPhone пожилой женщине и тепло ее поблагодарил.

Он помчался к Сиенне и взволнованно прошептал, - Я знаю, о каких воротах говорил Игнацио! О воротах Рая!

Сиенна посмотрела с сомнением. - Ворота рая? Не те, которые… на небесах?

- Вообще-то, да, - сказал Лэнгдон, изображая кривую улыбку и двигаясь к двери, - если ты понимаешь, где искать, то Флоренция - небеса.

Поиск по сайту: