КАК В РЕАЛЬНОСТИ ПРОИСХОДЯТ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ

В представлении многих американцев экономический прогресс возможен только в тех случаях, когда правительство отходит в сторону и позволяет невидимой руке капитализма править свободным рынком. Европейцы, однако, а вместе с ними и другие общества в разных частях мира значительно меньше уверены в эффективности ничем не ограниченного капитализма либертарианского толка и исторически показали предпочтительность активного участия правительства в экономическом процессе для поддержания более сбалансированной социальной рыночной модели. Тем не менее даже в самых спокойных государствах социального благосостояния наблюдается, хотя и незначительный, но рост популистских устремлений ограничить традиционную роль правительства в экономике. И это в то время, когда нам нужно более активное влияние правительства на частный сектор, чтобы вдохнуть новую жизнь в коммерцию и производство.

Перед лицом государственного дефицита и высоких налогов миллионы недовольных избирателей совершенно справедливо приходят к мысли о том, что их будущее хоронят в куче безнадежных долгов, а их детям готовят в качестве наследства обанкротившееся общество. Однако надежда на то, что выход правительства из игры даст волю предпринимательскому духу, создаст массу новых экономических возможностей и приведет к значительному повышению всеобщего благосостояния, совершенно не соответствует историческим фактам.

Смотрите на факты! Хотя рынок всегда был непревзойденной коммерческой силой, стимулирующей изобретательность и предпринимательство, он никогда сам по себе не приводил к экономической революции. Просто это миф, который живет в американской душе и привлекает новообращенных из числа недовольных. С обманом можно мириться в хорошие времена. Однако в нынешний критический момент истории человечества, когда на карте стоит само наше выживание и будущее нашей планеты, мы не можем позволить себе пребывать в призрачном мире надежды на магическое избавление.

Экономические революции не возникают на пустом месте. Закладывание новой коммуникационной и энергетической инфраструктуры всегда было совместным делом правительства и промышленности. Дорогая сердцу идея свободного рынка о том, что экономические революции являются результатом партнерских отношений между изобретателями и предпринимателями, где первые рискуют потерей своего времени, выходя с новой технологией, продуктом или услугой, а вторые стремятся вложить свой капитал в вывод новой идеи на рынок, — это лишь часть картины. Во времена и первой, и второй промышленных революций для создания инфраструктуры требовались крупномасштабные вложения со стороны правительства (в виде бюджетных ассигнований). Правительство, помимо прочего, устанавливало кодексы, правила и стандарты управления новым потоком экономической деятельности и предлагало щедрые налоговые льготы и субсидии для обеспечения развития и стабилизации нового экономического порядка.

Когда я работал над этой книгой, между Уолл-стрит и домом 1600 на Пенсильвания-авеню[15] развернулись ожесточенные дебаты о масштабах желательного вмешательства правительства в американскую экономику. Сейчас эти дебаты переместились в глубинку. Популистское движение против «большого правительства» набирает силу на фоне обвинений Белого дома и Конгресса в бедственном состоянии американской экономики, которые сыпятся со стороны налогоплательщиков. Миллионы американцев ставят под сомнение законность вмешательства правительства в коммерческую жизнь страны. Томас Донохью, президент Торговой палаты США, как-то заметил, что администрация президента Обамы не дружит с бизнесом, а это, пожалуй, самое худшее, что можно сказать об американском политике. Удивительное заявление, если учесть, что всего несколько месяцев назад администрация Обамы и Конгресс спасли Уолл-стрит и не дали экономике свалиться в великую депрессию.

На деле позиция Торговой палаты не более чем лицемерие, а широко распространенное популистское представление о том, что ничем не обремененный рынок, свободный от тяжелой руки правительства, всегда был рецептом коммерческого успеха, — элементарное заблуждение. Правительство и бизнес делили одну кровать если не с первого дня существования страны, то уж точно с конца Гражданской войны, когда железные дороги потребовали массированной федеральной помощи в создании континентальной инфраструктуры.

Именно в те времена президент Улисс Грант придумал термин «лоббисты» для обозначения банкиров и представителей железных дорог, которые толпились в холле, или лобби, отеля Willard Hotel напротив Белого дома в надежде склонить на свою сторону того или иного члена кабинета или Конгресса и добиться принятия нужных законов. Довольно быстро к ним присоединились и выходцы из нефтяной промышленности. Вместе они стали вездесущей невыборной силой в столице, которая вела закулисную борьбу за деньги налогоплательщиков, необходимые для подмазывания колес коммерции.

Наши европейские друзья всегда были более честными в отношении тесных связей между правительством и бизнесом. Центральные правительства финансировали значительную часть энергетической и коммуникационной инфраструктуры в Европе, а также массовый транспорт для первой и второй промышленных революций. В США федеральное правительство и правительства штатов предоставляли меньше прямой помощи, однако выделяли огромные суммы на опосредованную государственную поддержку.

Хотя в восхвалении рынка нет ничего неправильного по своей природе, прямое отрицание постоянной взаимосвязи государственного и частного секторов, которая в значительной мере способствует и гарантирует коммерческий успех любой развивающейся стране, может негативно сказываться на обществе. Во-первых, оно подталкивает правительство и бизнес к переводу своих взаимосвязей в негласную сферу, закрытую от посторонних взглядов, к окутыванию сделок завесой секретных соглашений, похороненных в глубинах запутанного законодательства. Взамен выборные должностные лица задабриваются щедрыми взносами в избирательные фонды, гарантирующими переизбрание. Во-вторых, отсутствие прозрачности позволяет бизнес-сообществу поддерживать миф о том, что успех Америки является исключительно заслугой эффективной работы свободного рынка, и одновременно критиковать законопроекты, которые могут ограничить его злоупотребления или чрезмерное влияние на экономику и общество.

Во времена кризисов, подобных нынешнему, когда для освобождения экономики от умирающей энергетической/ коммуникационной инфраструктуры и формирования новой коммерческой парадигмы необходимо задействовать весь творческий потенциал страны, только открытое, прозрачное и всестороннее партнерское взаимодействие между бизнесом, правительством и гражданским обществом позволяет осуществить переход. Такое взаимодействие мы наблюдаем в Европейском союзе, где социально-рыночная модель достаточно сильна, чтобы новое государственно-частное партнерство получило поддержку общества. В Америке, однако, когда речь заходит о необходимости объединения усилий государства и бизнеса с целью выработки нового экономического видения и плана действий для страны, многие начинают вопить о «социализме» и разглагольствовать об утрате американской свободы.

Общество, похоже, не знает, как относиться к взаимодействию бизнеса и правительства. С одной стороны, избиратели на местах не жалуются и обычно аплодируют, когда их сенатор или конгрессмен добиваются ассигнований от федерального правительства на осуществление проектов стоимостью миллионы долларов в штате и избирательном округе, особенно если это приводит к созданию новых рабочих мест. Фактически, если избранные представители не могут доказать, что они «добытчики», то шансов на переизбрание у них немного. С другой стороны, политиков из чужих штатов и избирательных округов поносят за проталкивание на национальном уровне целевых проектов в пользу своих регионов. Очевидно, что настроение людей напрямую определяется тем, в чей карман пойдут блага.

Проблема в том, что политическая система всегда была нацелена на представление крупных коммерческих интересов, а среднему избирателю и налогоплательщику не оставалось ничего, кроме надежды на то, что их представители сумеют ухватить остатки с барского стола и принести в свой район до того, как они достанутся другим.

Картина, которую я нарисовал, есть не что иное, как подлинный портрет «американской исключительности». Мы практически единственные среди зрелых демократий, кто позволяет покупать победу в избирательных кампаниях на корпоративные взносы. Большинство стран — членов ЕС ограничивают или запрещают подобную практику и требуют государственного финансирования выборов. По данным исследовательской организации «Центр за ответственность в политике», средняя цена победы на выборах в палату представителей Конгресса США составила в 2008 г. $1,1 млн. Победа в борьбе за место в сенате стоит почти $6,5 млн. Президентская гонка обходится еще дороже. По сведениям Центра, в 2008 г. кандидаты потратили на нее более $1,3 млрд.

Насколько велика значимость избирательных фондов для победы в выборах? На основе анализа результатов выборов 2008 г. Центр за ответственность в политике пришел к выводу, что в 94% случаев во время выборов в сенат и в 93% случаев во время выборов в палату представителей, решение по которым было принято в течение 24 часов после закрытия избирательных участков, победа оставалась за кандидатом с наибольшими затратами.

Прекращение практики частного финансирования выборов и переход к государственному финансированию имеет большое значение для восстановления демократического процесса в США. Американское общество, однако, не проявляет особого интереса к этому вопросу. Он никогда не оказывался в числе первоочередных забот избирателей во время опросов.

Ситуацию усугубляет еще и то, что в 2010 г. Верховный суд США большинством голосов признал неконституционным запрет для кого-либо, включая компании, на внесение средств в избирательные фонды, поскольку это нарушает основное право американцев на выражение политических предпочтений по своему усмотрению.

Мы оказались в парадоксальной ситуации. Миллионы американцев хотят, чтобы правительство не вмешивалось в коммерческую сферу, однако не желают положить конец практике покупки выборов частными коммерческими компаниями и направления средств налогоплательщиков на финансирование целевых коммерческих проектов и отраслевых интересов.

Таким образом, хотя многие американцы настаивают на отделении рынка от государства — да к тому же активнее, чем на отделении церкви от государства, — на деле они соглашаются на коммерческие крохи за поддержку неправедного союза между корпоративной Америкой и федеральным правительством, лишь бы не остаться в стороне от пирушки.

У подавляющего большинства американцев в душе живет прямо-таки квазирелигиозное отношение к бизнесу. Их кальвинистская вера в рынок и ненависть к большому правительству, сравнимая разве что с ненавистью к безбожному социализму, заслоняют от них корпоративную алчность, позволяя компаниям безнаказанно создавать своего рода социализм для избранных и оставлять нищету в качестве удела для всех остальных. Многие ошибочно верят в то, что американская мечта неотвратимо вытекает из ничем не ограниченного свободного рынка, и закрывают глаза на долгую историю существования тайного корпоративно-правительственного сговора. Пока американцы полагают, что рынки наилучшим образом служат обществу, когда они свободны от вмешательства правительства, пока американцы смотрят сквозь пальцы на политический процесс, в котором избранные представители позволяют группам компаний продвигать законопроекты, предоставляющие им льготы в ущерб остальному обществу, мы обречены как нация.

Решение проблемы начинается с признания того, что все великие скачки в американской экономической истории происходили только тогда, когда правительство помогало финансировать развитие критически важной энергетической и коммуникационной инфраструктуры и поддерживало ее работоспособность, обеспечивая возможности роста и процветания новым компаниям. Реальность такова, что я не могу представить практически приемлемого пути перехода к новой экономической эре без полномасштабного и стабильного партнерского взаимодействия между правительством и бизнесом на каждом уровне — в городе, округе, штате и стране.

Потом нам необходимо проанализировать ошибки истории корпоративно-правительственных взаимосвязей с тем, чтобы не повторять их, чтобы в третьей промышленной революции было открытое и прозрачное сотрудничество между правительством, бизнесом и гражданским обществом в интересах всего американского народа, а не только корпоративной элиты.

Разобраться в реальной истории взаимоотношений между бизнесом и правительством непросто. Несколько лет назад я участвовал в телевизионных дебатах с известным либертарианцем из высокоуважаемого исследовательского центра в Вашингтоне. В какой-то момент он заявил, что каждый раз, когда правительство вмешивается в рынок, страдает вся экономика. А потом он обратился ко мне и спросил довольно язвительно, не мог бы я «твердо» указать федеральную программу в коммерческой сфере, благоприятно повлиявшую на бизнес и торговлю, которую не смог бы осуществить частный сектор. Ухватившись за слово, я назвал закон о финансировании строительства федеральной системы автодорог, самый дорогой общественный проект в истории, результатами которого стали сеть дорог с «твердым» покрытием и беспрецедентный экономический рост на протяжении жизни целого поколения.

Программа стоимостью $25 млрд предусматривала освоение 650 000 га земли и строительство сети супермагистралей протяженностью 65 000 км [35]. В ходе прокладки дорог было вынуто более 32 млрд кубических метров грунта [36]. Помимо этого строительство потребовало укладки десятков тысяч километров дренажных труб. Дороги имели основание из железобетона, а чтобы автомобили могли беспрепятственно двигаться по ним, было построено 54 663 моста и 104 туннеля [37].

Строительство федеральной автодорожной инфраструктуры оказало непосредственный стимулирующий эффект на участвовавшие в нем отрасли, а также мультиплицирующее воздействие на экономику в целом, которое достигло пика в конце 1980-х гг. Нефтяные компании, строительные организации, производители цемента, сталелитейные компании, компании сектора тяжелого машиностроения, лесозаготовительные компании, производители краски, светотехнические компании, компании по благоустройству и озеленению, а также производители резины были в числе десятков отраслей, участвовавших в создании гигантской федеральной системы автодорог.

Претворенная в жизнь руками миллионов рабочих мечта президента Эйзенхауэра о «лентах автомагистралей, идущих через всю страну», для осуществления которой потребовалось 40 лет, считается величайшим экономическим достижением Америки после окончания Второй мировой войны.

Гигантский правительственный проект создания инфраструктуры федеральных автомобильных дорог не был чем-то аномальным. Еще в самом начале второй промышленной революции критические структурообразующие отрасли — нефтяная, автомобильная, телекоммуникационная, электроэнергетическая, строительная и т.д. — объединились в мегалобби, задачей которого было получение финансовой поддержки правительства на всех уровнях, принятие благоприятных законов, правил и стандартов, гарантировавших рыночный успех. Формирование энергетического режима на основе ископаемого топлива, развитие интегрированной телекоммуникационной системы, создание национальной электроэнергетической системы и застройка пригородных зон по всей стране в дополнение к росту добычи нефти в течение большей части XX века стали возможными благодаря щедрой, но зачастую замаскированной, а то и скрытой, помощи со стороны правительства.

Индустрия ископаемого топлива и атомная энергетика субсидировались американскими налогоплательщиками на протяжении многих поколений. Даже после того, как энергетические отрасли достигли зрелости, федеральное правительство продолжало вливать десятки миллионов долларов в их исследования и разработки. С 1973 по 2003 г. правительство США выплатило $74 млрд в виде энергетических субсидий, предназначенных для стимулирования исследований и разработок в сферах ископаемого топлива и атомной энергетики, несмотря на то что представители этих отраслей не страдали от недостатка прибыли и входили в число крупнейших компаний мира [38].

Именно негласная поддержка федерального правительства позволила AT&T в начале XX века превратиться в квазигосударственную телекоммуникационную монополию, которая получала миллиарды под прикрытием регулирования, не допускавшего свободной конкуренции.

Правительства штатов, следуя этому примеру, стали вводить регулирование энергетических и коммунальных компаний и превращать их в квазигосударственные монополии с гарантированно высокими тарифами на электроэнергию, правом на использование государственных ресурсов и другими привилегиями, обычно ассоциируемыми с муниципальными предприятиями.

Хотя такие предприятия номинально находятся под надзором правительств штатов, это не мешает многим из них фактически действовать самостоятельно и получать приличные доходы за счет клиентов и налогоплательщиков. Они держат эффективное профессиональное лобби в столицах штатов и создают так называемую систему вращающихся дверей, которая позволяет чиновникам из надзирающих агентств периодически переходить на хорошо оплачиваемую работу лоббистов в поднадзорных компаниях, а представителям этих компаний быстро занимать вакантные места в агентствах.

Электрификация Америки принесла в города свет, обеспечила подачу энергии на фабрики, сделала возможным отопление и охлаждение зданий, использование электробытовых приборов в домохозяйствах. Важнее, однако, то, что электрификация принесла с собой новые коммуникационные возможности, позволившие управлять более сложной экономикой второй промышленной революции.

Никогда поддержка федеральным правительством коммерческого рынка не была более масштабной и менее афишируемой, чем во времена бума пригородного строительства XX века. Федеральное управление жилищного строительства, учрежденное в 1934 г. правительством США, фактически гарантировало финансирование строительной индустрии, крупнейшего коммерческого сектора Америки, до конца столетия. Гарантии Управления, предоставляемые ипотечным кредиторам при поддержке Министерства финансов США, в сочетании с налоговым законодательством, позволяющим домовладельцам вычитать процентные платежи по ипотечным кредитам из налогооблагаемого дохода, стимулировали величайший в истории бум жилищного строительства. В 1960-е гг. Управление гарантировало финансирование 4,5 млн домов в год, почти трети всех домов, строившихся в стране.

Коммерческие застройщики получали не менее щедрые правительственные субсидии. Конгресс США внес в налоговый кодекс поправки, позволяющие застройщикам списывать стоимость нового здания в течение семи лет вместо стандартного срока амортизации, составлявшего 40 лет. В результате многомиллиардных субсидий у съездов с новых федеральных трасс и в районах пригородной застройки были построены тысячи торговых центров и комплексов.

Правительство помогало финансировать практически все этапы создания критически важной инфраструктуры второй промышленной революции, а также субсидировало многие связанные с нею коммерческие возможности. Расходы правительства на запуск, развертывание и поддержание промышленного комплекса составили триллионы долларов и стали крупнейшим вложением в развитие рынка за всю документированную историю. Присутствие правительства в коммерческой сфере помогло превратить США в экономическую сверхдержаву, не имеющую себе равных.

Для тех, кто сомневается в критической важности той роли, которую правительство играло в коммерческом успехе Америки, я разместил на нашем веб-сайте отдельный очерк с описанием этой непризнанной взаимосвязи и надеюсь, что он развенчает раз и навсегда либертарианский миф о том, как США стали величайшей экономикой на земле.

ОБЩАЯ КАРТИНА

Самая трудная задача при переходе от второй промышленной революции к третьей имеет концептуальный, а не технический характер. Стоявшие у истоков второй промышленной революции быстро поняли, как минимум на интуитивном уровне, что новые коммуникационная среда и энергетический режим создают единственную и неразделимую экономическую парадигму. Одно нельзя развивать без другого. Они также поняли, что новая инфраструктура, создаваемая этим сочетанием, фундаментально видоизменяет пространственно-временную ориентацию общества и требует нового подхода к управлению и организации как коммерческой деятельности, так и образа жизни.

Молодые нефтяные, автомобильные, телефонные, коммунальные, строительные и риелторские компании второй промышленной революции очень скоро осознали, что деятельность каждой из них расширяет коммерческие возможности других и что добиться экономии на скорости и масштабе, позволяющей реализовать их коммерческий потенциал в полной мере, в одиночку невозможно. Переработка нефти, производство автомобилей, прокладка дорог и телефонных линий, создание системы электроснабжения, застройка пригодных зон и формирование современной деловой практики являются не отдельными видами коммерческой деятельности, а компонентами единого предприятия — второй промышленной революции.

Предприниматели поняли это еще в самом начале, объединили усилия и создали влиятельное лобби в США и Европе, а затем и в остальных странах мира для продвижения общего дела. Несмотря на то что это лобби чаще всего действовало хищнически и неблаговидно, преследовало корыстные интересы и совершенно не заботилось об общественном благосостоянии, оно все же выполняло важную публичную функцию, которая обычно оставалась незамеченной. Лоббисты служили связующим звеном. Иными словами, они сводили воедино разрозненные коммерческие силы и трансформировали их в совокупность взаимосвязей, создавая зачаток скелета нового экономического организма.

Лоббисты перетягивали правительство на свою сторону, манипулировали им и заставляли помогать формированию новой экономики. Справедливости ради следует сказать, что изобретатели, предприниматели и финансисты второй промышленной революции поняли, что за систему они создают, до того, как интеллектуальное сообщество смогло описать и классифицировать ее, а правительство смогло ввести необходимое регулирование.

В наших представлениях предпринимательство связывается с изолированными коммерческими достижениями — новыми изобретениями или бизнес-идеями, однако подлинный вклад предпринимателей заключается в другом и имеет более системный характер. Он становится видным, когда бизнес-сообщество начинает понимать, что их индивидуальные коммерческие начинания складываются в более широкое экономическое видение. Когда это происходит, наступает новая экономическая эра. Лишь какое-то время спустя новая экономическая парадигма получает название и превращается в убедительную идею, захватывающую и мобилизующую общество. (Арнольд Тойнби, выдающийся британский историк, впервые сформулировал концепцию промышленной революции в своих лекциях лишь в конце 1880-х гг., когда первая промышленная революция была уже в полном разгаре [39].)

Сегодня мы являемся свидетелями слияния новой коммуникационной среды и нового энергетического режима — третьей промышленной революции. Компании из разных секторов — чистой энергии, зеленого строительства, телекоммуникаций, мини-электростанций, распределенных интеллектуальных сетей, электромобилей и транспортных средств на топливных элементах, экологически устойчивых химических производств, нанотехнологии, логистических систем с нулевыми выбросами углекислого газа, систем управления цепочками поставок и т.д. — разрабатывают целый комплекс новых технологий, продуктов и услуг.

До недавнего времени эти новые коммерческие возможности не слишком интересовали инвестиционное сообщество, да и общество в целом. Это объясняется тем, что людей затрагивают цельные сюжеты, а они всегда связаны с взаимоотношениями и взаимодействием между характерами. Как отдельное слово не расскажет вам ни о чем, так и отдельные технологии, продукты и услуги не составят новой экономической идеи. Только когда мы понимаем, как они взаимосвязаны друг с другом, как они укладываются в новую экономическую картину, наши головы начинают поворачиваться в их сторону. Именно это и происходит сейчас по мере того, как идеологи третьей промышленной революции раскрывают перед нами одну за другой главы повести о новой глобальной экономике.

ЗАРОЖДАЮЩАЯСЯ ТРЕТЬЯ ПРОМЫШЛЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — это не только изменение способа ведения бизнеса, но и изменение представлений о политике. Борьба между старыми иерархическими энергетическими интересами второй промышленной революции и нарождающимися горизонтальными энергетическими интересами третьей промышленной революции ведет к появлению новой политической дихотомии, которая является отражением сил, соперничающих за доминирование в коммерческой сфере. Новый политический сценарий будет изменять сам подход людей к политике по мере нашего продвижения в направлении новой эры.

ГЛАВА 5

Поиск по сайту: