Глава 15. Кто из нас не хотел сорвать с головы шляпку и подставить лицо ветру?

Кто из нас не хотел сорвать с головы шляпку и подставить лицо ветру? Ощущение чудесное, но красные обветренные щеки станут признаком вашей неосмотрительности. Безрассудное удовольствие имеет свою цену.

«Руководство для леди по благопристойному поведению»

– Ну и сколько еще мне вас катать? – недовольно поинтересовался Лакаби, вновь разворачивая кресло. – У меня уже мозоли на ладонях.

Бартоломью посмотрел на карманные часы.

– Вы же говорите, что обычно Веллингтон пунктуален. Дам ему еще двадцать минут. Если он не появится и тогда, мне придется либо искать иной способ встретиться с ним, либо отправиться в штаб конногвардейского полка в поисках союзников.

– Там вам ничего не скажут, если Ост-Индская компания уже поделилась с ними барышами.

– Знаю. Но в штабе могут храниться документы, подтверждающие мои слова.

– В соответствии с которыми они будут выглядеть лжецами.

– Но я же не сказал, что войду в штаб через парадный вход, – возразил Бартоломью.

– Думается мне, они были бы гораздо счастливее, если бы вас убили, полковник. Нет человека – нет проблемы.

Подобная мысль уже приходила в голову Бартоломью. Это была еще одна из причин, благодаря которой он желал, чтобы о его присутствии в Лондоне не забывали. Он не хотел бы сгинуть, не сказав последнего слова.

Бартоломью вновь взглянул на ворота Эпсли-Хауса. Несколько недель назад он почти жалел о том, что не гниет вместе со своими людьми в том проклятом колодце. Но, назвав его лжецом, Ост-Индская компания вынудила полковника начать решительные действия.

Два одетых в ливреи грума распахнули узорчатые кованые ворота, из которых появилась сверкающая черная карета. Дьявол. Бартоломью не надеялся, что Веллингтон отправится на завтрак пешком, но останавливать экипаж в его планы не входило.

– Толкните кресло, – приказал Бартоломью.

– Прошу прощения?

– Толкните меня на дорогу.

– Но вас задавят.

– Сейчас же, Лакаби!

Камердинер повиновался. Кресло выкатилось на дорогу и остановилось прямо перед каретой, запряженной четверкой лошадей. Камердинер отскочил в сторону, но Бартоломью даже не подумал сдвинуться с места. Он уже встречался со смертью лицом к лицу, и она не могла его напугать. Карета резко затормозила.

– Вам что, жить надоело? – крикнул кучер.

Бартоломью сделал шаг вперед.

– Прошу прощения, – произнес Толли. – Я хотел бы перекинуться парой слов с его светлостью.

– Его светлость не разговаривает с каждым, кто встает у него на пути. Отойдите, а не то…

– Достаточно, Смит.

Дверца кареты распахнулась. Слуга, сидевший на козлах рядом с кучером, поспешно спрыгнул на землю и разложил откидные ступеньки. Сначала на ступеньках показалась нога, обутая в сапог, а потом из кареты вышел и сам герцог Веллингтон, одетый в серые бриджи и голубой сюртук.

– Мой кучер просто осторожен, – пояснил герцог, и его проницательный взгляд скользнул по фигуре Бартоломью и креслу. – В прошлом меня не раз пытались убить.

– Меня тоже собирались уничтожить. Именно об этом я и хочу с вами поговорить.

– Я знаю, кто вы такой, полковник Джеймс, но не стану ввязываться в дискуссию с представителями штаба конногвардейского полка или Ост-Индской компании. Они были для меня бесценными союзниками и могут пригодиться в будущем.

Бартоломью все понимал.

– Говорят, политика – весьма опасное поле боя, ваша светлость.

– И с небольшим числом побед. Я… – Герцог замолчал и устремил свой прожигающий насквозь взгляд на другую сторону улицы. – Лакаби, старый пес. Ты ли это?

Камердинер подошел ближе.

– Я с трудом узнал вас, ваша светлость. У вас на груди теперь столько наград, что и не сосчитать.

– Стало быть, теперь ты служишь у полковника Джеймса?

Лакаби гордо выпятил грудь:

– Да, и очень горжусь этим. Он намерен отстоять честное имя своих павших товарищей, чтобы они остались в памяти как герои. Не меньше.

Взгляд холодных серых глаз вновь перекочевал на Толли.

– Что ж. Немного найдется людей, с которыми вы смогли бы обменяться воспоминаниями, полковник. Более того, вы вообще можете оказаться единственным свидетелем событий. – Герцог еле заметно сдвинул брови. – Вы живете в Джеймс-Хаусе?

Вопрос прозвучал скорее как утверждение, но Бартоломью все равно кивнул:

– Да.

– Помнится, у меня были кое-какие старые записи. Правда, не знаю, насколько они могут быть вам полезны. Я пришлю их вам вечером.

– Благодарю вас.

– Вы недалеки от того, чтобы нажить себе весьма могущественных врагов, полковник. Взвесьте все хорошенько, прежде чем начнете действовать. Не многие смогут выстоять против таких противников. А у вас к тому же всего одна здоровая нога.

В последний раз бросив взгляд на Бартоломью, герцог забрался в карету и постучал по крыше. Лакаби убрал кресло с дороги, и карета покатила по булыжной мостовой. Полковник, хромая, переместился на тротуар и посмотрел вслед удаляющейся карете.

– Похоже, вы получили поддержку.

– Надеюсь. Если только в этих старых записях есть какое-то упоминание о «душителях». Если же нет, то я опять останусь в одиночестве.

– Меня это тоже беспокоит, – произнес Лакаби, подвозя кресло к Бартоломью. – Ведь выживших нет и никто не подтвердит ваши слова.

– Вернее, никто не расскажет, как люди погибли на самом деле. Я это знаю. – Усевшись в кресло, Бартоломью передал камердинеру трость. – Если было бы так просто доказать существование «душителей», Ост-Индская компания не стала бы сбрасывать их со счетов. А теперь едем.

– Куда?

– Пожалуй, я вернусь домой за пистолетом, а потом отправлюсь на ленч в Армейский клуб.

– Они убьют вас там, полковник.

Бартоломью мрачно усмехнулся.

– Посмотрим. Если мне повезет, я встречу там еще кого-нибудь из тех, кто служил в Индии, и, возможно, они пожелают встать на мою сторону. – Бартоломью и сам не верил в то, что говорил. Кроме того, он не мог доверять новым знакомым, хотя сейчас любая поддержка оказалась бы весьма кстати.

Они проехали несколько улиц, когда Лакаби начал жаловаться, что скоро тоже останется без ног. К тому же левое колесо кресла начало громко скрипеть. Очевидно, на ленч придется ехать в наемном экипаже. Вскоре они свернули на подъездную аллею, ведущую к Джеймс-Хаусу.

– Стойте, – приказал Бартоломью, у которого перехватило дыхание.

– Слава Богу, приехали наконец.

Бартоломью разделял чувства своего камердинера. У подножия лестницы, ведущей в дом, стояло ландо Уэллеров, и Амелия разговаривала с сидящей в нем женщиной. Очаровательная желтая шляпка принадлежала Терезе.

– Спасибо за помощь.

– Я уже подумываю о том, чтобы запрячь в это сооружение пони, – проворчал Лакаби, толкавший перед собой инвалидное кресло.

Тереза обернулась, когда на подъездной аллее показался Бартоломью. Другой человек на его месте выглядел бы смешно и нелепо в подскакивающем и раскачивающемся из стороны в сторону кресле. Но насмешливое выражение лица Толли говорило о том, что он прекрасно обошелся бы и без него, просто решил повеселить окружающих.

Бартоломью поднялся с кресла и, тяжело опираясь на трость, похромал в сторону ландо. Как бы то ни было, но поведение Терезы прошлой ночью не отвратило от нее Толли Джеймса. Впрочем, она давно уже заметила, что его не так-то просто напугать или сбить с толку.

– Доброе утро, Тереза, – произнес он, взявшись одной рукой за дверцу ландо.

– Толли! – Девушка судорожно сглотнула, пытаясь унять волнение. – Я как раз собиралась узнать, не хотите ли вы немного покататься со мной.

Толли с мгновение смотрел на девушку, а потом отрицательно покачал головой.

– Мне необходимо подстричься. Не желаете помочь? – С этими словами он кивнул Амелии и начал медленно подниматься по ступеням.

– О чем это вы? – спросила та, проследив взглядом за скрывшимся в доме деверем.

– Он не подпускает к себе никого с острыми предметами в руках, – пояснила Тереза. – Ты же знаешь. – Ее сердце колотилось все сильнее. Открыв дверцу ландо, девушка спустилась на землю. Салли поспешила за хозяйкой.

– Кажется, тебе он доверяет, – заметила Амелия, шагая рядом с кузиной. – Салли, не принесешь ли нам в столовую чаю и печенья?

Терезе вовсе не хотелось сидеть в столовой, когда Толли вновь бросил ей вызов, но просьба Амелии помогла ей на некоторое время освободиться от присутствия служанки. Все сегодня утром пошло кувырком.

– Мне казалось, ты избегаешь полковника Джеймса, – заметила кузина.

– Но ведь я приехала сюда, разве нет?

– Верно. – Амелия взяла ее за руку и остановилась у подножия лестницы. – Но почему? Не припоминаю, чтобы в своем руководстве ты рекомендовала леди помогать джентльменам во время утреннего туалета.

– Такого пункта действительно нет.

– Тереза, что случилось?

Тесс набрала полную грудь воздуха.

– Я… ищу в жизни новый путь. Я много думала о том, имею ли я на это право. – По щеке Терезы скатилась слеза, и она поспешно отерла ее кулаком. – Думаю, мне важно получить твое разрешение. Если ты ответишь отрицательно, я не рассержусь. Обещаю. Просто твое одобрение мне настоятельно необходимо.

– О, ради всего святого, Тесс. Ступай в дом. – Амелия крепко обняла кузину за плечи. – Ну же.

Ее родные обрадовались тому, что она решила пересмотреть свою точку зрения относительно правил благопристойного поведения. А подумать было о чем! Ведь целых тринадцать лет она вела себя безупречно. Нет, Тереза вовсе не собиралась попирать нормы приличия намеренно. Все дело в том, что она не хотела отказываться от отношений с Толли только потому, что тот мог стать предметом всеобщего обсуждения и, возможно даже, осуждения. Но может статься, она просто преувеличила степень опасности?

Тереза начала подниматься по ступеням. Для человека с раненой ногой Толли передвигался на удивление проворно.

– Толли? – позвала Тереза, заглянув в полуоткрытую дверь его спальни. – Я приехала не для того, чтобы играть в прятки.

– Я тоже не собираюсь, иначе вы снова от меня сбежите, – раздался мужской голос прямо за спиной Терезы.

Резко развернувшись, она постаралась не показать, что ее застигли врасплох.

– Я просто хотела извиниться за свое поведение вчера вечером.

– А… – Бартоломью зашел в спальню. – За свое пьянство или зато, что опрокинули меня на пол и пытались заставить подчиниться своей воле?

Тереза замолчала, ощутив, как запылали щеки. Воспоминания о поцелуях были слишком свежи в ее памяти.

– И за то и за другое.

– Заходите. – Бартоломью посмотрел на Терезу из дальнего конца комнаты. – Я не собираюсь орать на весь дом.

Тереза прикрыла за собой дверь и повернула ключ в замке. При этом ее руки слегка дрожали.

– Вы сказали мне кое-что вчера.

– Да? И что же?

Нет, Бартоломью не собирался облегчить ей задачу. И Тереза не могла винить его за это. В конце концов, ведь это она приехала к нему всего через день после того, как объявила, что не хочет больше продолжать с ним отношения.

– Вы сказали, что мы оба уже пережили самое худшее, что могло с нами случиться. – Тереза вскинула голову. – Из этого я сделала вывод, что кто-то рассказал вам о моих родителях.

Бартоломью кивнул:

– Я лишь пытался собрать части головоломки воедино.

Когда люди узнавали о смерти ее родителей, то обычно говорили, что им очень жаль, и Тереза никак не могла понять, почему они извиняются. Или же ей пытались сочувствовать, хотя и понятия не имели о том, что ей пришлось пережить.

– Так что – теперь вы решили головоломку? – спросила она.

– Вряд ли. Я не ожидал увидеть вас сегодня утром. – Отложив в сторону трость, Бартоломью ухватился за одну из опор, на которых держался полог, чтобы подойти к Терезе. – Если вы просто чувствуете необходимость повторить, что между нами все кончено, можно было и не приезжать.

– Как я уже сказала, ваш совет очень помог мне. Поэтому я здесь.

Бартоломью подошел еще на шаг ближе и при этом смотрел на Терезу так, что казалось, будто его глаза цвета виски видят ее насквозь. Она уже забыла, какой он высокий. Только вот возбуждения, прокатывающегося по ее телу горячей волной, когда Толли вот так на нее смотрел, она не могла забыть.

– Стало быть, мне можно опять начать ухлестывать за вами? Или вы возьмете инициативу на себя?

– Я позволю вам это, если вы ответите на один вопрос.

Бартоломью поднял свободную руку и погладил Терезу по щеке.

– И что же вы хотите узнать?

– Что все-таки случилось в Индии?

Рука Бартоломью безвольно упала.

– Тесс, вам это ни к чему.

Терезу охватила паника. Не успела она снова завоевать его доверие, как тут же опять потеряла.

– Я убила своих родителей из-за собственного эгоизма, – тихо произнесла она, и ее голос задрожал от волнения. – Вы знаете о моей трагедии. Будет честно, если я узнаю о вашей. Особенно если мне придется быть рядом с вами в то время, как вас назовут лжецом.

Еле слышно выругавшись, Толли похромал к окну. Он несколько мгновений стоял молча, а потом сжал пальцы в кулаки и ударил ими по подоконнику.

– Я ошибался.

– Относительно чего? – На ум Терезе пришло сразу несколько ответов, но еще о нескольких она даже думать не хотела.

– Относительно того, что мы одинаковые.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы закатили истерику, будучи ребенком. Мы все так поступали – визжали и лягались, когда не получали желаемого. И наши родители в детстве вели себя точно так же, а став взрослыми, научились уступать, когда им это выгодно.

Тереза сглотнула.

– Значит, вы думали об этом.

– Не скрою, что в последнее время ваша история не выходила у меня из головы.

– Но она не имеет отношения ни к вам, ни к Индии. Она ничего не значит. Я знаю, что произошло той ночью. Вы – нет.

– Ваш брат и Амелия захотели остаться на ночь в Рейнольдс-Хаусе, потому что дети Рейнольдсов были их ровесниками. А вы? Вы просто хотели поехать домой. Вы спали, когда экипаж перевернулся?

– Да, но я знаю, что произошло. И хватит об этом говорить.

– Если бы ваши родители задержались в Рейнольде-Хаусе еще хотя бы на пятнадцать минут, вы заснули бы независимо от того, послушали бы они вас или нет. Думаете, они этого не понимали?

– Но я требовала свою куклу! Я пригрозила, что пойду домой пешком, если они меня не отвезут!

Бартоломью покачал головой:

– Это не важно. Они сами хотели вернуться домой, а ваша истерика была всего лишь предлогом.

На ладонь Терезы упала слеза, и она отерла руку о подол платья. Ей хотелось крикнуть, что это она во всем виновата. Даже ее родные знали это. Она не раз слышала подобные аргументы от Амелии и бабушки Агнес, но никогда не принимала их в расчет. И вот теперь этот проклятый Толли Джеймс заставляет ее выслушивать свои домыслы, которые, оказывается, вовсе не лишены смысла.

– Это неправда, – хрипло произнесла Тереза. – Вы ведете себя уклончиво, пытаясь отвлечь меня от своей истории, переключив все внимание на рассказ о смерти моих родителей.

– Вовсе нет. – Бартоломью тяжело опустился в кресло, стоящее возле окна. – Чувство вины дает вам возможность сказать, что у нас есть нечто общее. Но это иллюзия. Я предпочел бы, чтобы вы покинули меня сейчас, а не позже. Ибо в том, что случилось в Индии, виноват только я.

Эти слова заставили Терезу промолчать, хотя она уже открыла рот, чтобы возразить.

– Думаете, что после вашего рассказа я решу, будто у нас совсем нет ничего общего?

Бартоломью избегал испытующего взгляда Терезы.

– Нет необходимости продолжать наказывать себя, Тереза.

– А как насчет вас?

– Меня недавно назвали лжецом и жалким трусом. Только я могу защитить доброе имя своих погибших товарищей. И я не намерен стоять в стороне, хотя все это будет более чем неприятно.

В дверь постучали.

– Сэр? Служанка ищет мисс Терезу, – раздался голос Лакаби.

Толли взглянул на Терезу. Он наверняка ждал, что она уйдет. Несколько дней назад Тереза так и сделала бы. Но сегодня Толли говорил то, что она хотела услышать на протяжении многих лет.

Развернувшись, она отперла дверь.

– Лакаби, передайте, пожалуйста, Салли, чтобы она подождала меня на кухне.

– Передать, конечно, можно. Но вы находитесь в этой комнате без сопровождения. Мне войти? Я не умею вышивать, но зато могу почистить сапоги.

Его только не хватало! Они с Толли не смогут разговаривать так же открыто, как раньше, если рядом будут посторонние. Тереза нахмурилась:

– Я дам вам пять фунтов, чтобы вы занялись этим в другом месте, а потом всем сказали, что находились здесь, с нами.

Камердинер широко улыбнулся:

– Часа хватит?

– Полагаю, да.

Лакаби наклонился и забрал стоящую возле двери пару сапог.

– Будьте добрее к нему, мисс, – шепнул он Терезе. – Ведь сейчас ему приходится туго.

Тереза вновь заперла дверь, а потом подошла к Толли.

– Лучше вам начать рассказывать свою историю, – сказала она, опускаясь в кресло напротив него. – У нас в запасе всего лишь час.

Бартоломью неожиданно фыркнул. Опершись руками о подлокотники кресла Терезы, он встал и навис над ней.

– Беда в том, моя дорогая Тереза, что, когда я рядом с вами, я не могу думать ни о чем, кроме вас. – С этими словами он поцеловал девушку, приподняв ее лицо за подбородок, и упивался ее губами до тех пор, пока она не застонала.

Тереза подняла руки и обняла Бартоломью за шею. Он прав: когда они были вместе, все остальное теряло смысл. Даже мысль о том, что он по-прежнему не рассказывал ей того, что она хотела знать. Но повествование о прошлом подождет, ибо в их распоряжении было так мало времени.

Используя подлокотники кресла в качестве опоры, Толли опустился на здоровое колено, а больную ногу согнул лишь чуть-чуть и отставил в сторону. Казалось, рана по-прежнему причиняла ему боль. Наклонившись вперед, Тереза последовала за ним, и теперь их лица оказались почти на одном уровне.

– Если вы останетесь, Тесс, то не сможете написать об этом очередную главу в свое руководство по благопристойному поведению.

Тереза коснулась лица Толли.

– Сегодня я пытаюсь идти по новому, неизведанному пути, – выдохнула она, дрожа от напряжения. – И немного свободы не помешает.

Бартоломью развязал ленту на талии ее платья. Слегка отстранившись, он намотал на палец светлую прядь Терезы.

– Вы заставляете меня вновь чувствовать себя живым существом, Тесс. Со мной вам ничто не грозит. Клянусь. – Толли привлек девушку к себе и запечатлел на ее губах неспешный поцелуй. – Я клянусь, хотя обычно не слишком охотно раздаю обещания.

– Я вам верю, Толли, мне так хочется быть рядом, – прошептала Тереза в ответ. Так оно и было. Когда она встречалась с ним взглядом, ее сердце начинало биться быстрее, улыбка не сходила с лица; она, казалось, парила над землей. Прошло почти тринадцать лет с того момента, когда она в последний раз чувствовала себя столь… беззаботно.

Когда ее целовал Александр… По правде сказать, она ничего тогда не чувствовала. Но поцелуи Бартоломью были совершенно иными. Его ладони заскользили вверх по ногам девушки, увлекая за собой подол платья.

– Толли? – выдохнула Тереза, и собственный голос показался ей совершенно незнакомым.

Бартоломью осторожно погладил ее коленку.

– Да?

– Если я попрошу вас остановиться, вы это сделаете? Глаза цвета виски с усмешкой смотрели на Терезу.

– Вот что я вам скажу. Я сейчас сяду на пол, а вы сами решите, как вам поступить. – С этими словами он опустился на пол между креслом и кроватью. Не сводя взгляда с Терезы, развязал галстук и отбросил его в сторону, а потом принялся медленно, пуговица за пуговицей, расстегивать сюртук.

Тереза чувствовала себя так, словно ей не хватает воздуха. Она следила взглядом за пальцами Толли, воображая, как дотрагивается до него и сама его раздевает. «Ты действительно можешь это сделать, глупая». От нее требовалось лишь опуститься на пол рядом с ним. Так какого же черта она ждет? Да и потом, Толли вряд ли сможет ее остановить, если она надумает сбежать.

Однако Терезе вовсе не хотелось этого. Толли спустил с плеча один рукав, затем другой, а потом и вовсе снял сюртук. Еле заметная улыбка тронула его грешные губы, когда на пол полетел и жилет.

– Мне продолжать? – спросил он. – Или вы все-таки присоединитесь? – Его взгляд скользнул по телу Терезы и вновь остановился на ее губах. – Идите сюда, – прошептал он, и отзвуки его голоса эхом прокатились по телу Терезы.

Вот он, ответственный момент. Именно сейчас она должна решить, остаться ли ей в своем безопасном, исполненном благопристойности саду или же перелезть через забор и посмотреть, что еще может предложить ей жизнь. А там, за оградой, ждет красивый, закаленный в боях мужчина, покоривший ее сердце. С того самого момента, как они встретились.

Набрав полную грудь воздуха и затаив дыхание, Тереза соскользнула с кресла и опустилась на колени.

– Мы должны полностью раздеться?

Губы Толли изогнулись в улыбке.

– Хотелось бы.

– Тогда вы должны снять и сапоги. – Тереза взялась за его правый сапог, потянула и сняла. – Я буду осторожна с другой ногой.

Толли вскинул голову и оперся на локти.

– Знаю. Я тоже буду осторожен с вами, моя дорогая Тереза.

Тесс в этом не сомневалась. Ни секунды. Она полностью доверяла Бартоломью Джеймсу.

Взявшись за лодыжку левой ноги, Тереза осторожно потянула за пятку. Толли удалось скрыть гримасу боли, когда сапог упал с его ноги.

– Отличная работа. Я же говорил, что у вас все задатки профессионального камердинера. – Толли улыбнулся. – А теперь идите сюда и поцелуйте меня.

Дрожа от возбуждения, Тереза подвинулась к Толли, и тот лег на пол. Опустившись ему на грудь, девушка поцеловала его. Руки мужчины сомкнулись на ее талии. Весь мир Терезы сузился до его прикосновений к ее бедрам, груди и губам. Она чувствовала исходящее от Бартоломью тепло даже сквозь слой одежды.

Ладони Толли коснулись ягодиц Терезы и слегка сжали. Бартоломью начал потихоньку поднимать подол ее платья, и она вновь задрожала от предвкушения.

– Но сначала вы должны раздеться, – решила она.

– Тогда помогайте, – ответил он, и в его голосе послышались веселые нотки. – Не могу же я все делать сам.

– Только у меня нет никакого опыта, так что прошу прощения.

Толли слегка приподнялся и, взяв руки Терезы в свои, положил их на полы своей рубашки.

– А я не сомневался, что когда-нибудь займусь этим снова.

Слова Толли заставили Терезу задуматься. Когда они впервые встретились, Толли был неразговорчив и скован. И даже сказал, что это она заставила его кровь вновь бежать по жилам. До этого самого момента Тереза и не подозревала, насколько он прав. Выдохнув, она просунула руки под рубашку Толли, и ее ладони заскользили вверх по теплой мягкой коже, под которой перекатывались тугие мускулы.

Бартоломью тихо застонал и слегка приподнял плечи и руки, чтобы помочь ей. В этот момент она наклонилась и вновь поцеловала его. Она оказалась в раю и хотела изведать все его радости. Тем временем Толли стащил с себя брюки.

– Вот теперь я совсем без одежды, – провозгласил он и покрывал поцелуями шею Терезы до тех пор, поката не ощутила себя клубком напряженных и возбужденных до предела нервов. А ведь на ней до сих пор оставалось платье, нижняя сорочка и туфли. Тереза нервно заерзала, ощутив под собой что-то большое и твердое. Ей захотелось посмотреть на Толли.

Перекатившись на правый бок и запутавшись при этом в юбках, она опустила глаза.

– О Господи, – прошептала Тереза.

– Повернитесь, – скомандовал Бартоломью, широко улыбнувшись. – Не хотелось бы оторвать пуговицы на вашем замечательном платье.

О чем это он? С неохотой оторвав взгляд от Бартоломью, Тереза повернулась к нему спиной. Толли принялся расстегивать пуговицы, пока Тереза освобождалась от туфелек.

Потянув с ее плеч платье, Толли поцеловал девушку в шею.

– Вы сможете потом уложить волосы самостоятельно? – спросил он, и Тесс услышала, как его голос слегка дрожит от волнения.

– Нет. У Салли ушло на мою прическу целых двадцать минут. – И все это время Тереза торопила служанку, желая как можно скорее отправиться в Джеймс-Хаус.

– В таком случае я не стану освобождать их от шпилек, – сгорая от желания, прошептал Бартоломью.

Бартоломью продолжал покрывать поцелуями плечи и спину Терезы, расстегивая пуговки на ее платье. Потом она повернулась, их губы сомкнулись, а языки переплелись, заставив Терезу беспомощно охнуть.

– Как чудесно, – прошептала она.

Потянув девушку за руку, Бартоломью развернул ее к себе. С его помощью она освободилась от платья, которое теперь висело на талии.

– Невероятно, – эхом отозвался Толли, проведя кончиками пальцев по груди Терезы и легонько сжав соски.

Она подскочила от неожиданности и вздрогнула. Глухо застонав, Толли посадил ее к себе на колени.

– Приподнимитесь, – приказал он, потянув платье вниз.

Тереза послушалась, и уже через мгновение была совсем нагая, так же как и Толли. Окажись на его месте кто-то другой, Тесс непременно бы смутилась, но Бартоломью был так нежен и деликатен, что она пыталась запечатлеть в памяти каждое его прикосновение, каждый вздох.

– Что я должна делать? – спросила Тереза, задрожав от возбуждения, когда ладонь Толли вновь накрыла ее грудь.

– Что угодно. Я, например, поступлю так. – Взглянув на Терезу из-под густых ресниц, он наклонил голову, и его мягкие теплые губы накрыли ее сосок.

Погрузив пальцы в его взъерошенные, отливающие медью волосы, Тереза выгнулась и запрокинула голову, когда язык Толли принялся описывать чувственные круги. Святые небеса! В данный момент она ощущала себя не благопристойной леди, а необузданной, распутной и очень озорной девицей. Раз Толли смог поцеловать ее столь чувственно, то и она не оплошает. Только Терезе совсем не хотелось останавливать Толли теперь, когда он ласкал ее вторую грудь.

Когда же он захотел вновь поцеловать ее, Тереза упёрлась руками в его плечи. Она бы сама не смогла сдвинуть его с места, но Бартоломью не стал сопротивляться и послушно лег на спину.

Тереза прижалась к нему, крепко обняла. Она покрыла поцелуями щеки Толли, поросшие колкой щетиной, пульсирующую у основания шеи жилку и рваный шрам. Бартоломью содрогнулся всем телом, но Тереза продолжала его целовать. Через мгновение Толли немного расслабился. Теперь, когда ей было с чем сравнить, Тереза чувствовала себя такой же пьяной, как и вчера ночью, только головокружение было сильнее, а тело казалось невесомым, будто она плывет по воздуху в горячечном тумане.

– Сядьте на меня, – попросил Толли, приподнимаясь, чтобы поцеловать девушку.

Господи, Господи! Дрожа всем телом, Тереза послушалась, и та интересная часть тела Толли, существование которой она обнаружила лишь недавно, тепло коснулась внутренней поверхности ее бедра.

Сев, Бартоломью заглянул Тесс в глаза.

– Я хотел бы все сделать правильно, – произнес он, не переставая гладить ее кожу, как если бы не мог удержаться от прикосновений. – Но сейчас я немного стеснен в движениях.

– Вот как? Я не заметила.

– Это неудивительно. – Бартоломью снова поцеловал Терезу, обхватив одной рукой ее лицо, а другой коснувшись живота. – Слушайте меня, – еле слышно произнес он. – Поверьте, с каждым разом вы будете получать все большее наслаждение.

– Все это и так чудесно. Бартоломью улыбнулся:

– Только, пожалуйста, постарайтесь не кричать, иначе нас обоих ждут проблемы.

Начав медленно опускаться, Тереза почувствовала, как кончик тугой плоти Бартоломью погрузился в ее лоно. Ощущение… не поддавалось описанию. И почему она должна кричать?

Толли взял ее за бедра.

– Есть другие способы сделать это, – продолжал он, – но я не хочу ждать, черт возьми. – Толли медленно приподнялся, одновременно нажав ладонями на бедра Терезы.

Тесс почувствовала преграду, а потом резкую боль. Однако прежде чем она успела вскрикнуть, Толли погасил крик поцелуем. Тереза вцепилась в плечи затихшего на мгновение Бартоломью. Боль начала угасать, уступив место наслаждению.

– Святые небеса, – пробормотала Тесс, выгибаясь.

– Мм… Двигайся вместе со мной. – Толли инстинктивно перешел на ты, прижал ее к себе, погружаясь еще глубже в гостеприимное лоно. Раскачиваясь взад и вперед, Тереза не могла произнести ни звука, лишь постанывала в такт ритмичным движениям мужчины.

Обхватив бедра Терезы, Толли начал двигаться быстрее. Мышцы на животе Терезы болезненно сжались, приближая ее к вершине того, что она не могла описать, но в чем отчаянно нуждалась. Погружения становились все быстрее и глубже, и наконец чувства и ощущения Терезы хлынули через край мощным потоком. Глухо застонав, она погрузилась в раскаленную добела пульсирующую пучину наслаждения.

Уткнувшись лбом в плечо Терезы и крепко прижимая ее к себе, Бартоломью дышал часто и прерывисто. А потом он откинулся назад, увлекая Терезу за собой. И вот теперь она лежала опустошенная у него на груди. Она-то, глупая, считала верховую езду самым приятным времяпрепровождением на свете. Но теперь обнаружила, что существует нечто гораздо более восхитительное.

– С тобой все в порядке? – спросил Бартоломью, все еще сжимая Терезу в уютных теплых объятиях.

– Да. Это было потрясающе.

– Я очень хотел этого.

Тереза подняла голову и посмотрела на Бартоломью:

– Потому что благодаря мне ты чувствуешь себя живым?

Бартоломью кивнул:

– Теперь – да.

Тереза нежно провела кончиками пальцев по шраму на шее Бартоломью. Он закрыл глаза, но на этот раз не поморщился. Это было проявлением доверия, и Тереза вдруг поняла, что она, возможно, единственная, кому Бартоломью безоговорочно верил.

– Толли, – прошептала она, удобнее устраиваясь в его объятиях. – Спасибо тебе. За все.

Бартоломью прижал к себе Терезу чуть крепче.

– Я могу лишь сказать, Тесс, – пробормотал он, – что для меня большая честь услышать такие слова. – Толли судорожно вздохнул. – Пожалуй, теперь, – медленно произнес он, – я могу рассказать тебе все.

Поиск по сайту: